Цветущий пион – 

два цветка склонились друг к другу,

влекомы ветром...

Кавабата Бося

Электронная сигарета была ужасной – приторно-сладкий наполнитель, с совершенно не характерным для нормальных сигарет вкусом не доставлял никакого удовольствия, да еще и сама сигарета парила, как стимпансковская техника. Другое дело – что она была одна на двоих. Лежа на крыше под звездным небом, Гэндзи и Джесси по очереди делали затяжки, передавая друг другу электронную сигарету с купленным наобум наполнителем. Джесси давно хотел узнать на практике, чем электронные сигареты отличаются от обычных, а у Гэндзи как раз была старая, еще из его тинейджерских времен, когда фиолетововолосый в те годы Воробей эффектно «парил» безвкусным «вельвет клаудом» в клубах, лишь начиная свой путь на вершину популярности.

Гэндзи притащил с собой сигарету на очередную встречу. Друзья уже привычно забрались на крышу невысокого здания, где Джесси трепетно, словно в предвкушении некоего чуда сделал первую затяжку… потом вторую, третью. Достал флакончик с жидкостью для сигареты, подсветил этикетку телефоном, так как к тому времени уже стемнело.

– Тьфу, это ж шестерка, – разочарованно протянул ковбой. Потом печально покрутил сигарету в руках и, вздохнув, сделал еще одну затяжку.

А потом посмотрел на Гэндзи. И хмыкнул, явно насмехаясь над выражением его лица. Сообразив, что все это время очарованно улыбался, Гэндзи тут же моргнул и придал лицу максимально нейтральное выражение.

– Хочешь? – Джесси протянул другу сигарету.

Младший Шимада облегченно выдохнул, благодаря небеса за то, что ковбой неправильно истолковал его пристальный взгляд. И тут же вздрогнул.

Потому что это был бы непрямой поцелуй.

С другой стороны, не будет ли он всю жизнь жалеть потом, что отказался? От самого желанного поцелуя, пусть и непрямого, пусть Джесси и наверняка не придает этому никакого значения, кроме того, что искренне хочет разделить процесс курения электронной сигареты с лучшим другом, может, даже и не знает о японском понятии «непрямого поцелуя»…

– Давай.

Приторный аромат заполнил рот, гортань, проник в легкие, слишком далеко – захотелось прокашляться, но сдержался. На секунду задержал дыхание, закрыл глаза, отдаваясь ощущениям. И выдохнул, выпуская через рот струйку густого пара.

Аж мурашки по коже. Не от никотина, нет, уж к никотину-то Воробей привычен. От осознания того, что это, фактически, их первый поцелуй.

Не сдержался, кашлянул остатками пара. Открыл глаза и встретился взглядом с Джесси.

Первый по-настоящему желанный поцелуй.

Ковбой снова хмыкнул, поправил шляпу и требовательно протянул руку. Задумавшись, Гэндзи машинально вложил в нее сигарету, а когда опомнился, было уже поздно – Джесси сделал затяжку.

Круг замкнулся.

Быть может, стоило бы давно научиться у друга простоте и непосредственности и не париться из-за наивного символизма… но именно благодаря этому символизму Гэндзи готов был улететь на небеса от счастья на облачке из сигаретного пара. Потому что, обосновавшись на крыше, дабы любоваться звездами, они как-то ненавязчиво стали передавать сигарету друг другу, и эти косвенные поцелуи, о которых Джесси наверняка и знать не знал, были для Гэндзи прекраснее самых страстных и чувственных, что ему удалось пережить – а уж кто-кто, а Воробей был в этом плане искушен.

– Слушай, – негромкий голос Джесси прервал их затянувшееся умиротворенное молчание. – Ты ведь якудза, верно?

Гэндзи медленно повернул к нему голову. Они все так же лежали на крыше, и сигарета сейчас была у Джесси. Но вместо того, чтобы передать ее другу после затяжки, ковбой сцепил пальцы на животе, зажав в них сигарету. Ждал ответа.

– Вряд ли в моем лице воплощена вся японская мафия, – с трудом подавив насмешку, сыронизировал младший Шимада, обыграв неправильное употребление термина. – Я гокудо, член преступного клана.

Джесси нетерпеливо затянулся и сразу заговорил, так что пар вырывался из его рта вместе со словами:

– Но разве якудза не питают ненависть к иностранцам?

– Возможно, кто-то и питает, – задумчиво произнес Гэндзи. – Но меня это совершенно не касается. Более того, клан Шимада весьма лояльно относится к гайкокудзинам.

– К кому?

– К иностранцам.

Очередная затяжка, очередной вопрос:

– А татуировки у тебя тоже есть?

Хорошо, что сейчас ночь, и Джесси не увидит в темноте, как заалели у Гэндзи уши.

– Да, есть, – сдержанно ответил он, и голос его чуть заметно дрогнул. Сглотнув, продолжил: – Но они не похожи на те «костюмы», что ты видел в интернете. Вернее, у меня только одна небольшая татуировка.

Похоже, сигарету Джесси решил не отдавать, и Гэндзи пришлось с завистью смотреть, как ковбой затягивается в очередной раз. Тоже хотелось.

К счастью, продолжать расспросы о татуировках Маккри не стал.

– А в карты ты играть умеешь? Я читал, что название якудза произошло как раз из карточных игр.

Младший Шимада ненадолго задумался. Но не над ответом – с этим как раз все было просто. А над тем, почему они за столько лет знакомства не говорили об этом. Сколько их прошло, лет этих? Пять? Шесть?

– Да, я знаю несколько игр с колодой ханафуда. Если хочешь, могу научить.

Джесси с готовностью сел, и даже в темноте можно было рассмотреть интерес в его глазах:

– А давай!

Гэндзи садился медленнее, словно нехотя, зато в награду ему тут же вручили электронную сигарету. Шимада повертел ее в руках и сделал небольшую затяжку, после чего положил в карман и встал.

Хорошего понемногу, а ночь предстоит еще долгая.

Несмотря на то, что отец позволял младшему сыну практически все, некоторые строгие правила Гэндзи установил себе сам. Например – лишь в исключительных случаях раскрывать свою принадлежность к клану Шимада. Из этого логично вытекал добровольный отказ от приглашения в особняк клана посторонних. За пределами усадьбы Гэндзи был безбашенным Воробьем, любимчиком японской молодежи, и уж никак не членом преступного клана. За всю жизнь младший Шимада привел к себе домой лишь двоих друзей. Первой была Рёко – в переходном возрасте, когда на фоне гормональной паники они были до потери сознания влюблены друг в друга, еще не научившись ценить прелести не обремененной страстью крепкой дружбы, она регулярно наведывалась к своему любовнику в особняк Шимад и даже стала в некотором роде «своей». К счастью, это длилось недолго, и, насытившись друг другом, они, вопреки ожиданиям, стали лучшими друзьями. Рёко бы и сейчас охотно принимали в гости, вот только… не хотелось больше приходить даже на чашечку чая. Были другие дела и другие интересы, хоть дружба их и была все так же нерушима.

Вторым стал Джесси. И Гэндзи не мог дать никаких гарантий, что его влечение к ковбою тоже пройдет. Все-таки, прошло уже столько лет, а относительно спокойная, без ослепляющей страсти трепетность в их отношениях оставалась неизменной, нарушая все привычные для Воробья сценарии развития отношений.

«Он со мной», – волшебная формула, одинаково действующая как на людей-слуг, так и на омников, один из которых и встретил младшего наследника у входа на территорию клана. Почтительный поклон – и проход свободен как для юного господина, так и для его гостя. Как в старые добрые времена.

Не пришлось напоминать о том, что перед входом в дом нужно снимать обувь – благодаря Гэндзи Джесси многое узнал о японской культуре, хотя раньше совершенно ею не интересовался. Впрочем, в обратную сторону тоже шло влияние. Они вообще словно стали другими людьми.

Пока шли по коридору, ковбой с восхищением рассматривал аскетичную простоту японских интерьеров. Зато когда Гэндзи открыл перед ним раздвижную дверь, пропуская в свою комнату, Джесси разочарованно протянул:

– Ну и дела… я думал, дома у тебя все не так… – он запнулся, подбирая слово. – Традиционно.

Игравшая было на устах Шимады привычная легкая улыбка тут же исчезла. Жаль, что Джесси не нравится. Впрочем, не нравится ли? Ковбой с интересом осмотрел небольшое аскетичное помещение: низкий столик в центре; комод у стены, на котором стояли ноутбук и вазочка с икебаной; никогда не убираемый, ибо лень, футон у дальней стены да простой светильник на стене возле входа, который автоматически включился, среагировав на движение. Тихо, чтобы не потревожить никого лишним шумом, Гэндзи задвинул дверцу, подошел к комоду и после недолгих поисков достал оттуда крошечную черную коробочку с колодой карт, после чего прошел к столику и сел возле него на пятки. Маккри сел напротив, скрестив ноги. Порывался было поставить локти на стол, но понял, что так будет неудобно сидеть, поэтому уместил руки на коленях.

В молчании Гэндзи разобрал колоду на масти и разложил на столе – двенадцать месяцев по четыре карты. Было тихо, лишь в какой-то момент за окном проорала сирена «скорой». Подозрительно близко, учитывая, что это территория клана. Ладно, утром Гэндзи все узнает.

– Ух ты, цветочки! – хихикнул Джесси, разглядывая минималистичные картинки на маленьких карточках. – О, а еще олень. И птицы. Забавно.

– Ханафуда дословно переводится как «цветочные карты», – пояснил Шимада. И, набрав в легкие воздуха, заговорил: – Думаю, для начала стоит рассказать о том, что карты означают, а потом уже перейдем к правилам.

– Кой-кой! – воскликнул Джесси, с хлопком выложив на стол очередную карту рядом с подходящей картой с поля игры, после чего демонстративно утащил обе на свою сторону, разложив их по комбинациям.

Гэндзи зевнул. Светало, а спал он в последний раз более суток назад. Впрочем, некое шестое чувство подсказывало ему, что выспаться доведется еще не скоро.

– Тебе не обязательно останавливать игру, как только соберешь первую комбинацию, – сказал Шимада. – Ты можешь продолжить, чтобы набрать больше очков.

– И уступить тебе победу? – улыбнулся ковбой, довольно потягиваясь, и, развернувшись в сторону, вытянул ноги. – Ну уж нет, это моя первая победа, и неважно, сколько очков я набрал, важен сам факт!

Гэндзи улыбнулся:

– Лучше синица в руке?

– Ага, – кивнул Джесси и тоже зевнул.

– Рад, что ты согласен. Хотя с таким подходом теряется весь интерес к азартным играм.

– Пфф, очень азартная игра – складывать карточки с цветочками и зверушками! – рассмеялся ковбой и протянул руку к колоде.

И коснулся пальцами ладони Гэндзи, который уже машинально – после девяти-то побед – собирался раздавать карты для новой партии.

Шимада отдернул руку, словно ошпарившись.

– Эй, я же выиграл, значит, раздаю! – напомнил Джесси, собирая карты в колоду.

– Да-да, конечно…

И снова Маккри ничего не понял. Оно и к лучшему, наверное.

А еще хорошо, что на Гэндзи свободные штаны.

Плохо только, что освещение достаточно яркое, а волосы, за которыми можно было бы скрыться, он снова остриг. Он не хотел, чтобы друг видел его смущение.

Однако ни новой партии, ни продолжения внутренних терзаний младшего Шимады не последовало. В коридоре послышались решительные ритмичные шаги – и это в полшестого утра? – а через несколько секунд раздвижная дверь с шумом распахнулась.

У Гэндзи упало сердце. Потому что таким он брата не видел даже в самые трудные времена.

Мазнув по младшему брату, взгляд Хандзо остановился на Джесси, и на чистейшем английском старший Шимада произнес:

– Налево по коридору, затем снова налево и дальше прямо. У двери вас встретит слуга, попросите указать дорогу к выходу.

После чего снова посмотрел на Гэндзи, и сталь в этом взгляде больше не могла прятать за собой безмерную печаль, от которой становилось невозможно дышать.

«Брат… почему мы так отдалились друг от друга?» – мысленно взмолился юный ниндзя.

«Потому что Джесси заменил тебе семью», – последовал безжалостный ответ из подсознания.

И это была абсолютная правда.

– Ты пойдешь со мной, Гэндзи, – заговорил Хандзо по-японски, намного тише, скорее прося, чем повелевая.

Позволил себе выглядеть мягким в присутствии чужака.

Гэндзи и Джесси переглянулись, и ковбой сглотнул.

– Я буду на связи, – одними губами прошептал он.

– Спасибо, – также неслышно прошелестел в ответ младший Шимада.

После чего ковбой встал и, зачем-то поклонившись старшему наследнику, покинул комнату, не оборачиваясь.

А Гэндзи почти физически ощутил, как на него наваливается груз неизбежности.