Примечание
Уставшая юнга тащит своего раненого капитана в сторону цивилизации.
Больно.
Камень даже через толстую и тяжёлую одежду впивается в тело, и я с трудом поднимаюсь, ёжась, когда ветер обхватывает меня. Во рту вкус солёной воды, а в ушах шумит море. Закрываю глаза и делаю судорожный глубокий вдох.
Холодно.
Рядом со мной лежит человек, и мозг тут же посылает мне запутанный сигнал, который поначалу не доходит до меня, а потом внезапной тяжестью осознания оседает на языке. Капитан. Он молод, красив, от него пахнет солью, холодом и табаком.
— Капитан, — шепчу я и с трудом поворачиваюсь к нему. Вокруг кровь — у капитана нет ноги, и он перетянул её своим ремешком. Пахнет железом. Капитан выдыхает и с трудом открывает глаза — его длинные ресницы скованы инеем. Моё сердце болезненно сжимается, когда я ощущаю на себе взгляд тёмных, как талая вода, глаз и вижу, как «гусиные лапки» у их уголков появляются не от его — привычной — улыбки, а от болезненной гримасы.
— Капитан, — язык и губы распухли от соли, но я произношу единственное слово, которое связывает меня с реальностью. В голове пусто, в теле слабость и, несмотря на холод, во мне бушует жар. Мне плохо. Хочется уснуть, но я кое-как борюсь со слабостью. Я чувствую сильную тревогу, будто этот человек так много значил для меня.
— Юнга, — он открывает рот и судорожно хватает им воздух, как рыба, выброшенная на берег. Мне плохо, но ему куда хуже, и я с трудом сжимаю кулаки, чтобы собрать последние силы. — Бросай меня и иди… в паре дней пути отсюда должна быть деревенька… ты выберешься. И будешь жить дальше.
— А вы?.. — я хватаю его за руку негнущимися пальцами. Моя одежда одеревенела, и каждое движение даётся мне с трудом, но я держусь за его руку, будто это спасательный круг. — Я не брошу вас в таком состоянии. Давайте мы сейчас соберёмся с силами и пойдём вместе? — я уговариваю его, но понимаю, что он не согласится. Он уже готов умереть.
— Бросай меня и живи дальше, — шепчет капитан, сжимая мою руку. Я прикусываю губы и с трудом поднимаюсь, несмотря на холод и усталость, и вылавливаю чей-то рюкзак из воды. Внутри оказывается пакет с одеялом, моток верёвки и швейцарский нож. Будто кто-то пытался собирать всё необходимое, но не успел. У берега плавают банки с консервами, и я распихиваю их по карманам. Одновременно с этим пытаюсь вспомнить хоть что-то из прошлого.
Сколько я уже тут? Кто я? Почему я здесь?
Моё внимание привлекает цветастая обложка книги, плавающая недалеко. Повинуясь какому-то странному внутреннему чувству, я бросаюсь к ней и, крепко схватив, вытаскиваю из воды и встряхиваю. Однако мой воспалённый разум не даёт сопоставить факты, да и времени сопоставлять что-либо нет. Я поворачиваюсь и возвращаюсь к капитану, который всё ещё лежит на этих ледяных камнях. Он единственный, кто что-то знает обо мне. Нам нужно добраться до безопасного места, а уже там… там он мне расскажет.
— Я вас не брошу, капитан, — говорю я. Я вешаю рюкзак ему на спину, несмотря на вялые протесты. Потом накидываю на него одеяло и обвязываю им его и делаю два свободных узла, в которые влезаю сама. Дальше приматываю его к себе верёвкой. Капитан жарко дышит мне в затылок.
— Я вас не брошу, — говорю я и с трудом поднимаюсь на ноги.
Я не помню своего лица, я не помню ничего. Мне холодно, у меня жар, и я несу на спине единственного человека, который обо мне что-то знает. Меня шатает, мне тяжело идти: капитан выше меня в полтора раза и, безусловно, тяжелее, даже несмотря на то, что он потерял одну ногу. Но я каким-то упрямством, усилием воли пытаюсь себя заставить идти дальше. Шаг, шаг, ещё шаг. Нужно добраться до безопасного места, а там уже мы с капитаном разберёмся, что произошло.
Я бреду медленно, ощущая на спине дрожащее тело. Я не знаю, откуда у меня взялось столько сил, но я иду, каким-то чудом не теряя дорогу. Капитан теряет сознание, просыпается на несколько минут, и я слышу, как он бредит, и снова ныряет в темноту. Страшно, очень страшно. Я чувствую на своей шее его сбившееся дыхание, и почему-то мне становится легче: я не одна в этой неизвестности, со мной человек, который знает, что делать, если что-то пойдёт не так. И, наверное, раз я юнга, то, наверное, я тоже что-то умею. Жаль, не помню ничего, но это мелочи. Сейчас важно другое.
В какой-то момент капитан расслабляется и перестаёт дрожать и бредить, будто становится легче. Я поправляю воротник и мой импровизированный «слинг». Кажется, капитану лучше. Его голова удобно устроилась у моего плеча, и я улыбаюсь, чувствуя его запах табака, который так успокаивает. Так здорово.
Миля, ещё одна и ещё… окружающая обстановка не меняется. Небо затянуто тяжёлыми сизыми тучами, и видно только снег, который больно бьёт мне по щекам, ранит глаза, заставляя смаргивать слёзы. Я всё равно иду, стараясь не сбиваться с пути, хотя, мне кажется, что путь уже потерян, и я просто бреду, не зная, куда. Мои глаза не видят в этом белом месиве. Ноги болят. Хочется упасть и заснуть. Я начинаю шататься, но каким-то усилием воли останавливаю себя, чтобы сделать ещё несколько десятков шагов. Грань близка, и я хочу упасть. Но, стоит мне подумать о том, чтобы лечь прямо на ледяные камни, закрыть глаза хотя бы на секундочку, голос капитана меня останавливает.
— Отставить, — я слышу его голос и вздрагиваю. — Держись, юнга, ты справишься. Ты прошла уже семь морских миль.
— Мне тяжело, — возражаю я, но всё-таки делаю шаг. Ещё и ещё. — Вам легко говорить, — мозг внезапно подкидывает картинку из прошлого, и я вижу лицо своего капитана на доске почёта среди лучших выпускников. Самый красивый, самый умный — идеальный.
— Я в тебя верю, юнга, — он касается щекой моей щеки, и я чувствую прикосновение тёмных и мягких волос, и запах табака, соли и моря усиливается. — Ты справишься.
Моё сердце бьётся сильнее, благодаря его словам, и даёт мне больше сил пройти ещё столько же.
Я несу его, следуя дальше и дальше. Капитан, покачиваясь, прижимается ко мне крепче. Я слышу его нежное: «Давай, всё будет хорошо. Ты обязательно справишься. Я верю в тебя.». Эти слова наполняют меня уверенностью, несмотря на утекающие силы. Мне хочется, чтобы он обнял меня, но я боюсь, что он отморозит свои пальцы, поэтому я не прошу его ни о чём и молчу. Мне тяжело, но капитан не справится на одной ноге, и я несу его долго, пока могу.
В какой-то момент идти становится совсем невыносимо. Жар выпивает из меня все соки, и дрожь обхватывает меня, пронзая своими острыми пальцами, поэтому я решаю устроиться на привал, как только вижу груду из камней, что сможет закрыть нас от ветра. Я кое-как развязываю узлы и осторожно опускаю капитана на промёрзшую землю. Он кажется таким спокойным и умиротворённым, смотрит на меня с приятной полуулыбкой. Его взгляд меня смущает, и я чувствую, как щёки начинают краснеть не только из-за мороза. Чтобы отвлечь себя, сажусь рядом и достаю из рюкзака консервы.
Пальцы дрожат, срываются, но я упорно вскрываю банку швейцарским ножом. Вскрываю кое-как банку и лезу в неё пальцами, вытаскивая кусок мяса. Грызу его. Мне нужны силы, много сил. Нужно нести капитана дальше. Я ем, ем и ем, жадно выцарапывая мясо из консервов. Голод не утихает, и ледяное мясо только усиливает его, заставляя меня почти не жевать — глотать куски целиком, давясь, кашляя, чтобы затолкать в рот ещё один.
Но потом я замираю.
Капитану же ничего не останется, думаю я, и на меня нападают стыд и паника. Вот дура! В полузамёрзшем соусе плавают остатки мяса, и я, виновато краснея, протягиваю капитану почти пустую банку, проклиная себя за свой непомерный аппетит.
— Простите, я почти всё съела, — шепчу я еле слышно и опускаю глаза.
— Всё хорошо, ведь это тебе нужно быть сильной, — успокаивает меня капитан всё с той же улыбкой. — Мне этого хватит. Помоги, — его руки не гнутся от холода, и я помогаю ему напиться соусом и кладу в рот оставшиеся куски мяса. Капитан кивает мне, а затем улыбается всё той же тёплой улыбкой, и мне становится куда легче. Я обнимаю его, кутаясь в одеяло, и с ужасом понимаю, что капитан совсем окоченел.
— Да вы ледяной, — бормочу я и прижимаю его ладони к своим пылающим щекам. Хочется спать, и я кое-как отгоняю дрёму. Сначала нужно согреть капитана, а я уж подожду. Я ведь, в отличие от него, на двух ногах. Капитан роняет голову, упираясь подбородком мне в макушку. Я слышу его глухой голос:
— Отдохни немного. Всё будет хорошо.
И мне становится хорошо. Я засыпаю в его объятиях и чувствую себя до невозможности влюблённой. Возможно, когда ещё всё было хорошо, мы любили друг друга. Наверное, мне так кажется, потому что у меня жар и я ничего не помню, но для меня это кажется абсолютно логичным.
Мне почти ничего не снится, кроме капитана. Он улыбается мне, когда мы гуляем по залитой светом набережной какого-то приморского городка. Он любит фисташковое мороженое, как и я. Нам здорово вдвоём, и он смеётся вместе со мной.
Только перед пробуждением в моей голове всплывает образ мальчишки, что старше меня на несколько лет. Мы болтаем с ним на причале, и обсуждаем прочитанную книгу, как вдруг он серьёзно говорит:
— Знаешь, когда я вырасту, то обязательно стану капитаном.
— А я могу стать капитаном? — слышу я свой голос.
— Конечно, — улыбается он. — Только ты младше меня, и, наверное, когда ты только поступишь в морское училище, я уже буду капитаном, — я уже готовлюсь расплакаться, но он поспешно добавляет. — Но ты не волнуйся, я обязательно возьму тебя к себе на корабль юнгой! Ты согласна? — спрашивает он. Я чувствую на своём лице улыбку.
— Да, капитан!
Я просыпаюсь, когда солнце на безоблачном небе уже слепит глаза, но совершенно не греет. Впрочем, мне плевать, потому что мне уже легче. Капитан смотрит на меня своими тёмными глазами и улыбается.
— Ты так сладко спала, что я не решился тебя разбудить, — я улыбаюсь ему и целую его ладонь, но тут же спохватываюсь, но капитан продолжает мне улыбаться. Моё сердце бьётся в такт с его. Я ничего не помню о себе из прошлого, но я знаю, что я его люблю. И мы вместе. Пусть при таких обстоятельствах, но вместе, а, значит, мы справимся.
После завтрака я обвязываю его снова одеялом, и мы выступаем в путь. Сегодня светит солнце, поэтому я вижу дорогу, да и капитан не такой тяжёлый, но через милю я чувствую, что жар стал ещё сильнее, и я то и дело останавливаюсь, чтобы прокашляться. Всё качается и плывёт, но я думаю, что это просто моё состояние ухудшилось из-за ночлежки на ледяной земле.
— Может, отдохнёшь, юнга? — спрашивает меня капитан, но я отрицательно мотаю головой. Спустить бы капитана на землю, чтобы он сам прошёл, но как он будет на одной ноге? Он совсем замёрз, а оставшаяся нога и вовсе почернела от холода, хотя капитан на привале уверил меня, что прекрасно себя чувствует. Поэтому я иду. Надо добраться до деревни или что там есть, и там нам предоставят медицинскую помощь.
— Я в порядке, капитан, — хриплю я и кашляю. Кашель нехороший, хриплый, и я захожусь им так сильно, что падаю на землю, но кое-как удерживаюсь на коленях: нельзя уронить капитана. В мокроте я вижу кровавые прожилки, и из моего горла против воли вырывается всхлип.
Я не дойду, не донесу, я умру прямо здесь.
— Я справлюсь, капитан, — говорю я как можно более твердо, но сама себе не верю. Ещё один всхлип, и слёзы сами начинают течь у меня из глаз. Я сбрасываю одну из петель с себя, а затем помогаю капитану сесть, давясь слезами. Мне страшно, безумно страшно, и я утыкаюсь капитану лицом в колючую шинель. — Капитан!..
— Всё будет хорошо, юнга, — я слышу его голос, и он касается губами моей макушки. — Ты справишься, я верю в тебя, слышишь? До деревеньки осталось всего ничего, а там нам помогут, слышишь, обязательно помогут!
Я киваю, вытирая слёзы о шинель, и кое-как поворачиваюсь, чтобы вновь надеть на себя «слинг» и продолжить путь. Чтобы мне было легче, капитан рассказывает мне истории о своих приключениях, о приключенческой книге, что лежит в моём рюкзаке, и рассказы из неё вселяют в моё сердце спокойствие. Я слушаю их и думаю, что потом, когда мы выберемся, мы начнём новую жизнь. Тем более, до деревни недалеко. Вот лес виднеется.
Мы только приближаемся к лесополосе, остаётся буквально несколько шагов, и вдруг где-то сверху я слышу гул — над нами пролетает с металлическим клёкотом огромная птица. Я бросаюсь бежать. Не останавливаюсь. Остановлюсь — умру. Я держу своего капитана за холодную руку и бегу вперёд, не разбирая дороги. Иногда я хватаюсь за деревья, когда бежать особенно тяжело, замедляюсь, оглушительно кашляю, но не останавливаюсь.
У него будет протез, а я вылечусь и надену самое красивое платье. Он будет держать меня за руку, как сейчас, и улыбаться.
— Беги, — шепчет капитан. — Это враги, надо бежать!
В голову лезет всякая тарабарщина. Бред. Я зачерпываю снег и растираю себе по лицу, когда перестаю слышать гул. Скорее бы та деревенька. Скорее…
Я слышу лай и оглядываюсь. Огромные звери, похожие на волков, несутся к нам, а следом бегут какие-то страшные фигуры. Что-то кричат. Слух пропадает, но я точно знаю, что кричу.
— Капитан, скажите им, капитан!
Но капитан молчит. Я пытаюсь бежать, но спотыкаюсь о какую-то корягу, укрытую коварным снегом, и лечу на белую блестящую корку. Я протягиваю руку, но понимаю, что это всё, конец. И теряю сознание.
Капитан держит меня за руку и улыбается, надевая кольцо мне на палец.
Я открываю глаза в больничной палате. Пытаюсь пошевелиться, но сил никаких. Во рту горький привкус лекарств, глотать тяжело. Зато вокруг тепло и уютно. И я даже слышу, пусть и говорят на другом языке, который мне неизвестен. Я закрываю глаза вновь, открываю и вижу доктора.
— Мы вас чудом вытащили с того света, — говорит он с улыбкой на английском языке. Дальше следует список моих «достижений», но я его не слышу. Меня интересует капитан.
— Где он? — спрашиваю я. — Где капитан?
По лицу доктора пробегает тень.
— Его труп сейчас находится в морге. Мы уже выслали все необходимые бумаги его семье, они скоро прибудут к нам.
— Труп? — я переспрашиваю его. — Но… он ведь был жив!
— Когда его доставили к нам, он уже был мёртв около суток, — отвечает доктор. Мне хочется выть, мне хочется врезать по докторской роже, но вместо этого я откидываюсь на подушки и молча глотаю слёзы.
Меня навещают его родители. Они плачут, обнимают меня и благодарят меня за то, что я вытащила их сына, ведь в противном случае, его тело могли бы испортить звери или птицы. Приходит кто-то из военных, жмёт мне руку и обещает деньги. Я не слушаю их, глядя на чужое лицо, отражающееся в зеркале — похудевшее, с мутными от слёз голубыми глазами и сжатыми крепко-крепко губами.
Моя память постепенно возвращается. Я вспоминаю, что мы были близкими друзьями с самого детства и поэтому вместе (пусть и в разные годы) пошли по одному и тому же пути, вдохновлённому старой повестью о приключениях в море. Я любила его, но признаться так и не смогла — не хотела рушить нашу с ним дружбу,пусть и надеялась, что когда-нибудь он полюбит меня в ответ. Он же взял меня на свой корабль, как и обещал, пусть и не юнгой, а рангом куда повыше.
В морге на прощание я целую своего капитана в привычно холодный лоб.
Я бросила его, как он просил, и пытаюсь жить.