ИМПЕРИЯ ЛАВКРАФТА
Пролог
...Август 4899 г. Колония Новый Род-Айленд, пригород Провиденса. Кладбище имени святого Иоана.
Полдень. Сероватые облака заволокли голубоватое солнце, словно вдовья вуаль. Казалось, вот-вот пойдёт дождь. К тому же, было довольно холодно: Новый Род-Айленд — весьма крохотная планета, да и Азазелис, местная звезда, несколько меньше и холоднее Солнца, здесь даже лето не балует теплом.
Мэй Мазур хоронили скромно, но достойно — присутствовали лишь родные и близкие. Все, кроме священника, пребывали в полном молчании. Генрик, отец Мэй, то и дело прикладывался к фляге, словно пытаясь запить горечь утраты дешёвым виски.
Александр успел лишь к концу церемонии погребения. Он купил ближайший билет, потратив на него всю стипендию, и как назло опоздал на заупокойную мессу. Даже панихиду пропустил — когда он наконец добрался до кладбища, гроб уже опускали вниз.
Попрощаться с любимой кузиной как следует не удалось.
— Она хотела, чтобы её кремировали... — выдохнул Генрик, едва гроб опустился на дно ямы. — Говорила, погребение — удел тех, кто привык себя ограничивать. А она хотела быть свободной.
Александр не ответил — лишь бросил мимолётный взгляд на священника, что как раз завершал проповедь, бегло оглянулся и спрятал нос в фиолетовый шарф.
— «Кремация — удел богомерзких язычников, мы похороним её по-христиански», — передразнил Генрик, сверля взглядом мать покойной, что заливалась слезами у надгробия. — Дёрнул меня чёрт жениться на этой ведьме... Что она, что твоя чокнутая матушка. Без обид.
— Ненавижу их обоих, — кивнул Александр. — Я не вижу здесь ни матери ни братьев. Они были с вами в церкви?
— Были. Кристин ушла сразу после проповеди, сказала, что явится на поминки, но пошла она к чёрту. Мальчишки ушли с ней, Льюис отлучился как раз за пару минут до твоего прихода. Полагаю, он решил наведаться к Сэмми. Тебе тоже стоит.
— Обязательно.
— На тебе её шарф?
Александр сжал пальцами вязанное полотно, окутывавшее его шею.
— Мэй подарила мне его в начале года. Сказала, мне идёт. А ещё перчатки. В новоканадском Квебеке зимой довольно холодно.
— Да, Мэй упоминала. Между прочим, она любила фиолетовый.
— Ты! Какого дьявола ты здесь делаешь? — скрипучий женский голос заставил Генрика поёжиться, а Александра — посильнее натянуть шарф на нос.
— Я уже ухожу, тётя Кэт, — Александр сделал шаг в сторону кладбищенских ворот, но цепкая и костлявая женская рука вцепилась в рукав его пальто, не давая уйти.
— Ты должен был приехать вместе с ней, ублюдок! Почему ты жив?
Кэтрин Мазур, мать покойницы и родная тётя Александра. Генрик за глаза называл её всеми синонимами слова «ведьма», в чём был отчасти прав.
— Побойся Бога, женщина! — Генрик оттолкнул её от Александра и встал между ними живой стеной. — Как у тебя язык повернулся говорить такое? Он же твой племянник!
— Неблагодарный, богомерзкий отщепенец! — продолжала плеваться Кэт. — Как тебе хватило наглости сюда явиться?
Александр пожал плечами и направился к воротам.
— Я позвоню вечером, Хэнк, — бросил он напоследок.
— Запомни, отродье, не видать тебе наследства, ни единого цента! Кристин уже написала завещание, от твоего имени там ни единой буквы! — продолжала распинаться тётушка, крича ему в спину и вырываясь из рук мужа, чтобы броситься вдогонку. — Ни единого! Умри в нищете и сгори в аду, отродье!
Александру еле хватило выдержки, чтобы не высказать ей: «наследство» в его случае — лишь полуразваленный дом на отшибе пригорода и долги.
И лишь у самих ворот он оглянулся и с горечью поджал губы.
— Полоумная старая перечница...
... Кладбище святого Иоана и муниципальное кладбище Блэклэйк находятся в диаметрально противоположных концах Провиденса. Чтобы добраться от одного до другого приходится брать аэротакси. Или же воспользоваться скай-трэйном, что займёт более трёх с половиной часов, но сэкономит и без того скудные финансы Александра. Всё же, Провиденс — довольно большой город, пусть экономика и инфраструктура здесь оставляют желать лучшего. Линии скай-трэйн пролегают прямо между городскими многоэтажками, в окнах которых порой можно увидеть всё что угодно — от парочек, занимающихся сексом прямо на подоконниках, до сцен домашнего насилия и бытовых потасовок.
Проезжая от станции Сент-Йоан Семетери по ветви «Саут-Виллидж — Даунтаун» до самой конечной, примыкающей к кольцевой линии Сентрал-Ринг, можно полюбоваться зелёными насаждениями и островками домашней растительности, выращиваемой на окнах и балконах в стиле минимализм. Пересев на Сентрал Ринг на станции Провиденс Оупра Холл, можно объехать центр по дуге, вдоволь насмотревшись на строящиеся небоскрёбы, ещё не покрытые зеркальной гладью плексигласовых окон, а доехав до станции Гранд-Авеню и пересев на ветвь «Центр — Индастриал», приходится лицезреть безликие серые стены промышленных зданий. А приехав на Иннсмут-Виллидж, остаётся лишь пересесть на внешнюю городскую ветвь, соединяющую все прибрежные поселения близ Провиденса, и от неё доехать до станции Блэклэйк-Семетери, минуя небольшой морской порт в бухте Иннсмут.
Александру здесь нравилось больше всего. Когда ему было четыре, отец работал судовым инженером на рыболовецком траулере. Каждую пятницу его корабль заходил в бухту на отгрузку, а экипаж сходил на берег на целые выходные, и мать вместе с ним и старшими братьями приходила его встречать. Вечером, ближе к ночи, море пело голосами китообразных существ местной планетарной фауны, а уже с наступлением темноты оно светилось мириадами огоньков — зелёных, голубых, фиолетовых...
Когда ему было пять, отца не стало — поломка на инженерной палубе, утечка газового топлива, пожар. С тех пор мать Александра из просто набожной женщины превратилась в чокнутую религиозную фанатичку.
Снова вспомнив о матери, Александр ядовито улыбнулся и фыркнул в шарф. Бухта Иннсмут уже маячила портовыми надстройками позади поезда, несущегося в сторону станции Олд-Бикон.