…Есть в мире лишь один человек, который

Будет с тобой рядом, для тебя свернёт горы…

 (Siya, «Лучшая подруга»)

На улице было холодно. Изо рта шёл пар, а руки, даже находясь в перчатках, казалось, онемели и превратились в лёд. Она шла мимо окон магазинов на Новом Арбате по знакомой дороге и остановилась возле высокой витрины известной всем кафешки «Кофикс», чтобы поправить шарф, который закрывал шею от пробирающего до костей ветра. Хотя, чего там говорить, да никак он не закрывал. Холодно было, как на Эвересте. Впервые зима не обделила Москву ни снегом, ни низкими температурами.

Из отражения на неё смотрела довольно обычная семнадцатилетняя девушка с тёмными, почти чёрными волосами, что были привычно собраны в хвост. Длинные, они мешали её активной жизни студента, а потому она частенько убирала их в пучок или хвост, забывая среди повседневной круговерти о красоте. Большие синие глаза создавали приятный контраст со светлой кожей, которая от мороза давно уже превратилась в обветренный помидор. По правде говоря, глаза — единственная часть лица, что девушке действительно нравилась. Обычные тёмно-синие джинсы, светлые кроссовки, потому что нормальные зимние сапоги так и не высохли после того, как Кристина закинула их в стиралку. Кофейного цвета пуховик и белый вязаный шарф с чёрными треугольниками, которым она поплотнее укутала шею и голову. Да, наверняка даже учёные в шоке от такой резкой смены климата.

Продолжив свой путь домой, девушка в очередной раз убедилась, как красив этот мир. Посмотрев сквозь снег на яркий уличный фонарь, она ненадолго забыла о том, как было холодно рукам, щекам и ногам. На тёмный грязный асфальт падали крупные хлопья снега. Он оседал на всём и всех, на плечах, на ресницах, одна такая хлопушка даже попала девушке за ворот, заставляя двигаться быстрее. В канун Нового года все витрины магазинов, мимо которых она проходила, сияли тёплыми праздничными огнями и гирляндами, но и цена в каждом из этих магазинов кусалась даже для неё, хотя на карте денег пока было достаточно. Из приоткрытых окон и дверей доносились самые разные запахи и звуки, заставляющие сердце сладко сжаться, а рот наполниться слюной. Шелестели упаковки раскрываемых конфет, гремели противни свежеиспечённых пирогов, шипели варочные установки с только приготовленным кофе, где-то рядом раздавался стук пластиковых стаканчиков, в которых наливали глинтвейн. Пахло пряностями.

Время было только половина десятого, и, хотя ночь и темнота уже опустились на Москву, люди даже не думали идти домой. Вокруг царило оживление, все куда-то бежали, двигались кто в сторону площади, кто в сторону метро. Поплотнее засунув руки в карманы в надежде хоть немного их согреть и подхватив поудобнее сумку с нотами и партитурой, она поспешила туда, где её, скорее всего, уже давно заждалась одна особа.

Придя на территорию колледжа, девушка поняла, что и морально, и физически выжата, как лимон. Вроде бы пришла в свою обитель, домой, если общежитие, конечно, можно назвать домом, но ноги она еле передвигала. Елизавета Викторовна, сидящая на входе возле турникетов и чересчур приветливая в честь любимого праздника, готова была расцеловать студентку, когда та ей аккуратно положила на стол небольшой подарок, шепнув короткое поздравление. Охранник, одиноко расчищающий дорожки вокруг главного входа, тоже отсалютовал ей своей шапкой-ушанкой, когда та прошла мимо и незаметно для камер положила в карман мужчины дорогой одеколон, который прикупила на выходе из метро с уже прицепленным к нему большим бантиком из разноцветных ленточек.

Лестница на четвёртый этаж далась ей с большой борьбой. Лифт не работал уже неделю, а потому все местные вынуждены были терпеть ежедневные занятия спортом, если вдруг нужно было куда-то отлучиться из здания. Поворот в узкую высокую арку, за которой располагался один из множества коридоров был украшен красивыми гирляндами в виде еловых лап с висящими на ними небольшими шариками. Остановившись, чтобы перевести дыхание, она аккуратно провела по одному из них пальцем, чувствуя подушечкой пластмассу. А на вид шарики были довольно дорогие. Интересно, кто из студентов так раскошелился? Или это абитуриенты подлизываются, что было для них конкретно в этом учебном заведении вполне привычно?

Двинувшись дальше, брюнетка прошла ещё с десяток шагов и остановилась возле одной из идентичных деревянных дверей. Табличка, протёртая ею ещё вчера, гласила, что это комната под номером четыреста двадцать один. Ниже, в специально отведённых строках были вставлены две бумажки, повествующие о тех, кто жил внутри. Вдохнув и выдохнув, синеглазая постучалась и вошла. А после только и смогла, что удивлённо открывать и закрывать рот не в силах вымолвить и слова.

Даже промелькнула мысль, что она не туда зашла. Украшения и атмосфера комнаты будто пришла из фильмов «Один дома», «Гарри Поттер» и «Шерлок». Обе кровати были заправлены одинаковым белым постельным бельём с серыми, красными и изумрудными снежинками, на окне висели её любимые молочно-белые шторы, которые были раздвинуты и открывали вид на двор, в котором до сих пор дежурил охранник и стояла огромная, новогодняя, сверкающая ёлка, а по стенам, на полках с книгами, в изголовьях кроватей и на двух столах были развешаны и разложены красивые переливающиеся нити с множеством маленьких лампочек Ильича, которые придавали помещению самый волшебный вид, какой только мог быть.

Дверь в небольшую ванную, находящуюся сбоку, открылась, едва не ударив по голове, но брюнетка вовремя подставила под дверь ногу, задерживая её движение. Заметив, что она наконец пришла, навстречу выплыла грациозным лебедем красивая восемнадцатилетняя блондинка с двумя французскими косичками, спускающимися чуть ниже плеч. Живые и лучистые серо-зелёные глаза излучали самое искреннее тепло и радость. Вторая жительница четырехсот двадцать первой комнаты была одета в светло-бежевые лосины, кирпичного цвета свитер с вышитыми на нём белыми оленями, а на голове у неё красовался новогодний колпак, кончик которого смешно торчал на макушке. Так вот, кто виновник этой красоты.

Кристина, едва увидела сожительницу, радостно притопнула ножкой и, когда Селина положила сумку с партитурой на один из стульев, подскочила и крепко её обняла. Брюнетка ответила ей тем же.

— Ну, как тебе, Монфорова? — Кристина обвела рукой пространство комнаты, любуясь своим творением, на которое потратила весь день.

— У меня нет слов! — улыбнулась Селина в ответ, переводя взгляд на лучшую подругу. — Ты превзошла сама себя, Крис, это просто потрясающе.

— Колпак знакомый? — не давая раздеться, Кристина всё прыгала от радости на месте, не в силах сдержать эмоции и начиная от этого немного убыстрять темп речи.

— Да, знакомый… — протянула синеглазая. Посмотрев на головной убор на белокурой макушке, она вдруг расслабилась. Все тревоги с запуском и премьерой новой песни, ради которой она сегодня на целый день убежала в студию, испарились, не оставив за собой и следа. — Один из тех, в которых мы праздновали наш первый совместный Новый год.

Действительно, это был тот самый колпак, который когда-то давно Морозова впервые надела себе на голову. Правда, тогда он был ей немного велик, а сейчас сидел самым идеальным образом. С левого бока у него до сих виднелось не отстиравшееся пятно от горячего шоколада, который подруга тогда чудесным образом разлила так, что затопило не только колпак, но и всё то, что стояло тогда на столе, под ним и вокруг него. И где она его только откапала?

— Чего стоишь? Путин уже через двадцать минут будет выступать, а у нас ещё дел много. Давай, раздевайся, — с плохо скрываемым смехом в голосе приказала Крис, параллельно помогая снять шарф и пуховик, напевая себе под нос мотив песни «Последнее Рождество». Вот у кого было по-настоящему праздничное настроение. Сняв кроссовки, Селина осталась в одних джинсах и свободной белой тунике на пару размеров больше нужного, в которой было комфортно и тепло. Переодеваться во что-то другое она даже не планировала.

— Лин, так не пойдёт, — критически оглядев её ещё раз, подруга подошла чуть ближе, распустила хвост, что-то подправила, где-то расчесала и надела на место резинки с торжественно-важным видом второй красный колпак с белым мехом вокруг головы и кисточкой на конце, полностью идентичный тому, который был на неё. Отойдя на пару шагов и, видимо, оставшись довольной проделанными манипуляциями, она вынесла свой вердикт, пародируя ведущего «Модного приговора». — Теперь можно кутить.

Не выдержав, они обе расхохотались. Морозова обняла Селину за плечи и развернула лицом к стене, на которой висело большое зеркало. Посмотрев и увидев в отражении двух обнимающихся и смеющихся девушек, Монфорова почувствовала себя дома. Не просто в здании, а там, где жила её душа. Там, где её всегда ждали и не ругали за то, что опоздала. Она вообще впервые за год сегодня опоздала. Кстати, а почему это случилось?

Последняя мысль промелькнула, как озарение. Метнувшись к сумке с нотами, брюнетка аккуратно достала оттуда конверт из переработанной бумаги с четырьмя распечатанными фото и протянула их подруге, которая тут же уселась на свою кровать и, подцепляя карточки длинным ногтем, раскладывала перед собой. На одной из фото были запечатлены они. Недавняя случайная фотка в социальную сеть теперь могла стать любимой их совместной фотокарточкой. Синеглазая присела рядом с Морозовой.

Кристина и Селина (да, у их родителей проблем с фантазией точно не было), «неразлучный дуэт», как их называли те самые родители и немногочисленные друзья, с которыми они иногда пересекались. Это был канун прошлого Нового года. Родители уехали на дачу по делам, а девчонки учились и не могли поехать с ними, ведь на носу были экзамены и декабрьское сочинение, которое резко перенеслось на апрель. Кристина, никогда не любившая особо долго засиживаться над одним занятием, в тот день буквально вытащила на своём горбу Селину из дома. Они поехали в ближайший торговый центр и, чёрт, тот день Селина всю жизнь будет вспоминать с улыбкой.

На фотографии у неё были чуть более короткие волосы, а Крис на тот момент покрасила свои прямые пряди из своего привычного блонда в рыжий. Тогда это было модно, так же, как сейчас делать колорирование. С обратной стороны была подпись, которая переводилась как «два космоса напротив» — отсылка к их любимой в то время песне, которую исполнили в фильме «Наследники 2» София Карсон и Дав Камерон, Иви и Мэл — лучшие подруги, которые никогда не расставались. Как и они. На второй фотографии были изображены Кристина и её мать, и Селина была уверена, что та вклеит эту фото к себе в дневник и будет перед сном подолгу смотреть на неё, ведь в последнее время родителей особенно не хватало.

— Ой, я помню, как ты нас тогда щёлкнула! Тебе тогда новый Instax на Новый год подарили, — задумчиво обронила она, рассматривая фотографию, легонько проводя по изображённой щеке мамы кончиком ногтя, очерчивая её контур. Морозова вся пошла в свою маму, тётю Катю: обе блондинки с серебристыми лучистыми глазами и мягким характером. Рядом с ними всегда хотелось улыбаться, даже если повода особо не было.

На третьей фотке была изображена сама Селина, ещё совсем маленькая. Здесь ей был всего год, и для неё это был первый Новый год в жизни. Мама и папа держали её на руках на фоне новогодней ёлки и улыбались так, что не улыбнуться в ответ было невозможно. Внизу была подпись:

«Мама Лена, папа Миша и наша любимая малышка. 2002 год.»

А на четвёртой фотке была семья Кристины. Тётя Света (тогда у неё были волосы по лопатки цвета горького шоколада), дядя Дима и Крис, тоже ещё совсем мелкая. Она открывала подарки, а её родители смеялись над тем, как поспешно она это делала и какое у неё при этом было серьёзное лицо. Уже тогда Морозова критично подходило к подаркам от «Дедушки Мороза». Поставив фото в рамки на окне, девушки включили телевизор на каком-то музыкальном канале и под атмосферную музыку «АББЫ» и «Бони Эм»* начали последние приготовления к тому, чтобы встретить Новый год, ведь времени оставалось и впрямь не так уж много…

В четыре руки девушки управились довольно быстро. Селина расставляла бокалы, тарелки и столовые приборы, а Кристина под её заинтересованный взгляд рылась в шкафу, громко чем-то стуча. Через минуты две на свет показалась бутылка красного полусладкого. Так вот, почему Морозова сказала порезать сыр, закуска ей была нужна. Вообще алкоголь в стенах общежития был под строжайшим запретом, но девушки хотели встретить Новый год именно здесь, в домашней и уютной обстановке, поэтому правилами пришлось немного поступиться.

— В сладком себя ограничивать можно сколько угодно, а вот полусладким пренебрегать нельзя, — Кристина усмехнулась чему-то своему, но стоило достать штопор и открыть пробку, как глаза блондинки затуманились грустью. Виноградный аромат, наполнивший носоглотку, слишком сильно напомнил о родителях. — Моя мама передаёт нам «привет» из Италии.

Селина, увидев реакцию единственной лучшей подруги на воспоминание о родителях, закусила губу. В голове она раз за разом прокручивала варианты слов, чтобы утешить соседку. Уж кому как не ей было знать, что каждый их отъезд, пусть даже в краткосрочную командировку, Кристина тяжело переживала. Вот только сделать ни она, ни блондинка ничего не могли, потому что понимали, что взрослые поступают правильно.

Родители Кристины Морозовой целыми месяцами пропадали на работе, чтобы обеспечить себе и дочери нормальную жизнь на уровне «выше среднего», что в данном государстве конкретно в данное время в связи с санкциями Америки из-за присоединения Крыма было сделать ой как не легко. И обе уважали их выбор, мирясь с отсутствием опеки. Им вполне хватало друг друга.

— Предлагаю не грустить в канун такого прекрасного праздника, — Селина прищурила синие глаза, поджимая губы и улыбаясь. Она знала, чем можно отвлечь подругу. — Ты ещё утром что-то хотела у меня спросить, помнишь?

Кристина задумалась секунд на пять, вспоминая, что же ей хотелось выяснить пятнадцать часов назад, а затем резко просияла. Монфорова не удивилась, такие неожиданные перемены настроения были вполне свойственны её подруге. Осмотрев коридор на наличие в нём студентов и не обнаружив никого, Кристина поплотнее закрыла дверь, подсела на кровать к темноволосой и вздохнула, собираясь с мыслями.

— Расскажи мне о путешествиях во времени, — она произнесла это быстро, скороговоркой, будто боялась, что девушка в очередной раз откажется говорить на эту тему.

Однако Крис не знала, что Лина ещё утром, сразу после того, как она её в очередной раз спросила, решила рассказать ей правду и только звонок из звукозаписывающей студии заставил синеглазую удалиться и оставить вопросы подруги летать в воздухе. Рассказывать про ЭТО было нельзя, особенно тем, кто не являлся посвящённым. Вот только в этом Новом году всё изменится, и Селина это знала.

— Хорошо. И что ты хочешь от меня услышать? — спросила она, желая поговорить на эту тему более конкретно, придвинувшись поближе к блондинке.

Кристина знала только мизерную часть информации: лишь то, что Селина и её семья — путешественники во времени (хотя на самом деле, этим их братия не ограничивалась), а также, что в свои семнадцать синеглазая «путешествовала» только один раз, в четырнадцать лет. Этот Новый год должен был быть особенным потому, что со следующего дня и до самой смерти Монфорова сможет перемещаться неограниченное количество раз, а следовательно — Кристине можно знать всё.

— Ну, — блондинка задумалась на мгновение, — например, почему твоё имя именно Селина? Оно ведь не русское, верно?

— Верно, оно греческого происхождения. У каждого имени — особое значение, — на мгновение замолчав, девушка обдумывала, как лучше преподнести информацию. — Моё означает «Дочь Богини Луны» или «Лунное сияние». Имена путешественникам дают не как обычным детям, при рождении, а только в десять лет, когда они заканчивают специальное учреждение и когда у них проявляется на специальном тесте подтверждение, что ген переноса присутствует в организме. Это что-то типа академии для таких, как мы — путешественников во времени. Там нас учат различным вещам и методикам, необходимых для наших путешествий. Без них нам будет… мхм… довольно проблематично вернуться домой, но сейчас не об этом. Имя у каждого путешественника уникально. Оно отображает личность и главные качества человека. Менять его нам запрещено, да и не практично это. Имя отображает те характеристики, которые выявляют тренировки в академии.

Селина старалась объяснить, как можно более популярно, доступным языком. И, судя по тому, что Кристина впитывала каждое слово и не задавала вопросов, она понимала, что та имела в виду.

— Например, одно из значений моего имени — «мудрость». В свои семнадцать я знаю, помимо русского языка, английский, французский, турецкий, латынь и их устаревшие версии, которые использовались в разные времена. Помимо этого, я владею фехтованием, фланкировкой и была лучшей во всей академии по «рукопашке», но это я тебе так, просто хвастаюсь, — с каким-то садистским удовольствием прибавила Селина, наслаждаясь зрелищем под названием «упавшая челюсть». — И да, мне всего лишь семнадцать.

На слово «шпага» Кристина не обратила внимание, оно было для неё не ново, потому что подруга довольно давно показывала ей свою шпагу и рассказывала про свою особую «секцию фехтования». А потому и вопросов по данной теме не возникло. Про себя темноволосая вспомнила, что ещё стреляет из лука и метает ножи без промаха, но больше шокировать Кристинку не хотелось. Хотя, нет, хотелось, но тогда они отойдут от темы.

— Ты сказала, что дают имя после десяти лет. А как называют до этого? — спросила Крис после недолгой паузы, за которую она успела переварить полученное.

— По дате рождения. Из неё делают номер. Мой — десять, ноль семь, две тысячи два. Если люди родились в один день, то, чтобы их различить, после этого номера прибавляют через точку ещё несколько цифр.

— Понятно, как товар в магазине, — Морозова хмыкнула, поджимая под себя ноги и неприязненно улыбаясь, хмуря светлые брови. — А тебе не кажется это неправильным или ненормальным, не знаю?

— Что «это»? — переспросила Селина, прищуриваясь.

— Ну, то, что называют номером, а не именем. А когда называют именем, то за характеристики. Это же маразм! Будто вы не личности, а вещи. Это неприемлемо!

— Так у нас принято… — Селина неловко передёргивает плечами, как-то до этого момента она не задумывалась над этой темой. — К тому же, родителям, которые отдают своих детей в академию, откровенно пофиг на то, как называют там ребёнка. Главное — чтобы он смог выжить потом, когда перенесётся и… когда помочь будет уже некому.

Голос Селины, всегда такой спокойный, вдруг надломился и стал неожиданно тихим и печальным. Вспомнив о том, какие им в академии рассказывали ужасные истории, когда путешественников во времени, пытавшихся спасти людей от чумы и прочей заразы сжигали на костре, как к горлу подступал тошнотворный ком. Если путешественник умирал, то он умирал во всех мирах и всём времени, а это пострашнее обычного небытия, в которое при смерти впадали обычные люди. Пока что она это не испытала на себе, но наверняка когда-нибудь придётся. И, чего уж говорить, даже такая неисправимая оптимистка, как Монфорова, видящая во всей круговерти жизни шутки и веселье, не могла не испугаться подобной перспективы.

— Ну, если рассматривать с такой точки зрения, то в чём-то твои путешественники правы. Но всё-таки с точки зрения этики и прав человека так нельзя, — стояла на своём очаровательная собеседница.

— Где же ты видела инквизиторов, которые прав человека и этики придерживались? — хмыкнула Селина, закладываю обе руки за голову и откидываясь на спину. Кристина неопределённо пожала плечами, ответа у неё явно не было.

— А можно ещё два вопроса? — спросила она осторожно, боясь, что желание пооткровенничать у соседки по комнате иссякло.

— Валяй, — пофигистично раздалось со стороны подушки. Синие глаза рассматривали трещину на потолке, в очередной раз приводя мысли в порядок.

— Как именно вы путешествуете и куда?

— ПВК, то бишь пространственно-временной континуум. Одиннадцатый класс в школе помнишь? Нам рассказывала Ирина Семёновна, когда Надежду Алексеевну заменяла.

— Всё, что есть, было и будет, происходило в определённый момент времени и в определённом месте в пространстве. Нет места «нигде» и времени «никогда». Это и называется пространственно-временным континуумом, — протянула Морозова немного нудным, гортанным голосом, пародируя учительницу.

— В общих чертах и простыми словами — да. Мы путешествуем вот как: у нас есть ген, который позволяет преодолеть этот пространственно-временной континуум и переместиться во времени и пространстве. Особо одарённые из нас могут переноситься ещё и в разные вселенные или миры. Но это держится в строгом секрете самими путешественниками, и особо об этом никто не распространяется. А потому, не спрашивай меня, как это происходит — я всё равно не знаю.

— Ладно, тогда второй вопрос. Как проходило твоё первое путешествие?

Кристина с такими горящими глазами уставилась на соседку, что та не выдержала и рассмеялась. Блондинка хотела услышать подробный рассказ про битвы, погони и приключения, но, к большому сожалению, Селина поспешила её разочаровать.

— Это было интересно, но продлилось недолго. И слава Богу! Я перенеслась в какой-то замок во время непонятного мне бала, и меня там приняли за посудомойку. Представляешь? Меня и за посудомойку! Если обобщить и опустить нотации, которыми меня наградила кухарка, я целый вечер намывала котлы и кастрюли песком с водой. Помню, содрала тогда всю кожу на руках. А через, по моим примерным расчётам, пять часов я уже сидела в академии и пила чай, — увидев, что Кристина хочет послушать что-нибудь ещё, Селина почесала ладонью лоб и поджала губы. — Ладно, что есть интересного? Начнём с того, что первое путешествие кардинально отличается от всех остальных. Во-первых, по специальной формуле узнают, куда и когда перенесётся человек. Расчёты производятся с точностью до секунды и миллиметра, в то время, как последующие путешествия вычислить практически невозможно. Нельзя понять, куда перенесётся человек, в какое место, время и насколько. Например, первое путешествие может занять год в том месте, куда перенеслись и неделю, откуда перенеслись. А последующее путешествие может продлиться пять лет и занимать в нашем времени такую же неделю.

— И ты можешь застрять там на всю жизнь? А вернёшься сюда через неделю старухой? — брови Морозовой взлетели почти к самым корням волос от удивления.

— Нет, я проведу там всю жизнь, как ты и сказала, но перенесусь сюда в том возрасте, в котором должна буду быть через неделю нашего времени. Таким образом за месяц я могу прожить где-то триста пятьдесят лет, если буду постоянно перемещаться и блюсти идеальный ЗОЖ.

— Мне бы так, — мечтательно улыбаясь, сказала Кристина, ложась напротив подруги. Смотреть в её спокойные синие глаза всегда было сродни чему-то очень личному. По крайней мере, Морозова никогда не видела, чтобы кто-нибудь, кроме неё, нарушал личное пространство всегда неприступной и холодной Монфоровой.

— Всё не так радужно, как тебе кажется. Во-первых, никто никогда не знает, на какое количество времени он туда перенесётся. Во-вторых, есть определённые правила, которых мы должны придерживаться, — Селина повела плечами, разминая шею, которая уже немного устала лежать.

— Например?

— Ну, например, нам нельзя нарушать законы и хронологию любого места и любого времени нашей вселенной, — под вопросительный взгляд подруги пояснила, — иначе можно просто не родиться. Нельзя нарушать ход времени. Типа рассказывать в десятом веке про планшеты и телефоны или изобретать ядерные бомбы.

— Отлично просто. А хоть какие-нибудь плюсы в твоей жизни есть? — с нескрываемым беспокойством посмотрела на подругу Кристина. Всегда оптимистка, острая на язык и верящее в лучшее в людях, Монфорова никогда не выглядела такой подавленной. — Раз нельзя использовать огнестрел, то что вообще можно делать для того, чтобы спасти свою жизнь?

Селина резко выдохнула, промычав что-то нечленораздельное, но достаточно красноречивое, чтобы Морозова точно поняла, что конкретно в данной сфере плюсов не имеется. Вообще в принципе плюсов в путешествиях было мало, но проблема заключалась в том, что Селина уже такой родилась и поделать с этим поистине идиотским геном путешественника ничего было нельзя. Только учиться и стараться не сдохнуть, вот и всё, что оставалось синеглазой.

— А что будет, если ты перенесёшься два раза в одно и тоже место и время?

— Не знаю, такого ещё не случалось, — ответила она спустя минуту, задумавшись. — Есть теория, что в каждом моменте времени места существует генокод — близнец. Таким образом, в разных вселенных и разном времени может быть множество идентичных людей, близнецов, одинаковых по характеру и внешним характеристикам. Если они и встретятся, то не должны рассказывать будущее или прошлое, меняться местами и т.д. Повторюсь, что таких случаев ещё не было.

— Всё когда-нибудь может быть, — философски отозвалась собеседница.

Сова повисло молчание, в котором каждая из девушек думала о своём. Говорить резко перехотелось. Кристина думала, чем может помочь, если вообще может. Типичные для неё мысли, она всегда была доброй и заботливой, особенно в отношении единственной лучшей подруги. Сама же Селина думала о том, что с этого года её жизнь полностью изменится. Эгоистично? Да, это так, но думать о чём-то другом она уже не могла. В голове на мгновение даже мелькнуло предположение, что она боится, но предположение это быстро растворилось. Путешественники не боятся, эмоция страха была подавлена всеми ещё в детстве.

Неожиданно на ум пришли её родители. Оба путешественники, они встретились в десятом веке в Испании и сразу же полюбили друг друга. Это было третье путешествие у её отца и четвёртое у мамы. Обычно первые пять-десять перемещений осуществляются только по времени, потому что организм только привыкает «прыгать». В академии выяснили, что конкретно Селина может перемещаться с начала тринадцатого по конец семнадцатого века в нашей вселенной.

На счёт других вселенных, которых, по идее, существует бесконечное множество, она не знала. Проблема заключалась в том, что конкретно ей никто ничего не говорил. И в итоге половина теории из академии балластом лежала на закорках, занимая место в голове. Девушка закрыла лицо руками, думая, как же сложно жить! Кристина, уловив жест подруги, подвинулась ближе и обняла её за плечи.

— Да, перспективы далеко не самые приятные… — начала она, на что синеглазая выдала еле слышное: «Да уж!». — Однако, я хочу, чтобы ты знала: я всегда рядом, я всегда помогу, чем смогу, когда это будет нужно. Ты же знаешь?

— Знаю… Спасибо, Крис.

Они так и сидели, наполовину лёжа, вплоть до начала звучания гимна Российской Федерации. Кристина, беспокоясь о подруге, забыла даже про пост, который хотела написать в Instagram, где хотела подвести итоги года. Когда началась речь президента, обе молча взяли в руки бокалы и начали слушать. Мысли о разговоре всё не покидали. Вот, не надо было отвечать! Можно было наврать Морозовой, наплести с три короба, или просто промолчать. Какой чёрт дёрнул Монфорову раскрыть всю информацию? Легче жить от этого не стало ни одной из них.

— Ведь не факт, что ты перенесёшься именно в этом году, —Кристина налила жидкость цвета рубина в стеклянный бокал, где та тут же начала переливаться в свете гирлянды. — Рано киснуть, Лина, лучше улыбнись и наплюй с высокой колокольни на эти правила жизни, как ты всегда и делаешь. Твоя судьба всё равно только в твоих руках, сдаваться ещё рано.

— Звучит, как самый лучший тост на свете, — Селина улыбнулась и тоже налила в свой бокал вино, поднося его к носу, чтобы понюхать и оценить букет. Не могла с собой ничего поделать, обожала этот терпкий запах винограда.

— В таком случае, cheers?

Не чокались они из принципа, противный звук резал уши, так что Монфорова приподняла бокал на уровень лица, а затем вновь опустила, салютую подруге.

— Cheers.

Три… два… один…

Ноль.

На микро-мгновение время остановилось…

Затем красиво и громко забили куранты по прямой трансляции и во всём общежитии, на всех этажах почти в каждой комнате создалось громкое и дружное «УРА!!!». Студентам вторили и охранник с женщиной-консьержем на первом этаже.

«С Новым годом!» раздавалось со всех сторон, из коридора и окон, выходящих на общий двор с собранным в кучу у бордюра снегом. Лишь в одной темноволосой голове, что никому не выдавала истинные эмоции, крутились совсем не радостные мысли. Селине, глядя на весёлую Кристину, вдруг захотелось плакать. Навзрыд, громко и показушно, чтобы весь мир слышал. Последний год житья в безопасности только что закончился, настала пора взрослеть. И ей было… нет, не страшно, но явно некомфортно. Как будто предчувствие.

Она смотрела на Кристину как в последний раз. Запоминала её мимику, улыбку, светящиеся в ожидании чуда серые глаза, хотя, казалось, уже давно пора считать их своими собственными, настолько давно они были знакомы. И как бы не старалась синеглазая гнать пессимизм прочь, до конца избавиться от него так и не получилось.

Всё пошло не так уже этой ночью.

Селина проснулась от резко кольнувшего в груди предчувствия и ей даже не нужно было вставать с кровати, чтобы понять, что началось. Слишком тихое общежитие, слишком спокойно спала соседка по комнате, не ворочалась, как обычно, даже одеяло поправлять не надо. Спать они легли пораньше, на часах было всего четыре цифры: ноль, три, а потом через двоеточие горели пятёрка и семёрка. Кружилась голова, болел живот, всё ломило. Как тогда, три года назад.

Впервые девушка хотела, чтобы наступили женские дни, тогда можно было бы объяснить её плохое состояние намного проще. Или она просто напилась. Нет, от одного стакана, да даже от трёх её никогда не развозило, она это знала, но сейчас… Хоть бы напилась, хоть бы напилась! Пожалуйста!

Боль в животе стала невыносимой. Селина схватилась за спинку кровати, собираясь встать и пойти к шкафу, где у них лежала аптечка и обезболивающее. Голова нещадно кружилась, давая лишь в общих чертах рассмотреть и без того тёмную комнату. Стоило опереться на ноги и оттолкнуться от деревянной поверхности, как девушка начала оседать на пол. И последним, что она помнила, была их комната почему-то в сплошных белых оттенках без всякого намёка на цвет.

Падение, на столько же молниеносно быстрое, на сколько и бесконечное. Абсолютно все мысли в голове путаются, а потом становятся до абсурда логичными и ясными. Просто потеря сознания, просто циркуляция крови в организме, просто так бывает. Она проснётся. Проснётся!

В глубине души Селина понимает: лучше бы это действительно был обморок. Но нет. Тело предательски вспыхивает в районе грудной клетки, и девушка чувствует, как тело рассыпается в песок. Как тогда, три года назад. Миллионы миллиардов песчинок засасывает в огромную чёрную дыру в хаотичном порядке, и всё. А потом она видит яркий, резкий свет. И ни с чем, кроме как со светом в конце туннеля, сравнить его не получается.

Всё было максимально размыто, смазано и скомкано, хотя обычно люди, перенёсшиеся во времени, всё помнят. Она, по крайней мере, в прошлый раз точно всё помнила. Что же с ней не так? Почему она такая проблемная? Напрягая потихоньку память, которая, казалось, растворилась во время переноса, Селина старалась вспомнить, с какого именно места она ничего не помнит.

Перед глазами промелькнула и поплыла комната, бокал Кристины искрился в голубоватом свете телевизора, отчего вино казалось чёрным. Мягкая улыбка на накрашенных губах, смешная кисточка, сливающаяся со светлыми, почти платиновыми волосами. И всё. Больше она ничего не помнила. Щека касалась чего-то мягкого, в нос раз за разом ударяло свежестью. Потребовалась целая вечность, чтобы понять, на чём он лежит.

Трава. Свежая трава. Зелёная, как выяснилось после того, как она смогла открыть глаза. В своих открытиях нового мира она была похожа на слепого котёнка. Оглядевшись, девушка присвистнула. Картина вокруг не разочаровывала. Она сидела на каком-то холмике прямо в самом центре поляны, а вокруг росли дубы и яблони. Впереди под холмом простиралось поле, а за её спиной располагался густой лес. Высокий и огромный, он кольцом окружал поляну, будто страж защищал вручённое ему сокровище. За полем примостился небольшой городок, который девушка сначала приняла за цветочную поляну из-за выцветших красных крыш. Чуть поодаль стоял большой особняк в кремовых оттенках с точно такой же красной крышей, как и у большинства серо-жёлтых зданий рядом. Выглядел он далеко не новым, однако было заметно, что должный уход хозяева всё-таки ему уделяют.

Поняв, что рассиживаться долго в незнакомом месте просто нет смысла, Селина потянулась и решительно встала. Вытянула руки перед собой, сложила их в замок, вот только пальцы никак не хотели в него укладываться. Будто не привыкли, что она всю жизнь так делает. Присмотревшись, девушка поняла, что от царапины, полученной на недавней тренировке на шпагах, не осталось и следа. Либо она просто залечилась сама собой, что вряд ли, либо…

Нет! Да быть такого не может! Начав щупать себя, Селина поняла, что всё не то. Руки были ещё цветочками. Уменьшился размер груди, увеличился объём в талии, а мышц, выработанных годами долгих и изматывающих тренировок, не было и в помине. Солнце отразилось в луже грязи рядом с ней, будто подзывая подойти поближе. Монфорова с опаской приблизилась, чтобы тут же вскрикнуть от испуга. Это была не она!

Вернее, она, но внешность точно не принадлежала ей. Чёрные волосы до лопаток, большие глаза без «кошачьего» изгиба. Чёрт, да она ещё и на четырнадцать-пятнадцать лет выглядела, если не меньше! Попала так попала…

— Добро пожаловать!

Селина дёрнулась, как от пощёчины. Голос резанул по барабанным перепонкам, тут же вызывая противные мурашки по всему телу, от которых хотелось почесаться. Оглянувшись, она увидела, что за спиной что-то есть. Это что-то было очень похоже на облако. Но оно точно не являлось человеком — люди не умеют летать и парить над землёй, и люди не бывают прозрачными. Увидев вопрос в её глазах, существо наклонило голову и начало монолог. Почему монолог? Да потому, что девушка была в шоке и стояла, боясь пошевелиться. Пульс ударялся в висок так, что ничего не было слышно.

— Меня зовут Сурваретур*, — сказало существо, сделав ударение на «а» в своём имени. Теперь понятно, кто перед ней. Хранитель!

Девушка преклонила колени в знак уважения. А ещё потому, что готова была хлопнуться в обморок каждую прожитую секунду в этом новом для неё мире. Существо в виде облака пугало её.

— Вижу, что ты знаешь меня, я польщён. Не задавай никакие вопросы, пока что слушай, что я тебе говорю и запоминай — это важно. Я — Хранитель всех странствующих путешественников, что ходят по мирам и времени, теперь ты под моей защитой. Ты в праве задавать мне вопросы, общаться со мной. Я буду приходить к тебе, когда сочту это уместным.

Вопросы, вопросы… У Селины их слишком много! Посмотрев ещё раз на своё отражение в луже, она поняла, что хочет узнать в первую очередь. Встала, распрямилась, чувствуя неимоверную слабость и… голод! Да, очень хотелось есть, но сейчас было не до этого к большому сожалению. Тело почти не слушалось, а нужно было многое узнать, пока он не ушёл. Вдруг уместным он сочтёт посетить её только перед смертью.

— Ладно, Хранитель, вот мой первый вопрос. Кто я в этом мире? — спросила и затаила дыхание, боясь, что ляпнула что-то не то. Но Сурваретур её прекрасно понял.

— Леди Эскива-Эшива-Селина из дома Де Монфор-л’Амори*, это её внешность ты сейчас увидела в отражении. Но не волнуйся, через месяц или два твой первоначальный облик вернётся к тебе.

Ответ дал девушке довольно невероятную по своей величине пищу для размышлений. И тут в горле появился комок. Кристина, с которой они отпраздновали Новый год всего каких-то пару часов назад (или дней?), родителей, что обещали взять её с собой в Альпы для отдыха от постоянных тренировок («курсы выживания» в академии закончились, но девушка всё равно ходила туда, чтобы ещё больше совершенствовать свои навыки и умения), сокурсников, которые постоянно шутили. Вдруг так захотелось назад, вернуться в кровать, проснуться утром от мелодии будильника, пойти завтракать в общую кухню, а потом долго-долго, обнявшись и завернувшись в плед, сидеть на кровати и смотреть сериальчик вместе с Морозовой. Такое элементарное детское желание, казалось бы — такая мелочь. Но именно этой мелочи мне не хватало в данный момент больше всего. Почему она родилась с этим дурацким геном?

— Потому что ты избранная, — голос над ухом казался мёртвым, совсем не живым, без всяких намёков на интонацию. Оказалось, что последний вопрос она произнесла вслух. — Обычные путешественники ходят по времени, ты же можешь ходить ещё и по мирам, исправлять историю событий и учиться на ошибках прошлого. В тебе потрясающе огромное скопление силы. Последний раз я чувствовал такую энергию… много лет назад. И такие, как ты, особенно ценны. Вы помогаете нам, Хранителям.

— И чем?

— Спасаете невинных и изменяете то, что ещё возможно. А на опыте изменённой реальности, копии мира, в котором ты сейчас находишься, мы строим единственный и неповторимый оригинальный мир, из которого ты пришла.

— А мы — это…?

— Хранители, разумеется.

— И что мне делать? — спросила девушка, незаметно увлекаясь разговором с бестелесным духом, при этом совершенно не замечая его «безжизненности» и холода в его голосе и почти перестав его бояться. Кому расскажет, что встретила такое существо — не поверят. Хотя нет, поверят, но потом закажут девушке билет до ближайшей «дурки».

«Дурка, дурка, забери меня, придурка!» — услужливо подкинул разум совершенно ненужную рифму, увиденную когда-то в ленте новостей Вконтакте.

— Как только ты выполнишь свою миссию, ты вернёшься домой. Помни, что твоя… кхм… личность в этом мире может отличаться по характеру от тебя самой в связи с тем, что менталитет людей разных миров отличается друг от друга. Это твоё первое полноценное путешествие, так что я благословляю тебя и даю тебе право создавать вещи. Прощай.

И он исчез также внезапно и бесшумно, как и появился, обдав Селину лёгким ветерком. Она даже не успела моргнуть или что-либо ещё спросить. Он просто взял и растворился, оставив после своего присутствия вопросы, на которые даже не удосужился ответить. Значит, придётся додумывать самой. Итак, первое.

Он назвал её леди из дома Де Монфор-л’Амори, что сразу натолкнуло на ассоциации, связанные с Францией. Ландшафт вокруг вроде похож на типичную европейскую деревню, что подтверждало рассуждения. Леди — английская манера обращения, а значит её благородный род, в тело потомка которого она попала, происходит из Англии. Приставка «де» означает принадлежность к дворянскому роду, Монфор — распространённый благородный дом, который не дал ничего интересного, кроме как созвучия с её фамилией в двадцать первом веке. А вот слово Амори, являвшееся второй частью её двойной фамилии, образовалась от слова «любовь» во французском. Значит, она с вероятностью примерно в семьдесят процентов находится во Франции. Определённость внушала надежду.

Второе, что сказал Сурваретур, было наставлением спасти невинных людей и, вроде как, изменить ход истории в этом мире. И после этого она вернётся домой, и всё снова будет хорошо. Вроде звучит не так и сложно. Вспомнив академию, Селина начала прокручивать в голове уроки, полученные в ней. Что она ещё знала о себе, как о наследнице двух довольно известных домов?

Французский дворянский род, младшая ветвь Первого дома графов Эно, дом играл заметную роль в истории Франции и Англии в двенадцатом-тринадцатом веке. Родоначальником считался Гильом де Монфор, он был внуком графа Эно Ренье Второго. Дети Ренье боролись за герцогство Лотарингия, утерянное родом после гибели одного из его владельцев. После граф Ренье Третий был схвачен и по приказу императора выслан, а члены его семьи бежали во Францию, где нашли пристанище при королевском дворе. Его дети позже вернулись в Лотарингию, но некоторые представители рода остались во Франции. И, судя по всему, Селина относилась именно к последним…

Гильом по приказу короля Франции Роберта Благочестивого построил две крепости в лесу Ивелин для защиты королевского домена. Одна из крепостей расположилась в Эперноне, а вторая — дальше к северу. Этот замок и получил название Монфор, на его месте позже вырос город Монфор-л’Амори. Гильом женился на дочери Гуго де Бове, управлявшего этими землями, и после его гибели сумел их удержать за собой, передав своему сыну, который перестроил замок, заменив деревянные стены на каменные, и расширил его. Симон (внук) завершил постройку замка, начатую ещё дедом.

Если обобщить, то последующие столетия путём ветвлений с другими домами и участием в различных битвах, род сильно расширился. Одна из ветвей пошла от брата Симона Четвёртого, который участвовал в Третьем и Четвёртом Крестовых походах, после чего остался в Иерусалимском королевстве. Он женился на дочери лорда Наблуса и стал регентом графства. Его сын, Филипп Первый, женился на Марии Антиохийской, наследнице Торона. Филипп претендовал на трон Киликийской Армении и был весьма заметной фигурой в Иерусалимском королевстве. Его потомки жили в Иерусалимском королевстве, а потом на Кипре. Ветвь угасла после смерти Онфруа де Монфора. Его единственная дочь Эшива вышла замуж за короля Кипра Петра Первого. Ходили слухи о том, что у Петра и Эшивы до заключения брака родился с именем, обозначающим Луну, но затем отдан приказ её убить и девочка умерла в возрасте тринадцати лет.

И вот эти слухи не давали Селине покоя. Слишком уж всё складывается. Эскивой звали жену Онфруа, а Эшива — его дочь и, следовательно, её мать* в этом мире. В том, что имя Селина было так уж популярно во Франции, чтобы им назвали двух представительниц одного рода, приходилось сильно сомневаться. А это значило только одно. Это она — та самая внебрачная дочь. И это за предыдущей хозяйкой этого тела охотятся наёмные убийцы.

А ещё полученная информация говорила о том, что на дворе примерно шестнадцатый век. Не так уж и плохо для начала.

Находясь в своих мыслях, Селина не заметила смеха, доносящегося из-за кустов. Только почувствовала, как что-то рассекает воздух. Инстинкты, выработанные годами, сделали своё дело и сработали безукоризненно даже в чужом теле. Во мгновение ока брюнетка выставила руку в сторону и поймала… шишку! Да, простую сосновую шишку. Увидев, куда попало «орудие», из кустов с визгом выскочил ребёнок и помчался наутёк. Однако Селина вовремя схватила его за край рубашки так, что тот был вынужден остановиться.

Ребёнок оказался мальчиком, одетым в старомодные свободные брюки и сорочку. Его одежда была полностью измазана грязью, точно так же, как и босые ноги, а в каштановых волосах запутались травинки и маленькие веточки. Этакий взъерошенный мелкий воробушек.

— Молодой человек, куда вы так торопитесь? — наигранно строгим голосом на французском спросила Селина, хотя в душе помирала от смеха. Надо же, её застал врасплох ребёнок, которому от силы было девять лет. Вот и вся подготовка в академии.

— Простите, — пролепетал паренёк еле слышно, не поднимая головы, на том же языке, что заставило её улыбнуться. Первая догадка верна. — Я не заметил Вас, всего лишь хотел достать яблоко. Я не знал, что здесь кто-то будет, кроме меня сюда никто не ходит. Простите…

Поняв, что сама она здесь ничего и никого не знает, Селина решила спросить дату и место. А также попросить указать ей дорогу к городку, потому что с холма таковой пока видно не было. А уж в городе она что-нибудь придумает.

— Год и день какой сейчас? — её вопрос огорошил мальчика, однако он не растерялся.

— Шестьсот двадцатый, июль, двадцать второе.

— И как зовут тебя? — спросила она, вглядываясь в его лицо. Смутно знакомым, будто из далёких воспоминаний, оно показалось Селине настолько родным, будто они были родственниками.

— Шарль д’Артаньян, — ответил он, молниеносно сбросив женскую руку со своего плеча, и гордо поднял голову с тёмными глазами, в которых не было ни капли той покорности, которую он разыграл здесь только что.

Картина в голове Селина окончательно сложилась, но она никак не могла поверить в то, что сейчас услышала. Имя мальчика, местность — это всё не просто совпадение. Это была Франция Александра Дюма, которым она зачитывалась до посинения в период с двенадцати до четырнадцати лет. Сознание радостно визжало, кувыркаясь в радужных облаках сбывшейся мечты давно забытого детства и пуская розовые слюни. Однако, к чести Шарля, пока Селина находилась в своих мыслях, он не убежал, а просто стоял рядом, вглядываясь в её лицо так же, как она недавно вглядывалась в его.

— Подскажи, пожалуйста, как добраться до города. Я заблудилась и уже давно не могу найти дорогу, — Селина постаралась взять себя в руки и говорить более-менее ровным голосом.

— А взамен? — вот же… гасконец! Хитрый и дерзкий, Монфорова обожала подобный типаж людей. Они были живыми, и у них обоих наглость была заложена в крови. А это могло значить только одно — с парнем она обязательно подружится.

— Помогу достать любое яблоко, — задорно прищурившись, ответила ему девушка тем же тоном.

— Вон то, — мальчик сразу же показал рукой на заинтересовавший его плод, который аппетитно выглядывал своим красным боком из-за веток и листьев. Для маленького мальчика оно висело слишком высоко, однако девушке, пусть и не на много выше него, ничего не стоило до него дотянуться, встав на носочки.

Стоило яблоку оказаться в детских ручонках, как Шарль тут же принялся его уминать. Сладкий сок, брызгающий во все стороны, смешивался с воздухом, дополняя запах трав, смолы и свежести своим неповторимым оттенком. Заметив, что на его яблоко внимательно смотрят синие глаза, парень осёкся, вдруг вспоминая о манерах поведения и приличия.

— Ты голодная? — осторожно спросил Шарль и, стоило Селине неуверенно кивнуть, как он схватил её за руку и начал быстро вышагивать по одной из тропинок между деревьев, ведущих к полю, увлекая новую знакомую за собой. — Идём, идём, мама накормит тебя. И с папой тебя познакомлю.

Неожиданно д’Артаньян-младший встал, как вкопанный, исподлобья смотря на девушку.

— Зовут-то тебя как?

— Селина, — глубоко вздохнув, брюнетка приняла свою новую судьбу, и оба, взявшись за руки, пошли в сторону городка с выцветшими красными крышами.