***

Изуку сидел на больничной койке и смотрел прямо перед собой, все ещё пытаясь осознать произошедшее. Прошло уже несколько дней, но холодный взгляд янтарных глаз и безвольное тело Айзавы-сенсея стояли у него перед глазами.

Он не смог. Не справился. Не защитил. 

«Ты ведь сделал выбор» – произнёс в голове тоненький голосок. – «Ты мог попробовать спасти Айзаву-сенсея, но защитил Эри. Выполнил миссию». 

Сквозь приоткрывшие губы вырвался полувсхлип-полустон. Хотя сильнее всего хотелось кричать в голос и выть как раненому зверю. Растерянность растекалась вязкой слизью, обволакивала разум и затвердевала ненавистью к себе. Бешеной, сжигающей до самых костей.  

Ничуть не изменился. Ни на крошечную детальку. Как не смог никого защитить, также всё и остаётся. Черт возьми… просто чёрт возьми. Даже реветь не получалось. Слёзы закончились, наверное. 

Выдох. А в горле будто стояла какая-то преграда. Мешала даже глотать. Но слёз не было. И долгожданное облегчение так и не приходило. Дверь медленно открылась, и на пороге возникла знакомая фигура.

– Тошинори-сан… – наконец, удалось продавить пару слов.

– Юноша… – Всемогущий осторожно закрыл за собой дверь, подтащил стул поближе и сел рядом. – Я хотел…поговорить с тобой. По поводу миссии. Ты… ты не должен винить себя в произошедшем. Ты сделал всё, что мог. 

Голос звучал так откровенно фальшиво, что Изуку снова захотелось разреветься, но он только прикусил губу и перевел взгляд на перебинтованные руки, лежащие поверх одеяла. Хотелось закричать в голос, но он только сделал ещё один глубокий вдох и спросил:

–Как Эри? Она в порядке? 

–Да. В соседней палате… 

То, что Всемогущий смотрел куда-то в сторону, парню сразу не понравилось. 

– Вы что-то недоговариваете? – внутренности сдавил страх, сердце, казалось, билось через раз в предчувствии ужасающего. Интуиция визжала почти на ультразвуке, и мир воспринимался приглушённо. 

– Нет-нет, юный Мидория. Не переживай, –уголки губ мужчины приподнялись в слабой улыбке. – Всё наладится.

– Вы ведь… совсем не умеете лгать, –неожиданно вырвалось у него. Именно сейчас, в этот момент из всех возможных, Изуку увидел в своём непобедимом кумире обычного человека. Не Героя, не непобедимый идеал, не «ушедший с победой символ мира», а слабого человека. Такого же как он сам. 

Осознание ударило словно ножом в открытую рану, чувствовалось кислотным бессилием, медленно расползалось по душе, касаясь липкими лапками чего-то незамутненнно яркого, незыблемого. Того, что мешало сдаться даже в самой безнадежной ситуации, позволяло верить в мечту даже под градом насмешек, ударами сперва хулиганов, а потом и злодеев.

– Прости, мой мальчик, – в голосе Всемогущего сквозила беспомощность, и было непонятно, перед кем он оправдывается – перед собой или перед ним. – Прости, что я не смог ничем помочь, и все пошло не совсем так, как мы планировали… Но ты справился, и вы смогли завершить миссию. 

– Вы не ответили, – тихо повторил Изуку, продолжая смотреть прямо на белые бинты на руках. – Что теперь будет с Эри? Айзаву-сенсея ищут? Ведь ищут же?

Тошинори вздрогнул от неожиданно тяжёлого взгляда сидящего перед ним мальчика. Ожидание, мольба, надежда. А ведь Всемогущий не хотел, не мог разбивать чужие надежды. Ведь все его существование и сводилось к тому, чтобы людей спасать, защищать и беречь, но теперь не правда не знал, что делать. Не хотел чувствовать бессилие, не знал, что ответить почти сломанному ребенку. 

– Айзаву… конечно же ищут. Без сомнения его найдут, – на то, чтобы голос не дрогнул, ушли все практически отсутствующие актерские таланты мужчины. Чужие глаза смотрели на него со знакомого лица мальчика, в чью мечту он поверил. Потухшие при осознании того, что он лжёт. Но Яги не хотел лгать. Он действительно верил в то, что все будет хорошо. Если не он, то кто? Даже если зацепок нет сейчас, они обязаны появиться позже. – Все наладится, – губы растянулись в улыбке, словно закостеневшей на лице, когда он на несколько мгновений принял мускулистую форму. 

Изуку не верил. Впервые за всю жизнь он не поверил Всемогущему. Просто не получалось обманывать собственные чувства как тысячи раз до этого. Не выходило. Возможно потому что теперь он отчётливо понял – Всемогущий не мог спасти всех. И у него самого не получилось. Провал. Неудача. Очередная в его жизни. Но теперь все гораздо больнее – люди пострадали. 

– Юный Мидория, пожалуйста, успокойся, мы…

– Успокоиться? – голос сорвался на такой громкий крик, что даже у него самого в ушах зазвенело. – Сэр Ночноглаз погиб, Айзава-сенсей похищен, Мирио лишился квирка, вы утаивате от меня что-то важное насчёт спасённой девочки и просите меня просто успокоиться?! Какого черта…какого… – Изуку закрыл лицо руками. По щекам все же потекли слезы, но он справился с собой, упрямо вытер их и упрямо произнёс. – Скажите мне правду, Всемогущий. Я должен знать. 

– С Эри очень сложная ситуация, – все же ответил мужчина после затянувшейся непозволительно долго паузы. Стыдно, но первым порывом он хотел извиниться, встать и уйти, чтобы собраться с мыслями и прийти позже, более подготовленным. Но Всемогущий не имеет права отступать. И бежать. Не имеет права на трусость. – Она не контролирует свой квирк, и пока никто не знает, что… что будет дальше. Пока она останется в больнице, а потом, я уверен, найдут оптимальное решение.

«…что с ней делать», – прочитал невысказанное между строк Изуку, и почувствовал как трясутся пальцы и под кожей зелёными всполохами бежит квирк. Уничтожить. Уничтожить хоть что-нибудь. 

Губы тряслись, и парень не осознавал, что открывает рот, а после закрывает, так и не найдя слов на адекватную реакцию. 

– Мы с Мирио хотели спасти её, –собственный голос казался глухим и незнакомым. – Никто не заслуживает того, что она пережила. Вы это знаете, другие это знают, поэтому согласились на эту операцию. Даже Айзава-сенсей поддержал наше участие, хотя ему это не нравилось. Ради чего…? Ответьте, Всемогущий? Ради чего…всё это было? 

Чудовищно. Итоги нашей миссии чудовищны. 

– Юный Мидория, я не позволю никому навредить девочке. Я обещаю, –решительно и громко объявил Тошинори, но поздно. Слишком поздно. Непозволительно долгая задержка и непозволительно откровенная растерянность на лице перед ответом. 

Не верю. Простите, Всемогущий, но я больше не верю вам. 

– Они не знают, где искать Айзаву-сенсея, – Изуку не спрашивал, а констатировал факт. Тем более, до якудза удалось добраться только благодаря Предвидению сэра Ночноглаза. И даже несмотря на то, что мужчина пытался его ободрить перед смертью, парень не чувствовал этой поддержки. Да, он не умер, но смог ли он изменить судьбу как пообещал? 

– Нет, то есть, да, но они ищут зацепки, и… – Тошинори осекся, откровенно понимая насколько неубедительно врёт.

 В палате снова повисло неловкое тяжёлое молчание. Мужчина и сам не знал, что теперь сказать ученику, как подбодрить. Банальное «все будет в порядке» не сработало, и теперь, оказавшись в подобной ситуации, мужчина не знал, что делать. Привыкнув справляться со всем самостоятельно, он практически разучился общаться с окружающими. На это просто не хватало времени. 

Изуку не знал ничего о его мыслях сейчас, но догадывался по растерянности, неловким попыткам утешить, осознавал, что ничего хорошего впереди их не ждёт. 

Их всех. 

В этом, Яги знал, они отличались. Юный Мидория обладал редкой способностью сопереживать людям, брать их боль на себя, но в той же степени он мог отстраниться от эмоций и просчитать собеседника, пусть и приходилось ему это серьезно делать только в битвах со Злодеями.  

–Ясно.

Четыре буквы, ровный тон. И словно четыре гвоздя в крышку гроба.

Яги понимал, что нужно найти слова, сказать хоть что-то, но рот не открывался, отказывался подчиняться доводам разума. 

– Все в порядке, Всемогущий. Вы же сказали, что мы справимся, –неожиданная улыбка на лице мальчика застала его врасплох. – Спасибо, что навестили. А теперь я хочу немного поспать. Вы не обидитесь?

Яги медленно покачал головой и только оказавшись в коридоре, понял, что его просто и незамысловато выставили за дверь. Ладонь легла на ручку, уже собираясь повернуть снова, и… из палаты донеслись сдавленные всхлипы, и пальцы беспомощно разжались.

Что же он наделал? 

***

Когда Изуку выписали, он сразу же направился к Мирио. Улыбка семпая и преувеличенно бодрый вид едва не лишили его душевного равновесия и решительности, которые парень обрёл величайшим трудом.

– Я отказываюсь. 

– Но… этот квирк должен был быть у тебя. 

– Всемогущий счёл тебя подходящим человеком, и я с ним согласен, –лучезарно улыбался Мирио, и почему-то парню стало только хуже. До тошноты, до отвращения осознание собственной неправильности, ничтожности. 

Ведь будь иначе, разве могло все закончиться вот так?

– Хорошо, – также ровно ответил Изуку и низко поклонился, зелёные прядки закрыли лицо. – Спасибо за доверие, семпай. Я сделаю всё, что смогу. 

Уже направляясь по коридору к выходу, парень сделал вид, что не заметил Всемогущего, который не слишком достоверно спрятался за углом. Сердце укололо виной за собственную глупую обиду на кумира, на человека, который заменил ему отца, но он смог взять себя в руки. 

Мир за пределами больницы на удивление не изменился. Все вокруг вели себя так, словно ничего и не случилось. Разумеется, ребята в классе переживали, расспрашивали его о деталях и высказывали свое неодобрение по поводу произошедшего. 

Изуку, оказавшемуся во время лечения почти в полной изоляции, все это казалось до крайности подозрительным. Поэтому первым делом он принял решение поговорить с кем-нибудь и расспросить. После недолгих раздумий выбор пал на Тсую – они неплохо общались, и при разговоре с ней он не смущался так и не боялся выставить себя идиотом как, например, чувствовал себя, пытаясь узнать получше Очако. И хотя сейчас явно была не та ситуация, совсем не думать о подобных вещах у него не выходило. 

– Тсую, скажи, что здесь творится? Я даже никаких деталей о битве в статьях не могу найти, а ведь вспоминаю как люди отреагировали в прошлый раз. Когда напали на лагерь… почему сейчас всё тихо? Словно ничего не случилось.

Девушка тихо вздохнула, потупив взгляд.

– Пока ты лежал в больнице, сюда приезжала комиссия, призванная оценить качество обучения и меры безопасности. Они остались довольны, как я поняла, – она приложила палец ко рту и чуть склонила голову набок. – Но они категорически запретили давать допуск к серьезным миссиям как твоя младшеклассникам. Только отличившимся третьекурсникам. Ещё пресса практически не осветила события. Если бы нас с Ураракой-чан там тогда не оказалось, я бы подумала, что ничего особенного не произошло – просто битва Героев со Злодеями. Наше участие… замяли, а выпускники уже считаются практически полноценными героями. Если они и получили травмы, к этому отнеслись спокойно. 

Изуку молча сжал пальцы в кулак. Перед глазами потемнело, и волна удушающей злости ударила куда-то в область солнечного сплетения, а после поднялась и сжала череп словно в тисках. 

–Мидория-кун, ты в порядке? 

–Да. Спасибо, Тсую. Ты мне очень помогла. 

Он подхватил сумку и быстрым шагом направился со двора, где они и разговаривали во время обеденного перерыва. Пожалуй, сейчас он впервые в жизни прогуляет школу по собственной инициативе. 

В больнице его не ждали, и когда он попросил пропустить его к Эри, медсестра только развела руками и почти спокойно объяснила:

– Прости, мальчик, но к ней нельзя никого пропускать. Да, я знаю, что ты герой. Да, ты один из тех, кто спас её, –парировала женщина каждый его довод. – Но у нас довольно четкие инструкции – никого не пропускать и оберегать её от стрессов. Любой разговор может стать спусковым крючком, а остановить её некому. 

Горящая злость стала ещё более яркой, почти обжигая нестерпимым жаром изнутри как во время битвы с Тодороки во время фестиваля, но гораздо хуже. Тогда он хотя бы знал, что делать и как остановить отвратительное чувство.

– Тогда можете хотя бы сказать мне, как она себя чувствует? – почти не слыша себя, выдохнул он. 

– Лучше. Позволяет себя осматривает и принимает пищу в положенное время. Постоянно спрашивает о вас, о других людях с вами… – женщина на мгновение замолчала. – Но мы не можем ей сказать, поймите. Если её квирк выйдет из под контроля, кто-то пострадает.

– Позвольте мне её увидеть. Пожалуйста, – тихо, почти беспомощно попросил Изуку. Обязан. Он просто обязан увидеть её, убедиться, что она действительно в порядке. Хоть что-то сделать, чтобы злость и непонимание по отношению к миру, оказавшемуся далеко не таким гостеприимным как он полагал, не поглотили его. 

– Мне очень жаль, – повторила медсестра. 

– Думаю, ничего плохого не будет, если они поговорит, – донёсся знакомый голос. 

– Тошинори-сан, мы с вами уже говорили об этом. И начальство тоже, –нахмурилась женщина, скривившись так, словно только что проглотила лимон целиком. – Это не мне решать. И не вам… Я же предупредила, что если снова попробуете пробраться в палату незаметно, я вызову охрану. Я понимаю, что вы чувствуете, я знаю, кто вы, но, пожалуйста, не ведите себя так по-ребячески. Молодому человеку здесь дозволено такое поведение, но вот вам уже должно быть стыдно. 

Изуку обернулся, чтобы увидеть неловко улыбающегося мужчину, который как раз потирал затылок и пытался сделать всё, чтобы выглядеть солидно и выдержанно. Впрочем, надетый наспех мятый медицинский халат не помогал сойти за своего. Стало понятно, почему медсестра выглядела такой раздражённой. 

Парень со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы, развернулся на каблуках и молча направился к выходу. С него довольно. Просто хватит. Бессилие билось в такт сердечному ритму, время от времени сливаясь с ним в единое целое. 

– Юный Мидория, подожди! – спохватился Тошинори и поспешил за ним. Нагнать его смог, однако, уже на улице, в маленьком сквере перед зданием больницы. – Юный Мидория! 

Изуку вздрогнул, когда плечо сжали костлявые пальцы, и все же остановился. Он не ненавидел Всемогущего. Как он мог? Просто не мог простить… простить за что-то, чему и сам не мог найти однозначного определения. За то, что тот не смог поддержать в нужный момент? За то, что пытался солгать в очень важных вещах, когда хотелось услышать откровенность, пусть и ранящую сильнее, чем самые мощные удары Злодеев? За то, что оказался не тем человеком, каким Изуку его представлял? 

Нет, в последнем стоило винить себя и только себя. Просто… Изуку понятия не имел, что делать, а человек, от которого он ждал если не помощи, то хотя бы совета, выглядел даже ещё более растерянным и беспомощным, чем он сам. 

И парень действительно понятия не имел, что теперь делать и думать по этому поводу.

–Что вы хотели? 

Всемогущий выдохнул. Успел запыхаться, пока до него добежал и внутренне посетовал, что действительно слабеет, и силы уже далеко не те, что раньше. 

– Поговорить… прости меня. Я не должен был так себя вести, – он выглядел таким виноватым, что на лицо непроизвольно наползла улыбка. Какую бы растерянность Изуку сейчас не ощущал, за наставника он все же все ещё беспокоился. Ведь именно этот человек поверил в него в тот момент, когда он уже потерял надежду. 

– Вы расскажете мне правду? – вопрос сорвался с языка раньше, чем парень сам осознал. Тошинори вздрогнул, как-то ссутулился и кивнул.

По выложенной аккуратными каменными плитами звучали только их шаги. Несмотря на погожий денёк, людей в сквере перед больницей практически не наблюдалось. Всемогущий, сунув руки в карманы пальто, медленно брёл, особо не смотря под ноги. 

– Поиски Сотриголовы зашли в тупик. Чисаки словно провалился сквозь землю…хотя, возможно в прямом смысле. По поводу Лиги Злодеев тоже ничего не слышно… зацепок у следствия нет. Нам известно их последнее местонахождение, а потом... Герои прошли дальше отрезка подземных тоннелей, где состоялась битва, но там настоящий лабиринт, полный ловушек. Наверняка там они скрылись от преследования. Пока это все, что нам известно, – мужчина все говорил и говорил, а Изуку слишком боялся его прерывать и вслушивался в каждое слово, пытаясь угадывать по его мимике и жестам какие-то детали, оттенки смысла.

– А что вообще известно о Чисаки? Ведь в том здании нашли ещё кого-то? 

– Да, нашли… мой друг из полиции сообщил, что это бывший босс якудза. Сейчас он в коме. Он и воспитывал Чисаки насколько я знаю, но об их отношениям нам неизвестно. Немногочисленные пойманные преступники сами немного знают, да и все они попали в организацию уже после того как лидером стал Чисаки.

– Все более осведомлённые злодеи мертвы? – хмуро предположил парень, не дожидаясь, пока собеседник продолжит. – Умерли в битве? 

– Кого-то убил сам Злодей, кто-то не дался живым…–Всемогущий тяжело вздохнул. – Никто не знает ни о каком другом убежище, хотя есть некоторая информация.

–Какая? – напряжение нарастало, пока Всемогущий молчал, и парень снова решился его поторопить. 

–Чисаки ставит эксперименты не только на Эри и имел дело не только с усилителями способностей. 

Изуку почувствовал, будто в лёгких закончился воздух. Он буквально хотел сделать вдох, но не мог. Мир отдалился, и голос Всемогущего больше не доходил до него. Эксперименты. Айзава-сенсей теперь… теперь. Мысль прервалась на середине. 

– То есть… над Айзавой-сенсеем будут ставить эксперименты? – собственной голос снова звучал глухо. – Пока мы тут сидим и ничего не пытаемся предпринять? И вы не хотели мне рассказывать? Какого...черта вообще?!

Удар пришелся ровно в спинку скамейки, усиленный квирком кулак пробил в ней здоровенную дыру. Тошинори подался назад, не в силах совладать с поселившимся где-то в груди страхом. Глаза у юного Мидории словно зелёные омуты, наполненные чистой незамутненнной ненавистью. 

– Я спросил тогда: ради чего всё это было? – погаснувшим голосом спросил Изуку, глядя на пробегающие под кожей молнии. Дыра все ещё дымилась. Сто процентов. Он ничего не сломал. На лицо снова сама собой наползла горькая улыбка. Почему не в битве, а именно сейчас? 

Изуку встал, сунул руки в карманы. 

–Простите… – тускло извинился он, не желая ничего объяснять. Хотелось уйти. Подальше. Предел, чем он сорвётся снова. – Мне нужно идти. 

– Юный Мидория, ты не должен позволять ненависти и жажде мести затуманить твой разум! 

Ботинок опустился на плитку, и та отчётливо затрещала, покрылась трещинами и резко вошла в землю каменными осколками. 

– А вы могли себе это позволить? В битве со Все за Одного? Почему я не могу? Или то, что можно вам и Старателю, нельзя другим? Вы это хотите сказать?! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. Темная зелень радужки казалась почти чёрной от отчаяния, ненависти, гнева, леденящего непонимания и фрагментов эмоции, которую мужчина не мог определить. 

Тошинори не мог поверить, что видит перед собой того самого мальчика, который с сияющими глазами признался «я хочу стать героем». И только сейчас задался вопросом, что ничего они друг о друге не знают. Сам Всемогущий – только то, что Изуку самый большой его фанат, добрый и отзывчивый мальчик, к сам Мидория только крохи информации о самом Всемогущем. 

Изуку опустил голову, снова развернулся и, не дождавшись ответа, пошел дальше и вскоре скрылся за черными коваными воротами. Он знал, что позже очень сильно пожалеет о сказанных во время обиды словах, но сейчас он был слишком зол, чтобы взять себя в руки.

***

Эри смотрела на часы. Большая стрелочка показывала на цифру двенадцать, маленькая на семь. Сквозь колышущиеся шелковые шторы кремового цвета пробивались лучи осеннего солнца, танцевали на гладкой поверхности стоящей на прикроватном столике вазы. 

Она села в кровати, дотронулась до чуть нагретого участка, и кожа на пальцах стала ещё немного светлее, казалось, будто стало немного теплее где-то внутри. Или ей просто показалось. С тех пор как Лемиллион-сан и Деку-сан спасли её, прошло пять дней. Цифры один-два-три-четыре-пять обведены неровной дергающейся линией в маленьком календаре с обезьянкой, подаренном одной из медсестер. Так хочется… сказать спасибо? 

… так ненавидишь людей, которые хотят тебя спасти?

Знакомый тон, манера растягивать гласные тягуче и плавно. 

Дыхание участилось. 

Человек, который делал ужасающие вещи. Эри знала точно… наверное? Воспоминания о времени, проведенном с родителями, практически истерлось из памяти. Однако раз за разом в тишине и неизвестности всплывала мысль – а если он все же прав. Такая как она не заслуживает спасения. 

Они забрали с собой героя. Другого человека. Того, кто пришёл спасти её. Лемиллион-сан и другой высокий дядя в очках были сильно ранены, но все равно сражались. Разве может она заслуживать это? 

– Завтрак. Доброе утро, Эри. Как спалось? – в комнату зашла уже знакомая медсестра средних лет, к которой девочка уже успела привыкнуть. Эри даже не вздрогнула и вышла из своего привычного почти ставшего постоянным транса. 

– Доброе ут-ро, – на последнем слоге голос подвёл, и она вздрогнула. Появление постороннего человека немного отвлекло, но обрывки слов и слогов кружились в разуме и жалили. – Скажите, а Лемиллион-сан в порядке? Они не приходят, не должны, я понимаю, но… очень хочется сказать им спасибо.

На мгновение добродушное лицо женщины исказила гримаса. Буквально несколько секунд, но Эри хватило. Она поняла. Миллиарды раз видела такое выражение лица у тех, кого приставлял к ней Чисаки. Лицо человека, который сейчас солжет.

– Они очень заняты. Поэтому навестят тебя позже. 

Ложь. 

Вы обещали, что спасёте меня. Почему всё ещё… почему люди вокруг все ещё лгут? Почему… мне до сих пор так страшно? 

Вдруг лицу стало мокро, а рог начал удлиняться и засветился. 

Женщина, которая уже протянула к ней руку и почти коснулась, вдруг отскочила, и в карих глазах поселилась паника. Их всех инструктировали, что когда девочка в таком состоянии, трогать её нельзя. Дверь палаты открылась и захлопнулась. Щёлкнул замок. 

Эри заревела в голос. Страх в глазах медсестры, к которой она только начала привыкать, разрушил плотину, которой она старательно отгораживалась от дурных мыслей и страхов, которые сопровождали её большую часть жизни с тех пор как проснулся квирк.

Она чудовище. Чисаки-сан был прав. Такая как она не заслуживает ничего кроме боли. Зачем она тогда пошла с ними? Тогда бы тот Герой не пострадал. Почему она никогда не слушает? Она виновата. Виновата. Виновата. 

Мне страшно. Кто-нибудь. Пожалуйста… спасите меня. Деку-сан. Лемиллион-сан. Я… простите-простите-простите.

Эри подошла к окну, вскарабкалась на подоконник и толкнула оконную створку. Где-то внизу виднелась земля. Горло словно тисками сдавило, а глаза остекленели. Солнечные зайчики высветляли мертвенно-бледное детское лицо. 

Нужно вернуться. Все правильно. Просто вернуться. И ничего не будет. Она не будет больше никому доставлять неприятности. Никому и никогда. 

И при этой мысли она зажмурилась и подалась вперёд. 

***

Когда Изуку снова вернулся в больницу, то не ожидал успеха. Скорее поступил так из чёртвого-мать его-принципа, той самой черты характера, которая помогала ему двигаться вперёд всё это время. Он вообще долгое время тащился навстречу мечте чисто на упрямстве, даже понимая, что долбится лбом о каменную стену, а та никак не поддаётся. 

И не поддастся. 

Геройство для него с раннего детства виднелась ему как благороднейшая прекрасная профессия, во многом благодаря Всемогущему, его кумиру. Да этим практически все дети грезили, но многие разочаровались. Да ведь и, если подумать, не один он такой особенный, безквирковый и жалкий. Некоторые квирки тоже нельзя было назвать нормальными. 

Но ведь хорошо просто стремиться к своей мечте? 

Вот только мечта оказалась абсолютно не такой, какой он себе её представлял. Внутри яркой глянцевой обложки скрывалась кислая начинка с солоноватым вкусом крови и горечью стеклянных осколков, оставшихся после тех, кому повезло не так как ему. Они распарывали горло и торчали наружу неаккуратными лезвиями и мешали дышать. 

Изуку хотел бороться, все ещё отчаянно желал был Героем, но мир вокруг, казалось, сошёл с ума. Всемогущий, его кумир, оказался простым че-ло-ве-ком. Да, безмерно благородным, добрым и самоотверженным. Но человеком. Банальнейшее откровение, осознать которое он не мог десять лет. 

Если бы Айзава-сенсей был здесь…

Когда вдали показалось три человека в типовой серой форме с неизвестными нашивками, парнишка едва заметно нахмурился. Но когда он разглядел на руках одного из них бессознательную Эри, внутри что-то сорвалось, будто лопнула туго натянутая струна. 

– Куда вы её несёте?! 

– Отойди парень, –буркнул один из них. – Тебя это не касается! 

Усиленный кулак врезался точно в металлическую нашивку на тыльной стороне руки, нашитую на перчатку. А в следующее мгновение его рванули в воздух и прижали к полу. 

– Тебе сказано не лезть. Герой? Лицензия есть? 

– Я в ЮУЭЙ учусь! Я требую ответа! – Изуку дернулся, но мужчина заломил ему руку за спину так, что кость буквально затрещала. 

– Какое право ты имеешь что-то требовать? Да, ЮУЭЙ отличная школа, но это всего лишь школа. А после неё начинается настоящая жизнь, настоящий мир. Или тебе все кругом должны быть обязаны только потому что тебе повезло там оказаться? 

– Да отпусти ты придурка, Рейджи, –бросил ему серьезный усатый старик, который держал на руках Эри. – Мы про. Специальный отдел из Тартара. Не лезь, мальчик. Или вылетишь из своей драгоценной ЮУЭЙ. 

Изуку замер. 

– Это угроза? – ненависть казалась настолько материальной, казалось, будто вот-вот захрустит на зубах. Горечь, непонимание и ненависть бились где-то в районе грудной клетки, и сердце сжималось от необъяснимого страха с привкусом гнили. 

–Если ты этого хочешь, –хмыкнул парень и отпустил его. Изуку зашипел от злости и сжал руки в кулаки. Один за всех пробегал огненными дорожками под кожей, отзываясь на его эмоции. 

Эри как раз в этот момент открыла глаза, моргнула непонимающе длинными ресницами и посмотрела на Изуку. Краешки рта тронула слабая наивная улыбка. 

–Деку-сан…

Изуку застыл на месте. В голове проносились сотни мыслей за секунду. Тартар. Тюрьма, куда забрали Все за Одного… верно? Они собираются отправить Эри в тюрьму? Посадить её в такую же клетку, в которой её запер тот ублюдок Чисаки? 

Глаза девочки удивленно распахнулись, и парнишка с ужасом понял, что произнёс это вслух. Рог засветился, и держащий её мужчина открыл рот в немом крике. В дело вступил третий человек, который не вмешивался в разговор раньше, одетая в такую же форму женщина. Молниеносное движение, из кобуры появился пистолет. 

– Нет! – Изуку бросился наперерез. Шею укололо, и пальцы нащупали мягкие воздушные перышки, и тело неожиданно налилось свинцом и рухнуло на отмытый до блеска пол клиники бесформенным мешком. 

– Ты хоть понимаешь, что творишь? – брезгливо спросила женщина. – Ты помешал Героям при исполнении. Этот ребёнок мог убить человека, и секундная задержка могла стоить жизни… 

Ногти бессильно скребли по полу, и Изуку пронизывал этих людей пылающим от ярости взглядом, хотя голова становилась все тяжелее и даже двигать ею больше не получалось. Эри снова обвисла на руках, и её аккуратно забрали из рук мужчины. 

Не может быть. Это просто невозможно. Они не имеют права просто забрать беззащитного ребёнка и поместить в тюрьму. Эри же ни в чем не виновата! Она просто тоже хочет жить! Сердце стучало как сумасшедшее, будто это оно оказалось в камере.

Почему? 

Как можно отправить ребенка в тюрьму? Запереть в клетке. Маленькая девочка ничего не сделала! Она ни в чем не виновата! Мир перед глазами расплывался, и лицо женщины-стрелка, серьёзное, с нахмуренными тонкими бровями и чётко очерченной линией губ распадалось на отдельные составляющие. 

Она просто хочет жить! 

Хотелось закричать вслух, но с губ сорвался только невнятный хрип.

– Ты лишишься временной лицензии, –спокойно сообщил ему невнятный силуэт неподалёку. Кажется, какие-то слова звучали, но даже отрывки не удалось разобрать. Сознание угасло и погрузилось в чернильную темноту.

– Эри! – Изуку проснулся с криком и подлетел на диване, позволяя себе несколько секунд потешить себя надеждой, что недавно просто увидел невообразимо кошмарный сон. 

Приёмный покой – вот и стол с компьютером и бумагами. В журнале что-то пишет медсестра. Всё ещё мутное сознание отметило знакомые черты – убранные в пучок волосы, безукоризненно вежливый вид, кажущийся обеспокоенным взгляд. Та самая, которая тогда не пустила его к Эри. Она как раз отложила журнал и подошла к нему.

– Пришёл в себя? Что же… –полный боли и горечи взгляд ярко зеленных глаз заставил её осечься на полуслове. 

– Как вы могли? Она доверяла нам! – по левой щеке покатилась слеза. – Ей было так страшно, но она протянула мне руку...Она ведь не сделала ничего плохого! За что? – последний вопрос он просто закричал во всё горло так и резко вскочил, что она отшатнулась. – Вы можете мне ответить?! За что? 

Его всего трясло и шатало, зрачки расширены, а горло сдавливало так, что дышать стало почти невозможно. Горькие слезы отправляли подобно яду, расцвечивая полотно эмоций, которое обернулось рекой и хлынуло сплошным потоком, сбивая плотину самоконтроля. Непонимание и бессилие сменялось такой жгучей ненависти, которую он ощущал только по отношению к тем Злодеям, которые хотели убить Всемогущего.

–Молодой чело… 

Он только посмотрел на неё, и она отвела взгляд, не в силах вынести направленного в её сторону горького презрения. Медсестра, возможно, и сама считала подобное неправильным, но разве может она решить? Может ослушаться приказ начальства? Дома у самой двое детей. Да, девочку очень жаль, но никто там не причинит ей никакого вреда. Выделят отдельную комнату, благоустроят, а потом тихо разберутся, что делать. По крайней мере, так ей сказали. Или ей хотелось верить. 

Возможно на её лице он прочел все мысли, и именно поэтому посмотрел так… невыносимо. Не хотелось думать. Не хотелось чувствовать. Не хотелось ничего объяснять. Поэтому при следующих словах женщина даже к своему стыду ощутила слабое облегчение. 

– Не надо. Неважно. Вы все равно не скажете правду, –он медленно, покачиваясь и ещё не до конца прийдя в себя после действия снотворного, вышел на улицу и пошёл к воротам. Взгляд сказал ему даже больше, чем могли бы выразить слова. Сочувствие. Да, жаль. Не более того.

Он думал, что продвинулся так далеко. Что способен защитить всех, но на деле он все такой же как захлёбывающийся бесплодными невыполнимыми мечтами бесквирковый пацан.

Почему? 

Вопрос без ответа. Конец и начало. 

Как Герои допускают подобное? Как это вообще возможно в этом мире? Как это возможно в мире, где до недавнего времени сиял негаснущей звездой символ? Он это допускал? И ему самому тоже придётся просто проходить мимо? 

Осенние листья танцевали на ветру причудливый танец, и Изуку, кинув взгляд, на разноцветную крону ближайшего дерева устало опустился на скамейку. Носки ботинок касался вишнёвый лист, яркий с выделяющимися прожилками. Стоило протянуть рукам и поднять, пальцы ощутили лишь высохшую хрупкую поверхность. Даже несмотря на то, что сжимал он очень слабо, край откололся и повис на тонкой слой ниточке. Пальцы смяли высохшую поверхность и сжали его в кулаке, перемалывая в труху.

Это оно и есть? То, что он чувствует? Вот что значит... разрушать(ся)?