Самайн, твоих тёмных тайн не укрыть под холодом полей.

Самайн – время колдовать, древние слова стали сильней.

(Я. Айнсанова, «Самайн»)

Тридцатое октября выдалось очень тёплым, несмотря на обычно холодную осень, свойственную России. Люди вокруг копошились, будто муравьи, и спешили по своим делам кто куда: на работу, с работы, из школы, в универ, с универа, в зал на вечернюю тренировку, в библиотеку, пока та не закрылась. Вечер пятницы с шести вечера до полуночи всегда был своеобразным временем сумасшествия в Москве. Пробки, сигналящие друг другу машины, набитые под завязку автобусы и вагоны метро, иностранцы, смотрящие на этот хаос с шоком и непониманием.

Она шла по дороге и наслаждалась всем этим по полной программе. Русые волосы, вьющиеся от влаги после недавнего дождя на концах, были забраны в совершенно обычный хвост. Тёмные серые глаза не были накрашены, но всё равно в вечернем сумраке выделялись своим контрастом по сравнению со светлым лицом. Чёрная водолазка, чёрные джинсы, бежевый кардиган и простые коричневые кеды – вот и вся одежда, которая была на ней в тот день.

Но Богдана чувствовала себя отлично. На шее под водолазкой кожу холодила освящённая на защиту и укрепление силы в прошлую голубую или, как её называли в простонародье, волчью Луну пентаграмма. Красные камушки в серебристой оправе являли собой настоящее произведение искусства, которое можно было найти лишь в антикварных магазинах по довольно высокой цене, однако сегодня она не могла позволить себе показывать это сокровище людям.

В сумке, висевшей на плече, болтался одиноко телефон, в чехле которого тоже лежал рунестав на защиту, а через перегородку от него лежали ключи и обычная матерчатая маска – напоминание о «весёлой» весне и таком же лете, во время которой была первая волна вируса, в связи с чем выезд из города запретили, и вся грядка с мятой засохла, а сырья для отваров и масел почти не осталось. В продуктовой сумке лежала гора различных кошачьих и собачьих вкусностей, игрушек и прочего.

Дойдя до очередного входа в двор-колодец, который остался ещё со времён Хрущёвской оттепели, девушка поудобнее перехватила тяжёлую сумку. Дошла.

– Дана, неужели тебе некуда тратить деньги? – с благодарной улыбкой Лиза рассматривала покупки старой подруги, с которой вместе учились в колледже.

Короткое каре каштановых вьющихся волос, те же цвета Самайна в одежде и тоже спрятанная пентаграмма на груди легко выдавала намётанному на такие вещи глазу «свою». Поплотнее запахнув охровое пончо – единственный яркий аксессуар в чёрно-коричневом образе, хозяйка приюта для бездомных животных подозвала знаком глухонемого Илью, работавшего там уже несколько лет и отдала ему пакет, кивая на кладовку.

– Некуда, – кивнула Богдана с улыбкой, рассматривая в очередной раз небогатый, но уютный интерьер холла, из которого вели несколько дверей в разные комнаты с разными животными. Последний раз она здесь была в конце Мабона. – Зарплату я получила недавно, потратила её на всё необходимое. А доход с продажи масел, свечей, рун и смесей трав куда-то девать надо, не лежать же им.

– Деньги не должны застаиваться, твоя правда, – согласилась Лиза, прищурив болотного цвета глаза и вспоминая одну из многочисленных примет, которую им привили в ковене ещё в детстве. Указав на диванчик, обе сели и одновременно выдохнули. Лиза была одной из тех, кто понимал без слов. – Опять одна будешь праздновать?

– А ты опять надеешься меня переубедить, Лизок? – со страдальческим стоном сероглазая откинулась на спинку, складывая руки на груди и устало смотря на подругу. – Я солитари, этим всё сказано. В ковене я не работала уже лет пять и возвращаться не собираюсь.

– Хотя бы подумай, – продолжала настаивать на своём шатенка. – У нас там уже всё по-другому, многое изменилось. Жрец сменился, теперь это Владислав, его сын, посвящённые в Стихии тоже ушли, пришли новые. Там хорошо, работы много, деньги большие.

– Скажи мне честно, кто тебя просил со мной поговорить? Владисалв или Фёдор? – Богдана невесело усмехнулась. Уж слишком знакомые фразы, сказанные другим человеком, проявлялись в аргументах.

– Оба, – призналась Лиза. – Ну, сама посуди, ты – одна из самых одарённых посвящённых, к тому же ты из «старичков». Чего толку одной быть, когда под рукой есть целый ковен, который всё ещё тебя ждёт? Он же и защиту даёт, и силу приумножает, да и праздники веселее проходят, чего уж там.

– Лизка, тебе меня не понять, – глубоко вздохнула Богдана, и сама прекрасно знающая плюсы вступления в ковен. – Если я вступлю в ковен, я должна буду привязать свою силу к источнику, а это значит, что использовать я её смогу только рядом с другой ведьмой или с позволения жреца. Это мне категорически не нравится. Как одна из Стихийных посвящённых, я должна буду составлять ритуалы, которые будут подходить не только мне, но и всем остальным, а это безумно неудобно и некомфортно, я привыкла рассчитывать только на себя. И это далеко не все десятки минусов, которыми я обзаведусь при вступлении.

– Дан, ну, и ты меня пойми. Пока ты не ответишь согласием, они от меня не отстанут, – Лиза не хотела давить на подругу, но противиться приказу жреца просто не могла, всё её естество было против этого. Сила главы обладала подавляющей энергетикой. – Мне нужно, чтобы ты ответила, что согласна или сколько времени тебе ещё дать на раздумья. Владислав устал ждать.

Богдана нахмурилась и посмотрела в окно.

Сколько себя помнила, сын жреца никогда не подавал особых надежд на сильную магию или хороший потенциал, но то, что идеи по осовремениваю ковена у него были хорошие, девушка не спорила. Она помнила, как он бегал за ней в детстве, влюблённый и несколько раз привороженный, потому что им с Лизой было скучно. Помнила, как он дарил ей в детстве полевые ромашки, которые она потом засушивала для чая, как показывал ей самые красивые и нетронутые уголки леса. В целом, парень был ей очень симпатичен, а его молодость вызывала надежду на лучшее будущее для всех трёх сотен ведьм, входящих в ковен.

Но мать Богданы, ныне покойная, как и её отец, рано ушедший из жизни, положили своё счастье на алтарь, чтобы освободиться от влияния ковена. Отвязав себя от источника, они уже не смогли отойти от потери силы, но никогда не грустили по этому поводу, ведь это дало Богдане, их любимой дочери и единственной наследнице, обрести выбор и самой решать свою судьбу. Если она вступит, то не будет ли это значить, что все труды её родителей были напрасны?

А между тем у Владислава наконец начали спадать с глаз розовые очки, и он уже начинал терять терпение. Ведь, как бы не сильна была Богдана, всегда найдётся сильнее, пусть и не сразу. И место за ней он оставлял уже не первый год, хотя старейшины и говорили ему, что это ничего не даст. Глупый мальчишка! Хоть и вырос, но всё равно остаётся таким же своевольным и не слушающим никого из мудрых! И влюблённым, Богдана это знала точно. Ведьмино чутьё подсказывало, а оно никогда ещё не подводило.

– Скажи ему, – начала она неторопливо, взвешивая каждое слово, смотря на начинающий опять накрапывать дождь за окном, – что я дам свой окончательный ответ ближе к Имболку, раньше не смогу, мне нужно всё обдумать. Приду в Богорощу, он найдёт меня там.

Облегчённый вздох со стороны Лизы был сродни музыке. Теперь она в очередной раз исполнила приказ жреца, и сила не даст откат при его невыполнении. А у неё, Богданы, осталось чуть более трёх месяцев, чтобы окончательно решиться на то, что навсегда изменит её жизнь. Или не решится, кто знает…

Спокойно общавшиеся Лиза и Богдана, пьющие чай и разговаривающие о разных мелочах, не возвращались больше к теме ковена и всего, что могло её затронуть. Входная дверь с резким звуком растворилась и, стоило громкому звуку неприятно ударить по барабанным перепонкам, как обе ведьмы вздрогнули и посмотрели на причину их беспокойства.

Олег, второй работник приюта, высокий детина с немного туповатым лицом, но очень добрым и сострадательным сердцем, вошёл внутрь, неся в руках переноску с кем-то, кто метался и шипел внутри от крайнего неудовольствия.

– Опять, – закатила Лиза глаза и, устало потянувшись, встала, забирая у парня переноску. – Где на этот раз?

– Там же, – пожал он плечами и вышел на улицу, вновь устремляясь по своим делам. Богдана недоумённым взглядом проводила его до двери, сдерживаясь в самую последнюю минуту и отворачиваясь, чтобы ненароком не сглазить. В последнее время силу действительно было трудновато контролировать. Она то и дело вырывалась наружу, отчего в квартире то чашки разбивались, то лампочки перегорали, то ещё какая-нибудь неприятность случалась.

– Что происходит? – резонный вопрос был задан хозяйке, которая, даже не открывая клетку, осматривала того, кто был внутри в поисках царапин, заусенцев и прочих неприятностей.

– Снова сбежал, – недовольно кивнула Лиза на переноску, где на мгновение сквозь пластик проступила чёрная грязная шерсть. Сероглазая же удивлённо уставилась на подругу, это когда от ведьмы животные сбегали? Та лишь пожала плечами и, продолжая вертеться вокруг переноски, начала рассказывать. – Это кот, ему около четырёх или пяти месяцев. Помнишь облаву где-то недель пять назад?

– Которая возле лесопарка была? – Богдана нахмурилась, вспоминая неприятные события. Охотники на ведьм, фанатичные и бестолковые, устроили череду газовых взрывов в квартирах, где, по их мнению, жили ведьмы. Одна действительно жила, но она никого не трогала, была затворницей, Богдана иногда видела её мельком на местном рынке, где та покупала зелень. В итоге погибли люди, много людей, а полиция так и не смогла найти виновных, списав всё на несчастный случай. – Помню.

– Так вот, – Лиза продолжала, как ни в чём не бывало, хотя на её лбу залегла складка. Тема эта была не самой приятной для обсуждения, – у одной из кошек той ведьмы был помёт. Из помёта выжило два котёнка, одного я уже пристроила. Этот же, вот неугомонный, всё рвётся туда, обратно в квартиру. Вроде всё здесь есть, я ему постаралась хорошие условия создать, как никак, может для ведьмы какой фамильяр пригодится, но ему всё равно. Сбегает и сбегает. За октябрь это уже второй раз!

Шатенка приблизилась к переноске слишком близко, перегибаясь через неё, чтобы что-то достать, но тут же испуганно взвизгнула и отпрянула. Вовремя, как чувствовала, потому что из недр пластикового контейнера высунулась чёрная когтистая лапа. И Богдана впервые смогла рассмотреть животное, наделавшее столько переполоху.

Грязная чёрная шерсть, длинные нестриженные когти, слипшейся от чего-то непонятного хвост, но глаза… Глаза кота совершенно осознанно смотрели на мир чёрными вертикальными щёлочками и радужками вокруг них цвета свежего салата. Увидев, что на него смотрят, котёнок замер, но по напряжённости его позы можно было понять, что он ожидает чего угодно, в том числе и нападения. Почувствовав на себе изучающий взгляд Лизы, Богдана прервала зрительный контакт и вопросительно подняла бровь, уставившись на подругу.

– Что? – недовольство искорками отразилось в серых глазах. Она не любила, когда на неё так пристально смотрели и, ведьма не сомневалась, пытались прочитать её мысли. Но она не в ковене, в отличие от Лизы, а потому в данной ситуации была сильнее. Поставив блок на сознание, Богдана как ни в чём не бывало улыбнулась собеседнице.

– Поможешь мне? – Лиза перевела взгляд с Даны на котёнка, помогая додумать её предложение, но до гостьи дошло почти сразу. – На него ни одни снотворные и успокоительные не действуют, если бы ты…

– Нет, – едва поборов в себе раздражение, ответила русая, переводя взгляд на котёнка, который так и застыл в той позе, как когда их глаза встретились, на подругу, даже отступая на пару шагов назад. – Я не буду это делать, не проси.

Гипнотизировать она кота не будет, ни за что. Мало того, что он потенциальный фамильяр, потому что именно к таким от магических предков перетекает сила, что могло означать полноценный откат, так ещё видеть этого котёнка в виде плюшевой игрушки с остекленевшим взглядом не хотелось в принципе. Просто от одной этой идеи к горлу подступала тошнота.

– Ладно, – примирительно подняла Лиза руки в верх, забирая переноску и подзывая знаком стоящего в углу Илью, который тут же бережно её подхватил и понёс в комнату с клетками для кошек. – Не кипятись, ты чего?

Посмотрев в зеркало, висящее на стене, Богдана ахнула, закрывая рот рукой. Белки глаз потемнели, стали почти угольно-серыми, а радужка вокруг зрачка наоборот окрасилась в белый, почти неоновый цвет. Смотрелось ужасно и жутко.

Поморгав помотав головой из стороны в сторону, будто прогоняя видение, ведьма вновь посмотрела на своё отражение с опаской, но всё вернулось на круги своя. Её серые глаза, ничем непримечательные, за что девочку дразнили в школе «серой мышкой», вновь спокойно смотрели на неё, как будто и не было ничего.

– Что с тобой творится в последнее время? После Литы сама не своя ходишь, – Лиза налила подруге воды и отдала стакан, которая та почти залпом опустошила. Выдохнув, русая невольно одёрнула края водолазки, стараясь успокоить нервы.

– Недавно началось, сама не знаю. Просто вырывается порой и всё, – Богдане стыдно было признаться подруге, что всему виной одиночество. Именно из-за недостатка событий во внешней жизни Сила пыталась вырваться, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. А всё этот дурацкий вирус! Ни на дачу не поехать, ни куда-либо ещё! Не было бы его, возможно, магия и не взбунтовалась бы. – Пойду я, загостилась.

И, даже не стараясь прикрыть свой побег из приюта каким-то вежливым объяснением, Богдана быстро натянула верхнюю одежду и выскочила на свежий воздух, провожаемая задумчивым и понимающим взглядом подруги, которая даже не обиделась. Взяв чашку со стола, Лиза допила до конца жидкость и взглянула на дверь, за которой находились вольеры с собаками, которых пришло время кормить. Беспокойство за Богдану улетучилось довольно быстро. Она, в конце концов, уже взрослая, сама за себя отвечает. Для ведьм поступать странно – вполне нормальное явление и, действительно, только чёрт разберёт, что у них в голове вообще крутится.