'общий язык

— Ипполит, от тебя зависит, получу ли я зарплату в этом месяце, — усмехается Анастасий спокойно, отрываясь от Полиного конспекта, чтобы смерить его внимательным взглядом и снова вернуться к чтиву. — Сосредоточься, пожалуйста, ты допустил уже три ошибки в этом тексте.

Поля учить французский сегодня категорически не настроен. Ему нравится этот язык: звучит протяжно, мелодично и всё такое, но сегодня, знойным осенним днём, никакие знания в голову лезть не хотят. А вот другим мыслям двери открыты настежь. Муравьёв-Апостол уже, наверное, раз третий ловит себя на том, что слишком заметно пялится на руки Анастасия, на то, как красиво на длинных пальцах выглядят массивные кольца с дорогими камнями. Перстней у него, вроде бы, и не много, и не мало — но смотрится всё гармонично, всё сочетается красиво, и кольца словно сами друг друга подчёркивают. Анастасий сидит в чёрной рубашке, словно бабье лето ему нипочём и не жарко совсем. На шее — крестик серебряный на тонкой цепочке, висит поверх рубашки, контраст создаёт невероятный. Джинсы чёрные, пояс с тяжёлой пряжкой Ипполит заметил, ещё когда репетитор в комнату зашёл.

Поля ещё тогда подумал, что хочет почувствовать, как этот самый пояс обвернётся у него вокруг шеи, и представил, как эта большая пряжка приятно будет холодить горячую кожу.

А потом Анастасий достал из рюкзака какие-то книжки, какие-то конспекты, какие-то записи и всё пошло по новой: Муравьёв-Апостол честно старался вникнуть в тему, которую репетитор отчаянно пытался ему объяснить, но не получалось. На него, видать, погода слишком сильно влияет, мозг плавится, хотя Поля сидит в домашних коротких шортах (Серёжа, ещё уходя из дома к Мишке, говорил, чтоб Ипполит поприличнее оделся хотя бы к приходу Стаса, но Поля чинно оставил его слова без внимания) и свободной белой футболке — полная противоположность Анастасия Дмитриевича.

Его репетитор был старше лет на семь — младшему Муравьёву-Апостолу едва стукнуло шестнадцать в начале августа, а Стасу уже двадцать три было. Впрочем, Полю это не особо волновало: он с людьми хорошо находил общий язык, и со Стасом тоже нашёл, и язык этот был французским. Ипполит французский знал довольно хорошо, и этих знаний вполне себе хватило бы, чтобы успешно сдать экзамен и даже поступить куда-то на лингвистический факультет, но Серёжа настоял на том, что ему нужен репетитор — освежить знания, узнать что-то новое, вон, смотри, Мишин знакомый как раз уроки даёт… Поля бы деньги, потраченные на репетитора, вполне успешно мог бы спустить на портвейн из магазина на углу или ещё на что. Пока выделяемых ему карманных расходов хватало только на чупа-чупсы — и всё же, Муравьёв-Апостол особо и не жаловался, сидя сейчас с Анастасием в душной комнате и нагло прямо перед ним облизывая чёртов леденец на палочке.

— Ипполит, — снова обращается к нему Анастасий, откладывая в сторону тетрадку с Полиной писаниной. — Прекрати, пожалуйста, впереди ещё много работы.

— Прекратить что? — строит из себя святую невинность Поля, снова запихнув за щеку конфету. Этот жест Стас игнорирует, красноречивый бугорок у Ипполита за щекой — тоже.

— Вести себя так неподобающе, — терпеливо произносит репетитор, хотя со стороны Муравьёв-Апостол видел, как тот заметно занервничал. Господи, и на кой чёрт он вообще изводит бедного человека?

Стас высокий. У Стаса красивые скулы, на которых так и хочется оставлять поцелуи, даже невзирая на риск порезать о них губы. У Стаса мягкие, прямые волосы, которые он всегда собирает в пучок на затылке, склоняясь над скучным учебником. Стас ходит уставший на пары, а потом — к нему на занятия, всё пытается Полю, бесстыжего и бессовестного, уму-разуму научить, помочь разобраться с временами и падежами, а Ипполит каждый раз старается так хитро изъебнуться, чтобы Стас, наконец, сорвался, поддавшись его манипуляциям и бесконечным намёкам. Поля захочет — Поля добьётся. Сейчас он хочет своего, судя по крестику, богобоязненного репетитора по французскому, и он точно своей цели достигнет, каким бы свято-неприступным Анастасий ни был.

— Стас, назови мне хотя бы одну причину, чтобы продолжить учить французский, — Поля закатывает глаза. Видимо, вопрос застал репетитора врасплох: тот скользнул взглядом по открытому учебнику, и Муравьёв-Апостол тут же поспешил его оборвать. — Только не говори о экзаменах! Это банально, это я и так знаю.

Кузьмин — так, по слухам, была у него фамилия — задумался.

— Ну, французский — язык любви, — вздыхает Стас, переводит взгляд на Полю, поняв, что урока нормального сегодня не получится — может, удастся вытянуть из мальчишки хоть пару разговорных реплик. — Ты представь, как красиво ты сможешь кому-то в любви признаться.

Поля едва сдерживается, чтобы не фыркнуть саркастично — делает вид, будто бы над словами действительно задумался, а сам уже обдумывает план действий. Кошмарно, Ипполит Иванович, ни стыда ни совести — побойтесь бога, если не боитесь братца своего и быть опозоренным перед репетитором. Муравьёв-Апостол откладывает леденец на блюдце, где лежало печенье минуты две назад.

— Я в любви признаюсь более действенными методами, — гордо заявляет Поля, ухмыльнувшись краешком губ. Стасу от этой ухмылки становится неспокойно — в зелёных глазах у него словно черти пляшут.

— Да ну? — приподнимает бровь Анастасий, понимая, что сейчас, судя по всему, совершает роковую ошибку. — И как же?

Поля пожимает плечами, будто только этого вопроса и ждал — улыбка дьявольская с губ так и не сходит, без лишних слов Ипполит пододвигается чуть ближе, коленом раздвигая ноги Анастасия и упираясь в его пах. Стас в этот момент, кажется, давится воздухом, но Поля, не обращая внимания, быстро льнёт к чужим губам, то ли чтобы самому не передумать, то ли чтобы момент не ускользнул. Ипполит неумело, но с чувством сминает в поцелуе тонкие губы Анастасия, осторожно задевает зубами нижнюю губу, борясь с желанием слегка её прикусить. Если и брать от жизни, то всё и без остатка — но он всё же сдерживается, с удивлением отмечая, что его ещё не оттолкнули, но и на неожиданный порыв не ответили. Поцелуй получился сладким — на губах у Ипполита всё ещё виноградный привкус дешёвого леденца, удивительно стойкий, сильно пахнущий и тем не менее приятный.

— Поля, — Стас старается и тут говорить серьёзным, поучительным тоном, а сам, вцепившись в спинку стула, сжимает её с такой силой, что на гладкой деревянной поверхности, вероятно, могли бы остаться следы. — Поль, что ты творишь? Я твой репетитор. Нам даже по закону нельзя.

— Не говори, что ты не хочешь, — Иудовы зелёные глаза снова завлекающе сверкают — игра света, что ли? Стас шумно сглатывает ком от того, как близко младший Муравьёв-Апостол сейчас находится, обжигает губы дыханием томным, торопливым, всего несколько миллиметров, и они снова поцелуются. Кузьмин может сосчитать каждую ресничку у него на глазах, а может просто смотреть в глаза и утопать в них, в том, какие же выразительные они вблизи. — Ты что, не веришь, что я люблю тебя? Думаешь, я кому-то расскажу? Стась, пожалуйста…

— Тебе шестнадцать, — настаивает на своём Анастасий, с трудом игнорируя губы Поли, уже настойчиво целующие его в шею. — Если Серёжа узнает, он мне оторвёт голову, я не могу, понимаешь?

— Он не узнает, Стась, я же не против, я же сам хочу, — шепчет Поля, хаотично целуя Стасину шею. От Кузьмина теперь тоже пахнет чем-то сладким, виноградным. Ипполит ёрзает на стуле, желая пересесть уже куда-то, где поудобнее. Странно, конечно, люди в любви признаются: Стас — на французском языке, Поля — на языке тела. — По-жа-луй-ста.

Стас всё ещё сидит неподвижно — только раз попытался Полину руку перехватить, но так и застыл, сжав тонкое запястье, но не спеша отрывать его от пуговиц собственной рубашки. Ипполит отстранился.

— Я все твои чёртовы падежи выучу, французский — моим вторым родным языком будет, если ты меня на этом же столе разложишь, — глядя в глаза репетитору, шепчет Поля, подаётся вперёд и, всё же не устояв от соблазна Анастасия укусить, оттягивает его нижнюю губу.

Стас ведётся на Полины уговоры и дьявольские зелёные глаза.

— Совсем на всё согласен, поганец? — шипит Анастасий, впервые осмелившись оторвать руку от спинки стула и сжать ею плечо Ипполита. Муравьёв-Апостол смотрит на него завороженно — у Стаса всё ещё вид невозмутимый, даром что две пуговицы на чёрной рубашке расстёгнуты благодаря Полиным усилиям.

Тот кивает быстро.

— Тогда продолжаем урок, — Кузьмин чувствует, как Полина шея приглашающе вытягивается. Стас недолго думает, перемещает руку туда, легонько сжимает. Поля от удовольствия прикрывает глаза — мелкий извращанец, чёрт бы его побрал.

Когда Анастасий отпускает его, Поля едва не стонет от разочарования.

— Ста…

— Нет, замолчи, — обрывает его Кузьмин, бросая взгляд на часы. — Ни слова на русском от тебя в ближайший час.

Поля моргает возмущённо, но молчит, принимая это правило — сам же согласился. Ипполит довёл — Стас сорвался, и теперь на нём отыграется по полной за все предыдущие уроки и сегодняшний внезапный поцелуй. Кузьмин тянет его за футболку на себя, и Поля, соскользнув со стула, оказывается у него между ног, быстро понимая, чего Анастасий хочет. Внутри разгорается огонь азарта и возбуждения, Ипполит тянется к ремню, вытягивает его из всех шлёвок и сам его у себя на шее затягивает. Кузьмин на это ужасно извращённое зрелище смотрит, снисходительно подняв бровь, но ничего не говорит, только хмыкает довольно, неотрывно глядя Поле в глаза и подбирая свободный конец своего ремня. Полина белая футболка раздражает, Полины короткие шорты раздражают, то, как ведёт себя этот мальчишка, — раздражает, и почему Стас сейчас позволяет ему это делать, только один дьявол знает.

Потому что у Стаса уже встал. Потому что Полины горячие, сладкие от конфеты губы хочется почувствовать у себя на члене. Потому что его действительно хочется разложить на столе.

Ипполит оказался прав: чужой ремень стягивает шею до мурашек приятно, и пряжка действительно невероятно хорошо холодит горячую кожу. Он тянется к ширинке — расстёгивает с необычайной лёгкостью две пуговицы и молнию, стягивает джинсы ниже вместе с бельём, будто делал такое уже не впервые.

Действительно не впервые — пару месяцев назад на вписке, но тогда он расстёгивал свою ширинку, а потом только в порно видел. Впрочем, это всё тоже порно напоминает — клишированное, про ученика и учителя, но кому, блять, какая разница?

Стас натягивает ремень, Поля придвигается ещё ближе, наконец приближается губами к его члену — Анастасия прошибает током от горячего дыхания на головке, и он не сдерживает выдоха, когда Ипполит, наконец опустив глаза, берёт в рот. Проводит языком по головке, замирает на секунду и выпускает член изо рта с пошлым причмокиванием, наклоняется ниже и широким движением проводит языком снизу вверх. Кузьмину хочется схватить его за волосы и заставить взять в рот на всю длину, но он сдерживается, понимая, что Поля, вообще-то, тоже свою игру ведёт и снова пытается его довести. Делает, как в порно видел, как сам, думает, правильно — Стасу от этого крышу сносит, потому что Ипполит снова берёт в рот и втягивает щёки, пытаясь расслабить глотку, и в конце концов действительно берёт на всю длину. Анастасий стонет и прикусывает большой палец, не сдерживаясь, хватает чертёнка за волосы и пытается продлить удовольствие ещё на несколько секунд — сам его от себя отстраняет, когда Поля поднимает на него свои зелёные глаза с прозрачными бусинами слёз. Муравьёву-Апостолу нравится смотреть на покрасневшего Анастасия, нравится знать, что это он его довёл до такого состояния.

— Встань, встань, блять, бесстыжий, — шепчет хаотично Стас, поднимая Ипполита на ноги. Тот молчит — и всё же скудные познания французского не дают ему ответить на Стасину реплику.

Муравьёв-Апостол позволяет подвести себя к столу. Кузьмин убирает в сторону конспекты и книги резкими движениями, а затем наклоняет его, заставляя лечь на стол, выставив задницу. У Поли сердце бьётся о рёбра набатом, моторчик в груди работает непрерывно. Совести у него не осталось ни грамма — только желание, острое желание и возбуждение от того, что Анастасий сзади упирается членом в ткань его шорт, само осознание Полю вводит в экстаз.

— Ты, блять, просто отвратительно себя вёл сегодня, — Кузьмин держит его одной рукой за шею сзади, Ипполит чувствует пальцы длинные поверх ремня. Ремня, который он сам себе на шее и затянул — действительно ли остатки мозга расплавились от жары? Свободной рукой Стас стягивает его шорты, сильно сжимает его бедро и тут же контрастно-нежно гладит ягодицы поверх хлопкового, плотно облегающего белья. — Ужасные намёки, как у шлюхи какой-то, — голос, змеиное шипение, приказной тон, от которого мурашки пробегают по всему телу, который заставляет дрожать и выгибаться навстречу чужой руке. Анастасий снимает и Полины боксеры, оставляет его в одной футболке, снова нарочито-медленно оглаживает ягодицу, а затем, замахнувшись, звонко и хлёстко его шлёпает. Поля стонет, дёрнувшись, и понимает, что, кажется, нажил себе новый кинк. — Ещё? О боже, да тебе это нравится, — новый шлепок — не сильнее предыдущего, но и не слабее. Ипполит не выдерживает, виляет бёдрами, будто дразня, хнычет, всё ещё чувствуя руку не шее.

Он таких удивительных фактов о себе и не знал — что ему мазохистское, извращённое удовольствие приносят грязные разговоры и шлепки по заднице. А ещё ремень на шее и глубокая глотка. Кузьмин снова замахивается, всё же щадит его и на этот раз шлёпает на так сильно. Поля выдыхает не то чтобы спокойно, но немного свободнее.

Стас стягивает с правой руки два перстня — на безымянном и указательном пальце, а Поля, почему-то хочет попросить его их оставить, но придуманное Анастасием ебучее правило мешает даже дышать свободно, без возмущения.

Узнал бы Серёжа, чем они занимаются вместо того, чтобы учить французский — выгнал бы из дома обоих.

Анастасий проводит большим пальцем по его губе, хватает за подбородок, заставляя повернуть голову в сторону, и проталкивает в горячий рот два пальца — Поля снова втягивает щёки уже чисто для того, чтобы его поддразнить, попытаться перенять управление ситуацией хотя бы через издёвки. Проводит острым языком по пальцам, обильно смочив собственной слюной. Стас снова нажимает большим пальцем ему на губу, заставляя открыть рот. Через несколько секунд Ипполит эти два пальца уже снова в себе чувствует, вот только теперь Анастасий его ими трахает, двигаясь внутри медленно и позволяя Поле привыкнуть к новым ощущениям. Муравьёв-Апостол совсем не по-божески выгибается в спине, заламывает руки и стонет на высокой ноте так, как не стонет ни в одном видео ни одна актриса — Стасу так и хочется достать телефон и заснять то, как он будет наматывать ремень себе на руку, потакая всем мазохистским Полиным желаниям, заставляя его выгибаться, задыхаться, тонуть в чувствах и в каждом движении. Совесть Кузьмина отчего-то сейчас совсем не грызёт — Поле шестнадцать, но Поля первый его поцеловал, первый попросил разложить его на столе, за которым они занимались, он сам защёлкнул пряжку ремня у себя на шее.

Минуты две спустя Поля уже сам насаживается на Стасины пальцы — ему всё, блять, мало, и он стонет на выдохе, чувствуя, что Кузьмин совсем пальцы убирает. А Анастасию просто интересно — сможет ли Поля без рук кончить? Он придерживает его за бёдра и последний раз легонько его шлёпает, заставляя встать ровно. Поле на ногах трудно удержаться от переизбытка острых ощущений, какой там стоять ровно? Стас входит в него наполовину — до конца Поля насаживается сам, и стон не могут сдержать оба; Анастасий ещё несколько секунд не двигается, наблюдая, как Ипполит бледными, тонкими руками упирается в подоконник. Движения у него сначала медленные, обоим надо привыкнуть, но малейший Стасин толчок будто разжигает в Поле бурю эмоций, заставляет срываться на рваные выдохи и стоны. Кузьмин медленно тянет ремень на себя — выпирающие позвонки у Поли видны через футболку, и Анастасию жутко хочется поцеловать каждый, ведущий до самой поясницы. Поля выгибается, запрокидывает голову назад, и Стася успевает оставить поцелуй на кудрявой макушке. Муравьёв-Апостол одобрительно прикрывает глаза, губы его влажно блестят, глаза — тоже. Лёгкий Полин кивок словно даёт Стасу добро — тот ускоряет темп, снова отпускает ремень, и уже и свои, и Полины желания исполняет на отлично, втрахивая его в стол. Бедный предмет мебели скрипит и с каждым толчком врезается в стену, но этого почти не слышно на фоне громких Полиных стонов и влажных, донельзя пошлых шлепков.

В какой-то момент Анастасию кажется, что Ипполит даже голос срывает — но тот дышит тяжело, пытаясь перевести дыхание, и через секунду снова стонет, неудобно потягиваясь, чтобы потрогать себя. Кузьмин натягивает ремень, заставляя Ипполита оторваться от стола и прижаться, Стас держит его за шею одной рукой, заставляет выгнуться, на ухо шепчет самые грязные слова, пришедшие в голову, и не прекращает двигаться внутри, сбиваясь то на медленный ритм, то на более быстрый. Поля у него в руках тает, выгибается, стонет одобрительно, ласкает себя, и от всего, что происходит, он буквально с ума сходит. С репетитором. Посреди занятия. Вот так: чтобы и ремень на шее, и минет, и чтобы его сзади поимели грубо, но до

головокружения приятно. Анастасий обжигает дыханием тонкую Полину шею и прикусывает ощутимо мочку уха, ведёт цепочкой влажных поцелуев к плечу, свободной рукой отодвигает воротник футболки и оставляет там несколько торопливых засосов, проходясь по выпирающим рёбрам, нарочито задевая стоящие соски, оглаживая впалый живот.

Темп Стасин становится совсем непонятным, оттого и азартнее, оттого и ощущения острее. Ипполит одной рукой упирается в стол, чтобы не упасть, и изредка, при особо сильных толчках касается головкой холодной, покрытой лаком деревянной поверхности. Анастасий имеет его, по-другому это назвать нельзя: прикусывает нежную кожу, что оголяется под футболкой, двигается, проезжаясь каждый раз головкой по особо чувствительной точке. У Поли очень узко и горячо внутри, Стас честно пытается не сравнивать с девушками, с которыми он спал, но всё равно у Поли по всем пунктам высокие оценки, Поля особенный, Поля сейчас дрожит и с трудом уже стоит на ногах, чувствуя, что почти на грани — вряд ли когда-нибудь ему повезёт иметь секс лучше этого.

Стас убирает руку Ипполита и сам обхватывает рукой его член — Муравьёва-Апостола прошибает током от этого прикосновения, потому что на левой руке Анастасий кольца не снял, и это вместе с горячими, длинными пальцами окончательно Полю доводит. Стоит Стасу несколько раз провести рукой по всей длине и надавить на головку, именно там, где нужно, — и Ипполит кончает. Анастасий держит его за бедра крепко, ещё несколько раз толкается внутри ощутимо, особо сильно и тоже кончает. Внутри жаром разливается чужое семя, и Муравьёву-Апостолу от этого нисколько не противно — он сам-то в чужую ладонь кончил.

Он пытается отдышаться, слышит, как Кузьмин шуршит сзади салфетками и дышит так же шумно, как и он. У Ипполита по телу разливаются волны тепла и близкого к эйфорическому наслаждения — такое он первый раз чувствует. После такого он от Анастасия уже не отцепится.

— Merci pour la leçon, je peux maintenant passer au Russe?* — Поля поворачивается к нему и хитро, с вызовом стреляет глазами, поднимая с пола шорты свои и бельё.

Кузьмин несколько секунд моргает, будто бы и не понимая, в чём дело, а потом смеётся.

— Боже, конечно, — Анастасий кивает, застёгивая ширинку на чёрных джинсах, и подходит ближе к нему, протягивая руки — осторожно расстёгивает ремень на Ипполитовой шее и тут же наклоняется, целуя красный след, который от него остался и который в будущем несомненно эволюционирует в фиолетовый синяк. Стасе жаль, что после такого синяки остаются — поцелуями он хоть как-то старается скрасить ситуацию, а Поля только довольно жмурится в ответ и —подумать только! — смущается.

— Я в ванную, ладно? Пару минут, — шепчет Ипполит, успев чмокнуть Стасю в щёку. Кузьмин улыбается, провожает Полю взглядом и затягивает ремень у себя на поясе.

Они замечательно нашли общий язык. Буквально и на пару лет вперёд.