Альтернатива

Началось всё спонтанно.

Просто во время очередной драки Му Цин обнаруживает себя на земле не потому, что Фэн Синь пытается разрубить его мечом, а потому что трахаться стоя неудобно. И вовсе не тогда, когда он в безумии и бреду упал из-за тяжёлой раны, а когда матерился сквозь стоны, насаживаясь на член и кривясь от шуршания травы. Член был большой, но адреналин в крови перекрывал боль, и Му Цин шипел скорее по привычке, чем по реальной причине. Фэн Синь за это впивался своими острыми клыками в белые плечи, оставляя яркие фиолетово-красные укусы и засосы, и оттягивал голову, шепча на ухо Му Цину что-то пошлое о том, какой он узкий и как плотно принимает его. И что задницей он подмахивает лучше, чем владеет мечом. Му Цин рычит, извиваясь, думает, что больше он этого уёбка к своей заднице не подпустит, но прогибается так, что у Фэн Синя твердеет ещё больше, хотя вроде как куда ещё-то, и стонет по-блядски развязно, как не у одной проститутки не получится. Откуда только научился, думает Фэн Синь, кончая от хриплого голоса Му Цина и охуенных ягодиц, в которые он вцепляется и руками, и взглядом.

«Охуенные», — ещё раз горячо удостоверивается и подтверждает это он чуть позже, шлёпая зажатого в маленьком проулке Сюанчжэня по крепкому заду и уворачиваясь от меча. Му Цин громко кричит, какой он мудак и долбоёб, вспыхивает так, что краснеют кончики ушей и шея, и Фэн Синю это кажется даже милым. Ещё бы только меч не упирался ему в шею. Му Цин злобно смотрит этим своим-трахни-меня-взглядом, но не даёт сократить расстояние, раздевая его огнём на дне блестящих глаз.

Фэн Синю хочется ему отсосать. Или дать.

В итоге отсасывает сам Му Цин, но Фэн Синь совсем не против языка на налитой кровью головке и откровенного вида Му Цина на коленях. Он рукой зарывается в светлые волосы, насаживаясь на неумелый рот, и покрасневшие губы соблазнительно растягиваются, обхватывая плоть. Му Цин сосать, честно говоря, не умеет, но Фэн Синю хватает на крышесносный оргазм и пару минут потери реальности, пока приличный генерал Сюанчжэнь приводит себя и его в порядок прежде чем выволоч наконец из переулка, сделав вид, что Наньян стонал вовсе не из-за того, что он брал почти до основания. У него, надо же, почти получается, но губы всё ещё слишком припухлые и красные, а дыхание слишком лихорадочное.

Когда все их драки заканчиваются постелью (или тем, что её может заменить), Му Цин ловит себя на мысли, что трахнуться тогда с Фэн Синем было неплохой идеей. Не то чтобы он в тот момент специально это решил, но Наньян был до одури красивым, царапины на спине приятно жгли кожу, а возбуждения и страсти кипело в них столько, что могло прорвать плотину.

С чего бы это он засмотрелся на Фэн Синя непонятно, но засматривается он до сих пор. Пробегает глазами по крепкому тренированному телу, по сильным рукам, уверенно сжимающим лук — а хотелось бы, чтоб его, проносится внезапно в голове — с готовой стремительно сорваться стрелой, смотрит на высокомерный разворот головы и вздёрнутый подбородок. Кончики пальцев теплеют, словно хочется коснуться скул, нежно погладить шею, но Му Цин фыркает на это, впечатывая кулак в Фэн Синя в следующую драку. (Фэн Синь мстительно не даёт ему кончить почти час, втрахивая в стол).

Наньян чёртов придурок и ебаный урод, — шипит Му Цин в зеркало, когда всё-таки признаётся хотя бы себе, что да, хочется. И коснуться, и погладить, и даже обнять. Не в порыве клокочущего возбуждения, а просто подойти и спрятаться в чужих — родных — руках и ткнуться в плечо, чувствуя поддержку. В объятиях Фэн Синя тепло и удобно, и он идеально помещается в кольце рук.

Но вместо этого он расцарапывает ему спину, рыча почти как дикая пантера, и больно кусает в шею, когда Фэн Синь растягивает его, итак уже готового принять полностью и до упора. Член всё ещё большой, но клубящееся страстное наваждение всё ещё перекрывает возможную боль. Вообще-то, как бы им не срывало крышу, Му Цин не помнит ни разу, чтобы ему было так уж больно — Фэн Синь не позволяет себе входить без минимальной подготовки.

Фэн Синь дёргается, стонет от боли. Му Цину хочется укусить его ещё, тут же извинительно зализывая ранки и багровые следы языком. И поцеловать потом тоже извинительно — немного смущённо и нежно, ласкуче. Пока что он только кривит губы в ухмылке, выгибаясь вслед за руками.

Му Цин не выдерживает, когда видит Фэн Синя после совещания. Внезапно понимает, что раз — и нет предохранителей. Ловит всё в том же проулке, прижимает к стене, всматриваясь в глаза этого идиота. Тот непонимающе хмурится сначала, а потом усмехается краешком губ.

— Неужели ты соскучился? Тебе так не терпится..

Му Цин не дурак — знает, что если Фэн Синя не заткнуть, он выдаст похабщину, какой раньше никогда бы от него никто не услышал. А с ним вот. Говорит, да ещё как.

— Заткнись, придурь, — хмыкает Му Цин и закатывает глаза, когда чувствует горячие руки на заднице. Фэн Синь довольно улыбается, сжимая руки и игриво слегка щипает кожу, не больно, но ощутимо. Му Цин шипит что-то, сам не замечая, как удобнее устраивается в руках Наньяна, и вдыхает носом тонкий аромат благовоний, поджигаемых только в его дворце. Запах знакомый, уже въелся на подкорку почти как знание о том, что Фэн Синь любит его зад и когда он ногами обхватывает его талию в пред-оргазме.

— Грёбанный извращенец, — ухмыляется Му Цин в плечо, шире расставляя ноги, когда получает лёгкий шлепок.

Он утыкается носом в плечо, прячась там, и внезапно всё-таки выпаливает гулкое почти неразборчивое «Я люблю тебя».

Му Цин чувствует, как его щёки горят адским пламенем смущения, и прикрывает глаза, цепляясь за Фэн Синя.

В животе разливается тепло, когда сильные руки осторожно прижимают его к себе чуть крепче, чем сильно.