«Каждый имеет право ошибаться».

— Я идиот, — говорит Август.

Правда, лишь самому себе: пока не готов признать это во всеуслышанье. Но если исчезновение Иво затянется ещё на несколько дней — с радостью объявит эту важную новость на городской площади. Только бы его нашли на Другой Стороне и притащили обратно живым и невредимым!

Первая степень Забвения — это не так уж страшно, детский лепет.

Но что если Иво стукнет в голову уехать из города — и не вернуться?

А что если затем он придёт во сне на жёлтый свет?

Кто спасёт его тогда?..

Почему всегда говорил с ним презрительно и свысока? Почему вёл себя так, будто он — дурной и глупый мальчишка, который понятия не имеет, как правильно жить? Почему ни разу не захотел нормально выслушать, отмахивался и твердил: «Да у тебя ветер в голове!»?

И ведь в детстве так охотно возился: и на плечах катал по первой просьбе, и от работы отрывался, чтобы построить из конструктора очередной замок, и на крышу с ним вылезал рассказать о созвездиях... А как только Иво подрос, как только перестал быть удобным маленьким ребёнком, смотрящим с обожанием, как только появился у него свой взгляд на жизнь... Тогда всё и началось, правда?

Кто б мог подумать, что никогда тебе не хотелось подарить этому миру ещё одно прекрасное живое существо! Всё, что было нужно, — вырастить того, кто будет всегда заглядывать в рот, верить каждому слову и действовать так, как ты говоришь!

Ах, знала бы Данута, с кем связывает свою жизнь! Быть может, предпочла бы удержать в себе чувства и воспитывать Иво в одиночку.

А не в том ли дело, что Иво всё-таки не родной сын?

Август прислушивается к себе и качает головой: нет, дело точно не в этом. Иво не знал другого отца, а он не знал другого сына, нянчил его с рождения. Да и когда они с Данутой начали встречаться, она была всего на третьем месяце...

Значит, с родным сыном вёл бы себя точно так же. Самовлюблённый идиот! Как хорошо, что родных детей не было и никогда не будет: хоть кому-то не успеешь сломать жизнь!

Принюхавшись, Август бросается к духовке, вытаскивает противень и, не сдержавшись, грохает им о решётку: печенье безнадёжно испорчено. Но до печенья ли сейчас?..

Именно потому, что сейчас не до печенья, и пытался его испечь: отвлечь себя и Дануту от волнения за Иво. Да только можно ли не волноваться? Даже мир, вон, говорит: с ума, что ли, сошёл заменять его каким-то печеньем?

А Дануте каково? Сначала муж пропал на Другой Стороне, затем вот сын; весь в отца, в настоящего, в того, каким Августу никогда не стать...

Да и мужа хорошего из него не получается. Раньше всегда был рядом, а сейчас, когда Дануте больше всего нужна его поддержка, — отдалился, нацепил маску равнодушного человека и твердит: «Поделом ему, получит хороший урок, избавится от ветра в голове».

Как будто у самого никогда ветер в голове не пел...

Может, из-за него Иво и сбежал? Устал терпеть того, от кого ничего, кроме ругани, не слыхать, и ушёл — ведь даже опасная Другая Сторона лучше невыносимого отчима.

Ведь даже сгинуть там лучше, чем в одном доме с таким человеком жить.

«Какой же я идиот! — хватается за голову Август. — Как я мог до такого его довести!»

Но... ещё ведь не поздно постараться всё исправить, да? Пока он жив — он ещё может научиться замолкать и слушать; и не делать вид, будто лишь его способ взаимодействия с миром — самый правильный.

Он ещё может признать свою вину и пойти наконец в полицию, а не притворяться, что плевать хотел на Иво, мол, вернётся — хорошо, не вернётся — ну так ему и надо.

И даже если никто никогда его не простит — это не повод останавливаться: разве прощение здесь важно?..

Август потирает глаза и выходит из кухни.

Сейчас он обнимет Дануту — и больше ни за что не позволит себе отдалиться. А когда Иво вернётся — попросит у него прощения за всё, что творил долгие-долгие годы.

Только бы он вернулся...