«Белый шум» заполонил визуальный канал, пока слуховые контуры последовательно переключались с пищания на гудение, и затем на шорох, завершая принудительную перезагрузку аппаратной конструкции. Цифровая часть подключалась неравномерно и с ошибками — в одну секунду Атлас узнавал лица склонившихся над ним людей и даже понимал их речь, а в другую поток информации уже воспринимался «мусорным кодом».

— ...робую еще раз, — услышал он.

Атлас только успел понять, что голос был мужским, но не смог опознать говорившего, хотя и видел его лицо. Затем контуры снова ушли в перезагрузку, и весь процесс повторился. В этот раз программная часть подключилась быстрее, однако Атлас ощутил боль, вертиго и спутанность сознания, словно отходил от общего наркоза. Свет резал глаза, зрение пестрило темными пятнами, как при сильной мигрени у людей, а цвета периодически переключались в разные спектры.

Воспоминания возвращались кусками — учеба на «Алеуке», служба, Каньябский институт, снова «Алеук», «Джаспис», Скийя, «Иония»... Сэлгран обманул его и сбежал, они с Оранго ищут его в экспериментальном мини-мире... Атласу приходится притвориться одной из невест, они танцуют на балу, а потом происходит бой... Примерно на этом моменте он узнал столпившихся перед ним Ньери, Ви и Тинаша. Их одежда и оружие, соответствующие эпохе Средневековья, вызвали настолько сильное чувство дежавю, что реальность на секунду поплыла, а зрение стало туннельным. Игнорируя предупреждающие вскрики и неприятные ощущения, Атлас резко поднялся, приводя себя в боевую готовность, и выпалил:

— Где он? Где Сэлгран?

— Он здесь, Атлас, успокойся...

Ви попыталась сказать что-то еще, но с тем же успехом можно было разговаривать с перегруженным процессами компьютером. Атлас вдруг осознал, что Сэлгран все это время был здесь, у терминала — именно его голос он слышал совсем недавно. С яростным криком Атлас бросился вперед, точно не зная, что именно хочет сделать, да и вообще особо не думая. Тонкий треск графена привел его в чувство, но слишком поздно — оба слота, все еще находившихся на его ладонях, оказались активированы.

Сэлгран не ожидал атаки и не успел отразить ее — плазменный заряд опалил и без того шрамированную левую сторону его тела. Противно завизжала пожарная сигнализация, члены лабораторной бригады забегали, пытаясь и потушить вспыхнувшую одежду Сэлграна и минимизировать нанесенный ущерб. Атлас же только мешком опустился на пол там же, где стоял, и затравленно огляделся. Воспоминания окончательно встали на место, зрение перестало пестрить, а способность связно мыслить вернулась.

Он находился в самом обычном медотсеке — судя по желто-белым цветам стен и мебели, на «Регмалионе». В углу приемного отделения сидел внимательно штудировавший показатели его систем Оранго. «Что же я наделал?» — Атлас с ужасом смотрел на то, как доктор Фотсинг спешно срезает остатки впаявшейся в кожу куртки Сэлграна.

По счастью один из графеновых слотов дал осечку, а второй из-за нарушенной координации выпустил заряд по касательной. Ожоги, однако, все равно выглядели серьезными — синтетическая кожа по краям ран обуглилась до черноты, в некоторых местах обнажая переплетения мышц и крупных проводов. Сэлгран стоял, опустив голову, и Атлас не мог видеть выражения его лица, однако уловил движение — его плечи тряслись. «Он что... смеется?».

— В конечном итоге ты все же надрал мне задницу. Что ж... не могу винить тебя.

— Прости, я... — пробормотал тот.

— Без проблем, — смех Сэлграна перерос в беззвучный хохот. — Я бы тоже захотел надрать задницу тому, кто выдернул мне модуль памяти... дважды. Зато теперь я знаю, что твоя личностная компонента, а с ней и все воспоминания явно целы и в полном порядке.

— Да уж конечно, — сардонически вставила Ви. — Сначала всех на уши поднял, а теперь смеется, как будто ничего не произошло.

— Ты невыносим, — Атлас покачал головой.

Сэлгран мягко отстранил протестующую Бильяну, которая как раз закончила с подготовкой к залечиванию ожога. Он приблизился к Атласу, присел на корточки рядом с ним и наклонился к его самому уху. Чуть коснувшись губами мочки и немедленно заставив задуматься о том, был ли этот жест случайным или нарочным, он прошептал так тихо, чтобы не слышал больше никто:

— С возвращением... гений.

Внутри словно взорвалось что-то теплое, а по коже побежали мурашки. Атлас ощутил даже не желание, а непреодолимую необходимость объятий, так что ему стало все равно, что подумают остальные. Он с мучительной неистовостью вцепился в спину Сэлграна, не забыв, однако, скоординировать свои ладони так, чтобы не задеть его раны. Запах паленого сменился знакомым сандалом, и из груди Атласа вырвался едва слышный всхлип облегчения. Сэлгран бархатно усмехнулся и, не ослабляя своей успокаивающей хватки, помог ему подняться и сесть обратно на кушетку для проведения полной диагностики.

Оранго быстро подключился к височному разъему Атласа и занялся проверкой жизненных систем, тогда как недовольная доктор Фотсинг, сжатые губы которой выглядели бледной тонкой ниткой, без слов ткнула Сэлграну на кушетку рядом. В этом жесте было столько суровости, что бывший Хранитель Скийи не замедлил подчиниться. Ньери же тем временем взяла на себя ответственность просветить Атласа в том, что случилось.

— Сэлгран удалил твой модель памяти, чтобы почистить от коррумпированных данных. Он хотел предотвратить деградацию, и, как видишь, это сработало.

— Каждая секунда приближала смерть твоей личностной компоненты, — добавил тот. — И на объяснения не было времени, да ты бы все равно не понял. Я не стал дожидаться, пока ты начнешь городить чепуху про антивселенную и сопротивляться, как Фидаир в свое время, и просто решил сделать то, что у меня получается лучше всего — добиться своего силой.

Тинаш, помогающий в перематывании его руки и торса специальными противоожоговыми бинтами, шикнул на него — Сэлгран виновато улыбнулся и замолчал. К этому моменту Атлас сложил весьма цельную картину случившегося, однако та самая деталь, что с самого начала заставила его вести себя иррационально, все же не давала ему покоя. Он посмотрел на Ньери, которая с явным удовольствием разглаживала свою сияющую кольчугу.

— Что с одеждой?

— Ах, это... — она замялась, отводя взгляд. — Э-э-э, дело в том, что как только гасханы исчезли, Сэлгран, не сказав ни слова, телепортировался на поверхность. Мы увидели его с приборов и... ну, я подумала, что он собирается сделать что-то плохое. Нет, а что мы, по-твоему, должны были делать? — она кинула короткий яростный взгляд на Сэлграна, затем вновь обратилась к Атласу: — Мы попытались остановить его, и в общем... в суматохе мы потеряли твое тело.

— Вы потеряли... что? — тот уставился на нее округлившимися глазами.

Ви захихикала, а Васера терпеливо пояснила:

— Мы нарушили систему телепортации, потому что подумали, что Сэлгран хочет сбежать. А вместо этого получилось, что остаточным импульсом тебя забросило черт знает куда на Скийе... Пока суд да дело, Сэлгран и Оранго срочно занялись чисткой твоего модуля, ну а мы вчетвером отправились тебя искать... снова. Ты не представляешь, через какие джунгли и болота нам пришлось пробираться!

Оранго не сдержался и прыснул. Он отключил Атласа от системы диагностики, захлопнул его височную защитную панель, покровительственно постучал по ней, как водитель по капоту любимого автомобиля, и торжественно заключил:

— От багов вычищен, к труду готов.

Оказалось, что Атлас находился в отключке четыре дня. Тем не менее он не пропустил ничего важного: особым распоряжением Вечных все мероприятия были отложены до того момента, пока он не восстановит функциональность. За это время кольцевая структура практически полностью выгоревшего ускорителя была разобрана. Роботы-помощники поставили маскировочные устройства по периметру и под чутким руководством офицеров «Регмалиона» возвели обелиск из серо-черного камня — такой высокий и тонкий, что, казалось, он пронзает небо. Его строгий, но выразительный дизайн хорошо отражал дух всех произошедших на Скийе событий.

Ни один из посторонних кораблей по приказу Вечных не допускался к орбите в эти дни. Прощание с телом Асхетона — весьма скромное по меркам Союза Планет и того, насколько верховный адмаршал был значим в его истории — было проведено за сутки до того, как Атлас очнулся. Отключенное от системы искусственного поддержания жизни тело Старшего находилось перед обелиском в течение суток, и офицеры участвовавших в бою кораблей подходили прощаться.

Не без труда пережив дебрифинг с Вечными, больше похожий на подробный допрос о случившемся в юни-разломе, Атлас быстро привел себя в порядок, чтобы успеть до начала церемонии похорон. У него не было ни одной свободной минуты, и прежде чем он успел осознать происходящее, он уже стоял в самом первом ряду, всего в нескольких метрах от залитого закатным солнцем основания обелиска.

Он так и не задал Вечным интересовавший его все это время вопрос — почему на миссию назначили именно его — в какой-то момент осознав бессмысленность ответа. «Вполне возможно, они предсказали и все то, что случилось после моего назначения на Скийю... а может, они на сама деле и сами не знают, почему выбрали именно меня. Они ведь просто суперкомпьютеры, при этом не видящие дальше своего носа».

Небольшая замаскированная территория не могла бы вместить всех, поэтому многим офицерам пришлось довольствоваться трансляцией по видеосвязи. Букеты с красными и белыми цветами обрамляли похожий на алтарь постамент с телом Асхетона. Рядом были выставлены его награды, а за обелиском белели размещенные на одинаковом расстоянии друг от друга накрытые тканью тела других погибших офицеров. Всего жертв насчитывалось несколько сотен, что могло считаться малой ценой за возможность для целой цивилизации перестать биться со своей тенью, однако зрелище все равно было удручающим.

От Вечных присутствовало пятнадцать представителей во главе с все той же судьей, открывшей церемонию торжественной речью. Атлас слушал вполуха — как он ни крутил ситуацию, воспринимать Старшего мертвым не получалось. Он чувствовал некоторую вину за то, что не может в полной мере прочувствовать трагичность момента — тело Асхетона виделось ничего не значащей пустой оболочкой, манекеном. Более того, его бледное, словно воском натертое лицо как будто принадлежало другому, лишь немного внешне похожему человеку, о котором Атлас не смог бы грустить, даже если бы попытался себя заставить.

Он украдкой посмотрел на Сэлграна. Если не считать левой руки в перевязке, тот был при полном параде — восстановленный в должности, он наконец-то облачился в свою старую форму. Атлас задержал взгляд на его знаках отличия: звезда, два ордена, нашивки, несколько лент и более мелкие жетоны. Он вдруг осознал, что впервые видит Сэлграна не нарушившим первую директиву ренегатом, которого нужно убрать любой ценой, не андроидом с сомнительной моралью, от которого в любой момент ожидаешь своекорыстной выходки, а уважаемым капитаном космофлота, успевшим отличиться особыми заслугами. То есть, таким, каким все эти годы назад его знали Вечные, Асхетон, Фидаир и экипаж «Таусси Шера».

Атлас почувствовал себя очень странно. Он смотрел на Сэлграна и словно видел его впервые, испытывая при этом целый спектр эмоций — вроде бы знакомых, но одновременно с этим совершенно новых. «Наверное, это и называется влюбился заново?» — подумал он с таким смущением, словно опасался, что кто-то услышит его мысли и посмеется над ними.

Влюбился... Атлас наконец-то не одергивал себя на этих словах, смирившись и перестав считать себя недостойным человеческого.

«Чем бы ни было это чувство, оно прежде всего сильное — этого достаточно для меня, чтобы считаться с ним».

Лицо Сэлграна, пусть сейчас и по-особому привлекательное, выражало мучительную боль. Он внимательно слушал речь, его напряженный взгляд был устремлен на постамент, и Атлас готов был поклясться, что его глаза увлажнились. С уничтожением ка-хона любая надежда переместить сознание Асхетона в новое тело, как бы ни мала она была до этого, растаяла окончательно. Для Сэлграна этот день знаменовал горькую и невосполнимую потерю близкого человека.

«Он наверняка все еще винит себя в случившемся», — печально подумал Атлас. Если бы Сэлгран знал то, что знает он, ему бы не пришло в голову грустить или жалеть о том, что Старший ушел! Если бы только он видел неописуемое выражение счастья и облегчения на его лице в тот момент...

Простота решения молнией поразила Атласа. Он тихо шепнул:

— Сэл... синхронизируйся со мной.

Тот скосил на него глаза, нахмурился и одними губами произнес:

— Прямо сейчас?..

Атлас только кивнул. Он на всякий случай посмотрел по сторонам — никто не заметил их разговора и не смотрел в возмущении. Сэлгран не стал уточнять причины странной просьбы, да еще и в такой момент, а просто послушно склонился чуть набок и ткнулся лбом в его лоб.

Мысль о том, что их доверие перешло в область безусловного, заставила Атласа ласково коснуться его руки кончиками пальцев. Он собирался сразу же убрать руку, но поток данных с его воспоминаниями о юни-разломе как раз в этот момент достиг контуров Сэлграна — тот вцепился в его ладонь в жесте отчаянной благодарности. Атлас не стал высвобождаться, изо всех сил пытаясь скрыть столь неподходящую случаю улыбку.

Речи шли одна за другой. Служившие с Асхетоном офицеры перечисляли его заслуги и таланты, вспоминали важные вехи и говорили об оставленным им следе в истории. Но для двух андроидов верховный адмаршал навсегда остался в памяти самым обычным человеком, после стольких лет разлуки счастливо обнимающим единственную женщину, которую он все эти годы любил.

Когда все слова, наконец, были сказаны, а оркестр отыграл марш, офицеры почетного караула дали залп из старомодных пороховых ружей — пережиток прошлого, дань традиции. В следующий момент тела погибших вспыхнули яркими факелами, уже через несколько секунд оставив после себя лишь горстки пыли, которая вскоре развеется ветром. На главных планетах Союза давно практиковалось захоронение путем так называемой быстрой кремации, к которому тела готовили с помощью специальной процедуры. Местному населению в качестве памятника останется только сам обелиск без указаний имен или даты — о его загадочном появлении наверняка в будущем сложат легенды.

На следующее утро состоялась большая церемония награждения для отличившихся храбростью офицеров, в числе которых был и Атлас, получивший медаль за особые заслуги. Сразу после этого из системы Эйдолона отбыл доставивший Вечных корабль — пора было возвращаться к делам. Весь Союз ждали огромные изменения. Человечество наконец-то имело возможность не ограничиваться родным сектором галактики и могло исследовать другие места, не боясь, что появившиеся из ниоткуда враги ударят в спину. Среди офицеров слышались воодушевленные разговоры о возможности встретить другие цивилизации — те, с которыми можно будет общаться и делиться знаниями и технологиями, а не только молча воевать.

В последующие дни и другие звездолеты получили новые назначения и один за другим покинули орбиту Скийи. «Джаспис» задержался дольше всех. Во время боя ему пришлось спуститься в тропосферу, где он получил массивные повреждения и был вынужденно приводнен невдалеке от острова. Он не смог бы даже подняться на орбиту, не то что уж идти своим ходом, и требовал буксировки. Утром накануне вылета Атлас и Сэлгран поднялись на борт, чтобы попрощаться с капитаном и экипажем.

— До конца полета мы официально безработные, — хмыкнула Ньери, имея в виду отсутствие экспериментального мира. — Будем от скуки надоедать красавчику, чтобы он не грустил о нашей старой посудине.

Она кивнула на Оранго, который молча проводил ладонью по гладкой поверхности акцентной стены кают-кампании, глубоко задумавшись о чем-то.

— Что теперь? — спросил у него Атлас.

— На верфь, — отозвался тот, не оборачиваясь. — Спишут в утиль или переквалифицируют — пока еще не решено. В любом случае, весь экипаж ожидает длительный отпуск на станции или планете по выбору.

— Уже решил, куда отправишься?

— Хорошенько отдохну, потом, наверное, навещу Фари, — Оранго глянул на него и вдруг широко улыбнулся. — А вообще, я надеюсь в скором времени получить назначение на один из кораблей, направляющихся в приграничные территории. Ты же знаешь, я не привязан к жизни на планете. Мне всегда хотелось быть первооткрывателем.

Атлас в очередной раз поразился его умению смотреть в будущее в неизменной легкостью и оптимизмом.

— А вы? Как вообще разрешилась ситуация с постом Хранителя Скийи?

Атлас и Сэлгран переглянулись, и последний издал неслышный смешок, великодушно предоставляя первому объяснить ситуацию.

— Никак, — сказал Атлас смущенно. — Дело в том, что Сэлграна восстановили в должности, но при этом меня с нее не снимали... так что технически у планеты теперь два Хранителя.

— Конечно, с исчезновением гасхан многие функции Хранителей становятся излишними, однако Скийя — особый случай, — добавил Сэлгран. — Нам предстоит сбор данных об аномалии постфактум, а также большое количество экспериментальной работы в течение ближайших лет. По истечению их нас, возможно, тоже переведут на какой-нибудь корабль, но пока об этом думать рано.

Оранго оценивающе цокнул языком, недоверчиво склонил голову и окинул их выразительным взглядом:

— Длинноват медовый месяц, нет?

Он беззастенчиво расхохотался, за что тут же схлопотал дружеский толчок в плечо от Атласа.

Ослепительные солнечные лучи играли на голубой водной ряби. На горизонте, где вода и небо сливались в одно, маячили скользящие формы серебристо-белого каркаса корабля — он казался силуэтом всплывшего на поверхность фантастического морского чудовища. Атлас и Сэлгран провожали «Джаспис» с пляжа, стоя в тени раскидистых пальмовых листьев. Они следили за тем, как корабль, увлекаемый буксирной тягой, плавно и бесшумно поднимался все выше в небо — весьма редкое зрелище, не каждый день звездолеты взлетают с поверхности планеты.

Они не разговаривали, наслаждаясь мерным плеском волн, мягким шелестом травы и редкими криками морских птиц вдалеке. Постепенно «Джаспис» превратился в блестящую точку в безоблачном небе, а затем и совершенно исчез, а они все стояли и смотрели вдаль. Бриз растрепал Атласу волосы, заставив его шевельнуться, чтобы убрать длинные пряди с лица. Он вздохнул и сказал:

— Что ж, похоже нам пора приступать к прямым обязанностям.

Стоявший чуть позади Сэлгран обхватил его поперек талии, привлек к себе и прошептал:

— У нас ведь... найдется минутка?

Атлас запрокинул голову, кладя ее на плечо того, кто сначала был ему противником, затем тайным любовником и, наконец, стал напарником-Хранителем, устремил взгляд в небо и ответил:

— Теперь — хоть целая вечность.