Ричард первые два дня старался молчать и говорить только с Димой, который еще не знал, как подступиться к этому вопросу с деревенскими. Бабушка, что приютила их в своем доме, потеряла в этом аду своего старенького мужа из-за того, что они не успели, и теперь было страшно вообще что-либо ей говорить, но она все же спросила, задав тот же самый вопрос, что им задал егерь.

Ричард работал в саду не покладая рук, лишь бы не сидеть на месте и не быть нахлебником. Раз уж их приютили, он хотел быть благодарным. И поэтому он не сразу заметил Диму и Старушку Люду, стоящих на крылечке ее дома и обсуждающих его.

– Ох, бабушка, пообещай, что не будешь никому говорить, – у юноши, если честно, сердце ухнулось в пятки. – Немец он, дезертир.

Старушка сначала удивленно испугалась, после того-то, что произошло в их доме, но, еще раз посмотрев на парня, работающего в ее саду, лишь горько вздохнула в ответ, ничего не произнеся. А Диме и не нужны были слова, он и с сам все понимал. И то, что дерьмо у него, а не попутчик, и то, что они в дерьмовой ситуации.

– Баб Люд, мы не задержимся надолго, дайте только отдохнуть пару дней, – поспешил он добавить, поворачиваясь вслед уходящей женщине.

– Отдыхайте, ребятишки, сил набирайтесь, – кивнула она, уходя в дом.

Конечно, под вечер вся деревня знала о том, что Ричард немец, но, перепуганные и убитые горем люди, не забыли, что это именно он с Димой спасали их, и не стали ничего говорить, хотя многим не понравилось, что парни решили немного пожить в их деревне. И Людмиле в том числе, но она разрешила им остаться в своем доме ненадолго, взамен на работу в саду. 

И время побежало очень быстро. Они работали, получали за это еду и кров, набирали силы и вес прямо на глазах. Ричард шутил что Дима становится похожим на «русского Ивана», потому что его щеки округлились и слегка порозовели, а сам обвиняемый все время говорил, что это немец на русской пище становился «Иваном». А когда, разбирая чердак, они нашли старенькое зеркало, им все стало понятно.

– Du siehst aus wie ich, – тихо усмехается Ричард, рассматривая собственное отражение и отражение рядом с ним. 

– You look like me, – так же тихо говорит Дима и, получив кивок в ответ, понимает, что произнес немец, забыв про языковой барьер. 

В зеркале отражалось практически два одинаковых человека, с разницей, что у немца и брови были блондинистые, а вот у Димы почти черные, не смотря на светлый ежик на голове. Они на этой войне и сами забыли, как выглядят, а поэтому все это время не могли вспомнить, кого же им напоминает лицо напротив. А напоминало оно им самих себя. Так какого черта они должны были убить друг друга в тот день, если они выглядят как родные братья?!

Дима вдруг начинает смеяться, весело, но немного нездорово, и Ричард заражается, сгибаясь рядом и похлопывая парня по спине. Они и сами не понимали, что нашли смешного в своей ситуации, но почему-то гомерически хохотали, а когда остановились, их лица были очень близко – и они смотрели друг другу в глаза, видя в облике напротив себя собственное отражение.

– I know, – кивает Дима именно в тот момент, когда немец открывает рот чтобы что-то произнести, и выпрямляется, отстраняясь.

Ричард улыбается ему, протягивая руку к лицу и почти невесомо касаясь пальцами щеки, проводя невидимую линию до уха юноши, и опускает руку, понимая, что подобные ласки непрошеные. 

Еще немного порассматривав самих себя, вспоминая собственный облик, они продолжили разбирать чердак Бабы Люды, которая постепенно сменяла гнев на милость и уже начинала понемногу пытаться разговаривать с Ричардом, который русскую старушку, конечно, не понимал. Но когда Дима увидел эти попытки, камень, что лежал на душе, рассыпался в пыль, даря хотя бы временное успокоение.

Сад, за которым старушка не могла уследить как следует в силу возраста, постепенно приобретал поистине немецкий порядок. Ричард и Дима, которых Баба Люда научила ухаживать за растениями правильно, благодарно трудились, всегда помня о том, от чего они тут довольно трусливо прячутся. 

Очередной тяжелый рабочий день закончился валянием на небольшом пледе под чистым небом, на котором разноцветными огнями рассыпались звезды, будто алмазы из случайно уроненной шкатулки.

– Krasöta, – тихо выдыхает Ричард, вытягивая руки к небу, указывая на него и потом роняя их, потому что они нещадно болели от постоянной работы.

– Йа, – так же тихо отвечает юноша. Ему нравилось, что немец понемногу учит русские слова, и даже почти сносно их произносит, уместно используя.

– Like you, – вдруг неуверенно добавляет тот, повернув лицо к парню рядом с собой и заглядывая в удивленные глаза. Дима мог бы сделать вид, что не понял, о чем говорит иностранец, но он понял.

– О, Господи, брат, я... – юноша тушуется, приподнимаясь на руках, и мотает головой из стороны в сторону, чувствуя, как краснеет. 

– No-no-no, please, geh nicht, – Ричард тоже поднимается, протягивая руку, чтобы остановить русского, но так и не касается его, боясь еще сильнее нарушить личное пространство.

А Дима понимает, что тот просит его не уходить, и лишь рассеянно кивает. Кажется, ему только что сделали комплимент, признаваясь в любви одновременно, и он не знал, как реагировать. Ричард был ему дорог, конечно, они вытаскивали друг друга из таких передряг, после которых невозможно было не подружиться, да и спали они вместе, раньше, едва ли не каждую ночь, прижимаясь к единственному доступному в их ситуации теплу. А, впрочем, почему бы и нет?..

Дима неуверенно кивает, вздыхая, и приближается к мгновенно замершему Ричарду; придвинувшись, просто коснулся его губ своими, чем вызывал у немца трепетную дрожь по всему телу. Тот явно почувствовал куда больше, чем сбитый с толку и смущенный юноша, которому все это осталось непонятным. И в особенности – собственное желание сделать это. Но ведь ему точно так же не было понятно, зачем он спасает Ричарда, ведь так? Но он спасал. И сейчас он решил, что стоит поддаться своим желаниям, и поэтому вновь поцеловал парня перед собой, уже куда более смело, пробуя его на вкус языком, переплетая их, чувствуя ладонь на шее, поддаваясь ей, ложась обратно на плед, позволяя рукам, что и так трогали его раньше, ласково блуждать по телу. Но, когда ему кажется, что ситуация выходит из-под контроля, он отстраняет распалившегося Ричарда, который даже не претендует на продолжение, и просто тихо шепчет:

– Danke...