Пробуждение выдалось тяжелым. Тяжелым было все: чугунная голова, слипшиеся веки, одеяло, прибившее меня к кровати бетонной плитой. Даже думать было тяжко. Когда глаза привыкли к темноте, я с разочарованием признала, что по-прежнему не имею понятия, где нахожусь.

Голова раскалывалась, силясь воспроизвести в памяти последние события. Взволнованные лица, голоса, туманное поле, кишащее мертвецами, крики, слезы, бесконечная дорога до моста и невнятное бормотание — все смешалось в макабрический калейдоскоп. По спине пробежал холодок, пальцы машинально вцепились в одеяло. Помню, что свалилась в яму, помню запах пота, скрип половиц и неразборчивый шепот:

— Она же могла там сдохнуть, долбаный ты…

— Элли, ради бога, заткнись. Ты ее разбудишь. Собралась присматривать — веди себя тихо.

— Да ты посмотри на ее спи…

— Элли!

Больше ничего, ноль. Ясно было одно — где бы я ни находилась, Вимент вызвалась за мной присматривать. Нянька из нее была не самая лучшая, но даже от такой няньки была польза, ведь подняться самостоятельно оказалось невозможным — в позвонки и ребра будто вонзилась дюжина гвоздей. От боли на глазах навернулись слезы, и я со стоном повалилась обратно на подушки. Должно быть так чувствуют себя мертвецы, когда Эйлин колотит их своей битой. Отвратительно. Тело ныло, горло першило то ли от желчи, то ли от жажды, но попытка позвать Элли не увенчалась успехом — вместо твердого голоса вышел лишь сиплый шепот. Из угла комнаты донеслись звуки возни, сменившиеся сопением. Так до нее не добудишься.

Вот если бы рядом на столике был стакан воды, если бы... Слабо веря в чудо, я вытянула руку и — хвала небесам! — он действительно там был, только вот пара сантиметров оставалась непреодолимым препятствием — пальцы едва скользнули по прохладному стеклу, глухо брякнув по столешнице. Злясь на собственное бессилие, я ударила по столику так, что стакан завалился на бок и гулко покатился к краю. Звон бьющегося стекла не сильно меня расстроил, все-таки он разбудил Вимент, и теперь мои шансы не умереть от обезвоживания увеличились в несколько раз. Потревоженная, она закопошилась, по комнате пронесся жалобный скрип — так скрипит старое кресло, — и сонные шаги окончательно оборвали тишину. Знакомый силуэт опустился рядом с кроватью, маяча светлой макушкой. Вимент не ругалась, не ворчала себе под нос, и я, успокоенная ее молчаливым присутствием, в внезапном порыве радости запустила пятерню в копну ее светлых волос:

— Элли, я...

Озноб пробежался от кончиков пальцев до волос на затылке — это была не Элли. На меня уставились два огромных угольно-черных глаза. В ужасе я отдернула руку. Это не может быть он! Лицо мертвенно-бледное. Взгляд холодный, неживой. Вьющиеся волосы. Передо мной сидел убитый мной мальчишка. Его левый глаз чернел, расплывался, превращаясь в кровоточащую дыру, оставленную моими же руками. Вниз по щеке, к подбородку зазмеилась бурая струйка крови. Мертвец захрипел точно так, будто я снова держала его за горло.

Я схватилась за голову, и в нос ударил мерзкий, тошнотворный запах железа. Ладони задрожали, они были в чем-то склизком и липком. В крови. В его крови.

— Боже, нет, не может быть... Это все сон, сон, сон, — как мантру повторяла я. — Мне просто надо проснуться, тогда все закончится. Просто проснуться…

— Посмотри на меня, — цепкие пальцы требовательно сомкнулись на моих запястьях, не позволяя вырваться из ночного кошмара. Он хотел, чтобы я увидела, что натворила, на что способны мои руки. Но я уже видела, видела и больше видеть не хотела!

— Прости… прости меня, я не хотела. О, господи, мне так жаль! Если бы можно было... если бы не…

Могильный холод расползался по комнате, пробирался под одеяло ледяной змеей. Меня зазнобило так, что зуб на зуб не попадал. Я мычала сквозь плотно сжатые губы, размахивала руками, стараясь стряхнуть видение, стряхнуть ледяные руки со своих запястий, но они не исчезали, только больше походили на явь.

— Что ты там бормочешь? — пальцы мертвеца сильнее впились в кожу. — Доул, посмотри на меня.

— Нет-нет, я б-больше не могу… Пожалуйста, я хоч-чу проснуться.

— Да хватит уже! Успокойся, эй, слушай меня. Ты слышишь?

Что слышу? Слышу того, кого не должна? Как тут успокоиться? Ничего не понимая, я тряхнула головой, надеясь, что он исчезнет. Все, что угодно, лишь бы исчез.

— Почему ты здесь? Ты пришел за мной?

Вздох вместо ответа. Неожиданно прохладная ладонь отняла мои руки от лица и опустилась на лоб. С щелчком на столе мягким светом загорелась лампа. Тьма отступила. Я нехотя разлепила глаза и в неверии уставилась на призрака.

— У тебя жар. Возможно помрачение сознания, — заключил он. — Узнаешь меня?

Я растерянно всматривалась в заспанное лицо, изможденное бессонными ночами, пугающе равнодушное. Он не был похож на живого человека, но и на ребенка точно не походил.

— Эван? — промямлила я, приходя в себя. Он утвердительно кивнул. — Но тут был мальчик, он сидел прямо напротив меня. Он был тут, клянусь!

— Это я. Томми здесь не могло быть, я похоронил его вчера утром. Ты не помнишь?

Я неопределенно мотнула головой, обхватила лицо липкими ладонями и вновь расплакалась — тошнотворный запах крови никуда не делся.

— У м-меня руки в… в крови. Поч-чему они в крови?

— Потому что ты работаешь в зачистке, — тихо ответил Фейдер, не сдержав нервный смешок, и добавил уже громче: — Успокойся, у тебя чистые руки.

— Нет-нет, они точно в крови, я знаю, — даже если мальчик мне померещился, то стоявшая вонь не могла быть плодом воображения. — И лицо теперь все в ней.

— Тебе так кажется, потому что ладони вспотели. Посмотри и сама поймешь.

Что пойму? Пойму, что схожу с ума? Но я не сумасшедшая. Я сжала пальцы, ногтями царапая влажные ладони, соскабливая свернувшуюся кровь. Нет, такое не может просто показаться. Я была уверена в своих ощущениях, но заставила себя опустить взгляд и не поверила своим глазам — руки действительно были чистыми. Но как? Откуда тогда этот запах? Тыльной стороной ладони я вытерла мокрый от слез нос и в замешательстве уставилась на руку.

— Черт, подожди, — бросил парень, вскакивая на ноги, — у тебя кровь из носа.

Вот так пазл сошелся, у всего теперь было объяснение. Стараясь привести мысли в порядок, я зажала кровящий нос и закрыла глаза, вспоминая вчерашний день. Я помнила, как уснула под деревом, а очнулась уже в яме. Помнила, как Фейдер кромсал мертвеца. Помнила, как опорожнила желудок. Помнила, только никак не могла связать все это воедино. Когда парень с аптечкой присел рядом, я уже знала, что хочу спросить:

— Как я оказалась в могиле?

— Я поздно заметил кадавра и…

— Кентавра?

— Кадавра, Доул, живого мертвеца. Работаешь в зачистке и не знаешь таких слов? — фыркнул Фейдер, смачивая вату перекисью и протягивая ее мне. Я покачала головой. Почему у этого парня больше информации о мертвецах, чем у меня?

— Кадавр, значит, — растерянно протянула я, откидываясь назад и затыкая ватой ноздрю.

— И кто вас учит голову запрокидывать? При носовом кровотечении нужно сидеть прямо, если не хочешь глотать кровь и блевать дальше, чем видишь.

— Не могу подняться, — пожала я плечами, чувствуя, как кровь стекает в горло. От солоноватого вкуса железа действительно затошнило. Фейдер подхватил меня под мышки и усадил, подоткнув под спину подушку. Я невнятно буркнула «спасибо», облизывая пересохшие губы и сильнее кутаясь в одеяло.

— От тебя одни проблемы, — нахмурился он, вертя в руках отколовшееся дно стакана.

— Пить хотела и не дотянулась.

Кивнув, парень поднялся и вышел из комнаты. Я слышала скрип половиц под его ногами и взволнованный шепот. Мэри спрашивала, не опасна ли я. Смешно! Когда Эван вернулся, я тут же засыпала его вопросами, жадно глотая воду:

— Кентавр или как там… в общем, мертвец… Его я видела перед падением?

— Да, некогда было тебя будить, проще стащить в яму. Еще эти идиотские сапоги… Думал, из-за них придется рыть могилу побольше.

— И как ты его..?

— Убил? Вылез и разнес лопатой череп, как еще? Я же говорил, что ей можно не только копать. Твоя железка не пригодилась.

Я дернулась, вспомнив про катану. Как я могла так глупо потерять подарок Тайры? Только начала справляться с оружием, и потеряла его. Молодец!

— Я передал ее рыжей, — опередил мой вопрос Фейдер. — Успокоилась?

Я покачала головой. У меня было еще много вопросов, не дающих покоя.

— А девочки, где они? Я их слышала, слышала Эйлин. Она должна была присматривать за мной, разве нет?

— Девочки, — фыркнул Фейдер, усаживаясь обратно в кресло. — Одна присматривала первый день, пока ты была в отключке, а теперь твои девочки высыпаются перед зачисточкой, — передразнил он меня.

— Как это перед зачисткой? Из офиса перезвонили? Там знают, что я не могу идти? Они должны прислать третьего.

Парень удивленно вскинул брови:

— А ты собиралась?

— Не знаю, я… Мне бы пришлось, ведь вдвоем опасно и…

— Да-да, они это и без тебя знают, — перебил он. — Поэтому вместо тебя пойдет Мэри.

Мэри? Это что еще за хрень? Она не может. Она ничего не знает о нашей работе и ничего не умеет. Ее нельзя брать. Да от меня лежащей будет больше толку, чем от нее!

— Что? Это шутка такая?

— Я сейчас похож на шутника?

Нет, не похож, но и Мэри не похожа на зачищающую. Позавчера она готова была убить меня, и вдруг захотела на мое место, на место падальщика? Лучше бы Фейдер оказался шутником.

— Но как? Почему? Бред какой-то. Она же не может.

— Это ты не можешь, — с нажимом ответил парень. — Мэри вызвалась сама, никто не уговаривал.

— И ты так просто ее отпустишь?

— Я ее брат, а не хозяин. Если она хочет рубить лишнюю гниль — пусть рубит, — пожал плечами Фейдер и откинулся назад. — Хотя, как по мне, то, чем вы занимаетесь, херня полная.

— Что ты подразумеваешь под лишней гнилью?

— Ты действительно работаешь в зачистке, Доул? — спросил он, выгнув бровь. — Такое ощущение, что мимо проходила. Трупы, непригодные для мертвой полиции, что еще? Вам приказано оставлять молодняк, поэтому вы сожгли родителей и Томми, чтобы от начальства по жопе не попало.

Я нахмурилась, уставившись в потолок. Откуда Фейдеру так хорошо известны наша структура и приказ оставлять «молодняк»? И я вспомнила Никки. За завтраком она похвасталась, что их отец защищает весь город. Точно, он был полицейским. Полиция тоже завязана на сохранении новообращенных и не сильно отличается от нас. Уж не им нас упрекать.

— Приказано, — кивнула я, — но ими занимаются специально подготовленные отряды. А вот откуда об этом слышал ты? Сотрудничаешь с полицией?

— А я под следствием? Запей жаропонижающее, отвали с расспросами и спи.

— Я не заставляю тебя сидеть и нянчиться со мной, можешь идти, — надменно-дерзкий тон начинал раздражать.

— Разумеется, — усмехнулся Фейдер, будто только и ждал подобной реакции, — только мне не нужно твоего разрешения — я у себя дома.

За неимением емкого ответа я отвернулась к стене, разглядывая узор на обоях — ярко-желтые звезды на темно-синем фоне. Какому ребенку они не понравятся? Вздрогнув от внезапной догадки, я испуганно провела рукой по одеялу. Кажется, сидя на крыльце, парень говорил, что спал в комнате младшего брата. Может, оттого он мне привиделся, что…

— Это его кровать?

— Да, была. Еще вопросы?

Я представила, как всего лишь пару дней назад Томми засыпал в своей теплой постели, разглядывая звезды, и наверняка был от них без ума. Возможно, он мечтал, как однажды отправится в космическое путешествие, как откроет новую планету и станет известным на весь мир космонавтом. Для полета фантазии детям много не надо — у них есть удивительная способность, которой взрослым часто не хватает, — они умеют восхищаться даже такими мелочами, как звезды на обоях, и видеть в них нечто волшебное. В детстве каждая безделушка хранит в себе какой-то сакральный смысл, и мир так огромен, необъятен, вот он, перед тобой — скорее хватай и крепче его держи! Только не все успевают схватить, кто-то срывается вниз, в темную пропасть, в пустоту, где детские мечты уже никогда не исполнятся.

— Ну, чего разнылась? — спросил Фейдер, услышав мой судорожный вздох.

— Это все… это несправедливо. Разве такого детства заслуживают дети?

— Да ты еще наивнее, чем я думал, — хмыкнул Фейдер и, немного подумав, продолжил. — Пытаешься найти справедливость там, где ее нет. В сказках, женских романах — пожалуйста, но точно не в жизни. Забиваешь голову идеалистической чушью, и зачем? Нацепила клеймо падальщика и оказалась не готова убивать всех без разбора?

Я вспомнила тот день, когда подписывала договор в кабинете мистера Хида, тогда мне хотелось вырваться из круговорота тоскливых мыслей, обязанностей секретаря, бесконечных звонков и бумажной волокиты. Готова ли я была убивать? Признание далось нелегко:

— Я тогда вообще об этом не думала.

— Нахрена тогда поперлась? Ради денег?

А еще ради огромного особняка и мужа-содержанта, конечно же! Что за бред? Каждый, кто оказался в зачистке, так или иначе бежал от чего-то, а не за чем-то. Я вот бежала от совершенной ошибки, стоящей мне всего, Тайра — от невыносимых воспоминаний и пустующего дома, а Эйлин уже и не вспомнит, что именно ее сюда загнало, но точно не большое счастье. Да, все мы бежали от прошлого, которое ни за какие деньги уже не исправишь.

— Я не ради… — ком в горле с трудом позволял говорить, — не ради денег, я…

— Все, понял, закрыли тему, а то еще разревешься тут, а мне не до твоих соплей, — перебил Фейдер, вскидывая руки. — Есть хочешь? За последние сутки ты ела только землю в поле.

— Не чувствую, что на это хватит сил, и нам нужно завтра уходить.

— Забыл сказать: Мэри проявила излишнее гостеприимство, и твои коллеги остаются еще на день, пока разбираются с соседним домом.

— А я? К утру мне станет лучше? — я знала, что нет. Толку от меня и до этого было мало, но теперь я стала балластом, который просто необходимо сбросить, чтобы двигаться дальше.

— Ты себя видела? Тебе лежать минимум неделю.

— Но я не могу столько лежать.

— Ты глухая? Тебе придется. У тебя сильный ушиб и возможное сотрясение. Отлежишься, придешь в норму и можешь валить на все четыре стороны, но не завтра. Завтра ты проковыляешь дюжину шагов и будешь валяться на полу, корчась от боли. Оно тебя надо?

— Тогда мне нужно поговорить с девочками до того, как они уйдут.

— Решила сказать им, что увольняешься?

— Что? — после такого заявления Вимент захочет хорошенько врезать битой, и с моей больной спиной ей даже не придется меня догонять. — Ну уж нет, точно нет.

— Пора уже повзрослеть и понять, что вокруг происходят вещи похуже твоего увольнения. Хотя, чего я тебя учу? В восемнадцать юношеский максимализм — это нормально.

— Двадцать два, — закатила я глаза. — Мне двадцать два. И откуда эта насмешка? Разве ты в восемнадцать не был уверен, что сможешь горы свернуть только потому, что ты такой особенный?

— Мне слишком наплевать, чтобы над кем-то насмехаться. Я был таким, поэтому сейчас оказался здесь, — пожал плечами Фейдер и протяжно зевнул, всем видом показывая, как ему скучно.

Меня раздражала его заносчивость, но благодаря перепалке я почувствовала, как уходит нервное напряжение после привидевшегося мальчика.

— Хочешь об этом поговорить? — внезапно выпалила я, удивляясь своей смелости. Такое бывало только от алкоголя или сильной эмоциональной усталости, когда уже не остается сил бояться.

— Мне казалось, я ясно дал понять, что не настроен на болтовню.

— С твоих слов мне лежать пять дней, я могу только слушать и говорить, а спать совсем не хочется.

— Могу дать книгу, если среди чистильщиков кто-то еще умеет читать.

— Неси, — махнула я рукой. — Научусь.

Фейдер поднялся, взял с полки совсем тонкую книгу и протянул ее мне. Она была настолько не внушительна, что ее твердая обложка в сумме давала почти тот же объем, что и страницы. Я усмехнулась от мысли, что у людей часто бывает так же — за внешним видом, за их внушительным образом почти ничего не стоит, «читать» в них нечего, и остается только наслаждаться цветастой обложкой, но эта книга оказалась не из их числа — Жюль Верн «Двадцать тысяч лье под водой». Тот редкий случай, когда «мало» не равнялось «скучно». Но хороша она была для детей; не для взрослого человека, которому предстоит лежать пять дней и пять ночей.

— Это моя первая книга. По ней я учился читать. Думаю, и у тебя получится, — не без самодовольства сказал Фейдер, усаживаясь обратно в кресло.

Решив ответить на его саркастичный вызов, я открыла первую страницу и, прочистив горло, громко и четко прочитала:

— Глава первая: «Плавающий риф». Тысяча восемьсот шестьдесят шестой год ознаменовался удивительным и необъяснимым явле…

— Все-все, хватит. Я уже понял, что по букварю ты здорово продвинулась. Дальше можешь про себя.

Не могла. Черт знает, сколько мне потом куковать в этой комнате в одиночестве. Даже если Фейдер не хочет со мной разговаривать, сидеть в тишине я не собираюсь. Буду читать вслух, пока не заклонит в сон.

— …явлением, которое, вероятно, еще многим памятно. Оно крайне взволновало жителей приморских городов, сильно возбудило умы в континентальных государствах и особенно встревожило моряков...

Я не спала, когда рано утром Тайра на цыпочках прокралась в комнату, присела на краешек кровати и прошептала:

— Ну как ты, Вив?

В поисках ответа я покосилась на прочитанную книгу. Взгляд скользнул по пустому стакану, креслу в углу комнаты и уперся в потолок. Как я? Книга кончилась, Фейдер уснул, и из развлечений остались только недосчитанные звезды на обоях. Прости, Томми, но глаза бы мои их не видели. Не найдя ответа на вопрос Тайры, я пожала плечами.

— Вчера позвонила Тейм, мы уходим зачищать дом Фолтов, он недалеко отсюда.

Я вспомнила, что Мэри займет мое место в команде, они пойдут без меня. Обида, что замена нашлась так легко, скребла горло острыми когтями, жадно выцарапывала добрые слова, оставляя их непроизнесенными. Я нехотя улыбнулась и прошептала:

— Удачи.

Улыбка вышла натянутой, позорно вымученной, и я отвернулась, избегая проницательного взгляда подруги. Я снова боялась, боялась что подвожу команду, что бросаю их в ответственный момент. Нельзя оставлять работу именно сейчас, когда Мэри не кажется надежным человеком. Она им и не была, и, тем не менее, заняла мое место. Я закусила губу, сдерживая невысказанные опасения, но Райт без слов поняла, что меня тревожит, и кивнула:

— Мэри идет с нами, но это так…

— Да, знаю, все в порядке, — мы обе видели, что нет никакого порядка, но мне хотелось закончить неприятный разговор как можно скорее.

— На самом деле порядок сомнительный, Вив... Я передала мистеру Хиду, что ты приболела и заглянешь в офис через неделю. Он переживает, попросил не задерживаться.

Я закрыла глаза и усмехнулась — стоит мне заглянуть к мистеру Хиду, и выглянуть обратно будет ой как непросто. Нет, все-таки сейчас не лучшее время для перемен.

— Ты не сказала, что я хочу уйти?

— Что? Ну уж нет, — Тайра нахмурилась, давая понять, какую глупость я ляпнула. — Если ты решила уйти — скажешь ему сама, и Элли тоже.

Эти двое были последними, с кем мне хотелось обсуждать мое увольнение. От этой парочки можно не ждать легкого разговора.

— Они меня убьют, — простонала я.

— Да ну, брось. Разве что Хид заболтает тебя до полусмерти, а Элли немного поколотит, но жить будешь, не накручивай себя раньше времени. И еще кое-что: после зачистки мы… В общем, мы сразу уходим.

В груди снова заныло. От каждого слова Тайры становилось только хуже. Мало того, что сегодня я с ними не уйду, так еще застряну одна в чужом доме с незнакомыми людьми. Они были мне не рады, и это было взаимно. Ну что, Вивиан, довольна, что хоть ненадолго избавилась от нелюбимой работы? Не спалось ночью, тиканье часов бесило? Теперь-то ты его наслушаешься до тошноты.

— Может, я смогу как-то с вами…

— Я предупредил, что нельзя вставать, но если хочешь валяться на земле каждые полмили — дело твое, — ответил хриплый голос с другого конца комнаты. Фейдер только проснулся, а уже был готов язвить.

— Слышала? Врачу виднее, — пожала плечами Тайра.

Я лишь недовольно фыркнула. Хорош врач, который чуть не сломал мне хребет, а теперь сидит с умным видом. Подруга накрыла теплой ладонью мою холодную ладонь и легонько сжала:

— Давай не раскисай и догоняй. Еще увидимся.

Она поднялась на ноги и уже собиралась уходить, когда я схватила ее за руку:

— Элли не зайдет?

— Элли сказала, что если ты попадешься ей на глаза, она переломает тебе ноги, чтобы в следующий раз тебе не пришло в голову искать приключения посреди ночи, — усмехнулась Тайра и, махнув на прощанье рукой, вышла из комнаты.

Стоило двери захлопнуться, как Фейдер спросил:

— Боишься, что без твоих подруг мы тебя убьем и закопаем в лесу?

— Не убьете, потому что сразу станете главными подозреваемыми, — ответила я. — О моем местоположении знают уже минимум четыре человека с работы, так что долго искать не придется.

— Думаешь, это проблема? Свернуть шею или задушить, найти в лесу местечко поукромнее, спрятать улики и сказать, что ты ушла. Все просто. Ищейкам не к чему будет прицепиться, как бы ни были сильны их подозрения.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, угрожает твоя чокнутая подружка, а я рассказал, как могло бы быть, если бы ты оказалась в списке людей, которых нужно убрать.

— А у тебя, можно подумать, есть такой список?

— Из-за таких, как вы, приходится вести, — поморщился парень, будто сам был этому не рад. — Но согласись, глупо из последних сил тащить тебя сюда, чтобы потом тащить обратно. Так что расслабься.

Я поежилась, почему-то не сомневаясь в его словах. Фейдеры не походили на обычную сельскую семью, они что-то скрывали, только раскрывать их секреты у меня не было ни сил, ни желания.

Следующие четыре дня тянулись как один бесконечный день сурка. Ко мне редко кто-то заходил. Когда вечерами маленьким вихрем врывалась Никки, я точно знала, что время близится ко сну. Общий язык с девочкой нашелся на удивление легко. Она приносила огромную, в потрепанной истертой обложке книгу сказок — старший брат ее надоумил — забиралась на кровать и слушала, слушала, постепенно проваливаясь в волшебный мир сновидений, пока не появлялся Фейдер, чтобы отнести сопящую сестру в ее комнату.

Мэри заглянула всего один раз. Она пришла поздно вечером, кажется, третьего дня. Эван забрал Никки, и я уже выключила светильник, собираясь спать, как в дверь коротко постучали. Через пару секунд в проеме показалось бледное лицо с выпученными глазами. Мэри шепотом бросила «Можно?», не дожидаясь ответа, юркнула в комнату и плотно закрыла дверь. Прислонив ухо к двери, она вслушивалась в отдаляющиеся шаги старшего брата, и только когда они стихли, присела на самый краешек кресла. Она беспокойно жевала губы, собираясь вывалить на меня то, что вряд ли могло обрадовать, и я ее не торопила, подозревая, что не о платьях она пришла пошушукаться. Я хорошо помнила это зловещее молчание, его ни с чем не спутаешь. Оно заставляло сердце ныть и тоскливо сжиматься прежде, чем ужасающая весть беспощадно разобьет его. Дар это или проклятье, но пока ты остаешься в неведении, твой худший кошмар и случился, и нет одновременно, будто кот Шредингера, с разницей только в том, что кот был вымышленным, а мои друзья — нет. Стоило этой мысли промелькнуть — и от нее уже было невозможно избавиться, она назойливой мухой жужжала в голове. Не выдержав тишины, я спросила:

— Что-то случилось? Что-то с Тайрой и Эйлин?

Мэри отрицательно покачала головой, уставившись на свои колени, а я с облегчением откинулась обратно на подушки. Значит, что бы там ни было, оно меня не касалось.

— Тогда что? — спросила я, но Мэри не ответила. Она комкала пижамные штаны, бросала на меня пытливые взгляды, теребила кулон на шее и продолжала молчать. Я ждала от нее хотя бы пары слов, но вместо них тишину нарушала лишь барабанная дробь дождевых капель, отскакивающих от крыши и подоконника. Тонкие девичьи пальцы в такт барабанили по худым коленкам. Бам-бам-бам. Бам-бам-бам. Я уже начала думать, что Мэри увлекалась и вовсе забыла, зачем пришла, когда она вдруг выпалила:

— Нет, это все ерунда.

— Ты о чем? — не поняла я.

— Забудь, — отмахнулась она и вылетела из комнаты, оставив меня наедине с мыслями — одна хуже другой. Я еще долго не могла уснуть, пытаясь разгадать, что же Мэри хотела мне сказать, но так ничего и не придумала.

Через пару дней я чувствовала себя гораздо лучше и уже собирала вещи, готовая отправиться с рассветом обратно в Уиннипег, не представляя, как буду объяснять мистеру Хиду свой внезапный уход. Этот милый маленький старичок всегда переживал за нас и заботился по мере своих сил и возможностей, выбирая что-нибудь не слишком сложное, но с хорошей оплатой, что иногда вызывало праведный гнев других зачищающих, но нас это ни капли не смущало. Я любила Тайру и Эйлин, любила мистера Хида и его осиротевшего внука Оливера, по пятам следующего за погруженным в работу дедом. Даже нашего менеджера, вредную ворчащую мисс Тейм, благодаря которой нас сюда занесло, я тоже по-своему любила. Возможно, потому, что больше у меня никого не осталось, ведь ни один нормальный человек не согласится на такую работу, если его ждут дома. Нас никто не ждал, поэтому я даже немного завидовала Фейдерам — они все еще были не одни, и пусть их семья страдала от потерь, она не исчезла окончательно.

Мои размышления оборвал барабанящий топот ног. Похоже на Никки, которая будто совсем не умела ходить пешком, но с растрепанными волосами и раскрасневшимся лицом вместо нее влетела Мэри. Она кинулась ко мне и, схватив за плечи, встряхнула с такой силой, что внутри снова все заныло.

— Эв сказал, ты увольняешься. Это правда? — спросила она, измеряя комнату беспокойными шагами так, что в глазах зарябило. — Куда теперь пойдешь? Тебе есть куда пойти? Где твой дом?

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, стараясь унять боль после встряски и собраться с мыслями. До эпидемии мой дом был на севере, в Ситхе, где хозяйничал холодный пронизывающий до костей ветер, и темное синее море облизывало шершавыми языками-волнами каменистый пляж, где на пристани качались рыбацкие лодки, убаюканные колючим приливом, а туманный еловый лес шумел, нашептывая древние как мир, сказания северных племен. Теперь я была слишком далеко от него. Последние мои полтора года пришлись на Уиннипег, к которому я так и не привыкла, не сложилось. Будучи неуверенной, что у меня хватит денег хотя бы на ближайшие два месяца, я растерянно пожала плечами. А ведь действительно, где и как жить дальше? Может, лучше пока поработать, накопить денег, а потом..?

— Ты ничего не обдумала, да? — снова вопрос. Я кивнула в ответ. Девушка молчала, в нерешительности закусив губу.

— А ты… ты не хочешь остаться здесь, у нас? — выпалила она, избегая моего взгляда, точно что-то скрывала.

— Я? У вас? Бред какой, — невесело рассмеялась я. Правда, с чего бы это? Еще в первый день она жаждала вышвырнуть нас вон. — Что-то случилось?

— Ну-у-у, — протянула Мэри, снова сомневаясь, говорить или нет, — мне нужна твоя помощь, — уклончиво ответила она. Трудно было не заметить, с какой неохотой далось ей это признание, будто сам факт просьбы ей был противен.

— В чем? Нужно кого-то убить? — озвучила я первое, что пришло в голову. Глаза девушки округлились от удивления, сменившимся презрением. Боже, кого я об этом спросила? Но ведь ничего другого я не умела, разве что готовить, но с этим она и сама прекрасно справлялась.

— Ты с ума сошла или издеваешься? — вскипела Мэри, взмахнув руками. — Я ненавижу тебя! Это ты убила маму и Томми! Ты даже не представляешь, как мне мерзко от того, что приходится иметь дело с тобой, но больше мне просить некого. Обещай, что останешься здесь… Точнее, вернешься сюда, как уволишься. Никки будет только рада, а Эв... С тобой он хотя бы разговаривает. Этого уже достаточно.

— Все-таки уволюсь, значит? — снова рассмеялась я, проклиная Фейдера за наглое вмешательство. Он не имел права решать и заявлять, что я увольняюсь. Да, я хотела, правда хотела, но еще ничего не решила. Многое еще предстояло обдумать и обсудить, прежде чем принять окончательное решение.

— Уволишься и отдашь мне свое место, — потребовала девушка, с силой сжимая мои ладони в своих. — Там же нужны люди? Я пойду работать вместо тебя, а ты вернешься сюда. Ты должна мне.

От последнего заявления я опешила. Мэри вела себя самоуверенно и нагло, и был здесь какой-то подвох. Как же у этой девочки все было просто. Слишком просто. Так не бывает.

— Я ничего тебе не должна, — возразила я, раздраженно выдернув руки. Мое чувство вины исчерпало себя еще тогда, когда Эван его высмеял. — Объясни, что происходит и зачем тебе это?

— А какая тебе разница? Ведь тебе все равно некуда идти, а здесь хотя бы не придется платить за жилье. Чем этот вариант плох?

— В зачистке для тебя найдется такая же девчонка, которая заявит, что теперь ты ей должна. Думаешь, потянешь такую работу?

— Да я потяну что угодно, лишь бы больше здесь не находиться! — вскрикнула девушка, рухнув на кровать и закрыв лицо руками. — Я устала, я больше не могу. Никки только и делает, что талдычит целыми днями: мама то, папа это… Они ей даже не родные! Она — Хамфри, а не Фейдер, ее мать умерла года три назад. Джейн была такой ветреной… Господи, да она даже не знала, кто отец ребенка! Папа тогда так злился на нее, ведь она и ему проблем подкидывала, но все равно помогал… Она его племянница, как-никак, и больше у нее никого нет. Когда папа узнал, что Джейн мертва, не раздумывая забрал мелкую орущую Никки. Как же она бесила! Она только и делала, что постоянно ныла-ныла-ныла, а сейчас уже и не вспомнит свою мать, считает своими родителями маму и папу. Я больше не могу слушать ее нытье, бесконечные идиотские вопросы, где они, когда они придут! Я не хочу говорить ей о них, потому что это мои родители, это я их потеряла. Я жду их, каждое утро надеюсь, что вот сейчас-то они наверняка будут дома, но их нет, а есть Никки. Понимаю, как это все звучит, и она ни в чем не виновата, но если бы можно было выбирать, вместо нее я бы выбрала Томми и родителей. Моя семья развалилась, и Никки напоминает об этом каждую долбанную минуту! Эвану легко возиться с ней, как ни в чем не бывало, ведь его здесь не было, когда ее только привезли, и на меня повесили Томми. Он, понимаете ли, учился! А я слушала ее бесконечный ор каждый гребаный день! Только все вроде бы наладилось, и приперлись вы, говорите, что мамы, папы и нашего Томми нет… Я не могу с этим справиться, а Эвану будто плевать, ведь Никки — пуп земли, ей тяжелее, и мы продолжаем ради нее делать вид, что все в порядке! Видеть ее не могу! Если я не уйду, то совсем здесь свихнусь, понимаешь?

Я понимала, и это только укрепляло желание послать Мэри к чертям собачьим, но вместо этого я села на кровать и схватилась за голову. Мэри и до этого не особо баловала Никки своей любовью, но чтобы так? Маленькая наивная девочка даже не подозревала, насколько ее привязанность к старшей сестре может быть не взаимна.

— Да уж, — вздохнула я, переваривая услышанное. — Даже не знаю, как здесь и быть… Ты можешь пойти со мной в Уиннипег, в зачистке всегда нужны люди, но свое место я тебе не отдам и сюда не вернусь. Мой дом не здесь, Мэри.

Она ничего не ответила. Услышала ли она меня? Кто знает… Когда молчание стало совсем неловким, я вышла из комнаты. Раз уж мне нельзя было сильно напрягаться, а занять себя было нужно, я решила помыть посуду, чтобы хоть как-то отблагодарить хозяев за проявленное гостеприимство. Фейдер все еще сидел за столом, обеспечивая меня своим молчаливым присутствием. Он делал вид, что читает газету, но я чувствовала, как его напряженный взгляд упрямо и жестко сверлит мою спину. Казалось, будто он вот-вот доберется до позвоночника и пересчитает все и без того ноющие позвонки. Я вздрогнула, когда в спину прилетел вопрос:

— Так ты передумала?

— О чем ты?

 — Когда вы вломились в наш дом, ты сказала, что бросаешь работу в зачистке, — последнее слово парень выплюнул с презрением. — Ты передумала.

— Вовсе нет, — тяжело вздохнула я, поведя плечами. Этот разговор не предвещал ничего хорошего.

 — Сомневаюсь, что ты сможешь так просто от них уйти.

— А с чего ты взял, что это должно быть просто? — возразила я, недовольная тем, что вынуждена оправдываться. — Если я решила, что уволюсь, значит, уволюсь. Просто жду подходящего момента.

Я уже пожалела, что осталась в доме. Фейдеры втягивают в свои проблемы, лезут в мои. Лучше бы между собой договорились.

— Чушь! Если ждать подходящего момента — он никогда не наступит, — усмехнулся парень. Я лишь неопределенно пожала плечами, решив промолчать. Какой смысл переубеждать человека, если он упрямый баран? Не получив ответа, Фейдер не выдержал: — И к чему был твой трогательный спектакль? Думала, без него Вы не переночуете?

Вот прицепился! Я снова вздохнула, откладывая вымытую тарелку в сторону:

— Пойми уже — я не отказываюсь от своих слов, но Элли закатит скандал и разорвет меня на тысячу маленьких Вивиан, когда узнает о моем уходе, да и не только Элли... Я этого не хочу. Я не хочу обидеть ее.

— Обидеть ее? Серьезно? Она сама кого хочешь обидит. Не заметно, чтобы вы с ней ладили, грызетесь как две собаки. С чего тебе о ней переживать?

— Сказала же, все не так! — не выдержала я, хватая полотенце и яростно вытирая уже сухие руки. Откуда ему знать, какие у нас отношения? Да, пусть мы с Вимент не ладили, пусть раздражали друг друга, но мы через столько всего прошли вместе, что уже не могли стать чужими. Фейдер не имел права так говорить. — Ты ничего о нас не знаешь.

— Да нет уж, кое-что все-таки знаю, — невозмутимо парировал он. — Например, что все твои слова, Доул, всего лишь сентиментальный треп, который и гроша ломаного не стоит. Поплакалась, что ненавидишь работу, что не хочешь убивать и тебе жалко несчастных мертвецов, и не об этом ты, бедная, мечтала, только вот делать со своей жизнью ничего не собираешься. Ты — маленький избалованный ребенок, который хочет со всеми дружить и веселиться, а вот брать на себя ответственность не хочет.

Слова Фейдера оказались слишком правдивыми, чтобы возражать, и слишком болезненными, чтобы пропустить их мимо ушей. Я столько всего натворила, что когда пришло время отвечать — оказалась не готова, вот и все. Страх сломаться под тяжестью ответственности заставлял избегать ее всеми возможными способами. Стараясь унять дрожь в руках и придать голосу твердости, я спросила:

— Это все?

— Если у тебя нет ответа, то разумеется.

— Тогда спокойной ночи, — бросила я, прежде чем отправиться спать.

Когда я зашла в комнату, Мэри уже не было. Я не знала, уйдет ли она со мной завтра утром, но всей душой надеялась, что нет. Ее можно было понять, и все же она мне не нравилась, и менять свое мнение у меня не было никакого желания. Мы с ней были так похожи в своем желании сбежать от проблем, что это только подливало масла в огонь.

Когда все вещи были упакованы, а я залезла под теплое одеяло, Никки пришла за положенной ей сказкой на ночь. Она протянула книгу, и я не сдержала смешок.

— Брат выбирал? — усмехнулась я, поглаживая цветастую обложку.

— Эван сказал, ты знаешь ее наизусть, потому что она у тебя в крови, — виновато пожала плечами девочка. — Я не очень поняла, что это значит.

Я рассмеялась. Мифы северных индейцев у меня в крови, значит? Хорошо, Фейдер, признаю, хоть ты и зануда, но это оказалось забавно. Часть мифов я действительно знала из детства, а другую часть видела впервые и с радостью окунулась в них, позабыв о неприятном разговоре.

Когда я проснулась, Никки уже не было, и книга закрытая лежала на столе. Рассвет робко прошмыгнул в дом, намекая, что пора уходить. Вещи собраны, волосы заплетены в две черные косы, лук — за спиной, катана — на бедре. Все, как полагается. Я на носочках спускалась на первый этаж, когда услышала крики на кухне. Не потребовалась напрягать слух, чтобы понять — Мэри была в ярости.

— Какого черта ты несешь?! — раздался звонкий звук пощечины, и на несколько секунд воцарилась тишина, снова прерываемая девушкой: — Как ты не понимаешь? Я больше не могу!

— Я как раз-таки все понимаю, но это не повод добровольно становиться наемным убийцей. Ты сама всегда была против, разве нет?

Неужели Мэри решила уйти со мной? Я бросилась на кухню. Дверь была открыта, и я чуть не налетела на Фейдера, вовремя затормозив. Мэри стояла спиной к нам, опираясь руками на бортик раковины. Тонкие ноги дрожали, будто девушка вот-вот упадет.

— Вы, значит, смогли, а я вдруг не могу. И почему? Потому что не женское это дело — убивать? Или не доросла еще?

— В твоем случае оба варианта. Ты ничего этим не добьешься, только сыграешь этим ублюдкам на руку.

— Я ничего не добьюсь, сидя дома. Я должна что-то поменять, должна уйти. Должна!

— А, да? Уйти? Вот, значит, как? Поэтому ты попросила эту бесхребетную девчонку остаться? — взглянул на меня Фейдер. На его щеке красовался пунцовый след от ладони. — Чтобы ты спокойно смогла сбежать от ответственности, а она вместо тебя готовила, драила дом и нянчилась с Никки? Обе хороши. Плачешься, жалеешь себя, кричишь о взрослении, найдя себе точно такую же бестолковую замену, которую я могу вышвырнуть из дома прямо сейчас. Смешно! Ни черта ты не повзрослела, Мэри.

— Я уже все решила, другого варианта нет, — ответила она, разворачиваясь. — Ты собственник, Эв. Пора тебе осознать, что никто тебе не принадлежит. Ты можешь командовать отцовской шайкой — в конце концов, из-за нее он теперь в могиле — но решать за меня ты не имеешь права. Меня ты на дно не утащишь.

— Какая умная, аж гордость берет. Только я ничего тебе не запрещаю: можешь прямо сейчас выйти из дома и пойти на все четыре стороны, но оправдывать свою трусость чушью вроде каких-то перемен… Оставь свою лапшу для других ушей. Я знаю, от чего ты бежишь, и когда ты признаешь это — вопрос времени, — на удивление спокойно сказал Фейдер.

Пока Мэри обдумывала услышанное, он вышел из комнаты, оставляя последнее слово за собой. Девушка растерянно пробежалась по мне взглядом, будто не замечая моего присутствия. Сглотнув ком в горле, она медленно закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Не знаю, что ты успела услышать, но… Впрочем, уже неважно, — тихо произнесла Мэри, не открывая глаз. — Мне действительно нужно уйти, понимаешь? Я не могу здесь остаться, только не здесь.

— Все в порядке, — сказала я как можно беззаботнее, хотя внутри поднималось негодование. Мы обе, как сказал Фейдер, действительно были хороши. Мэри, как когда-то я сама, трусливо сбегала, бросив других расхлебывать проблемы. Я с тем же багажом за спиной не имела права ее осуждать, но осуждала и от этого злилась еще больше.

— Обещай, что не оставишь их.

— Не могу, — покачала я головой. Вот уж нашла няньку. Мне бы в себе разобраться, а потом уже взваливать чужие проблемы. Нет уж, спасибо.

Мэри развернулась и, подойдя к двери, распахнула ее, словно ей это ничего не стоило, словно здесь она не оставляла свою семью, словно впереди ее ждало легкое путешествие и никаких сожалений — светлое будущее, которое было невозможно абсолютно так же, как была невозможна в раскаленных пустынях Африки снежная буря.

— Уиннипег, значит? Тогда встретимся там, — сказала Мэри и покинула свой дом, оставив меня недоуменно пялиться ей вслед.