Засада приходилась на одну из самых опасных территорий Южного Кирата, неподалеку от Тиртха. Уже сама установка засады требовала расчистки территории от животных, удобно расположившихся в той самой пещере, где планировали расположится отряд. Пришлось в наглую гнать тигрицу и ее детенышей с семейного ложе из самой глубины пещеры в лес. Та, к счастью, особо не препиралась, и ушла сразу после первого предупредительного выстрела. Сабал сказал, что это было лучшим вариантом – он не хотел хвататься за оружие. Аджаю сразу же на ум пришла та ситуация в бункере, и он не преминул задеть эту тему:

- Вы так и планировали, чтобы отправить меня туда без моего ведома, что это не бункер, а больница?

- Ох, нет, конечно. Разумеется, знай мы об этом, всё равно отправили бы туда кого-нибудь, – не тебя так другого, – единственное, чего я не ожидал уж точно, так это то, что там будут женщины и дети.

Аджай тяжело вздохнул и ощутил нарастающую тяжесть в груди.

- А этот пожар… - Сабал тоже вздохнул, - Всё испортил. Подвал завалило, с ним и третий этаж, а значит нету источника газа и электроэнергии, придется что-то самим придумывать. Зато второй и первый в целом рабочие. Можно также установить там своеобразный медпункт. Чтобы любой из солдат мог там остановится, если будет рядом.

- Неплохо.

- Да. Во всяком случае, другого выхода у нас нет. Там больше ничего другого не выйдет, – Сабал резко обернулся в сторону выхода из пещеры. На улице была ночь, на выходе стояли двое солдат не столько охранявших пещеру, сколько высматривавших груз, – Сова? Там сова пропела только что?

Аджай хмыкнул.

- Ты слышал когда-нибудь пение совы, Аджай? – он посмотрел на Аджая так внимательно, словно пытался рассмотреть каждую морщинку на его лице, что слегка смутило того.

Тот задумался. Да. Слышал. Он тогда в лагере был, еще мелким.

- Да, – ответил он.

- Я тоже. Я услышал ее пение из аудиозаписи, которую отец принес из своего похода к окраине Гималаев, где они кончаются, и начинается густой темный лес.

Аджай насторожился.

- Знаешь, почему я услышал его именно так? Потому что в Кирате нет никаких сов, Аджай.

Непринуждённость обстановки мигом исчезла. В первый же день? Их раскрыли в первый же день?

- Варианты? – спросил Аджай, глядя на Сабала с той же внимательностью.

- Имитируют пение птиц, чтобы тайком переговариваться. Как язык жестов. Или код Морзе. Нужно пойти и посмотреть, что там.

Сабал практически машинально встал с пола и выхватил из кобуры автомат. Аджай встал следом за ним.

- Сиди здесь, сын Мохана. Я сам пойду, с двумя из наших. Я покажу этим салагам, чего стоит разница обучения стрельбе и ее применению в реальной опасности. Не нравится мне это их ребячество.

      Глаза Сабала сейчас казались совершенно синими, словно сам мрак отражался в них, как и огонь от лампы, стоящей неподалеку, игриво подрагивал в его зрачках. Это было завораживающе, но долго любоваться этим задумчивым взглядом не вышло – Сабал окрикнул двоих из десяти солдат, сидевших неподалеку от общего лежбища, притом разговаривавших на каком-то совершенно неизвестном Аджаю языке, – возможно, смеси китайского и английского, – и тут же направился к выходу. Он вышел из входа чуть нагнувшись, практически бесшумно пробравшись через дорогу к лесу и скрывшись среди теней деревьев. Солдаты последовали за ним.

      Через пять минут после их исчезновения среди деревьев послышались отдаленные отголоски стрельбы. Солдаты-новички - по крайней мере, большинство их них – подорвались с мест первее Гейла и со всем пафосом отправили «старичка», как они его назвали, сидеть на месте и, если что, иметь возможность вызвать подмогу, а там уже они сами справятся. Аджаю дико не понравилась эта идея, но из-за недавно полученного легкого сотрясения мозга, после захвата аванпоста этим самым утром, он не особо был готов к полю боя, не говоря уже о том, чтобы идти в густой лес ночью, где только что раздались выстрелы. Он лишь надеялся, что с Сабалом всё было хорошо.

И все-таки несмотря даже на это, ему удалось заставить большинства из них остаться, и лишь одному позволить пойти проверить, что там было.

      Прошло десять минут с ухода солдата, в пещере остались он и еще примерно семеро других ребят (Аджай их особо не считал), и это время показалось ему вечностью. Единственно обстановку разбавил вызов Амиты по рации охранника. Она знала, что Аджай «потерял» собственную рацию и потому приходилось находить его косвенно, через других людей.

      Он отметил, что у Амиты была потрясающая способность – говорить так, будто возможность для нее потерять главный козырь Золотого пути в виде Гейла и ее собственного мужчину, на ряду с новобранцами в обычной потасовке в лесу, была для нее всего лишь лишними затратами. Практичность Амиты зачастую пугала людей, настраивала к ней враждебно. Амита с недавних пор стала казаться Аджаю очень схожей с Пэйганом, только ее «любимчиком» был не Аджай, а разработка планов захвата. Потому с ним она была жестка.

      И не сказать, что ее практичность – это плохо. Лишь сказ о двух сторонах одной медали. В замену практичности приходит хладнокровность и жесткий расчет, она способна вывести людей, которые ей всецело доверяют, из темной сырой пещеры в прекрасный Оазис, и там установить свои правила. Амита была готова идти по головам к светлому будущему. Была ли она неправа?

Аджай предпочитал оставлять это на суд тех, кто был ей близок и знал ее, как никого другого.

      Вспоминая о родине Аджай всё больше улучшал себе настроение, и даже сумел провести параллель между Америкой в отношением к индейцам, коренному населению этой страны, практически полностью истребленным этими же американцами, и его собственной любовью к местной фауне. Аджай любил зверей, он никогда не мучал дворовых кошек и собак, избегал встреч с умилительными котятами, щенками и ёжиками, – последние достаточно часто встречались ему по пути со школы, – но конкретно здесь это правило «любви к животным» не работало.

      Аджай решил, что завтра, с самого раннего утра, отправится на недалеко расположившиеся поле, где не раз встречали медоедов. Под видом дипломатического представителя людской расы он покажет им, что означает американская демократия и почему им невыгодно было мешать его отряду располагаться в пещере, наравне с тигрицей. Правда та и сама предпочла уйти, испугавшись, должно быть, яркого света фонарей и количества людей, что окружило ее. Она мать, и природа рассудила так, что мать должна думать в первую очередь о потомстве. И производить она должна как можно больше потомства – из огромного количества хоть кто-нибудь, да выживет.

      Природа знатно портит жизнь разумным существам, по типу людей. Ведь людям также передаются эти инстинкты. Хотя люди и не выжили бы без инстинктов, но вечно учится управлять ими – тот еще балаган. А переходной возраст? Гейл вспоминал этот период своей жизни с особым содроганием. Чего только стоят попытки найти себя и первые проявления сексуального влечения.

Проявления самого противоречивого из всех сексуальных влечений.

      За рассуждениями он совсем забылся о времени. Как только он оглянулся в сторону выхода из пещеры он тут же понял, что не слышит звуков стрельбы.

      Он вышел на улицу, дабы встретится с судьбой. Либо вернутся свои, и тогда не стоит переживать, либо не свои, и тогда, в принципе, либо позорно бежать, либо убегать. В пещере спрятаться негде, а о побеге в лес вообще лучше забыть. Его скорее подстрелят, как зайца, и там же распотрошат.

      Интересно, продвигает ли Армия короля культуру каннибализма? Они, конечно, отмороженные, но не в прямом же смысле этого слова. Им никогда не было холодно или голодно, особого дискомфорта на их тупых выражениях лиц и в лексиконе Аджай не замечал. Они явно получали всё, в чем нуждались. Они даже могли насиловать рабов, которые к ним попадали. Однажды Аджай застал такую сцену, там была женщина примерно середины бальзаковского возраста, и эти упыри. Их было трое, и дальше Гейл не осмелился развивать эту мысль. Он вновь помотал головой и обратил свой взор на небо, чтоб хоть как-то отвлечься.

В целом, возможно кто-то из них действительно ест людей.

      Луна сегодня была полной, большой и красивой. Она светила на удивление ярко, хотя на нее все еще было более чем приятно смотреть. Аджай не помнил, чтоб видел ее минутами ранее, ее закрывали облака. Сколько даже времени прошло с момента, как исчез отряд?

      Минут пятнадцать, может, полчаса. Это слишком много для обычной перестрелки. Но, наверное, они просто собирают с трупов наличку.

      Как интересно то, что они носили с собой наличку. Не то чтобы им стоило носить с собой кредитный карты, вовсе нет, вопрос в другом: зачем они брали с собой деньги? Аджай представил себе типичный день типичного солдата Армии короля: «Дробовик, глок, пара-тройка ручных гранат, патроны, и… о, точно, деньги, они определенно пригодятся мне после смерти». Или они и вправду не понимали, что все они – просто тупое пушечное мясо, которое так и так не выживет? А все эти… порножурналы? Какого чёрта вообще?

      Из лесу послышались голоса и шорох. Аджай взглянул на них и напрягся. Он вытащил из кобуры дробовик, даже не озаботившись тем, чтобы проверить, заряжен ли он. На это не было времени. Он просто смотрел туда, откуда доносились обрывки слов, или просто голоса с неразборчивыми фразами.

      Когда Сабал вышел из-за деревьев наперевес с ножом Аджай вдохнул с облегчением, но стоило ему углядеть на его лице помимо втупленного в землю, задумчивого взгляда и разомкнутых губ, шепчущих слова молитвы, кровь, обильно забрызгавшую подбородок и капельками рассеиваясь по носу, переносице и лбу, сердце его вздрогнуло в плохом предчувствии.

Сабал подошел к Аджаю и остановился. Гейл подошел ближе и дотронулся до его плеча. Сабал наконец-то посмотрел в глаза сыну Мохана, после чего выпрямился и взгляд его стал уверенней.

Аджай хотел спросить о случившемся, но тот будто бы прочел его мысли наперед:

- Трое. Их было трое, – сказал он, – нас не обнаружили. Шли к Тиртха. Точнее, они шли в город, возможно, что-то разведывали, или хотели захватить. Украсить что-нибудь, может. Не суть важно. Нас они не обнаружили ровно до того момента, как их обнаружили мы..

- Все выжили?

- Да. Вон, идут, – Сабал указал в сторону леса, откуда прямо в лицо Аджаю сразу же устремился свет фонариков. Он зажмурился и отвернулся. – Всё закончилось благополучно.

- Ага… Пойдем, вытрем это, – Аджай наотмашь указал на лицо Сабала, и тот сразу же все понял.

      Несмотря на это, Сабал ответил, что не хотел бы пачкать кровью тряпки, которые после могут стать чьей-то простынею, потому предложил прогуляться на одинокое озеро Матери Иридии, что располагалось недалеко от их лагеря. У Аджая не было причин не соглашаться, к тому же, ему понравилось, как звучит название озера.

      Пока половина солдат, под чётким руководством Сабала, укладывали свои туши в кровати, а другая половина осталась сторожить снаружи, Аджаю оставалось лишь ждать на улице и вновь любоваться небом. Луна вновь была закрыта тучами, притом настолько плотными, что не было видно совершенно ничего, даже ее отблеска.

Уже направляясь к озеру, Сабал внезапно прервал молчание и на лице его показалась улыбка:

- В особо жесткие моменты работы, знаешь, что помогает лучше всего?

- Ем, – Аджаю почти ничего не приходило на ум, а мысли о рации он и игнорировал, будто их и не было вовсе, - нет?

- Мысли о том, с кем делишь семейное ложе, Аджай.

Гейл поперхнулся своими догадками.

- Ну… это да, – ответил он смущенно.

- Знаешь, как это произошло? – Сабал вздохнул. – Аж самому не верится.

- Теряюсь в догадках.

- Я просто не хочу, чтоб ты считал, будто это было чем-то поспешным. Да, у нас были очень сильные размолвки… Но, по сути, они и послужили причиной того, что мы решили стать парой.

- Любовь – лекарство от плохих отношений?

- От ненависти до любви – один шаг.

      Аджай вспомнил одну фразу, которую давным-давно уже не вспоминал. Это была строчка песни, она помнилась ему явно, будто ему самому это кто-то пел. У костра, возможно, судя по яркому освещению неразборчивых черт лица, под гитару: «Вы ненавидели меня так страстно, в полшага стоя от любви…». Аджай никогда не верил в такую любовь. Не мог же он полюбить Майкла, соседского сукиного сына, который почти каждую неделю подкидывал к дверям их дома то пакет с кошачьим дерьмом, поджигая его при этом, или мертвую кошку, которую кто-то сбил пару дней назад. Ишвари искусно шутила насчет того, что Аджаю пора плести косички, и тогда Майкл начнет его за них дёргать, а там уже и до алтаря недалеко.

      Ишвари очень умилялась любым проявлениям внимания со стороны лиц какого угодно в сторону ее сына, Аджая. Наверное, поэтому Аджай вырос таким свободным в этих делах человеком.

И не то чтобы это всегда радовало. Но того соседского урода он надолго запомнил.

- В целом, – Сабал пожал плечами. – Да, мне она нравится. Она умна, интересуется судьбой Кирата и всецело отдана ему. Она настоящая патриотка Аджай. И как ей нравится французская музыка! Каждый раз, когда она слушает эти записи, или смотрит выступления по кассетам, хочется просто пойти и научится играть на пианино, заодно и выучить французский, лишь бы она смотрела на меня также, как на тех певцов и певиц…

- Благородно. Но… как насчет религии? Убеждений?

Сабал глянул на него так, будто Гейл сказал что-то совершенно не в тему. Такой взгляд Аджай не ожидал увидеть на его лице никогда, этот наивно-влюбленный, как у какого-то школьника, ей-богу. Будто бы не он только что вот этими вот руками, какими он так активно жестикулирует, убил нескольких человек. У Аджая была мысль на этот счёт, но он решил не тормошить полусонный мозг.

- Мы договоримся с ней. Никто не станет принимать поспешных, радикальных решений. Почему мы стали жить вместе, по-твоему? Мы оба – две части бомбы с таймером. Соедини нас, и среагируем мы на пару часов позже.

- …Но и бабахнет в два раза сильнее.

- Вот именно. И бабахнет только там, где мы оба хотим, а не там, где каждый решил для себя, – Сабал взмахнул рукой. – Ох, вот и озеро, видишь?

- Да.

- Да… Была бы луна, и оно показалось бы тебе волшебным.

- Оно и без того волшебное.

- Хах. Откуда информация?

- Судя по тому, что ты ведешь себя, как мои одноклассники, которые били друг друга портфелями, желая таким образом выразить любовь, я полагаю, это озеро просто полно волшебства. Или радиации.

Сабал повернулся к нему и на лице его была неуверенная улыбка.

- Били… портфелями? Зачем?

- Вот и я о том же. Иногда так дети привлекают внимание сверстников.

- Боже. У нас я такого не припомню…

«Разумеется, это же «загнивающий запад», и «рассадник разврата», который меня испортил,» – Аджай подумал об этом и тут же нахмурился. Чёрт возьми, не хватало еще смеяться и цитировать розового владыку Кирата.

Аджай хмыкнул над этим прозвищем и вернулся в реальность. В реальности дела шли не лучше.

- …И ты тоже бил их? – спросил Сабал.

- Ну, было дело.

- И как? Кого бил?

- В смысле, кого?

- Девочек, мальчиков? Директора? – Сабал улыбнулся и, подойдя к краю, потихоньку стал спускаться к озеру. Аджай последовал за ним, слегка дезориентированный вопросом.

- Какая тебе разница?

- Никакая. Просто хочется понять, чего вообще стоит ждать от тебя.

Интересно, здесь также, как и во многих других странах – сжигают на костре за поцелуйчики с обнимашками между мужчинами или женщинами?

- Всего, Сабал, - отрезал Аджай и соскочил на берег. Подошва ботинка погрузилась в вязкую грязь, так что Аджай отошел подальше от берега, на боле-менее твердую землю. Сабал спрыгнул следом, затем поправил куртку и, подойдя к озеру поближе, осмотрел его.

- Почему ты так резко говоришь об этом? – Сабал не стал поворачиваться к нему. – Всё в порядке? Или просто не ладится в отношениях?

Аджай посмотрел ему в затылок. Неужели, он не против?

- У вас как религия смотрит на всё это?

      Сабал был глубоко религиозным человеком. Если это было нормой, как, к примеру, у древних греков, значит и для него это было нормой. Аджая весьма напрягала эта религиозность Сабала, но, может, хоть в каком-то отношении она благосклонна к своим почитателям? Аджай был очень хорошо знаком с религией, он и его мать какое-то время пытались не выделятся среди местных людей и также ходил в церковь, но после пяти походов туда Ишвари просто отказывалась верить в существование такой религии, которая была чуть ли не хуже той, к которой был так привязан Мохан.

      Аджай знал, что тот сосед-урод тоже был верующим. Может, он даже «замаливал» свой грех убийства. Убийства нервных клеток Аджая, которому всё это приходилось убирать. Аджай сторонился религиозных людей – у них были боги, которые им всё прощали.

- На что «это», Аджай? Ты не знаешь, как называется это?

- Ам, гомосексуализм?

Сабал повернулся к Аджаю и тот увидел еще более озадаченное лицо, чем раньше.

- Ты ведь это имел ввиду? – Гейл слегка запаниковал.

- Я… понятия не имею, что это, Аджай, я не жил в Америке. Выражайся чётко, пожалуйста.

- Гомосексуализм – любовь между людьми одного пола.

Прошло пара мгновений.

- О. Ох. Почему ты заговорил об этом?

- Ты ведь сам интересовался, кого я бью – девочек или мальчиков. Или директоров.

- Я ведь шутил, Аджай!

- Не смешно.

      Это, чёрт возьми, не смешно ни черта. Аджай так неловко собственной матери не признавался в своих наклонностях. Гейл никогда не любил копаться во всем этом – он, зачастую, действовал быстро и без лишних любезностей. Действительно, словно удар портфелем обрушивалось его признание на этого несчастного мужчину, которого выберет его прихотливое сердце, и вот, куда ты уже денешься от него? Правда, как-раз таки из-за недостатка всей этой натужной романтики в отношениях Аджая наблюдалась такая огромная дыра, поглощающая в себя всю красоту отношений, оставляя лишь самое гадкое. Аджай не думал, что все еще готов предпринимать хоть что-то, чтобы удержать очередного партнера возле себя. Они им не интересовались, ровно, как и он не интересовался ими. Возможно, они и вправду были не столь интересными.

      Сабал наклонился к воде. Он набрал в ладони воды, потревожив абсолютно ровную, спокойную водную гладь, смывая с со своего лица уже слегка засохшую кровь. Как только он закончил, отстранился от озера и поравнялся с Аджаем.

- На самом деле, – Сабал подошел к Аджаю, присел на траву и взмахнул рукой в сторону озера, чем вывел того из воспоминаний, - я знаю, о чем ты говоришь. Тебе незачем стеснятся – у меня таких половина парней, да и девушки встречаются. «Гомосексуализм» - это так вы называете это?

- Гм… Да. А у вас как это зовется?

- Ну, если я не ошибаюсь, мы не выделяем это. Мне вообще не нравится это разделение на… как же он говорил? Пэйган как-то называл это, но не помню уже. Вот он, также как ты, разделяет это. Как называется это… Да никак, любовью называется. Мы не привыкли ко всем этим официальным названиям. Не важно, особо, с кем именно живет человек – это личное. Лишь бы это не перерастало во что-то совершенно в рамки не входящее. По типу… имения животных, к примеру.

- О боже…

- Да. Так что, в принципе, в этом ограничений нет, помимо только кодекса. Бой значит бой, здесь за поцелуями лезть нельзя вообще никому. Мне и самому, правда, всё это не нравится – все эти «любовные тяжбы» очень бьют по коллективному духу солдат. С тех пор, как в солдаты стали брать девушек, мы все слегка распустились, теперь каждый в кого-нибудь да влюблен. А ты, Аджай? Тебе кто-нибудь из наших по вкусу?

- Из этих малявок? Мне? – Аджай вытащил руку из перчатки и почесал подбородок. Борода приятно покалывала пальцы.

- Ахах, так у тебя еще и особые вкусы? И слава всемогущим. Хотя бы с тобой можно иметь серьезные дела, - Сабал устало вздохнул, будто бы это всё его не только утомляло, но и, в своём роде, печалило, - Это озеро, кстати. Иридия. Знаешь ее? Ее на тханка изображают только на фоне ее сына, Арми. Она обычно всегда стоит позади него, в толпе, держит в руках белую простыню.

- М-м-м… - Аджай не так уж много времени уделял рассматриванию тханка, - Возможно.

- В общем, я думаю, всё это твоё разделение отсюда и пошло. Возможно. По крайней мере, это самое знаменитое упоминание любви между мужчинами. О женщинах я мало что слышал, но и их не обошли стороной. Я тебе как-нибудь покажу. Боги имели такие страсти! И вот конкретно в истории, где Иридия упоминается, рассказывается о любви между Богом Кишмой, Богом плодородия…

- Да, я это помню.

- … между ним и простым человеком, киратцем, по имени Арми. Кишма так возлюбил юношу, что захотел создать с ним вместе ребенка, который позже смог бы заменить его после угасания.

- Угасания? – Аджай слегка оживился. Боги в этой религии способны угаснуть?

- Да. Боги не вечны, к сожалению. Когда о них перестают писать, когда им не посвящают тханка, они считаются угаснувшими. В общем, Он полюбил его сильно. Он позволял его полям родить как никогда прежде, животные чуть ли не сами бежали к Арми на убой, Кишма даже позволил людским мыслям о нем стать настолько всеобъемлющими, настолько частыми и большими, что люди начинали любить Арми еще сильнее. Некоторые сходили по нему с ума, но Кишма все еще не позволял им приближаться ближе к нему, чем на дистанцию восхваления. Как итог, Кишма захотел от него ребенка, о чем я тебе уже говорил. Он наделил Арми женскими грудьми, чтоб тот мог вскармливать, и чревом, со всеми прилегающими, для самого рождения…

      Аджай вздрогнул. Не хотелось бы ему такой любви. Казалось бы, тебя любит целое божество, тебе все даётся, тебя все любят, поля родят как не в себя, на что жаловаться? И тут, неожиданно, с небес будто спускается, ни к селу, ни к городу, грудь и вторая грудь, а внизу всё вообще плачевно.

- И как? – спросил он, - Арми оценил это по достоинству?

- Ох, нет, Аджай. Совершенно.

- Хах. Я бы тоже не был в восторге.

- Арми прогнал Кишму. Он любил Бога, но не мог простить ему этого. Из-за своей женской принадлежности теперь он мало того, что не может продолжать быть частью Королевской армии, так еще и лишен возможности стать выше, чем простой солдат, к чему он очень долго и упорно шел. Арми очень часто изображают очень сильной, но все еще боле-менее женственной девушкой, с черными, очень короткими волосами, с самоуверенным видом и мужественным взглядом. Никто до сих пор не знает, стоит ли его действительно называть девушкой, как и то, позорно ли быть похожим на нее. Лично я предпочитаю называть его в женском роде, так описывает его Еренд Кур в пятой Священной истории и также изображает его на тханка. А мать Арми, Иридия, и вовсе злодейка - она и подала ему идею того, чтобы прогнать Бога..

- Ох… Это интересно, - Аджай и вправду был заинтересован.

- Еще как. У нее такие же волосы, как и у тебя – ёжиком, черные. И мужественные глаза. Ты немного на нее похож, - Аджай не знал, стоит ли расценивать это как комплимент, - О! Я вспомнил. В детстве я помню, был конкурс. Там невозможно было проиграть. Каждую из пяти девушек в итоге называли в честь той Богини, на которых они были похожи. Угадай, кем стала Амита? Да, она там участвовала. У нее была не короткая прическа, ей приходилось их как-то по-особенному заплетать, но это взгляд… Тогда он мне не понравился. Хищный и гневный. Я боюсь женщин в гневе, знаешь. Сейчас он также вызывает во мне мурашки по коже.

Аджай хмыкнул. Да уж. Не очень приятно видеть недовольную чем-то девушку. Или парня. Но бояться? Это уже слегка перебор.

- …Помнишь тот знак, что на лбу Амиты? Тогда его ей и подарили. Она так скрупулёзна к нему. Никогда не оставляет его без внимания. Она не решается набить его как тату, потому просто подрисовывает каждый раз, как он стирается. Она говорит, что совсем не религиозна, но именно в этом случае она отступила от своих принципов, просто потому что ей было приятно то, кем ее именовали! Разве не прелесть? Когда я узнал, что именно она была той девочкой с конкурса, - тогда мы еще не были вместе, но всё шло к этому, - я просто растаял. Это было очень мило. Просто очаровательно…

      То, с какой теплотой Сабал говорил об этом, наталкивало Аджая на самые смелые мысли. Он даже готов был поверить в то, что отношения эти по большей части вовсе не фиктивны. Хотя чёрт знает этих киратцев, и что у них на уме.

      По крайней мере, конкретно сейчас в голосе Сабала звучали нотки этой любви. Не страсти, а именно любви. Аджай ее чувствовал. А как насчет тех историй про то, как Амита любил французскую музыку? Это уже был акт большого внимания. Гейл ценил это, и надеялся, что Амита, со всем ее практичным и бойким характером, тоже ценит.

- А что насчет Сивела? – вдруг выдал Сабал после продолжительного молчания. Словно гром средь ясного неба.

- Сивела? Тот, что отправился на Север после того, как мы прорвались? – Аджай помнил его, пускай и смутно.

- Да. Ты, вроде, был с ним более нежен, чем с остальными.

- «Нежен». Мне просто его имя напоминало французскую реку, Сена. Мне тоже нравятся иностранные песни, а французский язык, да еще и в музыке… он очень хорош. Просто положительная, ассоциация, не больше.

- Ох. И это все? Этого достаточно, чтобы мужчине понравился мужчина? – Сабал повернулся к Аджаю. – На что вообще похожа такая любовь? Всё то же самое?

      Сын Мохана не мог ответить. Он вырос в месте, где это считалось как раз таки не «тем же самым». Он привык думать об этом, как о чем-то необычном, к чему люди не готовы. И не сказать, что он зря так думал.

- Ну… в целом, думаю, да.

Сабал внезапно похлопал Аджая по плечу и тот аж вздрогнул.

- Понятно, одно и то же – валить и любить, да?

      Гейл поперхнулся воздухом и, должно быть, впервые за этот месяц нормально посмеялся. Тот раз с Хёрком не в счет – это просто смешок. А это – настоящий смех. Сабал улыбнулся на такую реакцию и стал вставать с земли. За ним, отсмеявшись, стал подниматься и Аджай.

- Да… одно и то же, Сабал.

      Это было так здорово – вновь ощутить это настроение. Неуловимая ниточка, которая постоянно ускользала от него все эти недели, наконец-то далась в руки. Подумать только, ведь есть люди, которые смеются каждый день. Аджай встречал таких, они до сих пор общаются. Аджаю нравились они этим своим вечным оптимизмом, но почему-то такие мужчины его не привлекали. Дружески – да, но в любовных делах его они не участвовали.

      Аджай все еще не совсем понимал, какой тип мужчин конкретно ему нравится. И тыкал буквально наугад. Так и вышло с этим… Сивелом. С чего Аджай тогда посчитал, что тот так привлекателен? Обыкновенный, тупой к тому же солдат с тремя извилинами в голове.

      Пожалуй, он понравился Аджаю так сильно из-за его умения драться. Они раз подрались, когда с компанией гуляли около Накарапура, и тогда Гейл буквально воспылал к нему самыми яркими чувствами.

К сожалению, - или, к счастью, кто знает, - это продлилось недолго.

      Сабал вновь заговорил о французской музыке. Уже ближе к лагерю он перешел с этой темы на то, кто и когда дежурит, и то, что на нелегкую судьбу Аджая сегодня выпало дежурство. Совсем у входа в пещеру он как-то утратил весь свой оптимизм и стал вновь тем Сабалом, которого Аджай знал и принимал как за стандарт. По крайней мере, это успокоило душу сына Мохана – он не сошел с ума, и лидер Золотого пути действительно может быть романтиком и сплетницей, каких поискать. И всё-таки странно, что именно сегодня он позволил себе так откровенно поговорить с ним. Может, на него повлиял тот случай с солдатами Армии короля? Эмоциональный шок, попытки успокоится. Аджай принял это и забыл об этих мыслях.

      Всю остальную ночь голову забивал всякий мусор, который не задерживался в ней надолго. Ничего интересного, помимо нападения медоеда, не произошло за это время. Ну, еще кое-что было – тамагочи Аджая умер. Он не доставал его два дня, а этот придурок умудрился сдохнуть. Что ж, умер он, как и жил – окружённый собственным дерьмом.

Аджай создал нового тамагочи и назвал его «Юма».