Она не собирается вмешиваться, когда Кристи докладывает о провале плана А, инициированного Фитцджеральдом. Она этого и ожидала. Этот дурак слишком самонадеян, чтобы преуспеть.

Она лежит на кровати и смотрит в потолок. В углу стоит старый готовый рассыпаться патефон, на котором играет Лунную Сонату. Мелодия останавливается и она некоторое время размышляет, стоит ли вставать.

Пол прохладный, и даже в колготках идти по нему в другой конец каюты на слишком приятно.

Из коридора доносится визгливый смех Пушкина, и девушка все же приводит тело в вертикальное положение и шатаясь идёт в нужном направлении.

Они почти добрались. Путь по морю долгий, зато более надёжный чем по воздуху. Сколько она не была уже здесь? Лет десять? Кажется что-то в этом роде.

Узкие пальцы ставят другую пластинку и наводят игру. Реквием Моцарта.

Падая лицом в подушку, она жалеет только о том, что стоит ещё немного подождать.

А впрочем.

Она переворачивается на спину, обнимая перьевую подушку и задумывается.

Зачем? Возможно стоит лично посмотреть, что задумала Гильдия? Вмешиваться она не будет, но понаблюдать может быть полезно. Интуиция подсказывает, что у них опять ничего не получится. Неумение главы организации ориентироваться на чувства людей: первый признак провала. Люди жалкие, но когда их загнать в угол, действия могут стать действительно непредсказуемыми. Он этого не понимает, и именно это станет причиной его провала.

Она жмурится и несколько мгновений лежит, раскинув руки в стороны, а потом из коридора доносится знакомый голос Гоголя, который что-то у нее спрашивает. Звуки собственного имени ударяют по ушам. Она не любит его, но приходится терпеть.

--... хотите присоединиться к нам? Мы решили сыграть в карты.

Она хочет сказать что-то вроде "вам будет неинтересно" но только хмыкает и садится в кровати, нехотя натягивает высокие сапожки.

— Сейчас выйду. Вы там...

— Да с выпивкой. Ваня притащил. Что хотите: пиво, вино или мартини? — двери полный энтузиазма голос Гоголя звучит как обычно слишком громко.

— Виноград. Научись уже дослушивать до конца, — она растягивает губы в улыбке и все же открывает дверь. Теперь по ушам ударяет музыка. Этот отсек корабля — их личный, и никто из команды не станет их тревожить без веской на то причины.

— Виноват, мэм. Будет сделано, мисс, — паясничает Коля, и она даёт ему лёгкий подзатыльник и проходит мимо.

В общей каюте шумно. Сигма сидит в углу и зажимает уши меховыми наушниками, которые ухитрился раздобыть в порту Владивостока, вероятно, прекрасно понимая, с чем придется столкнуться. Или просто получив от кого-то информацию. Тем самым закрывает уши своей музыкой, хотя вряд ли особо преуспел, учитывая весь шум вокруг. Перед столиком, за которым сидят Пушкин и Гончаров, выстроилась батарея бутылок. Восемь. Она уже даже чуть заинтересована кто свалится первым. Несмотря на свой рыхлый вид, Пушкин выносливее, но Гончаров пьет гораздо чаще.

Они оба отрываются от важного разговора: эпидемии, разразившейся перед отъездом. Гончаров пытается уговорить Пушкина признаться, что это его рук дела. Тот делает круглые глаза, трясет головой и все отрицает.

Она слабо улыбается. Пушкин этого не делал, ведь она просила его не привлекать излишнего внимания по пути в Японию. Однако вряд ли он сейчас сможет отбиться. Если Гончаров уже выстроил в голове свои выводы, переубедить его крайне сложно. Он достаточно упрям. Иногда это очень смешно.

Музыка становится немного тише. На стол едва ли не падает тарелка. Гоголя стукает по плечу раздухарившийся Пушкин, и тот роняет виноград. За это перемещает стакан с пивом на другой конец комнаты. Художественный трехэтажный мат звучит на все помещение.

Девушка только чуть удивлённо приподнимает бровь. Он ухитрился откуда-то взять виноград посреди океана?

— Вот. Прибыл...выполнить ваш приказ, — Пушкин цепляется за его плащ и требует вернуть стакан на законное место.

— Сам иди, — ворчит Гоголь и даёт ему щелбан. Гончаров пьяно смеётся и машет полупустым стаканом, что темные капли плещутся во все стороны. Девушка смотрит на бутылку, и Коля понимает ее без слов. Пушкину приходится идти за своим стаканом самостоятельно, потому что Гоголь снова куда-то убегает, чтобы принести новый стакан. А потом подлетает к Сигме и начинает его трясти за плечо.

А...? — тот открывает рот. Видимо в ушах так грохочет музыка, что он его не слышит. Тогда Гоголь снимает с него наушники и вопит весело. — Присоединяйся!

— Нет, я...— светловолосый парень пытается сопротивляться, но его бесцеремонно хватают за рукав и тянут к столу.

— Смотри, мисс Фео тоже здесь. Не обижай ее!

Девушка даже не пытается возразить. Когда Коля открывает рот, то не закроется пока не запихнуть туда кляп. А она не хочет с ним спорить. Так что просто наливает себе пива и сидит спокойно, полуприкрытыв глаза.

— Да не буду я это пить, — возмущается Сигма. Девушка размышляет, привяжет ли его Коля к столу и напоит насильно, или до этого не дойдет. А вот сейчас будет...

Стул грохочет, не выдержав веса двух человек, и Гоголь в обнимку с Сигмой заваливаются на пол.

— Мир вам да любовь. Благославляю, — ровным голосом заключает девушка, наблюдая как они пытаются отпихнуть друг друга. Гончаров и Пушкин начинают хохотать и хлопать друг друга по плечу. Пожалуй, это немного весело..