Площадь переполнена, впрочем, как и во все будние дни. Кто-то идет на работу, кто-то торгует, а кто-то просто наслаждается видами. Так или иначе, они все меня раздражают – не знаю, почему, но мне всегда так мерзко смотреть на эти взволнованные, злые и счастливые лица. Может, я завидую им?

Однако сейчас меня не волнуют ни люди, ни до тошноты хорошая погода – нет-нет, не это меня привело сюда. Я встаю в углу площади – как раз в том месте, где она пересекается с рекой – и, включив на принесенном магнитофоне нужную песню, полностью отдаюсь музыке. Каждая нота, каждая секунда этой мелодии будто бы отрывает меня от земных забот – мне становится всё равно и на проблемы, и на взгляды и смешки прохожих. Я сама не замечаю, как начинаю танцевать – это настолько успокаиваеь меня, будоражит мой разум, что я и не думаю останавливаться. Каждое движение плавное, словно убаюкивающее. Я с головой окунаюсь в прошлое и не нахожу там чего-то расслабляющего – там темно и страшно.

Меня не любили там. Мама никогда не была рада моему рождению, я поняла это почти сразу. Она пыталась воспитывать меня, но у нее это плохо получалось – и она била меня, била, потому что не смогла стать идеальной матерью. А потом родилась сестра, и она будто забыла про меня – стала уделять все время ей. Ей нужно было лишь улыбнуться, чтобы заслужить мамину улыбку; мне приходилось учиться в школе месяцами, чтобы получить ее сухое "молодец". На ее слезы мама тут же бросалась к кровати и успокаивала ее; стоило лишь одной слезинке скатиться по моей щеке, она била меня – потому что я слабая, настолько слабая, что не могу держать себя в руках.

Меня не любят и здесь, тут никому нет до меня дела. Конечно, многие пытаются, но что толку от их попыток? Они не приносят ничего. Говорят, чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Неправда. Я отдаю все – взамен я не получаю ничего. Я не получаю того, чего была достойна – значит, я недостойна? Я все пытаюсь убедить себя, что это лишь очередная философия, но все чаще и чаще я слышу это от сестры, от друзей, от кого угодно.

Очередное плавное движение. Кажется, я где-то слышу звук падающей монеты. Это смешно. Они правда думают, что подаяние сможет спасти меня. Не думаю, что лишняя брошенная монета сможет спасти меня. Не думаю, что меня спасет хоть что-то.

Я все думаю, что держит меня здесь. Семья давно мне не нужна – мама даже не всплакнет, если я умру, а сестра лишь разочарованно покачает головой на похоронах – увидит, какую сумму она потратит на церемонию. Друзей нет, да и тех, о ком я могла заботиться, тоже. Получается, я живу сейчас без цели? Живу ли я?

Краем глаза я замечаю, как возле меня собирается толпа. Они смотрят на меня, тешатся. Смеются. Что ж, пусть смеются, сколько влезет – это будет последний смех, который я услышу в своей жалкой, никчемной жизни.

Больше никто не посмеется надо мной.

Больше никто не поднимет руку на меня.

Больше никто не будет отчитывать меня за потраченные деньги.

Больше никто не будет фальшиво улыбаться мне в лицо.

Потому что некому будет терпеть все эти выходки.

Финальная мелодия песни. Я забавно кружусь на пятках и понимаю, что тянуть больше нельзя. Я сделала все, что могла.

Поворот ещё один – и вот я стою на краю площади. Толпа замирает – думает, что я буду делать. Я раскидываю руки и улыбаюсь им – улыбаюсь так, как они, все они улыбаются мне.

Я оторываю ноги от Земли и лечу вниз.

Сверху я слышу вздохи и крики и смеюсь. Они правда переживают за такую никчемную девушку, как я? Фальшивят. Они сегодня расскажут про это за семейным ужином да забудут. Так к чему такое притворство?

Песня заканчивается, и последнее, что я слышу в своей жизни – громкий, почти оглушающий плеск воды.