— Ты уверена, что тебе будет удобно нести меня на руках? — Мира вздохнула. В иной ситуации она бы уперлась и отвоевала свое право идти самостоятельно наравне с Алташ, но сейчас она была, мягко говоря, не в том положении, чтобы кичиться выносливостью. Но и доставлять Алташ неудобства она не хотела.

Алташ смерила Миру взглядом с высоты своего роста, будто оценивая, будет ли ей удобно ее нести. Та как раз надевала единственную пару штанов, которые еще на нее налезали, да так и замерла, натянув на одну ногу, в ожидании ответа.

— Нет, — наконец отозвалась нага и, насладившись произведенным впечатлением, добавила: — Поэтому я понес-с-су тебя не на руках.

— А как? — растерялась Мира.

И тут же хлопнула себя по лбу. Ну конечно, как она могла забыть. Хоть наги так и не привыкли использовать транспорт — ни механический, как у людей, ни магический, как, например, у эльфов — им все равно приходилось переносить вещи, для чего они изобрели множество приспособлений, начиная от обычных мешков и сумок и заканчивая сложными конструкциями, которые крепятся на спину и хвост, позволяя удобно распределить даже большой вес. В том числе такое приспособление изобрели и лекарки для переноски больных и раненых, и, похоже, Алташ позаимствовала именно такую переноску, которую сейчас прикрепляла себе на плечи. Так как Мира была намного меньше средней наги, все регулирующие ремни пришлось утянуть насколько было возможно, и все равно, одевшись и забравшись внутрь, Мира ощутила себя будто бы утопающей в просторном гамаке.

— Как там тебе? — прошелестела Алташ, обернувшись через плечо.

— Вроде, уютненько, — пробормотала Мира, устраиваясь поудобнее. Затем через ткань носилок погладила Алташ по спине, и та отозвалась еле слышным довольным шипением. Забросив на плечо сумку с вещами — на нее Мира удобно оперлась спиной — Алташ покинула их жилище и резво поползла в сторону эльфийского города. Мира почти целиком укрылась от всего вокруг, лишь небольшая щелка между двумя частями носилок служила ей окошком, через которое она видела, как удаляется их хижина, как изящно вьется узорчатый хвост Алташ по песчаным дорогам поселения… Как их провожают удивленным взглядом три юные наги, даже прервавшие ради этого зрелища свою игру, затем возбужденно перешептываются и наконец взрываются стрекочущим смехом.

Впрочем, смех уже донесся до Миры, когда она еще глубже зарылась в гамак, чтобы ничего не видеть снаружи и чтобы ее по возможности тоже не было видно. Для этого ей пришлось плотнее свернуться в калачик, подтянув ноги к груди, и Мира с удивлением обнаружила, что в такой позе не получается свободно дышать. Делая быстрые и поверхностные вдохи, она заерзала в попытках найти более удобное положение.

— Вс-с-се в порядке? — Алташ замедлилась, готовая оказать помощь своей возлюбленной.

— Да, все хорошо, — Мира постаралась улыбнуться.

— Точ-ч-чно? Тебя не укачивает?

— Нет, родная, ты очень плавно ползаешь, — Мира снова погладила Алташ по спине, и та с явным облегчением ускорила темп.

Еще немного поерзав, Мира бросила попытки свернуться калачиком и растянулась в гамаке-носилках, как только Алташ отползла подальше от поселения. Она положила руку на живот. Когда он успел стать таким огромным? Или так и должно быть? Мира поймала себя на мысли, что ничего не знает о беременности и до сих пор просто плыла по течению, радуясь время от времени, что у них с Алташ будет дочь. Вот только это продолжалось, пока у нее все было хорошо. Пока на растущий живот можно было не обращать внимания, пока не начали ощущаться шевеления полунаги посреди ночи, вырывая из сна. Словно в ответ на эти мысли полунага ощутимо дернулась, и от этого движения у Миры внутри снова все свело от ноющей боли. Она стиснула зубы, стараясь дышать насколько возможно глубоко, и схватилась за мгновенно отвердевший живот — теперь у нее внутри словно был большой круглый камень. Она отчаянно надеялась, что это не кончится выкидышем — и одновременно поймала себя на мысли, что выкидыш означал бы конец ее проблем. Никаких хлопот по поводу воспитания полунаги (не то чтобы Мира пока об этом много думала, но все же), никаких неудобств, связанных с беременностью (вот это было более актуально)…

Никакого больше ощущения беспомощности.

От этого осознания на глаза навернулись слезы. Вот почему ее так задел смех молодых наг. Мира была уверена, что смеялись над ней — над человеческой девушкой, так нагло вклинившейся в нажью общину, а теперь оказалась беспомощной из-за того, что осмелилась забеременеть полукровкой. Она жила с одной из них, она свободно общалась на их языке (хотя некоторые звуки она не могла произнести, ее прекрасно понимали даже с акцентом), она быстро привыкла к их жизненному укладу и чувствовала себя среди наг как рыба в воде.

Но она никогда не была одной из них. И никогда не сможет стать. Как, возможно, и ее будущая дочь.

— Мира? Родная, что с-с-случилос-с-сь?

Алташ остановилась, а Мира поймала себя на том, что всхлипывает. Она хотела было ответить, что все в порядке, но голос внезапно пропал, не дав ей соврать. Тогда она покачала головой, но вряд ли Алташ это заметила, потому что она начала проворно снимать носилки с плеч. Мира выпрыгнула из гамака — и тут же оказалась в объятиях наги, которая еще и хвост подключила. Мира оказалась будто бы в коконе. В безопасности, с любимой нагой. Она прильнула к ней — и позволила слезам хлынуть. Громко рыдать не получилось, потому что каждый всхлип отдавался болью в животе (а не такой уж он и большой, как ей показалось, свернувшись калачиком). Поняв, что внятного ответа она пока не получит, Алташ шипела что-то неразборчивое и гладила Миру по спине, пока та не начала успокаиваться, и лишь затем нага наконец снова спросила, что случилось.

— Я… я никогда не смогу… стать одной из вас… — с трудом выдавила Мира сквозь рыдания, уткнувшись носом в чешую Алташ и размазывая по ней сопли. К счастью, наге на это было все равно, куда важнее ей было успокоить возлюбленную. И от этого Мира зарыдала еще горше — ведь, а задумывалась ли она хоть когда-нибудь, каково было Алташ, влюбившейся в чужачку и приведшей ее к нагам?

Алташ глубоко вдохнула — и с тихим шипением выдохнула. Запустив когтистую ладонь Мире в волосы, она на удивление нежно, ни разу не дернув, разобрала их на пряди. Затем медленно провела по шее — у Миры ледяные мурашки пробежали по коже, когда острые когти коснулись нежной кожи на загривке. И наконец сцепила обе руки у Миры на спине, словно защищая ее от всего вокруг.

— Может, ты и не одна из нас-с-с, — наконец тихо произнесла Алташ, коснувшись прохладным дыханием макушки Миры. — Но для тебя вс-с-сегда найдется с-с-среди нас-с-с мес-с-сто.

Мира подняла на Алташ заплаканные глаза, которые теперь были широко распахнуты от удивления. Ну конечно, не обязательно быть одной из тех, среди кого ты живешь, чтобы тебя принимали. По крайней мере, так всегда было у наг, и именно эта теплота, это дружелюбие, с которым наги относились к чужакам — разумеется, если те сами не были настроены враждебно — и покорило когда-то ее сердце. С Алташ в первые недели знакомства Мира чувствовала себя куда увереннее, чем с большинством людей. Это человеческая привычка, делить мир на своих и чужих, а от людей Мира сбежала много лет назад — и надеялась, что навсегда. Вот только старые привычки и старое мировоззрение до сих пор давали о себе знать в самые неожиданные моменты.

Алташ тепло улыбнулась ей, по-змеиному высунув язык, а затем еще крепче прижала к себе. Мира растроганно принялась целовать прохладную чешую и уже было собиралась позволить себе снова расплакаться, только теперь растроганно, как полунага снова зашевелилась. Похоже, Алташ тоже это почувствовала, потому что слегка отстранилась, чтобы положить руку Мире на живот. Полунага была еще маленькой, и ее движения ощущались довольно слабо — по крайней мере, так было до сегодняшней ночи. Теперь же даже такие движения причиняли Мире боль, словно нага уже отрастила коготки и теперь пыталась с их помощью выбраться наружу раньше срока. Мира стиснула зубы и, убрав руку Алташ, сама схватилась за живот.

— Болит?

Мира кивнула, размеренно дыша, чтобы успокоить боль. Вот только причиной боли была полунага, а она успокаиваться, похоже, не собиралась.

Алташ задумчиво зашипела, напряженно извивая хвост и успокаивающе поглаживая Миру по спине. Затем, словно приняв решение, тряхнула головой:

— Ес-с-сли полз-з-зти быс-с-стро и не делать привалов, то доберемс-с-ся до эльфов к вечеру. Ты с-с-соглас-с-сна?

— Нет! — процедила Мира сквозь стиснутые от боли зубы. — Ты же устанешь!

Алташ отрывисто зашипела. Будто бы отреагировав на ее смех, полунага наконец успокоилась, и Мира вздохнула с облегчением.

— Это не с-с-считается, в детс-с-стве мы с-с-с подругами могли ис-с-сполз-з-зать вс-с-се на дюжины миль вокруг! — все еще смеясь, шипела Алташ. — Прокачу с-с-с ветерком! Ес-с-сли понадобится с-с-слезть, дай з-з-знать, а так будем полз-з-зти до самого эльфийс-с-ского города!

Мира задумалась. Ей очень не хотелось загонять Алташ. Но еще ей не хотелось затягивать с лечением. Еще ночью она просто отмахнулась бы, но чем дальше, тем отчетливей она понимала, что если ничего не сделать с ее непонятным состоянием, то это может плохо закончиться не только для ее будущей дочери.

— Ладно, — наконец буркнула Мира.

Алташ довольно зашипела и, наклонившись, коснулась лбом ее лба, когда та подняла лицо ей навстречу. Мира закрыла глаза и почувствовала, как ее губ коснулся прохладный и тонкий раздвоенный язык. Она когда-то учила Алташ целоваться, просто как развлечение, в качестве культурного обмена, ведь для наг было не характерно такое проявление нежности. И ей было неожиданно и приятно ощутить то, чему она учила Алташ, в качестве поддержки.

А потом Мира почувствовала, как на ее живот бережно опустилась большая когтистая ладонь — словно обещание защиты.