В поселении наг Мире еще ни разу не доводилось лежать на такой мягкой и ароматной (лаванда? чабрец? мелисса? слишком много трав смешивались запахами, чтобы различить их все) постели, как в хижине у лекарки. Впрочем, доселе она у лекарки не задерживалась, самое большее приходя за снадобьями. Но сейчас не столько набитая травами постель кружила Мире голову, сколько умелые прикосновения прохладных пальцев молодой лекарки, которая осторожно, словно хрупкий после внезапных заморозков цветок, ощупывала ее живот.

Этой ночью Мира проснулась от тянущей боли в матке. Даже на ранних сроках она не ощущала дискомфорта сильнее, чем у нее обычно слегка тянуло внизу живота за день до начала менструации. Мира выбралась из гнезда и принялась ходить туда-сюда по хижине, глубоко дыша — так ей стало легче. К тому времени, как Алташ сквозь сон заметила пропажу, боль у Миры почти прошла, и она даже сама успокоилась, убедившись, что будущая дочь шевелится в животе, как ни в чем не бывало. Однако Алташ чуть с ума не сошла, когда узнала, почему ее возлюбленная проснулась. Не желая слушать возражений, она подхватила Миру на руки и потащила ее к лекарке, еще когда только начали собираться предрассветные сумерки. Бесцеремонно ввалившись в ее хижину, Алташ растолкала молодую лекарку (кажется, ее звали Никша), и пока Мира безучастно наблюдала, как ее перенервничавшая возлюбленная сбивчиво пытается объяснить, в чем дело, боль в ее животе окончательно стихла.

Никша сразу предупредила их, что не имеет опыта лечения не-наг, но все же согласилась осмотреть Миру. Она расспросила ее о самочувствии и записала все на грубую бумагу из крупных листьев (такая использовалась нагами для черновых записей, до переписывания в книги или свитки, так как была проста в изготовлении и могла использоваться в качестве удобрения после того, как записи станут не нужны). Затем лекарка заставила Миру раздеться и уложила на ту самую набитую травами лежанку, которая тут же вскружила той голову своим многогранным запахом, и принялась вдумчиво ощупывать ее живот. Больно не было, хотя Мире пару раз и показалось, что Никша вот-вот мастерски извлечет из нее матку, чтобы рассмотреть повнимательнее. Когда полунага снова шевельнулась внутри, лекарка отметила это, сосредоточенно кивнув сама себе, а Мира поймала себя на мысли, что ей бы очень хотелось, чтобы Никша ощупала ее немного ниже, чтобы ее чуткие пальцы так же коснулись ее бедер, а может, даже и клитора…

— Тебе больно?

Мира вздрогнула от внезапного вопроса лекарки. Алташ обеспокоенно зашипела, подползая ближе и вглядываясь в лицо Миры. Та снова перевела взгляд на Никшу, прислушалась к себе.

— Нет, а что?

— Ты напряглас-с-сь. Вс-с-се в порядке?

Все было в порядке, если не считать того, что Мира внезапно возбудилась от чутких прикосновений Никши. Но такие прекрасные руки, как у лекарки, поди еще найди. Мира бросила виноватый взгляд на Алташ и почувствовала, как заливается краской. Сглотнув, она кивнула Никше.

— Точ-ч-чно? — Алташ подползла еще ближе и, наклонившись, коснулась ладони Миры. На лице наги читалось искреннее беспокойство, если не сказать страх. Казалось, она боялась сейчас куда больше, чем даже Мира, когда только проснулась.

— Точно, — она улыбнулась, ободряюще сжав пальцы Алташ.

— Тогда, пожалуйс-с-ста, рас-с-слабьс-с-ся, — прошипела Никша, возвращаясь к обследованию. — И повернис-с-сь на левый бок.

Перевернувшись, Мира закрыла глаза и попыталась отвлечься. Сначала она сосредоточилась на пальцах Алташ, которые продолжала сжимать, более грубых и костлявых, чем нежные пальцы Никши. Но ее мысли быстро пришли к тому, как Алташ будет ласкать ее этими пальцами, когда они вернутся домой. Проклятые гормоны! Тогда Мира сосредоточилась на маленькой змейке у себя в животе. Прошла неделя с тех пор, как она впервые почувствовала ее шевеление, и с тех пор оно сопровождало ее каждый день, становясь все ощутимее. Никша каким-то особым образом надавливала на живот Миры, заставляя полунагу определенным образом реагировать. И, судя по довольному шипению лекарки, с ней все было в порядке.

— Из-з-з того, что я з-з-знаю, я не наш-ш-шла никаких отклонений, — наконец прошипела Никша, и Мира, не сдержавшись, разочарованно вздохнула, когда лекарка убрала с ее живота свои чудесные руки. Алташ помогла Мире сесть — та не сопротивлялась, так как расслабилась и едва не задремала. А Никша тем временем продолжила, обращаясь к Мире: — Нас-с-сколько я могу с-с-судить, тебе ничего не угрожает. С-с-скорее вс-с-сего, боль была вызвана быс-с-стрым рос-с-стом плода и рас-с-стяжением матки. Моя нас-с-ставница знала о полунагах намного больш-ш-ше, но она до з-з-зимы будет учить лекарок в с-с-сос-с-седнем пос-с-селении.

До соседнего поселения не меньше трех дней пути, вспомнила Мира, и даже она со своей непоседливостью не рискнула бы отправиться в такой поход в нынешнем положении, а отзывать старую нагу-лекарку ей было бы очень неловко — как бы тепло наги ее ни принимали, она прекрасно понимала, что никогда полностью не станет одной из них. Никша принялась записывать что-то на новом листе зеленоватой бумаги. Алташ с облегчением обняла Миру, которая уже успела снова надеть легкую ночную сорочку, в которой ее и притащили к лекарке.

— Может, ты знаеш-ш-шь, как проходит беременнос-с-сть у людей, чтобы с-с-сравнить? — спросила Алташ, и Мира отметила про себя, что уже так хорошо знакома с ее речью, что от нее не укрылось тщательно скрываемое подрагивание голоса. Невольно расплывшись в улыбке, Мира ободряюще погладила ее по плечу — надо же, а казалось, это ей тут нужно сильнее всех бояться!

— Понятия не имею, — беспечно хмыкнула Мира, специально, чтобы развеять витающее в воздухе напряжение, которому, как ей казалось, уж точно не место в светлой комнате лекарской хижины, где приятно пахнет травами и куда заглядывают нежные лучи утреннего солнца. — Раньше я и подумать не могла, что мне когда-нибудь придется рожать, а потом узнать было неоткуда.

— Жаль… — прошипела Никша, не отрываясь от письма. — Ес-с-сли бы я знала, было бы намного прощ-щ-ще. Может, тебе с-с-стоит навестить человеческих целителей?

От такого предложения Мира вздрогнула и окончательно проснулась.

— Исключено! — отрезала она, буквально выскочив из объятий Алташ и для пущей убедительности рубанов рукой воздух. — Как только они узнают, что я ношу не-человека, они заставят меня прервать беременность — и это в лучшем случае!

Наги опешили от внезапной вспышки ярости Миры. Никша решила тактично не уточнять, что может быть в худшем случае, а Алташ осторожно поинтересовалась:

— Так возможно, это именно то, что тебе с-с-сейчас-с-с нужно?

Мира обернулась и смерила Алташ таким тяжелым взглядом, что та невольно отшатнулась — но не отступила:

— С-с-сама подумай, мы же так и не выяс-с-снили, как протекает беременнос-с-сть от наги у людей. Возможно, ты не так и похожа на эльфиек, как нам казалос-с-сь, и тебе дейс-с-ствительно опас-с-сно вынаш-ш-шивать полунагу.

Мира хмыкнула и закатила глаза — она-то не ощущала никакой опасности и даже все те неприятности ранних сроков, о которых ей было известно, ее миновали. Но уж если Алташ решила, что ее возлюбленной что-то угрожает, она не успокоится, пока не убедится в обратном.

— С-с-сомневаюс-с-сь, — подала голос Никша, удивив Миру неожиданной поддержкой. — Даже я бы с-с-сумела понять, ес-с-сли бы з-з-здоровье Миры было под угроз-з-зой, — лекарка подползла к Алташ и вручила ей плотный лист, на котором до сих пор что-то писала. — У меня ес-с-сть знакомая эльфийс-с-ская целительница. Даже ес-с-сли она не работала с-с-с людьми, она наверняка знает тех, кто работали.

Эльфийский город, значит. До него летом идти от рассвета до заката, если не делать привалов. Но Мире придется сделать привал по крайней мере для ночевки, а может, и не только. Но в любом случае, это было намного ближе, чем до ближайшего поселения наг, где сейчас была старая лекарка. Мира невольно потерла поясницу, которая заболела от одной мысли, что ей придется идти несколько часов напролет — все же тяжесть растущего живота была уже ощутимой. Подойдя к Алташ она заглянула в лист, который той вручила Никша. Помимо надписей на нажьем языке, там были и какие-то схемы — судя по всему, как добраться до той эльфийской целительницы.

— Понятно, — наконец кивнула Алташ. — Мы можем с-с-собраться и выйти пос-с-сле завтрака и тогда с-с-с нес-с-сколькими привалами доберемс-с-ся до эльфов к завтраш-ш-шнему полудню.

— И теперь ты не боишься, что такой долгий поход после непонятно чего, что случилось со мной ночью, навредит мне? — хмыкнула Мира, скрещивая руки на груди, запоздало подумав, что взлохмаченная, босая, в тонкой сорочке, едва доходящей до середины бедра, и с выпирающим животом выглядит сейчас скорее смешно, ну или умилительно, но никак не грозно.

— Я понес-с-су тебя, — ответила Алташ таким тоном, словно Мира спросила, а не покрасить ли им небо в желтый цвет. — И нет, это не обс-с-суждается.

— Тогда я с-с-сообщу с-с-старейш-ш-шинам, что вы уйдете на нес-с-сколько дней, — кивнула Никша, сделав вид, что не заметила их перепалки.

Алташ в благодарность церемонно поклонилась ей — как положено, балансируя лишь на небольшом участке хвоста, из-за чего вся стала похожа на гигантскую качнувшуюся ветку — Мира аж засмотрелась.

— Никш-ш-ша тебе понравилас-с-сь? — едва слышно прошипела Алташ, когда они возвращались домой — Мира чуть ли не с боем отвоевала себе возможность идти самой, нага снова порывалась ее нести. Земля еще влажно холодила ступни, зато утреннее солнце уже ласково грело голые ноги.

— Что? — встрепенулась Мира, чувствуя, как снова заливается краской. Похоже, не выйдет сделать вид, будто не поняла, о чем речь.

Алташ отрывисто зашипела, насмешливо высунув длинный язык:

— Не умееш-ш-шь ведь врать! Я с-с-сразу поняла, что тебе тоже понравилис-с-сь ее волш-ш-шебные ладош-ш-шки. Они и правда почти ч-ч-что волш-ш-шебные, не з-з-зря с-с-старая лекарка выбрала ее с-с-своей ученицей. Никш-ш-ша пус-с-сть пока и неопытная, но очень чуткая. И не только в целительс-с-стве, — Алташ подмигнула Мире, и у той заполыхали не только щеки, но и уши. А когда она вспомнила, как ей хотелось, чтобы Никша ласкала ее, то и вовсе захотелось провалиться сквозь землю. Впрочем, Мире было приятно, что Алташ перестала так за нее беспокоиться и сменила тему, поэтому она поддержала разговор:

— Ну допустим, так что, мне стоило прямо там попросить ее о ласках? — с вызовом спросила Мира.

Теперь уже Алташ рассмеялась вслух, и в ее смехе слышалось явное облегчение:

— Мне нравитс-с-ся, что ты уже думаеш-ш-шь о с-с-секс-с-се, значит, вс-с-се с-с-с тобой будет хорош-ш-шо. Но с-с-сейчас-с-с и правда лучш-ш-ше в другой раз-з-з.

— Да неужели? — Мира насмешливо прищурилась и шутливо пихнула нагу локтем где-то в область бедра, если так можно назвать верхнюю часть хвоста — куда доставала. — Неужто хваленая нажья раскрепощенность дала трещину?

— Нет, — Алташ снова стала серьезной, если не сказать хмурой. — С-с-сейчас-с-с тебе может быть неполез-з-зно заниматься с-с-секс-с-сом. И маленькой з-з-змейке тоже. Давай подождем, пока эльфийс-с-ская целительница не с-с-скажет, что у тебя вс-с-се в порядке?

Мира хмыкнула, но ничего не ответила — не хотела врать. Лишь, когда они вернулись, улучила время, пока Алташ готовила завтрак, спряталась за гнездо, скрестив ноги и положив под спину подушку. И замерла, когда ее захлестнуло ощущение дежавю — даже не верилось, что всего дюжину лет назад она так же пряталась от родителей, чтобы самоудовлетвориться. Тряхнув головой, Мира рассмеялась — сейчас-то она уже совсем взрослая и уже столько лет живет не с родителями, а с любимой нагой, от которой даже ждет дитя. И прячется не из-за родительского неодобрения, а из-за беспокойства возлюбленной, пусть и, как ей казалось, безосновательного. Отсмеявшись, Мира устроилась поудобнее и заработала пальцами, чтобы успеть снять напряжение, пока Алташ не видит. Разумеется, ее коротким по сравнению с нажьими горячим пальцам было далеко до волшебных ручек Никши, но если подключить воображение…

Вот только с оргазмом снова пришло тянущее ощущение в животе, пусть и намного слабее, чем ночью. Поначалу Мира не на шутку испугалась, но оно быстро прошло. Ладно, решила для себя Мира, будет что еще рассказать эльфийской целительнице. Главное не спалиться перед Алташ, чтобы лишний раз ее не беспокоить.

И встала как раз в тот момент, когда нага принесла ей завтрак.