Джувия в дороге молчала, что было для нее удивительно. Грей не злился за то, что она увязалась за ним в Исвен. Понимал, что Джувия хотела просить прощения за то, что сделала, хоть это и было правильно и нужно. Не только ради судьбы мира, ради упокоения мертвых. Отец Грея страдал, ненавидя каждое мгновение своего существования, мечтая о встрече за гранью с теми, кого потерял много лет назад, и в этом ему было отказано жестоким некромантом. Грей понимал все это умом, но сердцу было наплевать, сердце обливалось кровью, сердцу было неважно жив отец или мертв, ему хотелось, чтобы он был.

Но это было неправильно. И то, что в итоге всю грязную работу сделала за него Джувия, облегчило ему душу. Ее поступок лишил его мучительного выбора, оставив лишь мириться с тем, что должно было случиться.

Однако облегчения не было, да, Грею не пришлось самолично развоплощать отца, но для Джувии, бедной сострадательной девочки, это было пыткой. Убей некроманта, чтобы спасти всех, убей окончательно отца того, за кого сердце болит, ради него же.

Это было жестоко. Грей не мог, не имел права на нее злиться, и разум с сердцем его в кои-то веки были в этом солидарны. Но Джувия злилась на себя за них двоих, обрушивая на себя все кары мира. Слов Грея, благодарности ей было недостаточно. Она, всегда пытавшаяся окружить Грея заботой, уютом и теплом, сделала нечто противоположное, и это грызло ее изнутри. Джувия не хотела никого ранить, но ей пришлось сделать то, что, как она считала, ранило его. И это его, из всех людей.

Никакие слова не могли успокоить ее мятущееся сердце. И Грей зачем-то двинул в столицу своей родины. Просто, чтобы не возвращаться пока в гильдию, где Джувия сможет затеряться в толпе и заняться самоедством всласть. Грей не был дураком, и не был таким уж черствым сухарем, а Джувия при всех их неоднозначных отношениях, была его близким другом. И оставить ее наедине с чувством вины Грей не мог. По себе знал, что оно так просто не уйдет, сам себя поедом ел лет десять, пока они с Лионом не набили друг другу рожи на Галуне. И то не до конца прошло. Ни у Лиона, ни у него самого.

Столица была с одной стороны защищена горным хребтом, а с другой – крепостной стеной со множеством высоких шпилей для дозорных. И все вместе это напоминало корону, отчего столица носила название Короны Северной. Грей вполголоса рассказывал это все забившейся в угол Джувии, которая с интересом стреляла глазами то в окно, на мелькающие пейзажи, то на Грея.

И молчала.

И Грей даже не знал, как ее на диалог вытащить. А за окнами поезда мелькала летняя зелень. Впрочем, лето здесь было далеко не Фиорское, с его палящим солнцем и зноем. Скорее пасмурное, неба было почти не видно, только изредка в прорехи между кучевыми облаками выглядывали то стыдливое солнце, то кусочки августовского неба.

Невольно вспоминалась их первая встреча, когда тучи вот также разошлись, и осторожное солнце осветило крышу здания «Фантом Лорда», будто вопрошая несмело: «Можно уже? Можно выйти? Можно светить?»

Сейчас дождя не было, и только боги знают, какие усилия приходилось принимать Грею, чтобы аккуратно давить магию Джувии, ровно настолько, чтобы та не вышла из-под контроля, и при этом не причинять ей неудобств. После совместного унисон рейда, и, возможно, обретения магии убийцы демонов, Грей тоньше чувствовал магию, и мог вот так осторожно ловить накатывающие волнами вспышки силы, и гасить своей, стабильной. Джувия вряд ли замечала его стараний, но Грей и не претендовал на благодарность. Ему просто не хотелось, чтобы Джувия еще и по этому поводу с ума сходила.

Поэтому он просто сидел на своем месте, говорил, о чем мог вспомнить: а на родине он бывал, конечно, достаточно часто, но не настолько, чтобы истории из него лились как из рога изобилия, да и рассказчиком он был сомнительного толка. Но Джувия ловила каждое его слово, пусть и в лучшие времена она засыпала бы его вопросами и томно вздыхала. Грей пересказывал – достаточно вольно – мифы, изобилующие на этих землях, вспоминал какие-то саги, лишь бы не ехать в неловком молчании. Иногда говорил на прежде запретные для самого себя темы: детство с родителями и обучение у Ур.

– Джувия, – наконец сказал он. – Отец... был мертв уже. И он хотел идти дальше. Я, я бы и правда хотел, чтобы он был здесь, в какой угодно форме, лишь бы был, но это все не только о моих желаниях. Я вообще много чего хочу. Он имеет право распоряжаться своим существованием, и он хотел освободиться. И ты освободила его. И я благодарю тебя именно за это. Это хорошее дело. Даже если нам больно.

– Джувия не хотела делать больно, – говорит она глухо.

– Я знаю, – Грей невесело ухмыляется, – я знаю. Ты и не сделала. Эксперименты этого некроманта разворошили мне все нутро, я вспомнил много чего. То, что происходит сейчас – застарелое, ничего нового. Ты не сделала мне хуже. Эта встреча, хоть и была настоящим кошмаром, дала мне кое-что важное.

– И что же? – тихо спрашивает Джувия.

– Прощание, Джувия. Я попрощался с ним, и отпустил.

– Но если бы не Джувия...

– Хочешь сказать, он мог бы остаться рядом? Да, мог бы. Но он бы страдал. И я бы страдал, потому что смалодушничал. Я... стоял над ним. Занес меч. Он так долго злил меня, чтобы рука не дрожала, пытался притвориться Делиорой. Познакомил меня с каждым камнем в округе. А я все равно не смог. Я стоял над ним, смотрел, и ничего не мог. Разрыдался еще, как будто все еще тот сопливый восьмилетка, и все. Он ведь говорил с тобой, да? Ему пришлось, потому что мне не хватило духу. Так что в том, что именно тебе пришлось взять на себя эту «работу», моя вина.

– Сильвер-сама... отец Грея-сама. Нет ничего удивительного в том, что вы любили друг друга. Это не малодушие, это...

– Готова оправдать меня, но не видишь, что твоей вины тут нет? – Грей усмехается. – Джувия-Джувия.

Только покачать головой остается, типичная Джувия Локсер. Грей у нее безгрешная жертва обстоятельств, а сама Джувия – разрушительница семей.

Ну, хоть разговорить ее немного удалось. Джувия аж расслабилась, перестала сидеть загнанным зверем в углу купе, и хоть с противоположной от Грея стороны, но прилипла к окну, глядя на зеленые холмы, разнотравье и белесые очертания гор на горизонте.

– Грей-сама... Здесь так зелено, отчего в том городе было так снежно?

Грей хмыкает. Нашла вопрос.

– Это, Джувия, мы вместе учудили, – отвечает он со вздохом. – Унисон рейды не всегда преднамеренные бывают. А у нас магия совместима, да еще и хандрили примерно одинаково. Ты вызвала дождь, я – превратил его в снег. Вот и нападало. Хорошо, хоть ни души там. Нас за снег посреди лета точно линчевали бы, и плевать, какие у кого там драмы.

Джувия еще неделю назад сделала бы при этих словах стойку, надолго выйдя из реальности еще на словах «нас... совместима». Но сейчас она была слишком ранена, чтобы пребывать в таком легкомысленном настрое.

– Странно, что Джувия сейчас дождь не вызывает, – говорит она.

– Да я думаю, и без тебя погода хмуреет.

Собственно, так и случилось.

К мерному стуку колес по железнодорожным путям прибавился мягкий шелест дождя по земле и звонкий бой капель по обшивке состава. Грей приоткрыл окно, впуская повлажневший воздух в купе. Свинцовые тучи только оттеняли зелень окружения, и в отличие от юга, где дожди превращали прекрасную открытку в серый комок мокрой бумаги, здесь дождь казался чем-то правильным.

Грей стянул с себя плащ, и перебросил на сидение рядом с Джувией.

– Замерзнешь, накинь.

Джувия, недолго думая, кутается в чужую одежду, в такой малости она себе отказывать не стала. И Грей под предлогом выйти покурить вышел посмеяться. Забавная девочка эта Джувия, он уже в который раз убеждался. Заодно прошелся по тамбуру, обменялся парочкой новостей с местными, взял кипятка для чая-кофе у проводницы, выиграл в карты у группки едущих в столицу подростков пару пакетов с бутербродами, которые им в дорогу завернули заботливые матушки в промышленных количествах, и вернулся обратно.

Пересказал новости Джувии, потом состряпал байку про игру в карты с ребятней, и они пообедали честным выигрышем.

Грей, ей богу, любил путешествовать поездом. Удобно, лежишь себе, спишь, думаешь, читаешь что-нибудь. Скучно стало - прошелся, пообщался с попутчиками. Главное, не с убийцей драконов ездить, те вечно портят всю малину своими зелеными лицами и бесконечными стенаниями.

– Эй, Джувия, хочешь ругаться по-местному научу? – предлагает Грей. И это, черт возьми, было стандартное предложение для попутчиков из гильдии. Мастер одно время часто снаряжал Грея, который на минуточку через полконтинента прошел в одиночку, на задания с такими же детьми. Мол, с ним не пропадут. И ехать молча было довольно уныло, а тема магии - быстро иссякала. Зато уметь ругаться хотели все. И занимало это не в пример дольше.

Джувия ругаться не хотела, но пару фразочек разучить была не против. Самые ходовые, буквально «здрасьте-до свидания-спасибо».

Грей подспудно ожидал вопроса на тему того, как здесь в любви признаются, но Джувия молчала, не пытаясь выторговать у него эти слова.

Она много чего сейчас не делала, и, положа руку на сердце, Грей был готов признать, что веселая Джувия ему нравится больше, чем осторожная и мучающаяся от вины. Он даже привык к ее нападкам на себя, и в какой-то мере... взял на себя ответственность? Джувия привязалась к нему почему-то, даже в «Фейри Тейл», очевидно, за ним пошла, а раз так, то и заботиться о ней ему. Это было одной из самых странных вещей в его жизни - заботиться о ком-то. Думать иногда, где она, как она. Когда ей грустно, подойти, поговорить, ей много не надо, лишь бы внимание обратили. Джувия как цветок, может прорасти и сквозь камень, но все еще нежная, хрупкая и загнется без солнечного света. А светом для нее были люди.

Грей тихо объясняет ей правила, чиркает огрызком завалявшегося в карманах карандаша по какому-то чеку-квитанции. Джувия сидит рядом, старательно выговаривает слова со смешным акцентом. В какой-то момент жмется к плечу и спрашивает:

- Джувия... может обнять?

– Валяй, – говорит Грей, и сам втягивает ее в кольцо рук, устраивая подбородок на макушке. Она жмется как продрогший котенок, и Грей думает, что хочет ее защитить. Вот так просто, потому что это Джувия, и он о ней заботится. Безо всякой дурацкой любви, о которой та начиталась в романах. Грей так не может, он никогда так не сможет, слишком побитый и закрытый он для всех этих приторных фразочек и громких поступков. – Только не привыкай к этому, ладно?