Рассекают гладь воды утлые судна, оставляя за собой пенистый след. Рыбачки не замечают границы между морской и черной водой, смеясь о своих бедах. Их так мало, но в тоже время кажется, словно проблемы покрывают тебя с головой и ты тонешь. А спасительной соломинки и нет, не было её. 

Люди не сразу замечают неладное, они встают с сидений и переговариваются встревоженными голосами. Черная вода берет свою дань. Они стремятся выплыть, сделать хоть что-то, но не получается. Все обратилось в камень и под собственной тяжестью идёт ко дну. А внизу в непроглядной тьме снуют рыбы с редкой чешуей, ожидая тех несчастных, кто рискнёт потревожить гладь воды своими всплесками. 

Ослепительно. Думает Хэ Сюань, с деланным равнодушием смотря на себя в золотое зеркало(Ши Цинсюань так и не отвыкла дарить ей бесполезные вещи). Знала ли Мин И о том как испортится её облик? Даже если и да, то это не важно. Костям не важно как нежно сейчас выглядит Хэ Сюань. Сколько красок добавилось в безжизненный образ вместо черного, столь надоевшего цвета. 

Пусть зеркало искажает цвета, не передаёт в полной мере всю яркость данного наряда, Хэ Сюань видит и не может избавиться от незримого присутствия Ши Цинсюань. Матовые темно-зеленые нижние одежды стелются широким подолом, скрываясь за верхними более светлого, но всё ещё достаточно темного оттенка зелёного. Ши Цинсюань придумала как сделать градиент, с каждым слоем делая цвет все светлее и светлее. И последней одеждой является газовая полупрозрачная накидка, столь невыносимо сладкого зелёного, что зубы сводит. 

И румянец на щеках раздражает. Она выглядит как какая-то весенняя богиня, что больше бы подошло Юйши Хуан или на крайний случай Пэй Мин. Но не ей. Она должна являть собой скорбный облик смерти, что вечно молчит о своих сожалениях, а не эту радость жизни. Ши Цинсюань...

Хэ Сюань с яростью порвала салатовую накидку, собираясь сжечь эти кусочки ткани и наконец поговорить с наглой богиней на её языке. Когда же женщина смыла с себя весь этот приторно-живой макияж, в зелёном платье она была похожа на засохшую ветвь. Кто-то сорвала и заботливо высушила веточку со всеми листиками, сохранив цвет юности и добавив старости. Мертвенность совсем не к лицу. И плевать, ведь этого и добивалась она. 

Но сорвать последний, самый темный слой не смогла. В голове сами собой возникли влажные глаза и ласковый голос, отрекающийся от всей дружбы. И дикие вопли зелёной обезьяны, которая цепляется за воздушную юбку; просит внимания. 

Хэ Сюань не сожгла платье, она вызвала своих верных драконов и нырнула вместе с ними в вязкие воды дома. Оставить напоминание о непролитых слезах на дне, под каким-то камнем или скелетом. А потом с обиженным видом соврать, что платье погрызли мыши. Да, это будет верным решением. Хэ Сюань перехватила гребень дракона, смотря сквозь толщу воду на бледное солнце. Сколько же воспоминаний похоронено под ней, в её владениях, никто не сможет пересчитать. 

Лёгкие наполнились водой и ей пришлось долго отхаркивать её, проклиная свою сентиментальность. И откуда только взялось. Понахваталась дряни от Ши Цинсюань и даже нормально избавиться от чего-то не может, как прикажешь убивать несравненную госпожу Ши? 

Ненависть льется сквозь обнаженные ребра, оставляя в толще воды черные пятна. Но она запирает себя внутри, смотрит сквозь пальцы на Ши Уду и душит себя этой ненавистью. Она всего лишь ждёт момента, одного шанса, которого хватит, но богиня уплывает от неё смеясь надменно.