Утро застает Маркуса довольно рано. Он лениво ворочается, привычно потягиваясь и сонно обнимая спящего Сашу, который только счастливо улыбается, когда его чмокают в щеку, а потом, когда юноша, ойкая, отпускает его, засыпает.  

Марк вдруг осознает, что впервые проснулся раньше Саши, и от того на лице расплывается румянец. Он поворачивается на бок, лицом к любимому, и практически замирает.  

Саша, что чаще был либо загружен тяжелыми мыслями, либо по-пьяному счастлив, либо сосредоточен, сейчас не был ничем знакомым, прекрасно умиротворенным.  

Солнце, пробиваясь сквозь распахнутое окно, и плохо задвинутые шторы, мягкими касаниями заскользило по лицу его возлюбленного. Лучи легли на его подрагивающие ресницы, переливаясь между ними всеми цветами радугами, а после соскользнули на его щеки, задерживаясь в короткой щетине и тоже завораживающе поблескивая. Мягкие, любимые Марком губы, переливались матовыми оттенками, кое-где бликуя мелкими, закусанными, ранками. На глаза парня упали вечно непослушные и растрепанные пряди, и, едва ли не впервые, юноше это нравится.  

Маркус сдерживается чтобы не зацеловать любимого прямо сейчас, и только влюбленно улыбается, мягко касаясь пальцами его щеки, убирая спадающие волосы.  

Пронаблюдав за ним минут двадцать, Марк решает сделать приятно всем жителям этого дома, раз уж он проснулся раньше всех, и, аккуратно встав, попутно нежно целуя возлюбленного в щеку, уходит на кухню. Там он нашел яйца, бекон, немного молока, и план был готов.  

Быстро приготовив беконовые рулетики с омлетом внутри, он спешит обратно к Саше, попутно здороваясь с заспанной Ленкой и говоря, что завтрак на столе.  

Зайдя в комнату, он опускается рядом с парнем, и, целуя в лоб, мягко обнимает, и шепчет:  

– Я люблю тебя, мой самый родной человек. – Он улыбается Саше в ответ, который промаргивается, слабыми сонными руками обнимая юношу в ответ. – Завтрак готов, надеюсь, девочки нам оставят.  

Маркус тихо смеется, заваливая Сашу на спину и, оказываясь сверху, вновь убирает волосы с его лица, беря лицо в ладони и целуя в губы, нежно-нежно, едва касаясь. 

Саша не любил сны. С самого детства его мучали болезненные кошмары, после которых мальчишка просыпался от собственных криков, и это продолжалось до тех пор, пока он не познакомился с Артемом, после этого он начал просыпаться уже в слезах, вновь и вновь видя во снах расставание, и парень успокаивал его, говоря, что такого никогда не произойдет, что они всегда будут вместе, что он никогда его не отпустит и что это был всего лишь дурной сон. И Саша доверчиво слушался, вновь засыпая в чужих объятиях, и вновь видя все тот же кошмар, что повторялся все снова и снова, продолжал убивать впечатлительного юношу. И сон становится реальностью, и Журавлев в истерике снимает возлюбленного с крюка в потолке, пытается развязать веревку, плотно пережавшую шею, и он кричит громко-громко, словно надеется докричаться до кого-то свыше и вернуть мертвого назад.  

После смерти возлюбленного, парень совсем перестал видеть сны. Точнее, он начал избегать их, используя все легальные, и не очень, методы, лишь бы не засыпать как можно дольше. В какой-то момент, от отсутствия сна и еды, у юноши, что совсем недавно похоронил любимого, начались галлюцинации. Дерганный и напуганный он приходил в зал суда и сбивчиво шептал что-то своему адвокату, пытался оправдаться сам, ведь это не он, это не он, слышите, не он убил Артема. Нет, он не мог сказать, кто это был, ведь тогда пострадают дорогие ему люди, нет он не употреблял этой ночью, нет-нет-нет, он не хочет идти за этими людьми, он не хочет переставать заваривать кофе в редбуле, он не хочет слезать с амфетаминов, он не хочет валяться в стационаре, сгрызая себе до мяса пальцы, и тихо-тихо плакать, желая лишь помереть. Но он делает все это, пустой оболочкой валяясь на полу. Он не хочет смотреть на себя, он не может смотреть на себя, врачи заматывают ему руку бинтами, лишь бы парень не видел свою татуировку, спешно набитую его подругой поверх шрамов от острого лезвия перочинного ножа, он может лишь лежать и горько-горько плакать, пожирая таблетки пачками.  

А потом его выписывают, он возвращается назад в квартиру серой копией самого себя, он пытается жить, но получается лишь существовать, он не пьет таблетки, не наблюдается у психолога, а лишь разъедает себя изнутри, надеясь так и сгнить в гнилой квартирке, оставив после себя лишь чрезмерно тонкие и длинные кости. Саша больше не видит снов, он просыпается каждые два часа и нервно-нервно курит, надеясь забыть промелькнувшие в разуме образы. И он живет так три мучительных года, надеясь помереть безболезненно и естественно, пока в жизнь его не врывается Маркус, наполняя ее смыслом, и Саша слишком пьян и влюблен, чтобы не отрубиться в объятьях юноши, поэтому он ни разу за эту ночь не встал, чтобы покурить, а проспал как убитый, впервые за очень долгое время увидев сон. Он длился всего несколько секунд, одно короткое мгновение, но от него утром Саша вновь чувствует себя разбитым, но лишь всего пару мгновений, пока юноша не целует его.  

– Я люблю тебя, – шепчет он, заваливая юношу к себе в кровать, – люблю.  

Журавлев быстро приходит в себя и нежно целует Марика, лениво одеваясь и с удовольствием вдыхая прекрасный аромат омлета с беконом, а на кухне легонько шлепает его по заднице, просто потому что захотел. Они втроем вкусно завтракают и к концу трапезы Марик становится миловидно розовым от смущения, ведь стряпню его расхваливали уже два человека, уплетая за обе щеки.  

– Саня, какой же тебе муженек достался, – восхищается Ленка, невзначай щупая мягкую задницу Марка, пока примеряла на него пиджак. – Береги его, а не то я голову тебе отгрызу.  

К вечеру счастливые парни возвращаются домой, но вместо того, чтобы зайти в квартиру, они идут вверх, на крышу, чтобы полюбоваться звёздами.  

– Спасибо тебе, – тихо хрипит Саша, вновь задыхаясь от удушливого кашля и крепко обнимая юношу. – За все тебе спасибо. 

– Я так счастлив с тобой. – Мечтательно шепчет в ответ, прижимаясь еще сильнее, вновь желая раствориться в любимом, чтобы ни на секунду с ним не расставаться. Марк и не знал, что можно так сильно любить, и не догадывался, что способен на такие сильные чувства.  

Удивительно для самого себя, но Марк довольно быстро замерз, и он потащил Сашу домой, пусть и зрелище над головой было великолепным. Хотя он и отмечал, что там, где стоит его дом, небо не такое засвеченное, и звезд видно намного больше.  

Быстро накормив кота, Маркус возвращается уже в их комнату, которая раньше была комнатой Саши, и, раздевшись, заваливается к нему в постель, сначала намереваясь поспать, но когда обнимает любимого, вспоминает об их вчерашнем разговоре. И он сначала хочет спросить, но потом решает, что слова излишни, и просто начинает гладить и целовать любимого так, как делал это обычно, если перед сном захотел секса. И, когда Саша, улыбаясь, поворачивается к нему, Марк не дает ему перехватить инициативу и оказывается сверху. 

Чувствуя распаляющее его возбуждение, он сначала ласково, а потом довольно грубо покусывает кожу любимого, везде, куда дотягивается, пока по-хозяйски закинул его длиннющие ноги на свои плечи и подготавливает к тому, чего давно, честно говоря, хотел. 

Новый этап отношений. Казалось бы, только вчера юноша предложил ему домашние блинчики, надеясь подружиться, что прошло всего лишь пару дней, время летело неимоверно быстро и на долю секунды Саше стало страшно, что из отношения развиваются слишком спешно, что он не сможет насладиться им в полную меру и в итоге останется лишь со сладкими воспоминаниями. Но Марк трогает его везде и повсюду, касаясь-касаясь-касаясь в правильных местах, он слушает наставления, он быстро учится, и Журавлев просто закусывает губу и откидывает голову назад, наконец то полностью расслабляясь и тая под прикосновениями. Только сейчас он вдруг понял, как же он соскучился по позиции пассива, по этим ощущениям, как физическим, так и психологическим. 

Саша поддается на это так легко, и принимает любую его ласку и неосторожность, что понемногу сносит крышу, и Марк переворачивает его, ставя в коленно-локтевую. Ему ужасно нравится то, что любимый и не может, и не хочет, ничего ему противопоставить, просто болтаясь игрушкой в его руках всякий раз, когда юноша его двигал или поправлял, чтобы было удобнее.  

Он входит в него, сжимая костлявую задницу в ладонях и замирает внутри, часто дыша, стараясь взять себя в руки. Конечно, ощущения не были чем-то из ряда вон, но в купе с эмоциональной окраской, он был готов кончить прямо сейчас.  

– Я так люблю тебя, ты даже не представляешь. – Тихо шепчет, наклонившись к Саше, покусывая кожу на спине и, как только почувствовал, что они оба привыкли, продолжил изучать тело любимого на новые реакции и постанывания, которые тот, конечно же, сдерживал. 

Марик целует его спину, прямо между выпирающими лопатками и двигается так хорошо и правильно, что парень невольно сипло стонет, сжимая костлявыми пальцами простыни, и прогибает спину под чужими прикосновениями, утопая в собственных ощущениях. Неужели их отношения стали настолько доверительными и понимающими, что он махнулись местами, без всяких загонов и стеснений и даже почти трезвыми? 

И когда все закончилось, по телу разливалась невероятная расслабленность, а лежащий рядом Саша, с все еще немного вздернутой задницей, и слабо улыбающийся, приносил еще больше умиротворения.  

– Отнести тебя помыться, принцесса? – Тихо смеется юноша, поглаживая любимого по щеке, позволяя перехватить губами свои пальцы и поцеловать их. Внутри все заполнилось невероятной, всепоглощающей нежностью, и хотелось, чтобы этот момент длился вечность. Как там было? «Остановись мгновение, ты прекрасно!»? Марк помнил, о чем Фауст просил Мефистофеля, и вдруг понял всю глубину этой фразы.  

Все же, нарушая покой, Маркус отнес и Сашу и себя под короткий душ, просто чтобы избавиться от следов их баловства, и потом так же отнес в постель, вдруг почувствовав себя альфа-самцом, который должен заботиться о своей хрупкой самочке. 

Импровизированная свадьба была назначена через неделю и отдана в заботливые руки Лены. Марк постоянно шутил что ни в одном ЗАГСе нет такого сервиса, и поэтому у них было время, между короткими поездками к Ленке на примерки. И тут у Марка, глядя на татуировку Саши, не самую аккуратную, возникла мысль. Но он не спешил ее озвучивать. Первым делом он нашел стоимость тату-машинки, и даже обрадовался, она показалась ему дешевой, а потом искал эскиз. Сначала он думал сделать что-то простое, потом вспомнил о своей фамилии и увлечении Саши цветами, и искал волка с цветком, но потом его осенило старой басней Крылова. И в интернете нашелся даже очень красивый, стилизованный под Японию, стиль.  

И вот, Маркус, закусывая нижнюю губу, стоит и заглядывает Саше в рот, держа перед ним все что нужно для татуировки, вплоть до салфеток, и понемногу теряет свой энтузиазм, глядя на то, как мрачнеет его любимый. Как за секунду из счастливого состояния всеобъятной любви грохнуться на дно неуверенности в себе и комплекса ненужности? А вот так. Марк понимает, что влез куда не стоило, и опускает лицо, вместе со всеми принадлежностями, бормоча:  

– Надо было спросить заранее, просто я подумал, что тебе понравится, извини. – Он чуть жмурится, стараясь не дать чувствам вылезти наружу, и продолжает: – зря я это все, извини. Подарим машинку Ленке, ей понравится, наверное. 

– Эй, малыш, не извиняйся, ты ничего не сделал неправильного, ты ведь не знал, - он осторожно берет в свои ладони лицо юноши и смотрит ему прямо в глаза, стараясь отогнать тяжелые воспоминания. – Ну все, не нужно загоняться по этому поводу, ну хватит.  

Они постепенно перемещаются на кухню, где привычно заваривают чай, а потом Саша раскладывает на столе очередной подарок от жениха, удивляясь его расточительности.  

– Тебе Ленка про татуировки рассказала? Что ее татуировки моих рук дело? – Юноша коротко кивает, и Саша просто не может на него обижаться. – Эй, ну прекращай кукситься, я просто… не особо хорошие воспоминания у меня с татуировками связаны. 

Если бы хоть кто-то еще год назад сказал Журавлеву, что он будет рассказывать своему будущему мужу о своей зависимости, о смерти бывшего, о стационаре и попытке самоубийства, то он бы этого человека обсмеял. А сейчас он рассказал все это. Без всяких изменений, отвечая на вопросы и никак не приуменьшая свою любовь к Артему, которая даже к этому моменту не прошла без следа. Это его жизнь, пусть она такая грязная и жестокая, но это важная его часть и Марк, вроде бы, должен понять, что никуда это не сможет пропасть.  

– И я просто ненавижу эту татуировку, но я никогда не переделаю и не сведу ее, иначе я забуду о том, какие ошибки я совершать не должен был.  

Саша сплевывает горькую мокроту в раковину и опять затягивается, игнорируя обеспокоенный взгляд юноши, а потом вновь берет в руки машинку, сразу же ловя приятные флешбеки. Он очень любил делать татуировки, вот только другим, а не себе. Для каждого человека его тело – это его храм, и Журавлев не хотел с этим храмом иметь что-либо общего.  

– Ты определился с местом? У тебя есть эскиз, да? Хочешь именно это набить? 

Юноша часто кивает, в ответ на вопрос об эскизах, и поспешно разворачивает лист с эскизом, оставляя рядом второй, и показывает.  

– Я... – Он неуверенно запинается, но сглотнув продолжает. – Я хотел, чтобы мы вместе ее сделали, но, если ты откажешься, я не обижусь.  

Он улыбается как можно более нежно, запихивая свои обидки подальше. Конечно, он расстроится, это даже не обсуждается. Но заставлять Сашу он не будет. Ведь на картинке был и волк, и журавль, и ему, пожалуй, было бы достаточно это видеть на своем теле, правда, он все же мечтал видеть это и на теле любимого.  

– А место я думал это, – он провел рукой по ноге, очерчивая предположительную зону татуировки. – Ну, это на случай, если ты тоже захотел бы, тебе так бить удобнее будет. 

Маркус заглядывает в глаза любимого, сталкиваясь там с успокаивающей улыбкой и улыбается в ответ. Небольшая подготовка и... Набитие татуировки начинается с писка и вздрагивания. Марк и сам удивился своей реакции, а еще того, что его как будто лезвием резали. Не так он себе представлял этот процесс. 

– Да, прости... – Виновато пожимает плечами любимому, и садится обратно ровно. Процесс пошел спокойнее, хотя он и шикал, когда любимый проводил по несколько раз по одному месту. Кто же мог подумать, что этот процесс для него будет схож с медицинскими процедурами. 

Уже минут через двадцать напряжение отступило, и приходилось просто терпеть. Саша сосредоточенно рисовал-протирал-рисовал-протирал, и говорить с ним было как-то и бессмысленно, да и неуместно, поэтому Марк, вспомнив о лучшем друге человека, включил свою колонку и музыку на ней, убрав громкость до приемлемой, чтобы можно было, при желании разговаривать. А когда Саша отвлекся, протирая разводы пигмента по коже, он наклонился к нему и поцеловал куда-то надо лбом, тепло выдыхая, но сразу отстраняясь, чтобы не мешать.