Вэриан буквально чувствует, как пылают его щёки и кончики ушей, как по телу разливается волнами тепло, а в груди загорается приятный огонёк, когда он смотрит на Кассандру.
Она сидит в углу, за маленьким столиком, деловито закинув ногу на ногу, и печатает что-то в серебристом ноутбуке; Вэриан пристально следит за каждым её движением и вздохом, упиваясь тем, как же изящно она убирает темные кудряшки с лица, наблюдая, как летают её тонкие пальцы над клавиатурой, а потом невольно пускаясь в размышления: а что, если бы она запустила эти самые пальцы в его волосы и перебирала пряди, что, если бы провела про его щеке, что…
Он моргает несколько раз, пытаясь очнуться от наваждения, и потом подхватывает на лету чуть было не упавший на пол стакан. Если бы тот разбился, то пришлось бы убирать стекло, а Кассандра подумала бы, что он очень неуклюжий, поэтому Вэриан бы запаниковал, разбил ещё несколько стаканов, а Кэсс бы порезалась осколками, и потом-
Вэриан готов поклясться, что если он не успокоится прямо сейчас, то этот день может в любую минуту обратиться для него настоящей катастрофой. Он не должен всё испортить. Только, чёрт побери, не сейчас.
Он в который раз за сегодня мотает головой из стороны в сторону, пытаясь прогнать раздражающе-нелепые мысли. Стакан переливается хрусталём и пускает радужные блики, когда юноша ставит его на полку и опять опускается со вздохом на стул, тихо рыча в уме. Он не может быть спокойным, когда тут она!
Сегодня в кофейне пусто, — как всегда в среду, впрочем. За столиками нет никого, кроме пары людей, сидящих поодаль, и той, на которой всё утро сконцентрированоего внимание. Кассандра.
За стеклом большой витрины видно блестящие закатние лучи, до рези слепящие глаза, позолоченные листья, что под солнечным светом карамелью переливаются. Люди проходят мимо, но даже не смотрят в сторону небольшой кофейни, — все куда-то идут, стуча обувью по сырой брусчатке и торопливо проверяя время на часах.
Кассандра в нескольких метрах от него расслабленно откидывается на спинку стула и медленно кликает мышкой, будто завершая работу. С лёгкой полуулыбкой она поднимает кружку и отпивает пару глотков, обхватывая губами бортик чашки.
Она почти всегда заказывает эспрессо. Чёрный, как ночь, и горький, как… Вэриану даже не с чем сравнить. Он сам, как любитель всяких пенок и карамельных топпингов, в который раз удивляется этому, а Рапунцель всегда хихикает солнечно — и немного подозрительно. А потом заявляет, что они стоят друг друга. Вэриан всегда прячет красное лицо за чёлкой, спадающей на лицо, и делает вид, что ничего не происходит, хотя все они знают, что это не так. И что он по крупному, по правде говоря, влип.
Это похоже на сладкую негу, что расползается кляксой изнутри, прямо от сердца, по жилам пуская тепло. Вэриан находится в состоянии абсолютного упоения, когда смотрит на неё и замечает, как на краешке кружки остаётся едва заметный след её от карминово-красной помады.
И отвлечься от этого у Вэриана решительно не получается даже тогда, когда он начинает рассматривать прохожих, сверкающий изумрудно-рубиновым светофор на другой стороне улицы и трепетание веток под невесомым ветром.
Ну, вообще-то, с Кассандрой они знакомы уже несколько лет — спасибо Рапунцель, их совместной знакомой, и её неудержимым порывам дружелюбия.С позитивной златовлаской он встретился ещё в… кажется, в средней школе, но даже потом, когда они оба закончили её и поступили — Вэриан на химическо-биилогический, а Рапунцель — на дизайнерский, они не перестали общаться.
А потом Рапунцель перевернула его мир, в один чудесный день познакомив его с Кассандрой.
Она была… чудесной. Молчаливая, но любящая влезть с колкой фразочкой в какой-нибудь спор, умная, сильная и даже немного страшная. То есть, она была красавицей: была в её чертах какая-то… манящая холодность и отрешённость, тонкая изящность и темнота. Вэриана это всё манило жутко сильно, а нутро вскипало каждый раз, когда он на неё смотрел. Страшной она была в ином смысле… Он опасался её, ведь она действительно была непоколебимой, упёртой и, что самое весомое, — довольно жестокой. Кассандра раньше ходила на боевые искусства, а после — ещё и на фехтование. А как-то раз юноша видел у неё дома настоящий пистолет — он был даже заряжен, и Вэриан тогда подумал, что, наверное, даже если бы она пристрелила кого-нибудь, он бы в это время любовался бы кровью на её руках.
О нет, мысли опять ушли не в том направлении, в котором Вэриану хотелось бы.
Он делает глубокий вздох и переводит взгляд на саму девушку, которая давно похитила его мысли и разум. Сейчас она выглядит вполне себе… спокойно. Расслаблено.
(Но нет, он не собирается забывать тот случай, когда она еле не сломала руку Юджину во время их очередной перепалки)
Днём за днём. Ночь за ночью. Час за часом и минута за минутой… Вэриан и сам не осознаёт, что опять думает о Кассандре. О Кассандре, родственных душах и неоновом, что, кажется, ядовитой кислотой давно проел его мысли, не давай вдохнуть спокойно рядом с ней, — будто бы сердце из груди выскакивает, дышать становится труднее, а движения становятся неуклюжими и беспорядочными.
Признаться честно, он перерыл множество книг на эту тему в здешней библиотеке, перечитал кучу статей в интернете и наслушался историй от проницательной Рапунцель, но всё ещё чувствовал себя… безумно странно. Это не может быть реальным. Это же… магия. Жизнь не может просто так связать две абсолютно разные судьбы между собой, создав невероятное — наитончайшую эмоциональную связь, что всегда будет существовать. Возмутительно, глупо и никак не обосновано научными фактами. Это ведь невозможно. И эти… невидимые для других отпечатки, светящиеся ярко-неоновым, что должны расцветать повсюду, где «твой» человек чего-нибудь касается. И то, что их можно увидеть только один раз в году, в какой-то совершенно любой день.
Немыслимо, боже.
Соулмейты — настоящее сумасшествие, и Вэриан ни за что бы не поверил в эту волшебную чушь, если бы его сердце не билось так безнадёжно быстро рядом с Кассандрой, совсем не оставляя иного выбора.
Поэтому да, Вэриан полностью и бесповоротно сошёл с ума.
Он бросает взгляд на настенный календарь, где выетиватой цифрой на молочно-белой бумаге вырисовано «двадцать первое ноября» и тихо вздыхает, думая, что наверняка ему просто не суждено. Ещё один день, полон глупых надежд. Ещё один день, когда он с сожалением сорвёт лист календаря, сменяя цифры одну за одной.
В голову приходит внезапная мысль. На улице ведь свежее.
— Я на минутку, — тихо отзывается он, выскакивая из кофейни под порыв ветра, задевший колокольчик у двери, — ему бы влетело от начальства, но всё равно посетителей, кроме Кэсс, сейчас нет. Она, кстати, проводит его взглядом, поэтому сердце где-то внутри ёкает перепуганно.
Да, тут действительно свежее.
Вэриан просто не знает, что ему делать со всем этим, потому что уровень самообладания у него катастрофически мал, а эмоции превышают его на сотню-две процентов — его почти что рвёт на кусочки.
Кассандра внутри сидит с каким-то детективом, потрёпанным и пропахшим старым ароматом гербария и сухой осени, и Вэриан думает, что это выглядит безупречно. Эстетично.
Она выглядит так, будто ждёт его, и Вэриан не знает, что его смущает больше — то, что она, видимо, делает это специально, или само её пребывание здесь. А что, если приходит сюда Кассандра не только из-за вкусного кофе? Что, если причиной является сам Вэриан, который устроился работать тут баристой?
Когда горячий румянец понемногу уходит со щёк, юноша бросает взгляд на часы и замечает, что, вообще-то, его смена давно закончилась, так что он оставляет ключи своему коллеге — Хьюго, а потом собирается домой. Но пока Вэриан напяливает на себя пальто и пытается кое-как пригладить свою торчащую и наэликтризованную из-за шарфа чёлку, протирает забрызганное им же зеркало в уборной, разглядывает белый свет лампы на потолке… В общем, когда за ним закрывается дверь, то на улице всё оказывается напрочь промокшим.
А ещё. Они выходят на улицу вместе. Кассандра едва задевает его плечом, а Вэриан, очнувшись от захлестнувших волной воспоминаний и минутного наваждения, бездумно подставляет руки под хлещущие струи кристально-прозрачного дождя, пробивающие дымчасто-табачное небо.
Кассандра поднимает голову вверх и не двигается с места.
Внезапная догадка простреливает голову Вэриана.
— Ты тоже без зонта, да?
— А? Да, — пожимает она плечами, — ну и ладно, я люблю дождь, так что…
— Оу, — это всё, что выдавливает из себя Вэриан, перед тем, как замолчать от застывшей в воздухе неловкости, но потом у него вырывается: — я тоже люблю.
Хочется добавить «тебя», но он вовремя одергивает себя, чувствуя стекающие по лицу капли дождя. Они охлаждают. Ему удаётся собрать расплавленный мозг по кусочкам. Едва ли.
— А я думала, что одна такая сумасшедшая, — фыркает она, и непонятно, то ли это сарказм, то ли просто обычная фраза.
— Тогда почему бы нам не сходить с ума вместе? — неожиданно вырывается у Вэриана. Через миг он осознаёт, что же ляпнул, и его лицо становится по цвету почти таким же, как цвет мигающего алым напротив светофора.
Окей, кажется, Кассандра давным-давно поняла, что с ним не так.
Потому что она хмыкает, — Вэриану кажется, что насмешливо, — и вскидывает голову к пыльным небесам. Веет прохладой, он сам морщится от противного холодка на коже, но Кэсс выглядит непоколебимой и спокойной, поэтому он заставляет себя прогнать мешающиеся мысли и излишнюю панику.
— Слушай… Кэсс.
Она вопросительно на него смотрит.
— Ты ведь далеко живёшь… Я не хочу, чтобы ты промокла под этим ливнем, так что, может, пойдём ко мне? — ого, он смог сказать предложение, даже не смущаясь. Ну, не сильно.
— Хорошо, если ты не против, — она кивает, и Вэриан ловит краем глаза её полуулыбку.
Они добираются в тишине — лишь тихий шум дождя и звонкий стук капель, что рассыпаются на асфальт, нарушают её.
Неоновые пятна краской смываются и тонут в лужах.
* * *
Вэриан совершенно к этому не готов.
Не готов видеть её у себя дома, сидящую на стуле, поджавшую ноги, всю такую промокшую из-за дождя, — ему приходится дать ей один из своих свитеров, и миледи выглядит потрясающе в нём, если честно.
Он смотрит-смотрит-смотрит на неё, и опять не может оторваться — хочется клеймом запечатлить этот образ в памяти. Снова бесстыдно наблюдает, как она облизывает губы после глотка горячего шоколада, и еле сдерживает себя от того, чтобы эти губы поцеловать; как она греет извечно холодные руки, испещерённые шрамами из-за постоянных тренировок, в рукавах его свитера, и у него перехватывает дыхание.
Вэриан позволяет себе утонуть в трясине её глаз.
Итак… Сначала он думает, что если будет наигрывать на гитаре что-то ненавязчивое, то ему хотя бы будет проще отвлечься, ведь придётся сосредоточиться на чём-то другом.
Потом, когда он берёт в руки инструмент, Кассандра совершенно спокойно рассматривает его с интересом в глазах, и Вэриан понимает свою ошибку.
Но под пальцами всё равно разливается тихая мелодия, ложась на струны, и сначала Кэсси просто вслушивается в аккорды, наверное, различая явно знакомую ей sweater weather от the neighborhood, но не смотрит на него, предпочитая обратить своё внимание на бьющие по стеклу окна капли, — теперь это кажется уютным.
Но.
Но потом, когда она всё же переводит взгляд на него, то он получает отличный обзор на её широко распахнутые и, ну, явно ошарашенные глаза.
— Это… что? — спрашивает Кассанрда, хоть и прекрасно догадывается сама. Она тянется ближе, и Вэриан сбивается, чувствуя её присутствие совсем-совсем рядом. Её рука задевает струны, те тихо звенят, давая ответ на безмолвный вопрос.
Вэриану кажется, что она задевает разом все струны его души, когда он видит, как космически-прекрасно расплываются неоновые следы её касаний.
Он отдёргивает ладонь, чувствуя фантомное покалывание на кончиках пальцев.
Мозг, честно говоря, отключается напрочь.
— И всё-таки это ты, — она усмехается чуть нахально, отбирая у него гитару и откладывая её подальше. Ох, она будет только мешать.
— И всё-таки это я, — бормочет юноша и чувствует, как сердце неистово стучит и вырывается из груди — ещё немного, и напрочь рёбра раскрошит, — у Вэриана всё плывёт перед глазами неоновыми разводами, потому что… Вау. Это действительно происходит на самом деле?
— Ты в порядке? — пихает его в бок Кэсс, и он медлит несколько секунд, прежде чем ответить.
— Да, я… — просто задыхаюсь, — в норме. Я просто… — задыхаюсь, — даже недеяться на это боялся, — каждое слово с непосильным трудом и дрожью, пробивающей до костей. Потому что мысли, слова, мир — абсолютно всё! — продолжает рассыпаться на мелкие-мелкие, такие ничтожные в сравнении с этим чувством крупинки, что Вэриану даже страшно становится — он даже описать не в силах.
— Я, конечно, знала, что страшная, но прямо… настолько? — с грохотом тишину разрезает вопрос. Кэсс вздёргивает бровь, хмыкая насмешливо и расслаблено покачиваясь на стуле — так, по-особенному, в своей манере, — но что-то в её движениях и мимике выдаёт внутреннее напряжение, хоть реплика и вовсе шуточная какая-то. Действительно. Нелепая шутка.
— Чего? Нет, ты не…
«Ты не страшная, ты очень красивая и классная, а ещё я тебя люблю и поэтому схожу с ума», — хочет сказать Вэриан, но у него не хватает никаких душевных уже сил на это безумие, ведь внутри теплится едкое «я боюсь тебе признаться». Как яд в крови.
— Эй. Я шучу.
Юноша бросает на неё беспомощный взгляд из-под лезущей в глаза чёлки и вцепляется пальцами в чашку с горячим шоколадом, почти обжигая ладони о стенки. Но это кажется единственным выходом, а молчать — единственным его спасением.
— Так… ты ведь не рада, да? Разочарована? — напряжённо передёргивает он плечами и вздыхает, будто бы проживает свои последние минуты в этом мире.
Вэриан почти задыхается на судорожном выдохе, когда вместо ответа Кэсс привстаёт со стула и рывком прижимается к его губам.
Внутри всё переворачивается и рассыпается окончательно, и всё, что ему остаётся — хвататься за последнюю струну.
Первая мысль в его голове — о том, что это просто какой-то волшебный сон, и о том, что он совсем не хочет просыпаться. Но отпечатки не мерещатся. Господи, это не галлюцинация.
Вторая — как же извечно холодная, саркастичная и аэмоциональная Кассандра может целовать его с такой пылкостью, с таким безумным жаром на губах?
Вэриан еле-еле находит в себе силы ответить, сомкнув веки и потянув её на себя. Он сжимает её в своих руках и сминает свитер на спине. Кровь стучит в голове набатом, а время рассыпается крошечными искрами и оседает в воздухе.
Поцелуй со вкусом перца и горького шоколада остаётся приятным ощущением на губах, а неоновые отпечатки звёздной пылью пачкают щёки.
Становится тепло.