Три.

Я сделала ванну, как любила сестра – с большим количеством пены. Я думала добавить туда соль, но подумала, что это излишне. Горячая ароматная ванна приняла моё тело, и сошлась над ним. Часть воды выплеснулась наружу.

Я располнела, это плохо… Хотя теперь уже всё равно.

Я завершила последние приготовления, написав на стекле её помадой: “Прости, сестрёнка!” Пошловато, зато эффектно.

Предательница, грязная мерзкая предательница, которой не место на этом свете! Я больше не могу смотреть на сестру. Сегодня, когда я пришла к ней в палату, она впервые взглянула на меня осмысленно, в другое время я бы обрадовалась этому, но теперь я знала, что не достойна сестрёнки! Я поклялась не подпускать к себе мужчин, любить только её, но…

Меня уже третье утро подряд тошнило. Это порождает разные мысли. От этого ещё гаже. Нет, я не буду проверять, я не хочу знать правду! Нет желания думать о себе, как об убийце! 

Почти ласково глажу себя по запястью. Вниз идёт еле заметная тонкая синяя жилка. Резать вдоль, не поперёк – я хочу не эффектности, но эффективности. 

Лезвие острое, но всё равно выходит какая-то ерунда. Полосую трижды наискосок, потом быстро, другой уже липкой от крови рукой делаю три таких же полосы на правом предплечье. Горячая вода унимает боль. 

Пена окрашивается красным – и это красиво, словно закат. Мой последний закат. Прости меня, сестрёнка, я не могу так больше. Я слишком слаба, чтобы жить, чтобы ухаживать за тобой… 

Прости меня! 

Я предала тебя однажды – и теперь предаю снова! 

Прощай, сестрёнка.

***

Когда Мари второй день не появилась на работе, коллеги забеспокоились. Они решили, что у девушки что-то случилось с сестрой, поэтому одна из сотрудниц поехала в больницу, чтобы разузнать в чём дело. Но в больнице Мари не оказалось.

Её нашли дома, в ванне, с перерезанными венами. Тучное тело лежало в ванне и уже начало вонять…

***

Два.

- Вот мы и дома, брат!

Он ещё не мог твёрдо держаться на ногах, но был в полном сознании. Его разум почти не пострадал. Я помог ему перебраться из кресла на диван и стал снимать с него обувь.

- Да, вот такой я инвалид! Придётся тебе со мной повозиться! – хмуро хихикнул он. 

Брат очень переживал из-за своей травмы.

- Неправда! Скоро ты окончательно восстановишься!

Я присел рядом и придвинулся поближе к брату – то, что сейчас должно было произойти, являлось нашим маленьким секретом. Когда мы были маленькие, у нас часто были общие секреты от родителей. 

Губы к губам. 

“Я всегда хотел этого, но думал, что ты не поймёшь… А потом ты меня возненавидел – я думал из-за того, что что-то заметил!”

“Я возненавидел тебя, потому что мне не пришло в голову тебя полюбить. Ужасно глупо!”

Сплетённые пальцы, его лицо, копия моего лица, рядом со мной, так близко, что дыхание захватывает. Два дыхания в одно! Это наш секрет - мы любим друг друга. 

***

Один.

Когда я узнал, что Мари покончила с собой, я долго не мог прийти в себя от произошедшего. От самокопания и мук совести меня немного спасло то, что брат поправился настолько, что его выписывали домой. Я нанял для него сиделку и занялся устройством судьбы сестры Мари – Фелиции. 

Я не мог объяснить ни себе, ни другим, отчего я принял решение заботиться об этой девушке. Наверное, нашёл в ней замену Мари…

Да, я влюбился. Глупо и бездумно влюбился в ту несчастную, вечно плачущую глупую Мари, которой так нужна была моя помощь. А теперь моя помощь нужна её сестре. 

И к тому же, Фелиция нравилась моему брату. Когда я познакомил их, брат пошёл на поправку гораздо быстрее. Кажется, он тоже влюбился. Я не видел ничего странного – мы похожи, поэтому нам нравятся одинаковые женщины. 

Мне пришлось напрячь все свои связи, но спустя два месяца Фелиция жила с нами. Она была не до конца адекватна, всё время спрашивала про сестру, а мы ей что-то врали. Но потом она всё поняла… или просто забыла. У них с братом завязался странный роман, полностью лишённый какой-либо физиологической подоплёки. Платоническая любовь. 

Я им почти завидовал….