Годы проносятся, вёсна сменяют вёсна, и вот уже Пиковые Лорды Цанцюн совсем скоро официально уйдут на покой, оставив свои места преемникам.

Разговор Шан Цинхуа и его Главного ученика перед церемонией.

— Ты любишь его, — просто говорит Шэнь Цинцю, обмахиваясь веером. Он звучит безразлично и смотрит куда-то вперёд, словно они говорят не о влюблённости его лучшего друга в его мужа.

Шан Цинхуа хмыкает, смотрит тоже куда-то вдаль и чувствует, как неловкость держит их липкими грязными руками. Внутри что-то напряжённо сжимается комком.

Вестник смерти и разрушений, их Бог и Создатель, своей кровью безжалостно подписывает им приговор на уничтожение.

Ведь Шан Цинхуа любит своих глупых детей.

«Будем ждать вас, вы такая милая пара!» — вдохновлённо щебетала какая-то дамочка, не обращая на них внимания.

«Сожгу!» — показывал всем видом Му Цин, обещая адские муки. Кого или чего — непонятно, то ли дамочку, то ли приглашение, то ли самого Фэн Синя, но предвкушение облизнуло внутренности, полыхнув огнём.

[Пользователь уверен?]

У Шан Цинхуа в глазах вся мира усталость бездонная, мировая гора горького мёда тлеющей птицей уголков губ.

- Нет, Система. Пользователь не уверен.

Шан Цинхуа безразлично тыкает пальцем в полупрозрачную зелёную кнопку «да».

— Я демон, — совершенно серьёзно заявил Мобэй-цзюнь, и Цинхуа уставился на него, как на идиота.

Вспомнилось вдруг, что он сказал тогда про галлюцинации своего дяди. Да они оба чертовски сумасшедшие! Просто кошмарно, Президент компании, в которой он работает, – псих, считающий себя демоном!

— Оу, правда, ахах? — он неловко рассмеялся, почёсывая макушку. — А по вам и не скажешь, вы очень красивый!

Шэнь Цзю шуршит упаковкой, довольно щурится, слизывает с пальцев остатки крема, и Му Цин откровенно залипает. Не влюблённо — просто Цинцю красивый.

и садится. и ноги раздвигает. и смотрит так горячо, обжигающе. у цинсюаня щёки горят ярким румянцем, но отвести взгляда он не может даже тогда, когда хэ сюань без стеснения распахивает чёрную рубашку.

Чжунли всхлипывает надрывно, осторожно и тихо. Зажимает рот ладонью, дёргает волосы, размазывает влагу по лицу. Хочет кричать во всю глотку, но не может даже вдох сделать.

Вдох его убьёт, думает он.

Вдох, вдох, вдох.

«он наш»

Он её! Её! — хочется орать ей, но на крик не хватает сил, она лишь сильнее сжимает тёплую пелёнку в руках. Только что в ней был черноволосый мальчик, её навсегда пропавший сын Юлиан.