Руки чужие пронзают сердце мятежного бога и обрушивают скалы. Взмахом ладони меняют тёмные лабиринты в недрах гор и дворцы целые низвергают в пропасть, что тут же смыкается и остаётся обестравленным шрамом. Руками чужими возводится город — этими же руками он может быть сокрушён, взбреди что архонту в голову.

Архонт щёлкает пальцами — и земля разверзается.

Поглощает грозный весенний сель, что едва не разрушил деревню у подножия.

А Сяо вспоминает невольно — экий глупец! нашёл, на что время тратить! — как осторожны, нежны почти были этих же рук касания.

"Я гляжу," едва-едва тёплые, точь-в-точь солнцем пригретые камни, "ты боишься меня?"

К ногам его падают длинные, спутанные пряди.

Он не боится. Дыхание каждый раз задерживает не из страха вовсе — из привычки.

Потому что нет в руках чужих для него добра и нежности. Раньше не было — и сейчас быть не может, он знает.

И ждёт.

Воинственный архонт оставляет две пряди обрамлять лицо.

"Я искренне сожалею," говорит, откладывая ножницы и отступая на несколько шагов.

Сяо вдруг хочется усмехнуться: будто и вправду он горевать о волосах своих будет! Пусть всякие правители с генералами да богами их лелеют — а его душе уже всё равно, обрей его даже кто налысо.

Всё равно до сих пор бабочкой пойманной бьётся, крылья о сетку раня: что будет? что будет? к чему это всё? 

К чему улыбаться, к чему еду приносить, к чему сожалеть и приказывать не выпускать из комнаты, пока все раны не затянутся, как положено?

Архонт касается едва тёплыми пальцами плеча, смахивает мелкие волоски, что осыпались на одежду.

У Сяо внутри разверзается пропасть.

Не силе в этих руках он дивится — нежности.

Этот архонт не скупится на наказания и не скупится на добрые жесты. Этот архонт безжалостно головы сносит недругам своим и раздает с улыбкою золото людям.

Этот архонт… такой странный.

Сяо все ждёт, когда померкнет его доброта.

Ждёт — и за каждым касанием мимолётным тянется. 

И с каждым касанием в пропасть с грохотом падают камни.

Слишком мало. Слишком много.

Пусть задержит руку на плече дольше. Пусть не прикасается вообще, даже если и случайно.

Старые привычки, что та крапива, упорно новые душат.

— Всё ещё боишься? — смеётся архонт спустя года и столетия, когда они встречаются под осыпающейся уже шелковицей.

— Нет, — склоняет голову Сяо. — И не боялся никогда, повелитель.

— Верно, — архонт прикрывает глаза. Вздыхает устало.

Как давно, думает Сяо, лицо его изрезали трещины?..

— Верно.

Что же тревожит его так сильно?..

Сяо хочет спросить — не решается. 

Хочет помочь — не в его это власти.

Хочет — не смеет.

Утешается лишь едва тёплой чашкой в ладонях. 

Корит себя потом куда сильнее, чем традициями давно забытыми положено. Волос не трогает куда дольше, чем полагается в трауре, позволяет жёстким концам щекотать плечи, напоминая о остриженных прядях, колющих сквозь тонкий шёлк. Пропасть разверзается шире, пастью своей грудь вспарывает.

И умолкает вмиг, как только Ч ж у н л и — глаза золотые, волосы тусклые, ладони тонкой кожей скрытые, лицо едва морщинами тронутое — берет его за руку. Круги выводит меж пальцами, точно заклятие какое рисует.

— Неужели, — смеётся он горько, — стоило умереть, чтобы ты перестал меня сторониться?

Воздуха душного мало, Сяо вдохнуть пытается — выходит едва ли, рвано, больно.

— Зачем, — спрашивает сипло, руки не отнимая, — повелитель Чжунли с этим адептом так жесток?

Чжунли не целует — губами прижимается к пальцам, вокруг глаз зажмуренных собираются золотом блестящие трещины.

— Должно быть, этот гость плох в чувствах, — дыхание его так странно тёплое, едва ли не обжигает. Да что он, в самом деле, насмехается будто! — Надо же, как по-человечески вышло: сам ещё не разобрался, а уже тебя обременяю…

— Разве я не стою сейчас в руках твоих?

Хочется отпрянуть. Хочется стоять так вечно.

Знает, что богам доверять опасно. Собирается всё равно.

Должно быть, люди до сих пор на него дурно влияют.

— Если случится мне оттолкнуть тебя — значит, демон вновь взял над моими мыслями верх. Дай мне время…

Чжунли кивает — о, ему ли не знать, скольких демонов Сяо в душе своей носит! 

— ...и я вернусь к тебе. обязательно.