Не злись на испытания судьбы!

Они даются тем, кто их достоин.

Круша покой, ломая все устои,

Проверка — кто герои, кто рабы!

И страх любому смело лезет в душу…

У каждого сомненья есть и страхи.

Одни боятся лжи, другие плахи…

Не важно, кто ты — заползёт и душит!

(«Не злись на испытания судьбы!». Елена Точилина)

[Иллюзия]

      Поиски в этом убежище оказались провальными. Почти. Саске нашел фрагмент или часть, он сам не понимал, очень интересного свитка. Он еще раз самолично просмотрел все хранилище, буквально перевернул все с ног на голову, заглянул под каждую книгу, даже сдвинул стеллажи, вдруг, что-нибудь закатилось или упало. Сакура начинала понимать, что Саске явно бредит этой идеей — найти что-то. Ее природное любопытство заставляло ее тайком заглядывать в те материалы и научные, исследовательские работы, которые отбирал Учиха, но все записи были будто зашифрованы, комбинации иероглифов поначалу казались понятными, но только первые три секунды, дальше чернила расплывались, и знак приобретал какое-то непонятное, несуразное значение, либо вообще не поддавался чтению. Она не переставала удивляться, как Саске так просто читает что-то подобное, хотя она была полностью убеждена, что все дело в его необычных глазах. Девушка находила их пугающими, но и привлекательно сверкающими в тусклом свете факела, который являлся жалким подобием освещения. Все вопросы о глазах Саске отметал резко и бесповоротно. Сакура порой даже рот открыть не успевала, как он озвучивал жесткое «нет» грубым, раздраженным голосом. Все-таки была какая-то страшная тайна, скрытая под покровом кроваво-алого цвета, которую Саске ревностно охранял от ее жалкой и крайне докучающей игры в шпиона. Однако он знал, что Сакура совсем не глупая девочка, днем раньше — днем позже, она узнает о трагичной славе его Кеккей Генкая.

      Что уж говорить, ей до ужаса нравилось таращиться ему в спину, впиваясь взглядом в красно-белый веер, кропотливо вышитый вручную. Стежок за стежком, боль за гордостью, страх за тоской.

      Времени на подготовку оставалось все меньше. В последнюю ночь Саске вспомнил о том, что его розоволосая спутница даже не помнит, что такое чакра и с чем ее едят. Следовательно, им придется передвигаться пешим путем со скоростью улитки, прямо как обычные смертные. Еще был вариант посадить ее к себе на спину или взять на руки, и свободно передвигаться по деревьям или через скалы. Однако с таким увесистым грузом велика вероятность соскользнуть в какой-нибудь овраг, а еще уставать Саске будет заметно быстрее. Конечно он мог протащить ее довольно долго, в вопросах выносливости Учиха никогда не жаловался, да и Сакура не весила больше пятидесяти килограмм, но центр тяжести при беге будет смещен вперед в район корпуса, а вот клюнуть носом в землю ему совсем не хотелось.

      Надо заметить, у девушки, оказывается, присутствовал неуемный аппетит, поэтому растрачивать на нее пилюли было бы нецелесообразно. Вот так рано утром под жуткое урчание живота Сакура выпнула Саске за чем-нибудь съестным, и желательно готовым. Самое простое для добывания — рыба. Прекрасная картина. Учиха, злой до красноты лица, со сжатыми до невозможности челюстями, стоит у обрыва водопада и прибивает кунаями к стволу деревьев выпрыгивающего из воды лосося. Хотелось бы ему сказать, что эта дрянь в конец охамела и пусть готовит все сама, однако разводить костры в подземном помещении чревато отравлением угарным дымом.

      Не удержавшись, Сакура принялась пристально рассматривать приглянувшийся ей веер на мокрой водолазке, которую Учиха нервозно швырнул в нее вместе с рыбой. Она самыми кончиками пальцев мягко следовала по уплотненной окантовке веера, нити красиво поблескивали в свете факела, но некоторые стежки все же успели распушиться, нарушая величественный вид вышивки. Это было очень иронично, стоит дернуть за одну нить, как вся работа будет испорчена, клан Учиха был столь же хрупким. Всего один юноша, а трупов — около сотни человек. Та самая зацепка, выбивающаяся из ровного ряда, и имя ей — Учиха Итачи. Ее нельзя ни скрыть, ни закрепить, ни обрезать, ни дернуть и вырвать с корнем. Весь труд сразу же будет безбожно испорчен. Так и Коноха небрежно выбросила за свои пределы воспоминания о когда-то значимом красно-белом веере, облачившись в однотонную робу. Конечно же, Сакура не знала всей правды, точнее не помнила. Для нее это всего лишь красивая вышивка на черно-траурной водолазке.

      Природа явно была против них. Сакура искренне недоумевала, почему они продолжают путь через такую страшную и заросшую чащу леса, с колючими кустарниками и сухими корягами, устало шлепая ботинками по подзолистой, грубой земле. Своими самыми широкими шагами она никак не могла догнать устремившегося вперед Учиху. Все что она видела: взъерошенная темноволосая макушка, с которой обильными каплями стекала ледяная вода, и широкая спина в пыльном, сыром плаще. Ливень не прекращался ни на секунду, их защищали лишь кроны деревьев, но сила, с которой капли барабанили по насыщенно-зеленой листве, превосходила всю гибкость веток. Прохлада и порывистый ветер забирались под воротник накидки, которую Сакура с усилием сжимала в ладони, запахиваясь посильнее. От этого ее шаг стал еще более медленным, ведь идти, чувствуя склизкую почву под устойчивой подошвой и не имея возможности скрыться от сильного ветра, представлялось практически невозможным.

      Девушка то и дело шмыгала покрасневшим носом, скрывая лицо в воротнике, часто моргала, пытаясь справиться с влагой, опускающейся на пушистые ресницы. Саске, казалось, было все нипочем. Он продолжал спешно идти, изредка прислушиваясь к сопению позади себя. В это время года стремительно темнело, гораздо раньше, чем обычно. Пасмурное небо все наливалось темными грязными красками, воздух был влажным и холодным.

— Черт! — шум от дождя и шелест листвы пронзил громкий восклик. Засмотревшись вперед, Сакура не заметила корешок, запнувшись об него. Свалившись под деревом, она уже начала ощущать характерную ноющую боль в лодыжке, терпеливо поджимая губы.

      Саске обернулся достаточно резко, отреагировав за долю секунды на ее голос. Он даже на мгновение потерял лицо, думая, что кто-то осмелился на нее напасть. Но всему виной была ее обычная неуклюжесть.

— Ты упала на ровном месте, — тучи сгущались не только на небе, лицо Учихи постепенно начало приобретать краски озлобленности и усталости. Так продолжаться не могло. Мириться с ее неспособностью позаботиться о себе он не хотел, но выбора попросту не было. — Идти можешь? — приблизившись, Саске вновь опустился перед ней на одно колено, как тогда со змеей, только в этот раз от него больше исходила некая забота и обеспокоенность, чем презрение и насмешка. Ему было совсем не жалко полы плаща, который опустился в грязь вместе с ним, на штаны тоже было наплевать. Но Сакура чудом смогла приземлиться на островок из мха, оставаясь относительно чистой. Только ладошки неприятно саднило от жесткой посадки. Словно ребенок, сам испуганный донельзя.

      Она дернулась, когда почувствовала мягкое прикосновение к ноге. Задрав штанину, Саске точными движениями начал прощупывать мышцы и связки, вслушиваясь, на каком моменте розоволосая не могла сдержать всхлипы от болевых ощущений. Осмотр не дал ему ничего положительного. Это было похоже на растяжение или легкий вывих, наверняка, если Сакура попытается ступить на больную ногу, начнет безбожно прихрамывать, еще больше тормозя их. Данная оплошность была целиком и полностью на совести Саске. Он ответственен за нее, ее здоровье.

— Поднимайся, я понесу тебя, но только до ближайшего привала.

      Признаться, чувствовать на ребрах легкое покалывание от его пальцев было приятно. Саске, сам того не замечая, в напряженные моменты концентрировал в самых кончиках пальцев мелкие разряды тока, совсем безвредные для человека, однако ощущения они вызывали довольно щекотливые. Он чувствовал на себе мимолетные взгляды из-под опущенных ресниц и от этого ему не становилось легче. Она хотела узнать о нем побольше, расспросить. Он ведь даже отказался называть ей свою фамилию. Подобный интерес был только лишним, Сакура должна знать только то, что он ей расскажет, будет ли это правда или выдумка — не имеет никакого значения.

      На ночь они устроились в довольно тесной пещере. Чтобы развести костер, нужна была древесина или сухая трава, но непрекращающийся ливень вымочил каждый миллиметр этого чертового леса. Саске пришлось использовать технику Огненного шара, создавая яркий горячий огонек, подпитываемый чакрой. Теперь у них было достаточно света и тепла. Сакура завороженно смотрела на языки пламени, опаляя задубевшие ладони горячим дыханием. Дискомфорта добавляла и больная нога, ноющая время ото времени.

— Ты прочитала тот свиток, что я тебе дал? — как ни странно, он первый начал разговор, стараясь подчинить себе простывший голос.

— Да, несколько раз. Но я так и не поняла, как именно нужно выпустить чакру через кожу.

      Речь шла о медицинских дзюцу. Сакура была бесполезна без своих медицинских знаний и навыков. Стоило начать с малого. Ничего не отвечая, Саске поднял перед ней ладонь, концентрируя взгляд на ней. Через пару секунд на поверхности грубоватой кожи начал появляться светящийся слой бурлящей гелеобразной жидкости с голубоватым оттенком. Данное зрелище было достаточно занимательным, а Саске все больше чувствовал себя фокусником в цирке, который раздавал детям шарики, вечером приходя домой и крича в подушку.

— Чем более точечно сконцентрирована чакра, тем выше твой контроль над ней. Лечебная чакра зеленоватого оттенка, она менее агрессивная, но подчинить ее куда сложнее.

      Саске было сложно представить, насколько ей сейчас сложно вникнуть в сказанное им. Для любого шиноби данная информация была как на ладони, как будто им сказали, что земля твердая, а небо — голубое. Однако для Сакуры все было как в первый раз. Она больше понадеялась на свою мышечную память, на рефлексы, ведь, если она делала это раньше, то все движения должны быть интуитивны.

— А почему у тебя она другого цвета? — вопросы Сакуры были достаточно примитивными и очевидными, Саске не переставал сравнивать ее с ребенком или маленьким зверьком, которые ищут ответы даже там, где их, казалось, и быть не может, ввиду своей любознательности.

— Чакра в своем обычном виде нацелена на разрушение, а медицинская — на созидание. Разве там об этом не сказано? — Что ж, он был совсем не против отвечать на подобные вопросы. Они были вполне уместными, никак не компрометировали его и не касались. Вообще, учитывая внутренний потенциал девушки, она должна была быть вполне способной ученицей. В Академии Сакура всегда все схватывала налету, ее имя мелькало на самых верхних строчках табеля успеваемости. Да, возможно, сейчас она что-то подзабыла, но ведь это не критично. А Учиха не самый плохой учитель.

— Там было непонятно, думала спросить у тебя.

      На самом деле, хорошо, что она старается узнавать подробности у Учихи, а не додумывает сама. Все-таки чакра — это сложная, нежная система, которую надорвать ничего не стоит. Повредишь один канал — не будут работать остальные. Чакра в специфике своей работы была похожа на нервную систему, где все точно и слажено, если появляется хоть малейшее отклонение от нормы, что-то выходит из строя, то все летит к чертям.

— Сакура.

      Он посмотрел на нее со всей серьезностью, вкладывая в ее имя какой-то потаенный смысл. Конечно, он всегда был серьезен, когда обращался к ней и голосом, и взглядом. Это было что-то вроде призыва, что розоволосая обязательно должна была на него взглянуть, чтобы понять все сказанное верно. Ее сердцебиение немного ускорилось, а тело пропустило мимолетную дрожь. Сакуре не совсем нравилось, как он это произносит, потому что его тон был очень похож на предвкушение какого-то взрослого разговора, она сильно тушевалась под пронзительным взглядом, но всем видом давала понять, что расположена к беседе.

— Честно, у меня нет времени на возню с тобой. Тебе нужно стать более самодостаточной и прекратить, наконец, попадать в неприятности, — на последнем слове он сделал акцент, устремляя взгляд на ее покалеченную ногу, — здесь была и доля заботы, но больше претензия и укор.

— Все, что ты делаешь — критикуешь меня, — Сакура вскинула голову, недовольно насупившись. Как он может говорить ей о самодостаточности, если она только недавно вспомнила, как ее зовут? В этом жестоком мире головорезов и наемников ей теперь ни за что не выжить, разве что, с чьей-либо помощью.

— Ты должна понять, что это нужно, в первую очередь, тебе самой. Меня может не оказаться рядом, — Саске сегодня как-то особенно устал от всей той ноши, которую на себя же взвалил. Теперь он нес ответственность за жизнь целого человека! Полностью и бесповоротно. Сакура — это не его товарищи по команде, которые просто нуждались в командире, о которых Саске заботился лишь косвенно, больше координируя их действия; она не котенок, которого можно просто отдать в другие руки или оставить у чьего-нибудь порога. К тому же, ему теперь приходилось оберегать ее и от самого себя. Ночные кошмары участились, наращивая обороты. Он все чаще стал просыпаться в холодном поту, иногда не мог отличить реальность от галлюцинаций. Может, и Сакура ему привиделась?

      Мотнув головой, Саске на время зажмурил глаза, чтобы не впадать в безумие. Он еще не совсем потерял рассудок, чтобы не отличить живого человека от выдумки.

— Но что я смогу сделать, если на меня кто-то нападет? Я не могу управлять этой твоей чакрой. А вступать в рукопашный бой с каким-нибудь громилой я точно не стану, — последнее Учихе показалось очень смешным. Дуреха. Она ведь может в буквальном смысле сломить горы своими маленькими кулачками.

— Можешь, — парень повременил с ответом, еле заметно закусив прохладную губу, а после провел огрубевшей ладонью по щеке с пробивающейся щетиной, — Если захочешь и очень… Очень сильно постараешься, — его слова вновь были похожи на какую-то насмешку, но это лишь отчасти. Ей по силам переломать горные хребты, а она сомневается в том, что осилит бой с заурядным бандитом. Завышать ее ожидания и самооценку Саске ни в коем случае не собирался. Ему нужно что-то более приближенное к ручной собачке, а не дезертир, который будет слишком уж уверен в своих возможностях. Сакура должна рано или поздно понять, что способна самостоятельно отразить нападение, но все еще зависеть от него, не важно как.

      От нетерпения у Учихи начало сводить челюсть. Поскорее бы они прошли этот неловкий и до жути безалаберный этап с ее недообучением.

— Ты мне даже не помогаешь, — нога все еще ныла, но не так сильно, как некоторое время назад, к тому же, сейчас она ощущала тепло и защиту, поэтому могла позволить себе прикрыть глаза и опереться спиной о скалистые стены пещеры. Голос постепенно становился спокойным и размеренным, весь настрой в фразе сразу стих.

— Все зависит только от тебя.

      Эта ночь была для Саске очень беспокойной. Он отчаянно боролся со сном, который поскорее хотел вступить в свою законную силу, но позволить себе такой роскоши не мог даже под страхом смерти. Ему нельзя было прикрыть глаза даже на пять минут. Единственное, что его утешало — это небольшая расслабленность в мышцах, но и она не продлилась долго, потому что снаружи загудел ветер, а совсем рядом, в нескольких милях от их временного пристанища, Саске уловил еле ощутимый всплеск чакры, который постепенно то сходил на нет, то снова появлялся. Эти всплески были похожи на какой-то сигнальный маяк, который загорался и потухал с определенными интервалами. Парня это сильно насторожило, от чего тугая ткань вымокшей водолазки натянулась по рельефу напряженных мышц. Бросив взгляд на мирно спящую девушку, Саске тихо выдохнул, оглаживая ладонью оплетенную рукоять Кусанаги. Всплески приближались к ним какими-то рывками, Учиха не являлся сенсором, но подобное аномальное движение чакры не уловить попросту не мог.

      Поднявшись с места, Саске все же покинул пещеру, осматриваясь по сторонам. Услышать чужие шаги было крайне трудно из-за шуршания листьев и завывания ветра. Но вымокшая подзолистая почва, вперемешку с глиной, не позволяла шиноби делать шаги бесшумными, да и кора деревьев, изредка покрытая мхом и лианами, была скользковатой, чтобы беспрепятственно по ней передвигаться. Шаринган, проглядывающий сквозь поднявшийся туман, скрупулезно исследовал каждый миллиметр вокруг, ни одна упавшая от порывов ветра ветка не ускользнула от пристального взгляда. Странный шиноби все еще не объявлялся, он будто проваливался сквозь землю на мгновение, а после снова появлялся, скользил по земле слишком тяжело и неестественно, продолжая подавать сигналы.

— Где же ты… Цирк какой-то, — подобные шутки Саске воспринимал крайне негативно. — Сожгу в Аматерасу, пусть только откроется.

      На несколько секунд все стихло, будто время остановилось, все живое, словно в матрице, замедлилось, продолжая движение с импульсом. Сердце клокотало где-то в глотке, Саске мысленно приказал ему заткнуться, однако был слишком оглушен собственным пульсом. Глубокий вдох, парень перехватил катану покрепче, принимая боевую стойку для отражения возможного удара.

— Сдохни, — меж стволов деревьев показалась тень, точнее что-то бесформенное, слабо напоминающее фигуру человека. Голос был хрипящим и лязгающим, наземь, по мере того, как передвигалось нечто, капали большие сгустки слизи, гноя и крови. В тусклом вечернем луче первой луны стали прорисовываться обезображенные черты лица.

      Данзо.

      Обгорелая, смуглая кожа кусками свисала с дряблого лица, глазницы кровоточили, а правая щека была полностью стесана, являя миру верхний ряд гнилых зубов.

      Саске не мог поверить в то, что это происходит на самом деле. Старик мертв, не иначе. Учиха помнил, как собственными руками рвал ублюдка на части. В воздухе поднялся запах жженой плоти и чего-то гниющего, сладковатый аромат разлагающейся человечины. Все те увечья, за которыми скрывался бывший глава Корня, нанес именно Саске, своими смертоносными, беспощадными руками; перерезал глотку раз за разом, разламывая трахею в щепки. Эта месть была прекрасной. Абсолютно без какого-либо чувства всякой меры Саске дробил, вскрывал и пронзал органы, кости, ткани, напоследок отрубив руку, усеянную глазами цвета алого заката.

— Я готов убить тебя еще раз, — колени пронзила мелкая дрожь, а вот в сердце ударил большой поток горячей крови — адреналин. Дышал он через раз, не позволяя мозгу мыслить ясно. Перед глазами только цель. Убить. Сломать. Искалечить.

      Воздух вокруг накалился, даже стал каким-то сухим, не смотря на влажный климат Молнии. Жарко. По бледным вискам каплями начал стекать пот, перемешиваясь с начавшимся дождем. Мелкие, дразнящие холодом капельки затекали в ворот водолазки, впитываясь в нагревшуюся от тела ткань. Саске проглотил тот ком в пересохшем горле и с силой сжал челюсти.

— Ты заплатишь, — мерзкий скрежет прозвенел на фоне потемневшего неба, где проблескнула изломанная полоска молнии. Раскаты грома сосредоточились над их головами, благословляя на смертельную битву.

      Лучше бить первым — это Саске запомнил на всю жизнь. Только холодный расчет и ни капли эмоций, нет жалости, нет боли и усталости, только маячащее изуродованное им тело. Без лишних церемоний, Саске пропустил разряды тока через Кусанаги, от чего идеально острая сталь с ровными краями заблестела голубыми искрами. За считанные секунды, приблизившись к старику, Учиха занес лезвие над его и без того разодранной в клочья шеей. Кусанаги с точностью и свистом разрезала воздух, сокращая расстояние, но так и не врезалась в полуразложившуюся плоть. Одним ударом Данзо откинул Саске, после чего он врезался в ствол крепкого дерева. Соприкосновение позвоночника и твердой коры сделали свое дело. Неестественно прогнувшись в спине, Саске попытался сделать вздох, потому что удар выбил из него весь воздух. Придя в себя, оскалившись, он уже удачно вонзил ледяную сталь в чужую грудь, ломая ребра. С толстых посиневших губ начались скатываться капельки крови, а из глотки начали вырываться хрипы. Провернув катану пару раз, Учиха больше не слышал стонов, карие глаза вновь остекленели, и тело безжизненно повисло на Кусанаги. Откинув мертвеца в сторону, Саске подставил лицо под дождь, позволяя уже достаточно крупным каплям бить его по покрасневшим от жара и крови щекам. Глаза слепила полная луна, выбившаяся из-за грозовых туч. Водолазка безбожно прилипла к потному и мокрому от дождевой воды телу, мышцы сковала судорога, через них слабо натягивались нервы, создавая дискомфорт. Откинув ладонью мокрую челку назад, Саске зажмурился, а из глазниц снова потекли тонкие струйки крови. Нужно было что-то срочно с этим делать. Покосившись на труп в нескольких метрах от себя, брюнет почувствовал, как слегка накренился в сторону, или это земля ушла у него из-под ног. У сухой лозы лежал совсем не Данзо. Подойдя ближе, он ногой откинул тело с живота на спину, чтобы взглянуть на лицо. На старческом лице застыла гримаса боли и ужаса, но этого человека Саске не знал. На его лбу находился покореженный протектор Молнии, сползающий по мокрому лицу на брови.

      Саске не чувствовал ничего. Внутри образовалась странная пустота, выедающая его все это время. Вот оно что. Он живет только тогда, когда испытывает какие-то сильные эмоции. В основном это гнев или злоба, ярость и отвращение. Неужели нельзя заполнить эту рваную зияющую дыру в его кровоточащем сердце? На ум пришла довольно заурядное и крайне банальное слово. Любовь. Он и сам это понимал. Только вспоминал скорее о своей погибшей семье, где его когда-то любили и дарили тепло. Взгляд застилала влага, на длинных ресницах застревали капельки дождя. Медленно присев рядом со стариком, Саске стянул его протектор на глаза. У шиноби так было принято. Никто не помнил, откуда появилась данная традиция, и традиция ли это. Но протектор с символом родной деревни на глазах был символом того, что шиноби погиб за свою нацию, свою семью и родину, ведомый интересами своей страны и деревни.

— Саске?

      Этого еще ему не хватало. Немного повернув голову вбок, Саске краем глаза заметил обнимающую себя за плечи Сакуру, неловко переминающуюся с ноги на ногу. Бедняжка вся продрогла от сырости и леденящего ветра. Она ясно видела следы крови на земле, также присутствовали и следы битвы. Но когда она заметила тело в темноте, прижала ладони к губам, чтобы не закричать. Ее охватил ужас.

— Я разбудил тебя? — он говорил это весьма будничным тоном, но слишком безэмоционально, даже для себя. Выпрямившись, Саске повернулся к ней окончательно, смотря скорее сквозь нее.

— Ты… Это ты его убил? — ее голос дрожал, а сама она постепенно начала пятиться назад, желая быть как можно дальше от Учихи, да и опереться на что-нибудь твердое ей бы не помешало.

— Да, — как только его голос затих, сверкнула очередная молния, и грохот снова разрушил леденящую тишину.

— Зачем? — Сакура прошептала это скорее для себя, даже не надеясь на ответ. Ей было сложно не смотреть на развороченную грудную клетку, обломки ребер и кусками свисающую плоть. Тошнота подкатывала к горлу, и спазмы все увеличивали силу.

— И я убью еще раз, — как хищник, он начал приближаться к ней мягко переступая по мокрой траве. В его крепкой руке подрагивала и звенела Кусанаги, оповещая о своей готовности. На скучном лице наконец-то появилась полуулыбка. Такая пугающая и нездоровая. — А затем еще, — между ними остался всего один ничтожный метр, который Саске преодолел одним шагом. Он видел, как девушка испуганно вжалась в дерево и, казалось, забыла как дышать. — И еще… — большим пальцем он коснулся ее подбородка, приподнимая лицо вверх. На глаза бросились искусанные алые губы, слегка приоткрытые и дрожащие от всхлипов. Холодные пальцы переместились на нежную щеку, мазнув по ней одним длинным движением, легким, будто «пробующим» на вкус. Был ли вообще какой-то смысл в его прикосновениях? — Тебе же не страшно, верно? — на этом моменте Сакура задохнулась. Кусанаги опасно прижалась к ее животу, а Саске не переставал надавливать на рукоять.

      Все, что она могла — это робко помотать головой, давая отрицательный ответ. Ноги коснулось что-то тяжелое и холодное. Посмотрев на свою ногу, она ахнула. Это же чертова, огромная змея! Ну да, Сакура, что ты хотела в лесу, что служил пристанищем для разных тварей, любящих влажность? Посмотрев вниз, Саске усмехнулся. Видимо, розоволосая — магнит для его питомцев, пусть и эта ползучая гадина не была у него во служении.

— Кажется, ночь будет длинной.

      Для него это шутка. Для него это развлечение. Сакура отворачивается, а Саске разрезает змею пополам.