Галлус любил и умел летать — всё-таки он был грифоном, довольно близким родичем птиц. Даже не окончив никаких лётных школ, он летал заметно лучше среднего эквестрийского пегаса… и после той приснопамятной лекции понимал причины. А ещё, как любой хороший летун, в полёте он всегда радовался чувству свободы.

Да, он не учился навигации. Его не учили групповым полётам и не объясняли всякие правила взаимодействия, призванные сделать полёты проще и исключить несчастные случаи. Он и типичную для молодых грифонов «начальную боевую подготовку» не проходил: в своё время о нём просто никто не вспомнил, а потом это оказалось удобным аргументом за то, чтобы отправить его в Школу Дружбы — не агрессивен, не подвержен национальным стереотипам, прекрасная кандидатура…

Но даже и так Галлус вполне мог бы сам долететь от Понивилля до Балтимэйра: карту Эквестрии он знал прилично, читать местность с воздуха и соотносить её с картой умел, многие места на востоке страны были ему хорошо знакомы, чего ещё нужно? Правда, он никогда ещё не летал так далеко в одиночку, но парой чего бы и не слетать?

Сегодня Скуталу открыла ему новые горизонты воздушной свободы. Она летала совсем не так!

Она спокойно поднималась над облаками, совершенно не заботясь о том, чтобы держать землю и ориентиры в поле зрения. Она могла назвать время и определиться по сторонам света, пользуясь одним только солнцем (а ночью, как теперь понимал Галлус, луной и звёздами). Она могла долго держать свою скорость постоянной и мгновенно прикинуть поправку на ветер для нужного курса.

Она была свободной не только в том смысле, что умела летать — она могла долететь куда угодно. И ещё в том, что её ничто не держало — он помнил, как она рассмеялась на вопрос, не попадёт ли ей за такую отлучку…

За какие-то два часа с небольшим до Галлуса воистину дошёл смысл фразы «мы превратили навигацию в науку, которой глупо не учиться, если ты крылатый», прозвучавшей на уроке.

Они оставили слева от себя Кантерлот, приткнувшийся на склоне одноимённой горы, и вскоре увидели вершины Каменистого кряжа, поднимающиеся над облачной поверхностью. Скуталу вдруг качнулась в воздухе и скользнула вбок, опустившись на большое облако. Галлус последовал за ней.

— Что? — поинтересовался он, сложив крылья.

— Перекусим… — она ловко вывернулась из своей сумки. — Дальше поднырнём под облака, пойдём над железной дорогой, она тут практически прямая. Теперь поведёшь ты, с железкой никакой навигации не нужно… Тебе как такая скорость?

— Нормально, — чуть покривил он душой. Скорость была немного выше той, с которой он обычно летал, грифоны вообще медленнее пегасов. Но держать её Галлус вполне мог… вопрос только в том, как долго. Кстати… — А сколько нам ещё?

— До Балтимэйра? Где-то треть пути позади осталась, чуть меньше. Я так думаю, не будем гнать, к сумеркам вряд ли успеем. Остановимся в какой-нибудь деревне за пару часов до заката. Закусим ещё раз, выспимся. Вокруг деревень поля, в это время года облачность над ними низко держат, она нас завтра от солнца защитит. Где-то к завтрашнему полудню доберёмся. Там отдохнём, пообедаем, и на юг.

— Не попрут нас из тех деревень-то? Чё, вот просто попросимся, и нас так сразу пустят на ночлег?

— Да, а что? — изумилась Скуталу. — Обычное дело. Почту у них подхватим, будет легальный повод в Балтимэйре на курьерскую площадку сесть. И нам в плюс, и они рады будут, так дойдёт быстрее. А уж если станцуем перед тем, как попроситься…

— Э, стоп! В какой смысле «станцуем»?! Если ты предлагаешь устроить учебный бой на потеху, то я позориться не бу…

Скуталу закатила глаза:

— Ты когда-нибудь расслабляться научишься?! Уже второй раз за день про тот «учебный бой» говоришь. Я же сказала — станцуем. Это значит — станцуем!

— В смысле?

— Ну, тебе же летать в кайф? Я же вижу.

— Ну.

— Поделись.

— Чё?!

— О, блин… Вот ты знаешь, что летать — это здорово. А когда летишь, чувствуешь это. Вот когда ты знаешь, и чувствуешь, и хочешь, чтобы другие почувствовали — сделай так! И будет.

— Как сделать?

— Как сердце подскажет.

— А зачем?

— Уй-й-ё… Неужели со мной тоже так трудно было?! Ты просто сделай. А потом просто посмотри, как на тебя смотреть будут. Доверься мне.

Галлус пожал плечами и кивнул. Он ничего не понял, но если такая попытка могла обернуться чем-то новым… То, что учиться может быть интересно, он уже понимал.

Они закусили. Скуталу схрумкала три яблока и две морковки. Галлус проглотил пару копчёных рыбёшек, поколебался, тоже попросил яблоко — и получил его вместе со странным взглядом. Видимо, сочетание яблока с рыбой было необычным… но вслух ему ничего не сказали. Попили воды.

Скуталу нацепила сумку, несколько раз подпрыгнула на облаке и шумно хлопнула крыльями, разминая их. Кивнула:

— Твоя очередь! Веди.

— А где во… — Галлус поперхнулся своим же вопросом. Спрашивать, где восток, при том что в небе висело клонящееся к закату солнце, было верхом идиотизма. Кое-как выкрутился: — Во, здесь просвет, спускаться удобней будет…

Он спрыгнул в этот просвет и спланировал почти до самой земли, оценивая ветер. Забрался на ту высоту, где дуло удобнее всего, и пошёл вдоль железной дороги.

Сначала Галлус ещё пытался держать тот темп, который при отлёте из Понивилля задала Скуталу, но быстро оставил эту идею и взял свою обычную скорость. Скуталу, конечно, заметила — выходя пару раз вперёд, чтобы дать отдохнуть напарнику в борьбе с сопротивлением воздуха, она сама же её и держала, — но ничего не сказала. В конце концов, торопиться было некуда.

Часа через три начала сказываться усталость. Позор Галлусу не грозил, облака уже окрашивались в оранжевый цвет начинающимся закатом и можно было со всеми основаниями вести речь о ночлеге, но до речей не дошло. Скуталу сзади свистнула и, когда он оглянулся, махнула копытом влево, в сторону какой-то довольно крупной деревни. Развернулась туда и рванулась вперёд.

— Потанцуем!.. — услышал он, когда она пронеслась мимо.

Она шпарила так, будто речь шла о выигрыше на каких-то крупных соревнованиях. Галлус дёрнулся было рвануть следом и доказать, что силы у него ещё остались, но вовремя сообразил, что это плохая идея — с земли могли воспринять подобное зрелище, как погоню грифона за пегасом, и поди потом объясняй…

Вместо этого он сделал прямо противоположное — повернул, долетел до деревни своим темпом, а потом широко расправил крылья, растопырил все перья и лёг на воздух. Заложил вокруг деревни глубокий вираж на малой скорости, в котором даже бескрылые не смогли бы усмотреть никакой агрессивности.

Планирующий полёт был сильной стороной Галлуса, и он очень любил летать вот так — когда крылья зафиксированы и лишь лёгкие, едва заметные движения отдельных перьев направляют тело. Время для этого было самое подходящее: вечер, распаханные поля отдавали собранное за день тепло сильными восходящими потоками, в которых при умении и желании можно было творить чудеса.

Галлус умел чувствовать потоки и пользоваться ими. Именно в этих условиях его большие крылья давали ощутимое преимущество над меньшими скоростными крыльями пегаса, и сейчас он пользовался своим преимуществом, как мог.

Вираж перетёк в столь же плавную горизонтальную бочку, потом он позволил потоку вознести себя в вертикальной. Вышел из неё петлёй и спикировал, пройдя над самыми головами толпы, успевшей собраться к тому времени на деревенской окраине и пялившейся в небо. Ушёл в горку и развернулся на ней «сухим листом». ¹

Галлус понятия не имел, насколько земные — а здесь были только они, он успел заметить — могут оценить его импровизацию. А Скуталу оценила, она вилась неподалёку и делала сейчас прямо противоположное: крутила мелкие элементы на чистой технике. Было видно, что технику эту она осваивала явно не для показательных выступлений: один элемент переходил у неё в другой не плавно и зрелищно, а мгновенно и без всяких пауз.

«Танец», однако, нужно было заканчивать. На спуске Галлус выкрутил вираж вокруг кончика крыла — тот самый приём, на котором Скуталу подловила Сильверстрим во время школьного поединка, только доведённый до конца, — погасил этим скорость и плавно опустился на землю недалеко от собравшихся. Только теперь позволил себе шевельнуть крыльями, складывая их. Рядом встала на четыре точки Скуталу.

Они сделали несколько шагов к толпе. Галлус привычно отсалютовал крыльями, потом спохватился, что такое приветствие здесь может быть непонятным, и изобразил более универсальный жест: прижал одну лапу к груди и чуть наклонил голову. Скуталу повторила его движения. И ни с того ни с сего заговорила как по-писаному:

— Приветствуем вас, уважаемые! Прощения просим, если отвлекли от вечерних дел, но зная, как это нравится детям… Можно ли поговорить со старостой?

В толпе произошло шевеление, все головы повернулись в одну сторону.

— «Детям»… — хмыкнула пожилая тёмно-фиолетовая кобыла. — Сами-то ещё… — Впрочем, хмыканье это было добродушным.

— Не без этого, — дипломатично согласилась Скуталу. — Позволите ли у вас переночевать? Идём в Балтимэйр, можем взять почту, можем заплатить и деньгами.

Сосед старосты наклонился к ней и что-то шепнул на ухо.

— И то дело! — оживилась она. — Во-от по этой улочке… — она указала копытом, — до предпоследнего дома по правую сторону идите. Он пустой сейчас, хозяева в гости к родне подались, через три дня вернутся. Там и переночуйте. Ну, приберётесь немного — и вам в чистоте спать, и хозяевам меньше возни будет.

— Спасибо! — обрадовалась Скуталу и пихнула в бок Галлуса. Тот покивал.

Собравшиеся что-то одобрительно побурчали — как по поводу увиденного, так и по поводу решения старосты — и начали расходиться.

— Постели вам занесут, я скажу, — пообещала кобыла. — Кушать-то будете?

Скуталу посмотрела на Галлуса, он мотнул головой:

— Нет, спасибо. Закусить у нас есть, а после долгого полёта на полное брюхо ложиться не дело. Завтра уж…

— Ну, как знаете.

— Пойдём, что ли… — снова пихнула Скуталу, и они пошли. — Слушай, а у тебя классно получается парящий полёт!

— Так у тебя на бо́льших крыльях не хуже получилось бы.

— Ну да, я со своими на такой малой скорости свалюсь… А вираж на острие ты откуда? Знал или сам допёр?

— Сам. Он же как раз на одних перьях выкручивается.

— Ну да. Я, помнится, две недели убила на него. И ещё две на то, чтобы научиться с него правдоподобно валиться… кажется, вот этот дом.

Подпёртая поленом дверь довольно красноречиво говорила о том, что в доме действительно никого нет. Внутри оказалось немного пыльно, примерно как после недели без уборки.

— Бери вёдра, тащи воду из колодца, — распорядилась Скуталу, вооружаясь метёлкой. — Заодно и фляги дольём.

— Подожди. А чего это двери не на замке?

— Зачем? Что ценное, то соседям на хранение отдали, а всякую ерунду от кого закрывать? Ну, понадобится кому-то сковородка или кастрюля — зайдут, позаимствуют и потом обратно занесут, делов-то. Тут все всех знают.

— А про нас они откуда знают, что мы ничего не сопрём?

Скуталу вытаращилась на него как на какое-то чудо:

— Что́?! Что́ мы отсюда сопрём?! Вот мне уже просто интересно — что?

Галлус обвёл взглядом стены. Ничего такого, что ему могло бы захотеться отсюда спереть и при этом оно поместилось бы в нагрудную сумку, на глаза не попалось.

Скуталу тоже осмотрелась. Подошла к буфету, выдвинула ящик, заглянула внутрь.

— Ложку, что ли, спереть хочешь? — насмешливо поинтересовалась она. — Так ты просто выйди и громко скажи, что тебе ложка очень нужна. Со всех соседних дворов по штуке принесут, ещё и обидятся, что ты только одну возьмёшь.

Он вздохнул, взял пару вёдер и направился к колодцу, мимо которого они прошли по дороге сюда. По возвращении ему доверили выжимание тряпки, и минут через сорок уборка закончилась. К этому времени уже успело стемнеть и пришлось зажечь пару найденных в шкафу свечей.

— Вот, как-то так… — констатировала Скуталу.

В двери без стука возникла пара малявок, пацан и девчонка лет семи. На спины у них были навьючены матрасы, подушки и одеяла.

Галлус разгрузил их, сказал спасибо, но они продолжали стоять на месте и пялиться. Когда эта игра в гляделки затянулась до неприличия, он подозрительно поинтересовался:

— Что-то нужно?

— А грифонцы по́нев едят? — выпалила девчонка. Скуталу подавилась собственным смехом.

Галлус стоически сжал клюв, мысленно сосчитал до десяти и со всей серьёзностью ответил:

— Нет. А вот рыбу едят.

— У-у-у… — огорчился пацан. — Жалко. Рыбы у нас нету…

— А что такое? Вы хотели посоветовать, кого в вашей деревне лучше съесть?

— Ага, училку! — хором ответила парочка. — Она толстая!

На этот раз Скуталу не сдержалась и разрыдалась от хохота. Махнула на малявок крылом, те поняли намёк и исчезли. Прокомментировала:

— Понесли грустную весть. А ведь такие надежды, небось, возлагали.

— Ну вот, — мрачно сказал Галлус. — Опять грифоны плохие. Злых толстых училок не едят…

— Слушай, извини. Но это же дети.

— Я-то понимаю. Нас бы ещё кто понять попробовал… к тебе не относится…

— Я же говорю, извини. Лучше подумай, что ещё в одной деревне перестанут воображать, будто «грифонцы понев едят».

— И на том спасибо…

— Давай, что ли, закусывать и спать укладываться…

Они схарчили ещё по паре яблок-рыбок, запили и быстро разложили принесённые постели. Скуталу мощным пфыканьем задула свечи.

— Слышь… — негромко позвал её Галлус через две или три минуты.

— М-м-м?

— Я вот думаю… А ведь наши предки придумали пилотаж, чтобы драться. И убивать в небе.

— Да. И что? Какая теперь разница, мы-то умнее.

— Я не о том! Ну да, мы умнее… тогда почему мы сегодня ловим такой кайф от искусства боя и смерти?!

— А!.. Я однажды примерно так и спросила.

— И?

— Он ответил совсем коротко: «Это наживка. Думай!».

— Ничего не понял.

— Ну, я думала. Кажется, кое-что поняла. Когда-то наши предки ума вообще не имели, а летать и драться надо было. Просто чтобы хищники не сожрали. Кого не сожрали, те ведь потом и получили шанс умом обзавестись. Ну и вот… природа сделала так, что мы стали ловить с полётов кайф. Стремиться летать лучше и лучше. У кого получалось, те уцелели и развивались. Наживка на крючке выживания, как-то так. Кто заглотил, того вытащило выше, а кто нет… тот так и остался в болоте. Или не остался. Вообще.

— О! — впечатлился Галлус. — Слушай, а ведь здорово получается! Главное, это хорошо объясняет…

— Что именно?

— Смотри. Вот у нас все крылатые, все летают. Тут просто: кто летает лучше, тот круче других, тому другие завидуют. А у вас-то не все! А как сегодня на нас эти деревенские смотрели? Тут же одни бескрылые, им этот кайф не словить, а как смотрели! По твоей теории это получается… удовольствие от чувства защищённости, что ли. Когда, поумнев, начинают осознавать, что защищать-то не только себя можно и нужно. И другие это тоже осознают… Блин. Тут нам до вас ещё расти и расти…

— Классно! — тоже оживилась Скуталу. — Ну вот, если ты это в Школе расскажешь, как вернёмся, так тебя не то что не вздрючат, а и похвалят ещё. Видишь, мы уже не зря эту затею устроили. В двух местах, правда, ты не совсем прав…

— В каких?

— Что бескрылым этот кайф не словить. От полёта не словить, конечно, так у них свой кайф.

— А, ну это да. Про ваших единорогов я даже могу понять. Это же как океан энергии, которую ты чувствуешь, можешь направлять, и не просто так, а делать ей всякие крутые штуки. Тут не поспоришь. Но про земных я не въезжаю.

— Повелители наноботов… — хихикнула Скуталу.

— Чё?!

— Не обращай внимания… это как раз в первые недели после открытия Школы было, у вас тогда других впечатлений хватало. Многие не въезжают, на самом-то деле. Эппл Блум нам объясняла как-то.

— И как это?

— Ну… тоже вроде океана энергии, по её словам. Когда ты стоишь на земле и чувствуешь её под собой всю. Со всеми корнями, норами, со всей живностью, что в ней копошится — кроты там, червяки, букашки всякие. И тоже можешь это направлять… дерево там подлечить, кротов куда надо подтолкнуть, чтобы почва лучше вентилировалась, и тогда на ней всё расти лучше станет. Яблоню лягнуть так, что с неё всё аккуратно прямо в корзину ссыпется, а дереву вреда не будет. Наверно, единороги земных лучше нас понимают, им эти энергии вроде как ближе.

— Тогда земные должны полётный кайф сильнее единорогов ощущать, по-моему. Ну да! Вашим единорогам кое-что из нашего всё-таки ведь доступно. Левитировать себя, по облаку пройтись, погодная магия вроде как тоже в каких-то пределах… А для земных, небось, полёт это чудо.

— И круг замкнулся, — зевнула Скуталу.

— В смысле?

— Мы лучше понимаем магию единорогов, единороги лучше понимают корни земных, земные лучше понимают чудо полёта. Круг.

— Блин! Почему про это ничего не рассказывают в Школе?!

— Потому что там до этого ещё никто не допёр? Будем первыми… кстати, без Школы и мы бы не допёрли. Давай спать, что ли?

— Подожди. Ты сказала, я в двух местах не совсем прав. Что второе?

— Что вам до нас расти и расти. Не так уж мы и поумнели. Сказочку про вендиго и Согревающий Очаг помнишь? В основе-то там совсем не сказочка.

— Так это когда было-то.

— А разве многое изменилось? Всего несколько веков назад наши загнобили ваших… а кто в той истории сильнее всех лицом в грязь ударил, до сих пор никто не допёр. Ну, почти никто. Понимающих по гвоздям одной подковы сосчитать можно, максимум двух-трёх. Среди наших, я имею в виду, вашим-то Гааргл ещё тогда все точки над «ё» расставил.

— Ты точно Скуталу? — поинтересовался Галлус после паузы. — Не чейнджлинг?

— Завтра могу показать атаку со штопора, которую ты на уроке видел. А что?

— Так. Какую-то ты сейчас сказала вещь… невосторженную.

— Непатриотичную.

— Ну да. О, бли-и-ин! Если ты сейчас ещё скажешь, что твой на том же уроке Гааргла и «Искусство войны» не просто так читал…

— Не просто.

— А говорила — офицер для особых поручений!

— Так я же не говорила, чей офицер.

— Очешуеть, как сказала бы Смолдер… Всё настолько сложно? У вас-то, у поней?!

— Ты даже не представляешь. Ты и про Школу даже на треть не представляешь, насколько там всё сложно. Одна надежда на нас.

— И что нам предполагается делать?

— Так уже делаем… — Скуталу опять зевнула. — Вот прямо сейчас. Ладно, спим!

— Подожди, ещё одно. Скуталу…

— Что?

— Ты такие маршруты раньше летала?

— Летала.

Галлус облегчённо вздохнул.

— Ведо́мой… — буркнула Скуталу и сразу же сонно засопела.