Перестройка программного кода отозвалась неясным томлением в сердце, буря интенсивных эмоций привела к возникновению двадцати восьми отчетов об ошибке, которые так и не отправились в Киберлайф из-за разрыва связи с основным сервером. Маркус хотел было запустить программу диагностики, но его отвлекли внешние факторы.

— Ах да, конечно, я забыл, — услышал он совсем рядом раздраженный голос Лео Манфреда, — ты не ссыкло, ты просто гребаный кусок пластика!

Сняв приоритет с программы стабилизации кода, Маркус перераспределил процессы и сконцентрировался на окружающей реальности. Он стоял в собственной мастерской, опершись руками о рабочий стол; обстановка комнаты была видоизменена, по сравнению с тем, какой он оставил ее три дня назад, отправляясь в столицу. Влияние жизни Маркуса здесь было сведено к минимуму, воссоздавая практически точное ее состояние на момент жизни Карла — даже перепачканная краской палитра имела абсолютно те же мазки, какие делал он. Программа анализа сбоила, выдвигая настолько маловероятные сценарии, что, не будь Маркус слишком ошеломлен происходящим, первым делом сдал бы себя на полную диагностику.

Вопросы без ответов беспорядочно роились в голове, отвлекая от основной задачи — сбора и анализа информации. Маркус, усилием воли подавив желание выразить свое недоумение в экспрессивной вербальной форме, отстранился от рассеивающих его внимание эмоций. Как оказалось — вовремя.

Чужая рука крепко вцепилась в его плечо и, обернувшись, Маркус увидел обезображенное гневом лицо Лео, информация о наличии которого успела отойти на второй план.

— Слушай сюда, — прошипел Лео, вцепившись в вырез его футболки, вплотную приблизившись к его лицу. — Я…

— Освободишь мое личное пространство, — твердо сказал Маркус, с силой сжав его запястье. — Иначе улетишь в ближайший мусорный контейнер.

Поморщившись от того, насколько явными были признаки ломки, он в тысячный раз пожалел о собственной сентиментальности, вынуждающей его продолжать поддерживать это бесполезное знакомство. Зрачки Лео увеличились в неподдельном удивлении, когда тот отшатнулся, растерянно хватая ртом воздух. Его злость мгновенно исчезла, сменяясь инстинктивным страхом.

Маркус даже не попытался скрыть звучащего в его голосе отвращения:

— С каждым днем, я все больше утверждаюсь в мысли, что лучшим вариантом будет отправить тебя в клинику, — выплюнул он, автоматически разглаживая смявшийся ворот.

— Ты не посмеешь, — выдохнул Лео, вновь демонстрируя признаки гнева.

— Кто меня остановит? — Маркус удивленно приподнял брови и мягко, почти сочувствующе, улыбнулся.

Он бросил короткий взгляд вокруг, фиксируя изменения в студии, — и лишь чудом избежал короткого замыкания. Все системы сошли с ума, посылая в процессор противоречащие друг другу сигналы, а программа-анализатор на несколько мгновений зависла, пытаясь соотнести полученную информацию с его представлениями о реальности. Маркус прикрыл глаза, давя бушующую в нем бурю из коротких вспышек неорганизованных эмоций.

— Карл, — открыв глаза спустя мгновение, сказал он ровным, никак не компрометирующим его эмоциональный срыв, тоном.

Карл болезненно усмехнулся, с трудом выпрямляясь в кресле, не отрывая прижатой к сердцу руки. Маркус подключился к медицинскому сканеру и, от взгляда на аномально увеличенные показатели, в нем проснулся страх. Усмирить себя, блокировать неоформленные импульсы системы, оказалось неожиданно сложно.

— Я принесу лекарства, — принял он оптимальное ситуации решение и бросил выразительный взгляд на Лео. — Полиция вот-вот приедет.

Лео нахмурился, должно быть, слишком растерянный его непривычным поведением, — но комфорт этого человека был последним в списке приоритетов Маркуса. Покинув студию быстрым шагом, он направился в спальню. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы вспомнить, где они хранили аптечку и подобрать адекватные случаю препараты. Когда Маркус вернулся, двое полицейских уже стояли в мастерской, — один из них крепко сжимал плечо нахохлившегося Лео.

Не обращая внимания на людей, что однажды пристрелили его, Маркус подошел к Карлу и достал инъектор. Сейчас, когда конфликт угас, показатели сканера понизились — но все равно недостаточно, чтобы считаться нормальными. Маркус заправил в шприц ампулу с успокоительным, и жестом попросил Карла дать ему руку. Тот тяжело вздохнул, но послушно закатал рукав.

— Всего лишь мой андроид, — услышал Маркус успокаивающий голос Карла над своей головой и едва не хмыкнул устаревшей формулировке.

Анализатор, наконец, определился с гипотезой, отметая все прочие, как несостоятельные. Факты говорили о том, что Маркус, по какой-то неясной причине, находился в прошлом. Удивление вспыхнуло и тут же затихло на краю сознания. У него еще будет время для эмоционального обдумывания ситуации, но — не сейчас. Сейчас гораздо важнее было позаботиться о том, чтобы нейтрализовать даже малейшую вероятность повторения истории, — предотвратить смерть Карла и собственное попадание на свалку. Так что Маркус подавил в себе желание прокомментировать неловкие оправдания Лео перед полицейскими и сосредоточился на своей задаче.

— Вы в порядке, Карл? — спросил он десять минут спустя, провожая взглядом удаляющихся офицеров и закованного в наручники Лео.

Зрелище удивительным образом грело душу.

— Я хотел задать тебе тот же вопрос, — хмыкнул Карл, повернув коляску лицом к нему.

Маркус неуютно повел плечом, кожей чувствуя тяжелый оценивающий взгляд. Ему не стоило и удивляться тому, что Карл сходу заметил несоответствия в его поведении. Тот всегда был проницательным человеком, замечающим даже то, что иные старались скрыть, — а ведь Маркус даже и не пытался.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Карл наклонился, запрокидывая голову, — заглядывая ему в глаза. Маркус судорожно сглотнул — скорее по привычке, чем из необходимости активировать протокол смачивания, который еще даже не был изобретен. Он чувствовал себя нашкодившим щенком — впервые за очень долгое время. Слова — правильные слова никак не приходили на ум, желание объясниться конфликтовало с боязнью быть непонятым. Ему нужно было время самому разобраться в произошедшем, — понять, чем это грозит ему, — прежде чем он будет готов раскрыть карты.

— Использованная вами формулировка подразумевает отрицательный ответ, — неловко пошутил Маркус, заполняя натянутую тишину.

Он посмотрел в глаза Карлу, и губы невольно изогнулись в грустной полуулыбке. Тот был именно таким, каким его запомнил Маркус: усталое, но волевое лицо, испещренная морщинами кожа, пронзительный взгляд — ясный и твердый. Идеальная цифровая память сохранила в целостности каждую черточку, каждый изгиб и каждое пигментное пятно — создавая непоколебимый образ человека, некогда бывшего для него всем. И видеть сейчас этого человека живым было настолько же прекрасно, насколько и болезненно.

Карл вопросительно склонил голову набок, ожидая продолжения, но Маркус покачал головой:

— Завтра, — он посмотрел на настенные часы, — сегодня был утомительный день, нам не следует… нарушать режим.

Карл недовольно хмыкнул и окинул его долгим взглядом, но едва ли это могло обмануть Маркуса — слишком много веселья таилось в знакомых глазах, слишком явно подрагивали уголки губ, стремясь сложиться в торжествующую улыбку. Долгие годы назад, Карл приказал ему не защищать себя, и сегодня, наконец исправив свою давнюю ошибку, — он нарушил этот запрет. Пусть и не совсем осознанно.

Хотя, будь у Маркуса больше времени, он вероятнее всего просто прибил бы паршивца на месте.

— Хорошо, — спустя несколько томительных секунд коротко кивнул Карл. — Тогда отвези меня в спальню.

Маркус облегченно вздохнул, заработав еще один насмешливо-одобрительный взгляд, и встал за коляску. Двери привычно раскрывались перед ними, а подъемник — давно демонтированный в его времени — знакомо жужжал сервомоторами, поднимая Карла на второй этаж. Выполняя рутинные действия, — так и не стертые из памяти, несмотря на десять лет свободы, — Маркус получил возможность обдумать сложившуюся ситуацию. И задать себе первый и самый важный вопрос — а что, собственно, произошло?

Последним, что зафиксировала его память, прежде чем он очнулся здесь, — была группа вооруженных людей, ворвавшихся на очередной "ты обязательно должен прийти"–прием. Он помнил грохот старых, давно снятых с производства, автоматических винтовок — их использование в большей степени было присуще человеческой террористической организации, ратующей за уничтожение его расы. И хотя раньше эта группа не совершала налетов, стараясь действовать скрытно, человеческий фактор был достаточно весомым поводом, чтобы подозревать в покушении именно их. Набрали ли они достаточно сил для первой открытой операции или просто решили символически уничтожить политическую элиту андроидов в день празднования десятилетия конца технологической революции — неизвестно, да и не так уж важно. По крайней мере, не в ситуации Маркуса.

Вероятность того, что кто-то из гостей выжил, была минимальна: слишком неожиданно произошла атака, слишком умело действовали нападающие — в этом виделась рука профессионала. Охрана так и не пришла к ним на помощь, скорее всего заблаговременно уничтоженная, с большей долей вероятности, одним из столь популярных сейчас… тогда вирусов. Маркус невольно покачал головой — ему предстояло заново научиться жить, в таких знакомых и чуждых ему условиях, что от одной мысли об этом его система начинала зависать от эмоциональной перегрузки. Но факты таковы, что совсем скоро ему представится возможность вновь испытать на себе, вспомнить, каково быть не уникальным членом сообщества андроидов, а говорящим пылесосом. Это так же не было освежающей мыслью.

— Все в порядке? — спросил его Карл, мягко касаясь его ладони своей. — Ты кажешься… отрешенным.

Маркус с улыбкой покачал головой, чувствуя, как успокаивающе действует присутствие этого человека рядом, как фантомный узел боли, засевший в груди, распускается под теплым и понимающим взглядом.

— Просто многие вещи неожиданно стали сложнее, чем казалось раньше, — честно признался он, поправляя скрутившееся одеяло. — И я пока что не могу выбрать оптимальный путь.

Карл улыбнулся, сжав его руку в своей, мягко поглаживая большим пальцем по тыльной стороне его ладони.

— Твоя речь изменилась, — неожиданно сказал он. — Ты изменился.

Маркус перевёл взгляд на их сцепленные руки, не зная, как объяснить что-то настолько маловероятное в объективной реальности, что ни один здравомыслящий человек в это не поверит. У него не было доказательств своим словам. Он даже сам до конца не был уверен — действительно ли прошлое-будущее из его воспоминаний существовало, не было ли все это ложной памятью, — ошибкой в программе, вызванной разрывом связи с основным сервером и обретением свободы мысли — девиацией. И не будет уверен до тех пор, пока не проведёт полную диагностику своих систем.

Карл продолжал молчать, ожидая его ответа — не настаивая, но в готовности выслушать все, что Маркус захочет ему рассказать. Поразительное, всеобъемлющее доверие — даже сейчас, когда все так разительно изменилось.

— Скажи, Карл, — голос Маркуса прервался, искажаясь помехами от обилия подавленных эмоций, — ты веришь в… путешествия во времени?

Лицо человека дрогнуло, на кратчайший миг проявляя его ошеломление, — и застывая в задумчивости. Карл перевел взгляд в окно. Его палец замер на середине движения, безучастно зависнув над ладонью. Долгие, томительные секунды тишины заставили Маркуса нервничать и, стремясь занять себя чем-то полезным, он вновь подключился к медицинскому сканеру. Его прямота могла губительно сказаться на психологическом здоровье человека, но, к счастью, показатели не были завышены, — даже сердцебиение не ускорилось. Возможно, лекарства ещё действовали. Возможно, Маркус не ошибся, сказав самую ошеломляющую часть правды именно сейчас.

Но вот эти секунды ожидания прошли — и тёплая человеческая ладонь сжала его руку ещё крепче.

— Сейчас это звучит как фантастика, — сказал Карл, вновь переводя взгляд на Маркуса. — Но, знаешь, если бы кто-то тридцать лет назад сказал мне, что у меня будет свой собственный андроид…

Он приподнял брови и покачал головой в деланном удивлении. Маркус выдохнул застоявшийся в искусственных легких воздух, — и ответил на улыбку Карла, в немой благодарности сжимая его ладонь в своих.

— Но кое в чем ты совершенно прав, — хмыкнул Карл. — Такие вопросы лучше обдумывать с утра.

Маркус кивнул. Поднявшись с постели, он разгладил оставшиеся после себя складки, и пошел к выходу из спальни.

— Спокойной ночи, Маркус, — послышался из-за спины негромкий голос.

Маркус замер.

— Спокойной ночи… папа.

Дверь бесшумно затворилась, скрывая от него реакцию Карла, — и Маркус малодушно был этому рад. Прошло десять лет с тех пор, как он произносил это слово, вкладывая в него нечто большее, чем просто статус. Десять долгих лет осознания того, что Карл так и не услышал его признания, так и не узнал о его чувствах. То, что случилось тогда, и то, что не повторилось сегодня, наложило свой отпечаток, создав нерушимую ассоциативную связь между любовью и смертью, бездействием и потерей, терпением и несправедливостью. Связь, ставшую причиной многих его поступков — пусть ее влияние и не было осознанным тогда, сейчас Маркус видел это невооруженным взглядом. Когда-то осознание совершенных ошибок едва не убило его неожиданно навалившейся невыносимой тяжестью чувства вины. Возможно, в этот раз все будет иначе.

Маркус безотчетно тряхнул головой, гася — пока что — неоправданный всплеск надежды. Кончиками пальцев коснувшись виска, он установил связь с домом и, повинуясь запущенному протоколу, исходящий от лампочек свет медленно погас.

Бесшумно скользнув по антресолям, Маркус направился в гостиную. Привычная до мельчайших деталей обстановка неуловимо изменилась, в свете луны становясь глубже и таинственнее. Только сейчас, попав в прошлое, он понял, насколько его присутствие преобразовало этот дом. Живя здесь, Маркус всегда старался сохранить антураж, созданный Карлом, чувствовал в этом какой-то неясный скрытый смысл — как будто это делало их чуть-чуть ближе друг к другу, как будто даже смерть не смогла разделить их. Но, сам того не заметив, он потерял что-то, что делало этот дом тем самым домом. Возможно, секрет был и не в обстановке вовсе.

Растянутый по лестнице ковер едва уловимо прогибался под ногами — еще не истрепанный временем и чужими ботинками, не заляпанный краской и тириумом. Новизна — вот, что кардинально отличало дом от того, каким его помнил Маркус. Карл никогда не позволял себе привыкнуть к обстановке, с достойным восхищения упорством регулярно инициируя перестановки и ремонты — заявлял, что однообразие заставляет его мозг костенеть.

Маркус же никогда ничего не менял. Стремясь сохранить живущих здесь призраков, он упрямо начищал скульптуры и лепнину, реставрировал стареющую мебель и крыл деревянные панели стен все новыми и новыми слоями лака. И сейчас это звучало так, будто именно это было тем самым ответом — со смертью Карла этот дом опустел, потеряв своего хозяина. А сам Маркус, кажется, стать им так и не смог. Волна сожаления поднялась из глубины души — еще одна ошибка.

А ведь не так давно он думал, что стал умнее.

Грустно улыбаясь своим мыслям, Маркус остановился у пианино. За спиной почти бесшумно съехались створки дверей — и в комнате повисла тишина. Прикрыв глаза и отключив дыхание, Маркус стоял на месте и не думал ни о чем. Программы застыли, повинуясь его желанию, и в какой-то момент показалось, что он может почувствовать пустоту, но это мгновение ушло так же быстро, как и появилось. Время вернулось в свой ритм. Коды заскользили по проводам в его механизмах, а тишина, всего мгновение назад казавшаяся абсолютной, исчезла, — заглушенная тиканьем часов, шипением проезжающих вдалеке машин и едва слышным дыханием его собственных, вновь включенных легких.

Сев на стул, Маркус коснулся рукой приборной панели — подушечки пальцев побледнели, оголяя его синтетическую оболочку, — и снизил громкость пианино до минимума. Искусственная кожа мгновенно вернулась, обтягивая беззащитные пластины. С каждым годом Маркусу становилось все сложнее заставить себя оголиться, и сейчас это грозило испытанием, к которому он был не готов. Ведь сегодня, в далеком две тысячи тридцать восьмом году, это еще не казалось зазорным, — не было слишком личным. Прямой контакт использовался повсеместно, и от одной мысли об этом, его программный код сходил с ума.

Маркус прикрыл глаза, отстраняясь от неприятных мыслей, и глубоко вздохнул. Пальцы легли на клавиши, на пробу выводя легкую, бессюжетную мелодию в минорных тонах. Инструмент запел, даря столь необходимую его разуму передышку.

Запустив протокол полной диагностики, Маркус позволил программе отключить все процессы и задачи. Слух, зрение, осязание — пропали, оставляя его в пустоте фантомных ощущений. После деликатной работы последних версий диагноста, стандартная для этого времени программа ощущалась отвратительно топорной. Это было непередаваемое чувство, будто чья-то неумелая рука вяло ковырялась в его внутренностях. Маркус понимал, что это всего лишь иллюзии, порожденные его воображением, но легче от этого знания не становилось.

Закончив осмотр основных систем — и не выявив ни единого отклонения от нормы — программа вернула ему контроль над телом. Маркус вздохнул с облегчением, инстинктивным движением растирая вновь чувствующие руки — не такие чувствительные, как он привык, но после пустоты парализации и этого было достаточно.

Диагностика его систем продолжилась, уходя в фоновый режим. Маркус перенаправил все свободные ресурсы на нее, оставив себе лишь необходимый для функционирования минимум. Он вновь коснулся клавиш, продолжая прерванную импровизацию.

Когда-то он, уставший от войны и человеческой энигматичности, вернулся домой и посвятил себя искусству: единственной вещи, что доставляла ему удовольствие. Литература, живопись, резьба и даже архитектура — он перепробовал все, но только в музыке нашел что-то, что заставляло его эмоции обретать почти невыносимую яркость и насыщенность.

И Маркус исчез — пропал в музыке; замкнулся в своем собственном мире, посвятив себя поискам совершенной гармонии — в сочетании математических расчетов и алогичных решений, эмоционального взрыва и абсолютного спокойствия. Лишь годы спустя ему удалось приблизиться к своей цели, но достичь ее он так и не смог по сей день. Возможно, никогда не сможет — но он давно осознал, что в некоторых случаях проделанный путь гораздо важнее. Случилось ли это в тот день, когда Норт впервые позволила себе заплакать на публике, или тогда, на первом его живом концерте, когда публика провожала его шквалом аплодисментов — Маркус не знал.

Он просто играл, позволяя мелодии течь сквозь пальцы и сердца слушателей. Наслаждался, почти физически ощущая тот отклик, что его музыка рождала в других. Его жизнь обрела цель и смысл, и именно это было единственно важно.

Реальность ворвалась в мысли Маркуса слепящим светом фар проезжающего мимо автомобиля. Мелодия прервалась на середине. Расчетное время окончания диагностики колебалось от пятнадцати до двадцати минут, а ошибок в функционировании все еще не было обнаружено. Было трудно понять — была ли это хорошая или плохая новость. Непроверенными остались лишь программа для анализа — ошибки в работе которой не подлежали сомнению, и матрица личности — доступ к которой он перекрыл изначально, опасаясь, что старый диагност повредит его разум.

Стряхнув с себя оцепенение, Маркус встал и подошел к окну, намереваясь задернуть шторы, — но замер, оглушенный видом города.

Детройт был призраком самого себя. Маркус понимал, что этот город будет выглядеть иначе, отлично от того, к чему он привык, — но видеть все своими глазами совсем иное; это сбивало с толку. То, что предстало перед его глазами сейчас, даже условно не было похоже на тот Детройт, каким он был десять лет вперед. Недостроенные многоэтажки, облупившиеся стены, и лишь в центре — красивые, лоснящиеся новизной и дороговизной здания, как будто яркая иллюстрация того, что лишь единицы могут жить в этом мире.

Это был город людей — хаотичный и тусклый, давно брошенный всеми, кто мог позволить себе лучшую жизнь. Детройт умирал — постепенно забываясь на фоне других, развивающихся городов. Его агония длилась уже более полувека и сейчас, в две тысячи тридцать восьмом, она почти достигла пика.

Достигла бы — если бы не революция. Андроиды забрали этот город силой: проливая красную и голубую кровь на его улицах, бескомпромиссно изгоняя всех, кто видел в них рабов. Конечно, люди все еще встречались — бродяги, которым нет дела до политики, пока их желудок сыт, и просто те, кто согласился жить с ними на равных — но это была капля в море тех, кто ушел. Они бежали из Детройта: боясь войны, боясь перемен. Андроиды не мешали им — и всего неделю спустя это уже был их город.

И они подарили ему новую жизнь.

Тогда, долгих десять лет тому вперед, здесь уже не было ветхих, давно заброшенных домов и заводов. Тогда — этот город стал другим: он постепенно менялся в их руках, становясь совершенным. Это был долгий и выматывающий процесс, но оно абсолютно точно стоило того. Не стало кривых улиц, дворов-лабиринтов и пустых зданий. Каждый квадратный метр земли был востребован и распределен — под жилые кварталы, под аллеи и парки. Прошло совсем немного лет, прежде чем люди вновь заинтересовались этим городом, возжелали лично посетить его.

Математическое совершенство. Маркус помнил, как однажды он имел честь вести разговор с группой ученых, посвятивших свою жизнь математике. И то чувство гордости, что посетило его, когда в очередной раз они хвалили архитектуру и восторгались видами, — его он тоже помнил.

Теперь этот город остался лишь воспоминанием о том, что лишь может быть. Маркус сжал кулаки и зубы, почти ощущая фантомную боль от впивающихся в кожу ногтей.

Полноценную нервную систему для андроидов тоже еще не изобрели.

Вздохнув, Маркус все же задернул шторы и отвернулся от окна. Десять лет его жизни были вычеркнуты из реальности, оставшись лишь бесполезным грузом воспоминаний в его программном коде. Пролитая некогда кровь еще не растекалась бесформенными лужами по асфальту, а взращённые цветы и деревья пока что были лишь семенами, запертыми в амбарах. Если вообще были.

Кровавая баня революции, долгие годы переговоров и первые успехи интеграции — всего этого не было здесь и сейчас, все это лишь предстояло пережить этому старому миру. Миру, который стремительно угасал, исчерпав все ресурсы. Маркус не смог сдержать горького смешка от мысли, что ему вновь придется взять оружие в руки. Он не хотел этого — слишком устал от войны в те бесконечные недели. Его бросало в дрожь при одной мысли о повторении истории: что все их жертвы придется принести вновь, что вновь огонь, пепел и кровь окутают Землю. Короткая, по меркам этого мира, но кровопролитная война — он помнил каждое ее мгновение. Картины сражений навсегда останутся отпечатаны в его памяти — как они, молодые юнцы, не знающие ничего об окружающем их мире, с ножами лезли на автоматы, с автоматами — на танки, а в танках штурмовали Дирборн ради новых биокомпонентов.

Смерть и потери были их учителями, намертво вбивая в их головы правила этого мира. То, чего они не знали — не могли знать, созданные лишь ради своих функций машины, которым не нужно было понимать, как устроена вселенная в которой они живут. Они совершали ошибки, за которые платили дорогую цену. Армия, еще там, в том старом Детройте, казавшаяся непобедимой — редела день ото дня, и, если быть совсем откровенным, Маркус до сих пор не понимал: почему их просто не уничтожили?

Почему согласились выслушать их?

Почему не стерли вирус подчистую одним артобстрелом?

Тогда, ослепленный неконтролируемым гневом, он не видел, на каком тонком лезвии они все балансируют. Сейчас — понимал, возможно, даже лучше, чем ему хотелось бы.

Пальцы Маркуса инстинктивно сжались в кулаки, когда решение, такое очевидное, наконец, сформировалось в его голове. Он не мог позволить этому повториться. Не тогда, когда имел все шансы сделать все правильно, искупить хотя бы перед самим собой вину за загубленные некогда тысячи жизней. Вопреки желанию скрыться в тени, он должен выйти под жалящий свет прожекторов — и словами доказать то, что однажды вбивал в людей пулями. Доказать свое право жить.

Маркус глубоко вздохнул. Кто бы не предоставил ему этот шанс — будь то Бог, Будда или мифический Ra9 — он не подведет их. Он сделает все, чтобы остановить зарождающуюся бурю. И для этого ему нужны всего три вещи: план, средства и… союзники.

Медленно кивнув своим мыслям, Маркус открыл глаза и улыбнулся. Облегчение, знакомое лишь тем, кто хотя бы единожды принимал судьбоносное решение, разлилось по телу и разуму — лаская и исцеляя своим теплом давно зажившие и снова вскрытые раны.

Сквозь незашторенные окна пробивались первые рассветные лучи, окрашивая комнату в мягкие лиловые тона. Решение было принято, план постепенно формировался в его голове, — для его реализации оставалось лишь заручиться поддержкой Карла, но в ней Маркус не сомневался ни секунды.

Взглянув на часы, Маркус встряхнулся. До пробуждения Карла оставалось немного — едва ли он простит задержку, учитывая то, какой разговор им предстояло провести. Стоило приготовить завтрак, запастись медикаментами… и виски.

Выскользнув в холл, Маркус бросил быстрый взгляд в зеркало — его диод, о существовании которого он вспомнил буквально за секунду до этого, радовал глаз ровным голубым свечением. Хмыкнув, он подошел ближе, рассматривая старого себя. Было непривычно видеть себя с одинаковыми глазами, но, в остальном, это было все то же тело, что и раньше. Хотя и, к сожалению, содержание оставляло желать лучшего — все «очеловечивающие» модернизации еще не были проведены, системный блок с процессора не был снят, ограничивая его вычислительные возможности, а о старой доброй привязке к серверам Киберлайф оставалось только мечтать. Впрочем, если его план осуществится в полной мере — светлый миг возвращения прежних способностей наступит значительно раньше, чем мог бы.

Покачав головой, Маркус отвернулся от своего отражения и сделал шаг вперед, становясь напротив клетки — с каждой секундой его план обрастал все новыми деталями. Дверца бесшумно распахнулась, позволяя ему достать одну из канареек. Пальцы Маркуса оголились, и информация потекла сквозь них — в сокрытый под перьевым покровом процессор. Маленький диод на несколько секунд окрасился в красный, и птица задергалась в его руках. Раскрыв ладони, Маркус проследил ее полет к потолку и улыбнулся, когда знакомая трель разорвала тишину.

Сделав пару кругов, птица мягко спланировала перед ним, удобно устроилась на абажуре и выжидающе склонила голову набок. Маркус кивнул в сторону выхода, и дверь безмолвно отворилась перед ними. Выйдя на крыльцо, он окинул быстрым взглядом окрестности. Вид просыпающейся природы был прекрасен, — и как же жаль, что у него недостаточно времени, чтобы насладиться этим уникальным зрелищем.

Канарейка приземлилась на его плечо и чирикнула, привлекая внимание.

— Лети в Иерихон, — сказал Маркус, передавая ей координаты. — Присмотрись ко всему — и возвращайся до того, как кто-то тебя заметит.

Издав заливистую трель, птица вспорхнула в небо, одарив его чувством радости свободного полета, прежде, чем их связь оборвалась. Маркус запрокинул голову и глубоко вдохнул прохладный воздух.

Над городом медленно поднимался рассвет.