«Собака имеет право быть собакой».

Рэм ни разу не жалеет, что оставил щенка.

Даже когда щенок плачет первые ночи, так что вместо сна Рэм качает его на руках и шепчет: «Ну чего ты, маленький, успокойся, всё хорошо, у тебя теперь есть я, а это уже что-то, не правда ли?» Под утро, оставив попытки нормально выспаться, Рэм стелет себе на полу — и щенок, устроившись под боком, сладко засыпает. Вместе с ним засыпает и Рэм; и, конечно, просыпает будильник, оставшийся на кровати, но какая уже разница, если малыш наконец-то спокоен?..

Даже когда щенок немилосердно грызёт пальцы — иногда даже кажется, что канцелярский нож обходился с его руками ласковее, чем это маленькое несносное создание. Но что поделаешь, пока не сменятся зубы — пощады не жди; и Рэм, пихая в рот щенку всевозможные игрушки, нет-нет да и ойкает, когда зубы клацают ровнёхонько на его пальце. Но не сердится, конечно: собака и должна кусаться, она же всё-таки собака.

Даже когда босые ноги то и дело вляпываются в мокрое пятно на ковре, Рэм только вздыхает — и идёт за тряпкой. Щенок, конечно, думает, что Рэм решил с ним поиграть, и тряпку отбирает; и если отпустишь — придётся бегать по всей квартире, чтобы его поймать. Разумеется, Рэм поддаётся: захотел бы — поймал в считанные секунды. Но щенок так задорно волочет тряпку в зубах, что невозможно устоять.

Даже когда оказываются капельку подранными обои, даже когда переворачивается миска с водой, даже когда щенок за ночь успевает обслюнявить волосы, даже когда он кусает за ноги, не давая работать...

Рэм всё равно не жалеет.

Ведь когда мир снова наваливается душной волной, когда не держат ноги и приходится рухнуть на пол, когда руки сами уже тянутся к ножу...

Щенок забирается на колени, царапает лапками грудь, вылизывает солёные щёки — и темнота отступает, медленно, но неотвратимо.

«Мой храбрый охранник, — шепчет Рэм, целуя щенка в усатую морду. — Мой верный защитник. Спасибо, что ты со мной».

Рэм ни разу не жалеет, что оставил щенка. Совершенно не о чем тут жалеть.