Будни в больнице напоминали карамель. Сладкая, тягучая, даже слишком, приторная, что сводит зубы. Сахарный сироп горячий, кипящий и обжигающий, застывает со временем, ломается при давлении, и не важно как, сломается ли от одного удара сразу или же будет крошиться медленно и по кусочкам.

      Я чувствовала себя тем самым карамельным леденцом, который крошится, крошится, крошится.но никак не ломается за раз. Было бы проще сломать раз, переплавить снова, ведь склеивать осколки несчастливая примета, и оградить высокими стенами от мира сего. Было бы проще, но мы всегда выбираем трудные пути.

      Мне было неспокойно и это мягко сказано. Чертово напряжение во всем теле, ведь я не он, это не мой мир, я умерла.

      Понимать ситуацию я стала только совершенно недавно и это пугало, нет скорее ужасало, заставляло задуматься почему я раньше не обратила на это внимание. Суперсилы, герои и злодеи. Совершенно другое мироустройство, взгляды, политика. Совершенно другие люди, другой мир. Не мой мир.

Я здесь чужая. Меня не должно тут быть, но я есть.

      Меня не покидали вопросы о прошлом Изуку, и если его жизнь я могла увидеть покопавшись в воспоминаниях, а шрамы почувствовать проведя пальцами по коже, то его эмоции, мысли и чувства оставались для меня загадкой. Куда делась его душа?

      И почему именно я попала в его тело?

      На эти вопросы я не знала ответов, а знающие вряд ли ответят на них. Для них это всего-лишь игра. Новое веселье, словно фильм, в сюжет которого они с легкостью могут вмешаться и повернуть в удобную для себя сторону.

      Местный контингент пугал. Необычные люди с необычными мутациями, названными причудами или же квирками, больше напоминающими болезнь.

Я фактически ничего не знаю об этом и возможно слишком грубо сужу, но все же подобная мысль меня не покидала.

В этом мире не было такой дискриминации как у нас, никто не осуждал людей за ориентацию, внешность и вкусы. Хотя нет, вру, за внешность могли осудить, но таких людей было в меньшинстве. Осуждали здесь за причуду и моральные принципы, если же ты не имел даже слабенького квирка, то на тебе сразу ставили, большой, жирный крест. Я боялась. Боялась этого мира, боялась нового тела, которое я не хотела, боялась причуд, боялась жить. И до сих пор боюсь. Это тот самый, липкий, растекающийся по венам страх, что хватает за горло и душит не давая вдохнуть. Та самая паника, что накрывает с головой и ведет за собой соленую влагу в уголках глаз, та самая паника, что заставляет рвать волосы на голове в очередном приступе и до крови сжимать кулаки. Та самая неизвестность и потерянность. Апатия, выгорание и нежелание жить.

Я не хотела этого, меня даже не спрашивали, просто толкнули в другую вселенную, другое тело, тело ребенка.

      Проведя тут чуть больше суток, меня не покидали мысли о суициде. Хотелось выть волком, царапать эти зеленые обои до дыр и кровавых разводов, залезть в место, где меня не будет видно, а еще желательнее выйти в окно. Хотелось взять в руки лезвие и добавить к десяти уже имеющимся полосам столько же, повторим судьбу прошлого владельца тела. Не хотелось видеть эти лживые улыбки врачей, слушать заученные речи психологов и надевать розовые очки, веря что все будет хорошо, ведь хорошо не будет. Ни сейчас, ни позже.

Облака за окном были нежного персикового оттенка.

***

      Мандарины которые принесла Юмико были очень и очень кислыми, но при этом имели приятный и насыщенный вкус. Легкая улыбка тронула мои губы, пока я вслушивалась в щебет девушки рядом со мной.

Юмико Акатани — солнышко во плоти. Длинные зеленые волосы, совершенно не такие как у Инко, светлые и блестящие, зеленые глаза и яркая-яркая улыбка. Тетя Изуку была моделью. Работала совместно с модными журналами и героями, чей мерч ей предстоит рекламировать и пиарить. Часто мелькала по телевидению и имела собственное модельное агентство. Она состоялась в этой жизни как человек и личность в первую очередь. У Юмико не было сильной или крутой причуды, но был вагон и маленькая тележка энтузиазма, умение ждать и девушка старалась. Поставила перед собой четкую цель, упорно шла к её исполнению, а по достижению радуется жизни и радует других. Юмико Акатани была счастлива ни смотря ни на что и это восхищало.

Мне бы хотелось быть такой как Юмико, но я не могла.

Напрягала легкая искра жалости, прячущаяся в зеленых зрачках и порой чуть опущенные уголки улыбки.

Она была чужой для меня. Как и все люди здесь, чужой как весь этот мир и это тело. Но к ней тянуло.

Хотелось сжать девушку в объятиях, рассмешить, сказать что все будет хорошо, успокоить. Просто сделать счастливой.

Такое солнышко как Юмико не стоит грустить — это я поняла в первые же дни пребывания в больнице.

Такие люди как Юмико Акатани были противозаконны лично для меня, слишком яркие и солнечные, радостные, но при этом имеют стальной стержень и характер.

Они не сломались под гнетом общества. Они встали и продолжили свой путь дальше, не оглядываясь назад.

Это будоражило, заставляло восхищаться. Таких людей редко можно встретить, их очень и очень мало, что недурно, мало кто может также.

Юмико для меня за пару дней стала человеком на которого мне хотелось хотя бы попытаться походить в будущем. Я многого не знала, а возможно и не узнаю, но очень маловероятно изменю свое мнение насчет Акатани.

      Я не знала что стало с Инко, но догадывалась. На мои вопросы отвечали неполными ответами, часто вообще уходя от них. И все же я узнала от медсестры одну интересную фразу.

» — Твоя мама заболела, Изуку-кун. — отвечает одна из молодых медсестер, вероятно стажер на практике, глядя на меня глазами полными сожаления. Аж тошно стало, ненавижу жалость, но не преминую повод пожалеть саму себя, порождая еще большее отвращение. Грустный взгляд карамельно-розовых, таких необычных, странных, красивых, но пугающих своей неестественностью, глаз девушки, в которых плещется сочувствие и кажется доля отвращения.

— Чем заболела? — спрашиваю, наблюдая за мелькнувшим на лице сестры раздражением.

— Такая информация мне не доступна малыш — приторно сладким, елейным голоском отвечает медсестра, улыбаясь. От нее сквозит фальшью. Так бесит, что хочется блевать от этих игр и масок. Лицемерие. Я тут всего три дня, а желание исчезнуть становится все больше.

Ненавижу. »

      Меня выпишут через четыре дня. Как же долго-о. Никогда не любила больницы и вряд ли полюблю.

Юмико уже ушла, а время близилось к вечеру.

Тяжело вздохнув, падаю головой на мягкую подушку, стараясь привести мысли в некое подобие порядка. Получается из рук вон плохо.

      Ожидание неумолимо, тягуче и длительно. Время не бежит, быстрым ручейком утекая сквозь пальцы, как раз таки наоборот, песчинки в часах едва падают, слишком уж медленно оно течет.

В больнице скучно и серо, в этом месте все раздражает до трясучки, начиная напускной вежливостью персонала, заканчивая идеальным потолком без трещинок и стенами выкрашенными в цвет амброзии.

Мысли пожирают заживо и не дают даже ничтожной передышки.

Хочется домой. Да хоть куда на самом-то деле, лишь бы подальше от этого места.

***

      Кажется мои мольбы были услышаны, ведь меня выписали. Ура-а!

Наконец-то свежий воздух, ммм, как я по тебе скучала.

Погода была теплая, приятная, и хоть солнце светило ярко, грозясь выжечь тебе роговицу если поднимешь голову к небу, все равно было радостно. Не настолько радостно, чтобы не пугаться мутантов на улицах, но достаточно, чтобы просто кайфовать от этого подобия свободы.

Забрала меня Юмико, хотя больше и некому.

      Сейчас, сидя в машине, на удобном, мягком, кожаном сиденье, я была без малейшего понятия куда мы едем.

Мимо проносились разноцветные улицы, огромные многоэтажки и простые домики, когда мы проезжали в спальных районах.

      Люди в этом мире кипели жизнью, большинство уж точно. Так непривычно видеть по настоящему живых, не привычно серых, уставших и заебанных, а просто…просто нормальных. Тех самых которые спешат куда-то, почему-то улыбаются, да даже если и фальшиво, но все равно изгибают уголки губ, поднимая их вверх. Тех самых которые возбужденно переговариваются и активно жестикулируют, не стесняясь своих эмоций.

Красивая обертка, скрывающая мерзкую, гнилую начинку.

Этот мир чертовски жесток, даже думать не надо, чтобы понять этого, и черт, это пугает, по настоящему ужасает.

Эти причуды, герои и злодеи. Я совершенно точно не разбираюсь, но герои, словно армия, к которой готовятся с малых лет. Словно оружие массового поражения. В красивой обертке конечно же.

Интересно сколько людей погибли пытаясь пойти по этому «светлому» пути? Сколько гражданских завалило разрушенными высотками, прибило силой удара?

Сколько вообще было жертв?

Их ведь вообще не упоминают нигде, как я успела заметить.

Страшно. Ужасно. Мерзко и противно. Хочу домой.

      В ушах фантомно звучит смех Судьбы, то и дело повторяющиеся слова, а перед глазами мелькает ухмылка Реальности.

      Господи. Дьявол. Да кто угодно, ответьте, за что?

      Как же неприятно. Жмурюсь до цветных мушек и пятен, закрывая руками уши, по неосторожности царапая отросшими ногтями мочки, надеясь что это поможет. Не помогает и легче не становится.

Смех превращается в белый шум, начинает подташнивать.

      О черт, меня начинает штормить.

      Картинка перед глазами плывет, в ушах громко звенит. Слишком громко.

Выключите это пожалуйста.

Откидываю голову на спинку кресла и очень надеюсь что мы скоро приедем.

Тошнота противным комом застревает где-то в районе груди, а может это и не тошнота вовсе.

Уголки глаз мокнут и я невольно цепляю на губы усмешку.

Как же паршиво.

      В реальность приводит голос тети, сообщающий что мы уже приехали.

Тихо торжествую по этому поводу, надеясь что на свежем воздухе мне станет легче.

      Тихо хлопает дверца машины и я вдыхаю полной грудью. Легче и правда становится.

Хоть что-то хорошее.

— Изуку-кун, мы теперь дома, добро пожаловать — по доброму усмехается Юмико, а я лишь молча ахуеваю смотря на этот особняк. По другому не назвать. Слишком уж большой и красивый этот дом.

Оглядываю район в котором мы находимся, ведь внимание всю дорогу я на это не обращала.

Дорого. Явно что-то элитное. По виду спальный и далеко не дешевый район.

Повезло…

      У дома перед которым мы стоим, то бишь домом тети, высокие, железные ворота, с острыми пиками на концах и видимой сигнализацией.

      Сам же дом двухэтажный, с витражными окнами и резными, оплетенными лозой откосом и отливом. Темное дерево прекрасно гармонирует с черными мраморными колоннами и высокими ступенями.

Крыльцо украшает меандр точенно выкованный на прекрасном минерале.

Орнамент выглядит почему-то донельзя гармонично, хоть и не очень практично.

Заходить в дом страшно.

Слишком дорого-богато все выглядит, и о боже, я стопроцентно уверена что так оно не только выглядит.

      Слишком светло. И неуютно. Я не была привыкшей к таким видам, ведь была из семьи с достатком ниже среднего, Мидория, теперь уже Акатани, ведь фамилию сменили, во избежании неприятностей, уж подавно.

Массивные шкафы, огромные зеркала, высокие потолки.

Мягкий, серый ковер устилал деревянный пол, а потолки освещались аккуратными квадратиками софитов, вместо ожидаемых громоздких люстр.

Гобелены с изображением ночных пейзажей отлично вписывались на антраценовые стены, а серебристые статуэтки добавляли некий шарм.

      Юмико окинув меня непонимающим взглядом, просто взяла меня за руку и спокойно прошла в дом. Взяла и прошла. Ногами через дверь.

Я же чуть не полетела носом вперед, запутавшись в собственных ногах, боясь все испортить.

— Что такое Изуку? Что-то болит? — о боже нет. Только не надо беспокоиться, пожалуйста. Мне просто страшно. Мне просто непривычно.

— Нет-нет-нет, все хорошо Акатани-сан, просто непривычно. Тут все такое дорогое, я боюсь испортить что-то или сломать — и я не вру. Вот правда. Тут мебель стоит больше чем я, как тут не бояться.

Тетя лишь смеется

Не могу понять что смешного я сказала и начинаю хмуриться. Юмико еще громче смеется, пытаясь мне мне чем-то сказать, но я не понимаю.

— О Ками-сама, прости-прости, — отдышавшись произносит тетя — Изуку-кун, это твой дом, тебе не стоит ничего бояться, даже если ты что-то сломаешь — ничего не будет. Мы просто заменим сломанную вещь на новую. Тебя никто не тронет, никто не наругает. — звучит слишком серьезно, но правдиво, я даже начинаю в это верить. — Пойдем я покажу тебе дом и твою комнату. Не знаю понравится ли тебе, но надеюсь на это — о господи. Юмико. Подмигнула. И. Улыбнулась. Боже, как можно быть таким солнышком?

***

      Блаженно падаю на простыни, вдыхая легкий, приятный запах порошка.

Устала. Хочется спать, в этом желание я себе отказывать не собираюсь, и поэтому нехотя встаю, плетусь в ванную дабы почистить зубы и умыться, а после переодеваюсь в теплую, мягонькую пижаму с принтом лягушек.

Мило.

Кутаюсь в одеяло с головой, теряясь в горе подушек и проваливаюсь в сон.

Никто не устоит пред манящим могуществом кроватки, вот и я не устояла.

      Снова. Боже, мне не хватает слов чтобы описать эти эмоции. Начать орать в пустоту тоже неплохая идея, может полегчает.

— O diable. Pourquoi encore? Je ne peux pas juste dormir une bonne nuit?

О Дьявол. Почему снова? Неужели я не могу просто нормально поспать?

 — французские ругательства, как я по вам скучала. Французский — мой почти родной язык, не удивительно что высказываться я стала именно на нем.

—Je suis flatté de votre attention, mais je suis loin du diable — je ne suis que Destin.

Мне льстит твое внимание, но я ведь далеко не Дьявол — я всего-навсего Судьба.  — ответ уже знакомой девушки становится полной неожиданностью, бог мой, за что. —Tu es ici seulement parce que je le voulais.

Ты тут только потому что я этого захотела.

— добавляет Судьба. Мне типо порадоваться от этого надо или что. Тяжелый и возмущенный вздох мне не помогает, отнюдь, он лишь подогревает интерес божества.

— Ну что ты Анечка, ты выспишься, физически, — хлопает в ладоши и подмигивает, выделяя последнее слово. — Мне скучно-о.

      Хочется огрызнуться. Накричать. Свернуться клубочком в этой непроглядной темноте и пореветь вдоволь, но нельзя. Присутствие божества пугает, не так сильно, как в первый раз, но пугает. Судьба неизвестна, она может сделать что угодно, особенно если это что угодно касается душ. Она непредсказуема, а поведение ее разнится с словами.

      Я ошиблась — Судьба все также ужасает, если не сильнее чем раньше.

      Щелкает зажигалка. Крохотный огонек появляется и тухнет, нужный лишь для того, чтобы поджечь кончик сигареты. Во тьме плывет запах табака и цитруса, тонкая струйка дыма, почти не заметная, выдыхается мне прямо в лицо.

Начинаю кашлять, ведь это было слишком неожиданно.

Дым вопреки всему не давит и не печет. Кашель проходит быстро.

Поднимаю глаза и сталкиваюсь с улыбкой Судьбы.

Дева протягивает мне никотиновую палочку, а в глазах ее пляшут черти.

— Смелее, — уста девы касается искринка грусти, отчего уголки губ чуть опускаются, — Я не наврежу тебе, не сегодня и не сейчас уж точно — не верю. Ни в одно из ее слов. И вряд ли поверю. Но, наперекор кричащей интуиции, поддаюсь вперед.

Пальцами касаюсь черной кожи перчаток Судьбы, что кажется слишком холодной. Побыстрее перехватываю сигарету, с сомнением делаю первую затяжку.

Вдыхаю дым, и к удивлению мне нравится. Тонкие цитрусовые нотки, не разобрать какие именно, да и не хочется, мешаются с терпким табаком.

Выдыхаю. Приятно. Чувствую долгожданное расслабление, что весьма неожиданно.

      Судьба усмехается рядом и шепчет тихое: — Нравится?

Просто киваю на вопрос, говорить совершенно не хочется.

— Хочешь буду забирать тебя сюда покурить? — пахнет подвохом. Не просто пахнет, им черт возьми, фонит за километр. Это опасно, рискованно, но я снова киваю. Не понимаю почему, не знаю что послужило основой таких радикальных действий, но киваю.

      Дева давит смешинки, не говоря о том, что мысли мои — для нее как на ладони, и о том, что читает меня, как открытую книгу. Она скажет позже. А может и сохранит этот маленький секрет, ведь так только интересней.

Будет зависеть от ситуации.

      Сигарета докурена. До ужаса хочется спать, о чем я все же заявляю божеству, на что та прыскает в кулак, стараясь не смеяться, и наконец-то, сжалившись, милостиво желает сладких снов и хлопает в ладоши.

      Мир кружится, и я проваливаюсь в реальность, в долгожданный сон.

***

      Утро не задалось с самого начала. Я не выспалась, и списать бы все на дурной сон, но на губах остался привкус цитруса, а на волосах фантомный запах дыма.

Со стоном встаю с кровати, при этом умудряясь запутаться в одеяле и пересилив свою лень, плетусь в ванную комнату.

Зеркало хочется разбить, обрызгать святой водой, перекрестить, осветить и выкинуть куда подальше — сделать все, лишь бы не видеть этот ужас.

Мертвенно бледная кожа, огромные синяки под глазами, белки которые в свою очередь покраснели от недосыпа, и как вишенка на торте — блядское гнездо на голове. По другому и не скажешь.

      Холодная вода более-менее помогает проснуться, даже дышать полегче стало.

Цитрус с табаком сменяет свежая мята, чувствую себя ледяным дракончиком, главное холодное не пить, не есть, а то больно будет моим зубкам.

Шухер на голове предпочитая особо не трогать, расческу ломать мне не хочется.

      Выползаю из ванной и как живой мертвец плыву на кухню. Пахнет блинчиками. Боже-е, это прекрасно.

— Доброе утро Акатани-сан — у меня квест. Для начала поздороваться с Юмико, это я уже выполнила.

Следующим пунктом идет залезть на стул и не упасть с него же.

С трудом, но задачу выполняю.

За что тут же получаю награду — предо мной ставят тарелку с блинчиками и стакан апельсинового сока. Мм, вкуснота. Мажу блинчик шоколадной пастой и сыплю сверху ягоды голубики.

Обалденно.

— Приятного аппетита Акатани-сан.

      Юмико желает того же, с неизменной улыбкой на лице. Даже рано утром она умудряется быть солнышком, ну что за сверхчеловек. Может она скрытое божество?

      Закончив трапезу, мне сообщают о том, что мы едем в торговый центр, покупать мне еще вещей, ведь по словам тети, то что у меня есть — слишком мало.

Не то чтобы это было чем-то плохим, но торговый центр. Это же целый торговый центр! Там же там много людей…и мутантов. Давайте не надо.

      Юмико была неумолима. Уже через полчаса мы сидели в машине, я с вычесанным шухером на голове, что теперь напоминал нормальные волосы, а не гнездо, и Юмико. Юмико это просто Юмико.

Выглядела она как всегда — прекрасно.

М-да, это пожалуй единственный человек в этом мире к которому я могу привязаться.

Регион Канто, Токио.

Направлялись мы в Сибуя.

Ехать было около часа, может даже больше. Мысленно я заказывала себе гроб.

      Разноцветные магазины, улицы, многоэтажки, яркие, разодетые люди.

Голова шла кругом.

Хвала небесам, закончилось это относительно быстро.

Все вокруг пестрело геройским мерчем, одежда, плакаты, да даже реклама — все было с деятелями справедливости.

Найти среди этого что-то обычное и невзрачное было довольно трудно, но мы с тетей справились. Подобрано все было в кратчайшие сроки, просто и со вкусом.

Тихо обрадовавшись данному факту, мы зашли в ближайшую кофейню, дабы хоть немного перекусить.

Кофе мне конечно же никто не купил, заменив холодным лимонадом с малиной. Самое то в жаркую погоду, намного лучше горячего капучино.

Сэндвичи и онигири с лососем были на удивление вкусными.

Вытерев губы от крошек риса, мы наконец-то поехали домой.

Загрузив немалое количество пакетов в багажник, а особо хрупкие вещи — в сам салон, я лужицей растеклась по креслу, а Юмико устало, но счастливо усмехнулась и уселась за руль. И хоть все делала тетя, я просто устала. Походы по магазинам очень выматывают.

Ехать было долго, а спать хотелось довольно сильно. Вот я и уснула.

***

      Пробуждение моё прошло уже на кровати, на удивление утром. Не ночью, как я ожидала, а именно утром. Правда слишком рано — часы показывали лишь половину шестого.

Мне бы еще поспать, но совершенно не хотелось.

Сон не шел ни в какую.

      Смирившись с этим фактом поплелась в ванну — зубы сами себя не почистят.

И снова та же бледная кожа, как у мертвеца, что довольно иронично. Круги под глазами, хотя я выспалась и чувствую себя просто отлично.

Гнездо на голове никуда не делось, как куст ей богу, особенно если смотреть издалека.

      Пахло от меня просто чудесно — мятой и малиной. Никаких цитрусов, никакого табака, никакой крови. Прекрасно.

Энергия била через край.

Это что особенности детского тела?

Магия какая-то?

Странное чувство.

      Пустота в груди никуда не делась, и пропадать явно не собиралась.

Страх преследовал по пятам, едва касаясь шеи когтистыми лапами.

Стало свободнее, это все…притупилось что-ли. Не пропало, но не давило каменной плитой, грозясь прихлопнуть и превратить в фарш в любой момент.

      Поборов желание скатиться с перил, я просто побежала по лестнице, держась за эти самые перила — я и слово аккуратно рядом не стояли.

Не прогадала. Почти упала вперед носом, запнувшись на предпоследней ступеньке.

Шалость шалостью, но осторожность не помешает. Всегда не помешает.

      На кухне было тихо, как и во всем доме вообщем.

Тишину испортили киты поселившиеся в моем животе, решив что сейчас самое время чтобы спеть свою громкую песнь.

Ой-ёй, кушать-то хочется.

До холодильника я не достану — проблема.

А вот стул, на который я с преспокойной совестью залезу и достану покушать — ее решение.

Казалось бы, чего трудного?

Да вроде ничего, но я теперь ребенок. А стул почему-то легкостью не отличается, поднять я его никак не могу, да что тут поднять! Его даже толкать трудно! Почему быть ребенком так трудно?

Ножки мебели противно скрипели при попытке ее сдвинуть, так что я забеспокоилась о сохранности пола, от таких действий могут появиться царапины, что не очень приятно.

      За спиной раздается едва слышимый смешок. Оборачиваюсь и вижу в дверном проеме сонную тетю.

Блять.

Неловко икаю, при этом спотыкаюсь о собственные ноги и лечу на стул.

Мебель натужно скрипит проезжая по гладкому полу и с грохотом падает.

По логике я должна была упасть следом, но я не падаю, а парю в воздухе.

Магия?

Походу магия. Или причуда Юмико.

Ой как неловко. И страшно. И страшно неловко.

Закрываю лицо ладонями, так, словно надеюсь спрятать этот утренний позор.

Тетя смеётся и я аккуратно приземляюсь на ноги.

Даже не упала.

      Все обходится, никто не ругается, всем весело, а кухню наполняет свежий аромат яичницы и кофе.

      Следующим, почему-то обязательным пунктом идет прогулка.

За окном уже светло, погода так и располагает к выходу на свежий воздух.

Данная идея мне не по душе, но тетя неумолима.

Меня собирают, приводят в не то что человеческий, в божий вид и тащат гулять.

Вот так все просто.

      Улица мне не нравится. Гулять тоже. Скорее всего дело было в…особенностях людей этого мира.

Эти мутации, да и просто знание о том что, фактически каждых мимо проходящий человек умеет по сути колдовать, пугали, некоторые вызывали отвращение и простую неприязнь.

Веселого я в этом не находила.

Не помогало даже любимое небо — такое красивое, нежно-голубого оттенка, с тонкими нитями облаков и убийственно ярким солнцем.

Летающие вокруг бабочки и листья изредка падающие с деревьев и вовсе вызывали некое раздражение.

      Меня привели на детскую площадку.

Отлично. Давайте мы просто уйдем домой?

Нет? Ну ладно. А если я поранюсь мы уйдем? А что? Звучит как отличный план.

Но это на крайний случай, а пока идем исследовать детей человеческих в привычном нам понимании, то бишь заводить подобие друзей и знакомства.

Люди.такое странное слово на самом-то деле. Противоречивое, лживое, неправильное — точно такое же как человек.

Человек, потребитель — находит себе место в вершине пищевой цепи, при этом не имеет никакого постоянства.

Делит все и всех на ступени и классы, празднует с одними и губит других.

Начинает ценить что-то, только после того как потеряет.

Придумывает ложные оправдания, изысканно изъясняясь — никто и подумать не может, что этот человек способен на такой грех как ложь. А он способен.

Человек — гениальный выдумщик, рассказчик и актёр.

Отличный лицемер, что меняет маски взмахом руки.

Тебе это выгодно, почему нет?

Выгода — основа из основ. Ничто не делается без выгоды.

Таков он — человек.

И я абсолютно такая же.

Иду заводить новые знакомства, несмотря на то что они мне не нужны, не сейчас, но это может быть выгодным в будущем. Тетя не будет волноваться, а это еще один плюс к спокойствию и выгоде.

      Компания ребят стоящих впереди не вызывает никакого интереса, но я подхожу, заранее натянув прелестную улыбочку: — Привет! Меня зовут Акатани Изуку, можно с вами поиграть? — голос так и сквозит фальшью, но это дети, они вряд ли заметят.

Их всего трое, неприятное для меня число, ой какое неприятное. Виски простреливает острой болью, зрение мутнеет. Все в порядке. Все по другому. Это дети. Я ребенок. Эта не та реальность.

Наваждение проходит быстро, словно его и не было. В напоминание служит тупая боль в висках. Не критично, потерпеть можно.

— С какой стати мы должны с тобой играться? — оу-оу-оу, сколько злобы-то. Блондинистый ребенок с, о боже, красными глазами — злой. А он может укусить если его подразнить?

Ассоциации почему-то идут с собаками, точнее шпицами. Ну эти пушистые, пшеничные волосы, по-детски, ведь по другому и не сказать, пухлые щеки. И эта грубость, мне показалось или он почти зарычал от злобы в конце?

Как мило, пугающе мило.

Кто-то явно не в настроении.

— Бакуго-кун может.

— Заткнись крылатый!

      Он даже договорить не дал ему, агрессивный малый.

— Так будет интереснее — пожимаю плечами. Ну, а что? Этот мир словно сошел со страниц фэнтезийного комикса, может быть детишки любят играть в героев и злодеев. Звучит как возможный вариант. Их трое, в принципе идеально для такой игры, но все же.

— У тебя причуда есть?

      Вот так вот в лоб спрашивать про причуду. Чем сильнее, тем круче что-ли? Окей, вызов принят.

— Есть.

      Говорю спокойно, не громко. Причуда это не то что мне нравится, скорее от нее хочется избавиться, но сделать это невозможно. Как показатель правдивости моих слов снимаю одну из перчаток, сквозь страх и отвращение зажигаю небольшой огонёк. Невероятно трудно.

Темная, приятная на ощупь ткань возвращается на место.

В глазах ребят пляшет интерес, уже лучше чем раньше. Намного лучше чем раньше.

Блондин протягивает руку, в знак приветствия. Жму её, мимолетно удивляясь силе ребенка

— Кацуки Бакуго. Играешь со мной за героя.

      Что-ж Кацуки, приятно познакомиться