Это здание я давно перестала считать домом. Однако теперь оно казалось мне совсем чужим – я даже не узнавала того света, что лился из окон. Я будто бы смотрела на покосившийся фасад впервые: ничто не вызывало в душе радостных откликов. Может, потому что для меня этот дом стал синонимом к боли, страданиям и отчаянию? Даже не хотелось наступать на скрипучий порог, толкать надоевшую дверь: зачем, если картина внутри никогда не менялась?

Но я толкнула дверь, правой рукой нащупала выключатель, сняла куртку. Отточенные, почти механические действия – я никогда не задумывалась над этим. Пройдя вглубь, я насторожилась: отчего-то тихо. Не громыхал старенький холодильник, не было слышно звуков телевизора. Неужели все настолько плохо? А может, все наоборот приходит в норму? Что, если я сейчас встречу его, радостного, на кухне, и все будет как прежде?

Не угадала – он просто заснул, обнимая полупустую бутылку водки.

Я разочарованно вздохнула. Одинаковая картинка, одинаковое сопение, одинаковые движения. Я знала, что сейчас я попытаюсь забрать бутылку, а он дернется, поворчит, но бутылку отдаст. А затем проснется и сонным, пьяным голосом начнет спрашивать что-то. Или сразу начнет с претензий. Иногда я не могла его угадать – обычно это происходило после трех выпитых бутылок. Однако всегда пыталась быть мягче, успокаивала себя, что это все действия спирта. Отчасти помогало.

Сегодня он пустым взглядом посмотрел на меня и, ничего не говоря, попытался подняться. Я одним движением усадила его обратно, что-то говоря про вред спирта и его влияние на мозг. Он нелепо пытался что-то сказать, но я была слишком раздражена, чтобы выслушивать оправдания.

Наверное, именно в этот момент я сказала что-то не так. Потому что он начал горячиться, сказалась моя усталость. Слово, еще одно – и вот я уже видела, как его глаза наливались красным, а руки непроизвольно сжимались. Мне не привыкать – синяки на моем теле появлялись непозволительно часто. Поэтому я даже не пыталась его отговорить – знала, что он побьет и успокоится, а на утро все будет хорошо.

Я, видимо, упустила момент, как он встал со стула и, что-то крича, прижал меня к стене.

Единственное, что я почувствовала отчетливо – это его толстые пальцы, которые так удобно уместились на моем горле. Он давил, параллельно шипя и грозясь меня убить. До меня запоздало дошло, что он меня душит. Что он может меня убить.

Он может меня убить?

Я хрипло рассмеялась. Я слишком долго ждала этого момента – момента, когда он сорвется. И вот, он настал. Я знала, что я не уйду от него живой. Он погубит меня, станет последним человеком в моей жизни. Это было так очевидно, будто бы мне сказали, что Земля круглая. Я знала это, ведь я шла на это.

Перед глазами все плыло, а воздух кончался катастрофически быстро. Почему-то я улыбалась. Мне было плевать, что будет дальше – дальнейшей жизни для меня нет. Все резко начало темнеть – я поняла, что скоро грядет конец.

Это ловушка, комната с одним выходом, загадка, которую не суждено разгадать. Я слишком слаба – значит, эта проблема мне не по зубам.

Последнее, что я увидела перед тем, как окончательно потеряла сознание – холодные, презрительные, почти чужие серые глаза.