Опаздывать на пары во второй учебный день — несусветная наглость. Повезёт ещё, если преподаватель не запомнит, не сделает у себя в голове пометочку: ага, вот этот студент — совершенно безалаберное существо, ничего хорошего от него ждать не стоит, лучше с ним построже обойтись. А студент виноват, что не услышал будильник? Ну вот по-честному: виноват, что ли, а?..
Иво клянётся поставить на будильник такую громкую музыку, что подпрыгивать будут не только в соседней комнате — на следующем этаже!
Иво мечется из угла в угол: то сгребает в рюкзак все тетради, то запихивает себя в футболку, то замирает в полёте, соображая, будет ли чем писать лекцию и не собирается ли выбежать на улицу без трусов.
Иво наконец выпрыгивает в коридор — с рюкзаком за спиной, в расстёгнутых джинсах, натягивая по пути носки... И застывает, сражённый улыбкой Юра; и не только улыбкой, ещё и запахом из кухни: Юр с утра вовсю шаманит.
— Если ты задержишься на пару минут — угощу тебя кофе.
— Я опаздываю! — возмущается Иво. Сверяется с часами: до занятий двадцать минут, времени ровно на дорогу, а ещё ведь искать аудиторию...
— А кофе сегодня с мятой и шокола-адом... Уж не знаю, где ты ещё такой отыщешь, тем более за бесплатно; а мой вот-вот будет готов...
— Ненавижу тебя! — страдальчески тянет Иво, утыкаясь лицом в ладони. — Ты настоящий демон-искуситель! Правильно говорят, что у рыжих нет души!
— Ага, всё так, — смеётся Юр, — а демон-искуситель — моё второе образование. Точнее, первое; а второе, выходит, сейчас получаю.
И возвращается к томящейся на плите джезве; а искушённый Иво бросает рюкзак в коридоре и падает на табуретку. И, раз уж некуда больше спешить, распускает короткий хвост и расчёсывается собственными пальцами.
Быть может, к прилично выглядящему студенту преподаватель будет не так строг?..
«Ты никуда не опоздаешь», — заверяет на прощание Юр; и он и правда не опаздывает. То есть, конечно, в аудиторию влетает уже после официального начала лекции, но ещё за дверью слышит шум разговоров — такой знакомый по школе, когда учителю случалось отойти. И верно: кафедра пустует — ровно до того момента, пока Иво не устраивается на свободном месте и не открывает чистую тетрадь.
Вот и поспать успел, и кофе выпить, и на занятиях вовремя оказаться... Надо будет Юру спасибо сказать: не иначе как нашаманил. А может, просто совпадение. Мало ли в жизни совпадений бывает!
В ожидании следующей пары Иво скучает у подоконника, водя взглядом по улице за окном; почуяв затопивший коридор запах сладкой выпечки, вспоминает с досадой, что поесть не успел и с собой прихватить не додумался, а покупать, конечно, уже поздно. Ну да ничего, одну лекцию выдержит, а потом домой, а там...
— Такой замечательный молодой человек — и почему-то без шляпы! — восклицают сзади; и на голову немедленно опускается... ну, видимо, эта самая шляпа.
Иво, дёрнувшись, оборачивается — а ему беззастенчиво улыбается какой-то парень в... что это вообще, пёстрое-лоскутное?.. Пончо? Плащ? Чьё-то одеяло?
— Ух ты... — выдыхает Иво; забывает даже, что на него без спроса нацепили шляпу: что там эта шляпа, если тут такой прекрасный человек?
Такой прекрасный человек поворачивается на месте, давая получше рассмотреть пёстрое нечто, и взъерошивает и без того торчащие во все стороны соломенные волосы.
— Плащ — ручной работы, между прочим! С тысячью карманов!
Совершенно растерявшись: ну что тут ещё сказать, кроме очередного «ух ты»? — Иво наконец вспоминает про шляпу и осторожно снимает её с головы, молясь, чтобы по пути ничего не отвалилось: с его-то кривыми руками...
Шляпа — под стать плащу: ярко-синяя, с радужными перьями, украшенная цветами из лент. И ему — такую шляпу? Да он с ума сошёл!
— Возьми, пожалуйста, — бормочет Иво, и руки с шляпой невольно подрагивают.
— Не нравится? — приподнимает брови парень. — Цвет не тот? Перья не любишь?
— Да нет, — мотает головой Иво, желая провалиться сквозь землю, — она замечательная, просто я... не подхожу этой шляпе...
В ответ смотрят такими глазами, что Иво чудится: положил руку на раскалённую горелку; и отдёрнуть бы, но куда денешься, если вам с этой горелкой, кажется, вместе на лекции сидеть?..
— Зато она тебе ещё как подходит! Но если ты не хочешь держать её у себя — я мог бы просто приносить её на каждую нашу встречу и на тебя надевать. Но учти: этих встреч будет ой как много!
— Это ещё почему? — хмурится Иво, не понимая, нужна ли ему эта шляпа даже на таких щадящих условиях. Хороша до безумия! Но как же смешно, должно быть, он в ней смотрится...
— Потому что ты мне нравишься и мы будем с тобой дружить, — он с широкой улыбкой разводит руками.
А кто-нибудь его согласия спрашивал? Узнавал, нужна ли ему такая дружба? Или теперь достаточно желания одной стороны, чтобы считаться друзьями?
Иво вдыхает поглубже — но вместо гневной тирады выдаёт тихо-тихо:
— Я Иво. А тебя как зовут?..
В конце концов, он здесь никого, кроме Юра, не знает. Да и таким необычным образом с ним ещё никогда не знакомились; и он, о ужас, готов растаять в бесконечно смущённую лужицу.
— Вишну, — протягивает руку парень; и рука у него прохладная, хотя вокруг по-летнему тепло, а имя какое-то... Ой. Точно.
— Тот самый? — неловко уточняет Иво, понимая, что вероятность этого стремится к нулю, но всё-таки ведь лишь стремится...
— К твоему счастью, нет, — широко улыбается Вишну. — Или, может, к твоему сожалению: откуда я знаю, вдруг ты всегда мечтал встретиться с богом? Зато, считай, с городским духом ты встретился!
Иво даже спросить не успевает: что значит с городским духом, как это встретился, это ты, что ли, городской дух? Явившийся преподаватель отпирает аудиторию, и Вишну бросается к двери в числе первых — успев-таки нахлобучить на голову синюю пернатую шляпу. Внутри, правда, зовёт к себе: занял, мол, место; но ведь на лекциях надо слушать и записывать, а не расспрашивать соседа, почему тот назвался городским духом...
А шляпу Иво всё-таки снимает — но только потому, что в аудиториях в головных уборах сидеть нельзя.
Вишну таскает по городу до самого вечера, покупая то горячий кофе, то изумительно пахнущие пирожки, то какие-то карамельные сладости для поднятия боевого духа — и отказываясь принимать деньги: ты, мол, в этом городе гость, а я фактически хозяин, так что угощение на мне.
Рассказывает, что он — городской дух на полставки; самоназначенный, конечно: где б найти тех, кто официально на должность духа возьмёт? Да и раз уж никто не стал ему мешать — наверное, всех такой расклад устраивает и настоящие, полноценные городские духи не в обиде.
Болтая без умолку про то, как любит город и с какими чудесами успел столкнуться, заводит во все интересные дворы — а таких находится не меньше пары десятков. Иво только успевает глазами хлопать, а вытащить телефон и поснимать так и не додумывается; может, оно и к лучшему, пускай останется в его, а не телефонной памяти.
В конце концов и сам чудеса творит: пока сидят в кафе, вырезает из цветной бумаги невиданных зверей, привязывает к ним нитки (появившиеся на свет из кармана плаща; этих карманов у него и правда, кажется, целая тысяча) и тащит Иво развешивать их по кустам и деревьям. «Наши местные разноцветные звери живут в другой системе координат, — шепчет на ухо, пока они оба зацепляют нитки за ветки, — поэтому на любую высоту без проблем забираются; но отдыхать предпочитают, конечно, не на крышах, а где-нибудь поближе к родной земле».
«Я с ним точно чокнусь», — с восторгом думает Иво, то и дело поправляя шляпу — не потому что сползает, а потому что страшно потерять: слишком хорошая шляпа, не хочется Вишну её лишать. Да и себя, будем честны, не хочется тоже.
Вишну провожает до самого дома, забирает, как и обещал, шляпу, и они расстаются, обменявшись номерами и договорённостью встретиться завтра. Вымотанный прогулкой, Иво с трудом подбирает слова для рассказа, ковыряя вилкой наспех сваренные макароны, — пока Юр не просит: «Ешь давай и спать ложись; а про чудеса Вильнюса я ещё кое-что из детства помню...»
«Ну да, конечно, он же первые шесть лет жил в Вильнюсе, пока они с мамой куда-то в Россию не уехали, — вспоминает Иво, переодеваясь в пижаму. — Он рассказывал при знакомстве; тьфу ты, голова моя дырявая...»
Иво спит как убитый.
Иво снится человек — мужчина лет на десять старше, который обнимает, несмотря на протесты, и шепчет: «Я обещаю вернуться, честное слово, контракт всего на пятнадцать лет, не надо устраивать истерику, пожалуйста...»
«Всего на пятнадцать?! — шипит Иво, уставившись в его виноватые серые глаза. — Ты издеваешься?! Я пятнадцать лет на этом свете живу, а ты — „всего“!»
Но потом, конечно, обнимает ещё раз, уже по своему желанию; гладит по голове, всматривается жадно, пытаясь запомнить каждый седой волос; обещает ждать и почти не плачет, просто что-то попало в глаз, поэтому и плывёт всё вокруг...
Иво думает, что сон почему-то ни капельки не похож на сон.
Но вот кто этот мужчина — он понятия не имеет.