Сверху смотрело бессчетное количество глаз — и вместе с тем было невероятно пусто. Ночное небо, отраженное в плоском зеркале и выгнутое куполом, медленно вращалось, и смазанные огоньки звезд оставляли за собой короткие бледные полосы.

Патриция, приникшая снаружи к окну второго этажа, с трудом оторвала глаза от этой картины. Потолок зала, занимавшего в высоту целых два этажа, виделся чем-то невероятным и невозможным, но настолько завораживающим, что вернуться к действительно важным наблюдениям ее заставил только порыв ледяного ветра, всколыхнувший плащ и расстегнутую куртку и забравшийся под рубашку. Эльфийка вздрогнула, крепче вцепившись пальцами в выступающий камень стены и постаравшись как можно устойчивее встать на узком карнизе. У нее, конечно, был некоторый опыт в том, что касалось проникновения в чужие дома через окна, но в этот раз она сильно погорячилась, когда сказала Кайре, что у нее есть план. Тогда хотя бы была под рукой закрепленная где-то наверху веревка.

Медленно и бесшумно отворились двери в залу, и оруженосец затаила дыхание. Порог переступили Мартериар и Ремил. Последний был на себя не похож — вернее, он стал пугающе похож на того себя, которого Патриция и Сильвер видели в застывшем тупике. Мелькнуло вдруг осознание: юный — да и юный ли, в самом деле? — рыцарь оступался на лесных тропах не из-за неприспособленности. Там, в немой застывшей картине, Патриция видела, что перед смертью его ранили — и, должно быть, незаживающие раны и отражаются на нем теперь.

— Мы рады каждому.

Патриция прижалась к стеклу, стараясь среди бликов и полутьмы рассмотреть все до мельчайших деталей. Когда взгляд Мартериара оторвался от невероятной картины под потолком, он тоже увидел нечто в другом конце залы.

Патриция до побелевших пальцев вцепилась в стену. Слова ядом убеждения ударили в голову.

Говоривший, кем бы он ни был, сидел в высоком кресле у тлеющего камина. Глаз его Патриция, к счастью, не видела, а потому могла только предполагать, насколько жутким огнем они должны гореть. Она поняла сразу — этот некто намного опаснее Ховарда.

— Скажи: ты видел Заступников когда-нибудь?

Вопрос показался странным, но в зале никто не обратил на это внимания — сверху Патриции было прекрасно видно, что и замерший у дверей Ремил, и едва различимые фигуры возле камина остались неподвижны.

— Я видел тень, отраженную через огонь.

— Тень смогла обратить смерть вспять, — голос говорящего стал четче и чуть громче, и Патриция, уже собиравшаяся для лучшей слышимости как-нибудь извернуться и посильнее открыть одну из оконных створ, не стала этого делать отчасти из опасения потерять опору и сорваться. Утрамбованная конскими копытами и сапогами солдат земля внизу показалась неприветливо твердой. — И поступок ее оставил жизнь той, кому должно было умереть. Противоестественно.

По спине пробежал холодок.

— Полностью.

Патриция только криво усмехнулась. Она-то знала, что на самом деле Мартериар чуть не ответил что-то вроде: «Не противоестественнее, чем толпы мертвых», — и лишь в последний момент подобрал верное слово.

— И тем не менее вы в них верите, — упрекнул голос. — Даже не так — вы им поклоняетесь. Смешно. Какое уважение может быть к тем, кто…

Голос, постепенно усилившийся и скоро перешедший бы в крик, затих и оборвался. Патриция очень жалела, что не видит сейчас лица ни говорящего, ни лица Мартериара — все-таки она выбрала место, удачное для подъема, но неудачное для наблюдения. Некто был скрыт от нее сумраком падающих теней, а у рыцаря она теперь оказалась за спиной, но перебираться к другому окну было опасно — ухватиться было решительно не за что кроме почти отвесного узкого наружного подоконника, а карниз выглядел хлипким.

— Скажи мне, рыцарь: что будет, если Заступники вернутся?

Даже Патриции не потребовалось усилий, чтобы вспомнить, что на этот счет говорили церковные догмы, так часто их повторяли. «И будет тогда мир» — так там значилось. Но, глядя на лица собравшихся, и Мартериар, и Патриция тут же поняли: не будет.

— Безумие?

Это был самый вероятный — да что там, единственный очевидный вариант, но и он прозвучал отчасти вопросом. У Патриции складывалось отчетливое ощущение, что этот разговор больше напоминает ходьбу по раскаленным углям. Как ни наступи, исход один.

— Увы, меня не послушали, — вздохнул говорящий. — Даже Ховард, и тот без должного внимания. Помнишь Ховарда? Должен бы.

— Кто вы такой? — потребовал прямого ответа Мартериар. В голосе проскользнуло что-то среднее между раздражением и зарождающейся паникой. — И какое имеете право командовать орденом?

И — совершенно неожиданно — его собеседник рассмеялся. Мягкими негромкими переливами лился его смех, но Патриции вдруг захотелось зажать уши ладонями, до того это было странно и страшно.

— Так вышло, что я тебя знаю. Черли говорила о тебе и том, что ты сделал. Должен поблагодарить тебя. Если бы ты убил ее, я бы в жизни не узнал, что пошло не так, — в конце залы произошло какое-то движение, до этого сидящая фигура поднялась на ноги и сделала шаг вперед, впрочем, по-прежнему не выходя из тени. — Позволь представиться: Велемор из Вольных земель, потерянный, вернувшийся и спасавшийся бегством.

И все-таки Патриция видела, как напрягся рыцарь — да что там, ей самой стало еще больше не по себе.

Вольные земли. Принадлежащие людям Вольные земли. Потерянный; каким-то образом обнаруживший себя именно там в один прекрасный день, как однажды и сама Патриция — и, более, осознавший свою инаковость. Вернувшийся; вне сомнения, дурак, которому с этим самым осознанием на заднице ровно не сиделось и который не от большого ума рванулся к сородичам, о которых далеко идет по человеческим землям красивая молва. Спасавшийся бегством. Потому что вне сомнения притащивший за собой в Нэртельвей или окрестности не только свои ох какие человеческие привычки — Патриция не по наслышке знала, как на них многие реагируют — но и, более, некромантию. А вот насчет запрещенных чар у эльфов разговор серьезный. Едва ли его просто выгнали в шею — скорее, он и впрямь спасался от церковных преследований.

Мартериар молчал — должно быть, подумал о том же. К счастью, ждать от него ответа Велемор не стал.

— Я не командую орденом. Я только даю советы тем, кто хочет меня слушать. Видишь ли, все они, как и ты, пришли, потому что поняли, что так больше нельзя. Все напуганы.

И замолчал. Патриция потрясла головой, потому что тишина наступила так неожиданно, словно она вдруг лишилась способности слышать. Велемор молчал, явно ожидая ответа на свои слова, но отвечать Мартериар не торопился — должно быть, не очень понимал, какого рода ответа от него ждут.

— Напуганы чем? — наконец уточнил он с той интонацией, с которой обычно уточняют давно известный факт.

— Тем, что наше время кончилось. Церковь говорит, что однажды они явятся. И Заступник пришел — первый из трех. Мы должны быть готовы, когда явятся остальные. Нанести удар прежде, чем получим его. Пусть приходят. Я буду ждать. Я буду готов к встрече.

Если бы у Патриции была свободна хоть одна рука, она обязательно бы покрутила пальцем у виска.

— Вы можете не дожить до их прихода, — пожал плечами Мартериар. — Для духов нет времени. Для нас оно есть.

Велемор снова рассмеялся. Патриция вздрогнула и поежилась.

— Быстро схватываешь. У меня в самом деле нет ни времени, ни тем более желания ждать их бессчетные века — потому я был вынужден их поторопить. Годы работы принесли плоды. Безликий пришел, отозвавшись.

Патриция видела, как Мартериар стиснул в ладони рукоять покоящегося в ножнах меча, а миг спустя и сама осознала смысл сказанного. «И дрогнула земля, разверзлось небо — явился Элиремал Безликий, вняв слезной мольбе и помня клятву свою», — так писала смотрительница Кайра в церковной летописи. Заступник отозвался на страдания, отозвался, когда после нескольких тяжелейший эпидемий по окрестностям Нэртельвея поднялась и пошла в разгул нежить. Отозвался — и пришел, чтобы низвергнуть самозванца Ховарда, пресечь бесчинства того, до кого смог дотянуться. Ховард не получил бы церковной поддержки в своем ложном образе, не будь за стенами Нэртельвея напасти куда более гибельной, но и напасти не было бы, если бы каждые несколько лет по полгода не лютовала чума. И если причина ее крылась в сумасшедших прихотях Велемора...

Патриция прикусила губу и с силой ударила кулаком по стене, отпустив один из камней, за который держалась. И еще раз. И еще, зарабатывая ссадины и синяки и пытаясь только не выкрикнуть что-нибудь из того, что про этого Велемора подумала. В груди клокотала обжигающая злость. Нет, она не причисляла себя к эльфам и плевать ей было на всю эту церковную чушь, но хотелось как следует врезать горе-некроманту по самодовольной роже за всех тех, кто погиб по его сумасшедшей прихоти, кто годы жил в страхе не увидеть завтра, кто, может, уехал из дома совсем ненадолго, но возвращаться ему оказалось уже некуда.

Патриция не знала, возможно ли убить Заступника, возможно ли вообще хоть как-то от него избавиться — и она не хотела знать.

— Рыцари меня поняли, — продолжал Велемор непозволительно живым для этого места голосом. — Согласились, что если они клялись защищать горожан, слишком высокой цены для них не существует. Даже если именно их души нужны, чтобы открыть Врата и удержать их так. А для тебя? Ты поддерживаешь их?

— Разумеется.

Одно короткое слово, даже не сказанное — брошенное с той особенной интонацией, которую знали только близкие знакомые рыцаря. Этот прохладный, почти будничный тон выражал собеседнику вполне искреннее пожелание сдохнуть.

Патриция догадывалась, почему Мартериар ограничился короткой фразой. Едва ли он мог бы сказать некроманту что-то хорошее.

Руки уже основательно затекли, пальцы онемели от постоянного напряжения и холодных камней стены, да еще и ощутимо заныла рука, которой Патриция несколько раз в эту самую стену ударила. Эльфийка понимала, что лучше спуститься сейчас, пока она еще может хорошо координировать движения. Падать — пусть даже с высоты второго этажа — не хотелось вовсе. Но оставался вопрос насчет жуткого вращающегося нечто под самым потолком — и лучше было бы ему прозвучать в самое ближайшее время, потому как иначе эльфийка могла его не дождаться.

Мартериар не подвел — его взгляд, то и дело возвращающийся к сгустку магии над ними, не ускользнул от внимания Велемора.

— Этот круг держит души на границе Врат. Он нужен, чтобы… контролировать происходящее.

Чтобы твои восставшие или внезапно не очнулись живыми и не осознали, что ты творишь, или не обезумели до того, чтобы броситься на тебя.

Чужая мысль, пусть и обращенная к Велемору, по-прежнему впивалась в виски иглой, но на сей раз Патриция почти порадовалась ей. Короткое, лаконичное объяснение избавило ее от необходимости цепляться за выступы стены, балансируя на узком карнизе, и едва дышать, боясь быть замеченной.

Решив, что узнала достаточно, оруженосец медленно и осторожно начала двигаться к тому месту, где у крайнего окна карниз обрывался, и оттуда спрыгнула на пологую крышу пристройки, ухватившись за очередной выступ и пытаясь уверенно стоять на негнущихся ногах. Ее била нервная дрожь — подумать только, сумасшедший колдун и полная крепость подчиняющихся ему рыцарей, сверх того еще и мертвых — или около того. Что она, Кайра и Мартериар смогут сделать, если что-то случится? Целое ничего.

Они даже сбежать отсюда не смогут.

С крыши пристройки оруженосец спрыгнула на перевернутую вверх дном телегу, потом на землю, внимательно осмотрелась, затаив дыхание и прислушавшись — и только потом постаралась как можно быстрее и незаметнее проскользнуть к уводящей на стену лестнице. Если и было что-то хорошее в том, чтобы оказаться в целой крепости восставших мертвецов, так это то, что они не выставляли часовых и не обходили стены. Да что там, вообще покуда носа не показывали из здания. Разве что слонялись иногда по внутреннему двору какие-то тени, но Патриция не была точно уверена, что ей не показалось.

На стене холодный ветер разгулялся совсем, зачастил крупный мокрый снег. Патриция застегнула куртку, натянула на голову капюшон плаща, но не стала прятать ладони в рукава, вместо этого нервно вцепилась в рукоять кинжала и, медленно подойдя к зубцам стены, еще раз огляделась вокруг. Взгляд ее сразу нашел двух эльфов, хорошо видных в свете свечей через большие окна в ближней стене. Мартериар и Ремил стояли совсем рядом, должно быть, разговаривали. Патриция прищурилась. Что-то было не так.

Сознание прострелило пониманием: Ремил дышал. Совсем как живой, а никто из прежде встреченных мертвецов не мог похвастаться таким сходством. Значило ли это, что чары, вернувшие его, были сложнее обычной некромантии? Возможно ли, что они были сходны с теми, что некогда вернули саму Патрицию? Нет, конечно нет — ее ведь возвращал Заступник. А Заступнику бы не понравилось, что кто-то пытается приблизиться к его могуществу.

И тут же — очередной мысленный подзатыльник. Ишь, какое все в голову полезло… эльфийское.

И, чтобы все это эльфийское мыслей ее больше не занимало, Патриция поспешила дальше по стене, к пустующей сторожке с полуразобранной крышей, в которой договаривалась встретиться с Кайрой. Жрица обнаружилась уже на месте — разожгла камин и как раз подбросила туда несколько поленьев перед тем, как Патриция толкнула дверь.

— Ты что делаешь! — глухо воскликнула оруженосец, суматошно оглядываясь по сторонам. — Дым будет видно! Да если они…

— Постой, — Кайра подняла руку с открытой ладонью, призывая Патрицию остановиться и замолчать. — Я все предусмотрела и проверила. Дерево хорошо просушено — дым серый и его мало. Я не знаю, сколько оно здесь лежит. По всему выходит, что обитель в таком состоянии не один день.

Патриция шумно выдохнула и взлохматила волосы. Сейчас, спустя пару секунд после вспышки страха быть обнаруженными, она понимала, что Кайра выбрала из двух рисков меньший. Уже темнеет, и ночь наверняка растворит слабый дымок на фоне серых клубов, поднимающихся в такое же серое небо над городом — а между тем так они могли не рисковать замерзнуть ко всем демонам.

Сторожка была небольшая и прогрелась быстро, Патриция скинула плащ на спинку скрипящего стула и устроилась на краешке ящиков, накрытых шкурой какого-то зверя — должно быть, эта конструкция использовалась раньше в качестве лежанки — поближе к огню. Его теплый свет плясал по скудному убранству маленького закутка, рассеивался где-то под потолком и длинными полосами ложился на пол.

Кайра, не произнося ни слова, села рядом и тоже устремила взгляд в пламя. Патриция скосила глаза. Жрица выглядела встревоженной и уставшей, но уставшей до той беспокойной черты, когда каждую минуту рвешься хоть что-то сделать и мысль оставаться на одном месте кажется невозможной.

— Видела что-нибудь? — первой нарушила молчание Патриция. Сама она находилась в почти таком же состоянии — во всяком случае, никак не находила слов, чтобы поведать обо всем, что услышала. — Много их здесь?

— Когда я была здесь раньше, народу было столько же, сколько собралось сейчас. Только они, — Кайра вздрогнула и обняла себя за плечи, — все мертвы. Кто-то больше, кто-то меньше — это странно звучит. То, что мы сюда явились… Какая же я глупая. Здесь опасно.

Патриция видела, что у спутницы душа не на месте, и уже начинала сомневаться — а было ли правильно отправлять Кайру посмотреть, что да как? Конечно, знающая крепость жрица имела куда больше возможностей избежать столкновения с восставшими, чем впервые явившаяся сюда оруженосец, да и по стене вскарабкаться наверняка не сумела бы — но уж больно разбито она выглядела теперь. Это, вне сомнения, не было возвращением к руинам родного дома, но все равно перекликалось с ним чувством утраты чего-то очень дорогого и важного.

— Кому какая, в задницу, разница вообще? — раздраженно откликнулась Патриция, но, помолчав, продолжила мягче: — Ты уже тут. Я, кстати, тоже. Так что приготовься лицезреть эти мерзкие рожи и дальше.

У нее не было никаких прав грубить Кайре. Да и причин, кроме собственной усталости, тоже — но извиняться не хотелось. Кайра, к ее удивлению, расправила плечи, подняла голову и ровным спокойным голосом заключила:

— Не нужно никому из нас быть здесь. Ни тебе, ни мне, ни Мартериару.

«Нужно», — хотела возразить Патриция. — «Нужно, иначе так и не узнали бы, из-за кого у вас демон знает что творится». Но вслух она этого не высказала — отчасти потому, что не было никаких сил пересказывать услышанное. Прежде самой следовало понять, что к чему и с какого конца за эту историю браться.

— Волнуешься?

Без тени сарказма и без намека на колкость. Ночь, с чудовищной быстротой опустившаяся за окном, словно распахнула окно в самую душу, выпустив тревоги и страхи — и, когда жрица пробормотала короткое «Конечно», Патриция только серьезно откликнулась:

— Я тоже.

Огонь в камине постепенно угасал, все заметнее становились алеющие в золе угли, все глубже погружалась в темноту сторожка. Словно бы стало пусто, и Патриция вдруг ясно поняла, что именно кажется неправильным: рядом нет Мартериара. В последнее время она уже перестала разделять свои интересы с его — куда он, туда и она — даром, что первое время он казался таким же странным и необычным, как и остальные эльфы; со временем это прошло. А теперь, казалось бы, он по-прежнему недалеко, можно сказать, что и вовсе рядом — но рассчитывать на его помощь или совет не приходилось. И то, что без него Патриция вдруг почувствовала себя не на своем месте, было знаком. Плохим знаком, если разбираться.

Она ненавидела быть уязвимой. А чем, если не уязвимостью, было чувство незащищенности только из-за отстутствия кого-то рядом? Нет, привязываться и привыкать к кому-то — только зря подставлять спину. Не обязательно для удара. Для вот такого мезкого чувства беспомощности, например.

— Надо дать ему знать, что мы здесь, — озвучила свою мысль Кайра. — Сказать, что мы тоже можем сделать что-нибудь. Если у него есть план — пусть действует, но… Я просто хочу быть рядом и знать, что с ним все хорошо.

— Знаешь, он однажды сказал про тебя что-то похожее.

Не хотелось тревожить ее ничем из того, что Патриции удалось узнать сегодня, да и собственная тревога никак не отступала. Показалось вдруг, что чудовищно неуместным окажется такой разговор — слишком конкретный и слишком мрачный для ночи, когда холод отступал перед угасающим пламенем камина, а в дурные вести не верилось ни на грош. Во всяком случае, их закрыло собой чувство пустоты.

— В таком случае он поймет, почему я здесь.

Кайра перевела долгий взгляд в чернеющее ночью окно. Звезд не было, ибо тучи и дым плотно укутывали небо над предгорьями, но жрице показалось вдруг, что она видит белые сверкающие точки на черном небосводе. Два года назад она приняла тяжелое решение выслать Мартериара из столицы, и собиралась уведомить его об этом сама и объяснить причины так, как они есть, прежде, чем приказ поступит к командованию ордена. Но в тот вечер были такие же искристые редкие звезды, и эльфийка минуту за минутой откладывала неприятный разговор, глядя в небо и слушая негромкий рассказ ни о чем.

Два года потребовалось, чтобы слухи перестали быть поводом прятаться и снова захотелось услышать родной голос, о чем бы тот ни говорил — пусть даже это будет сухой ответ или доклад о состоянии ордена, не важно. Даже если Мартериар не сказал бы ничего простого и искреннего, как на краткий миг померещившиеся звезды, Кайра была бы рада услышать. Вот и все. Очень просто.

Патриция, собираясь забыть о происходящем по крайней мере до утра, перебралась к дальнему краю лежанки и попыталась укутаться в плащ так, чтобы не чувствовать холодную стену рядом, но сон не шел. Ей казалось, что она слышит шаги и разговоры, какой-то странный шорох и свист, с которым ветер завывает во всех щелях — только в последнюю очередь в тот момент верилось, что это именно ветер. Появилось и тут же пропало ощущение направленного на нее тяжелого взгляда. Задрожало и спустя миг затихло стекло в окне. Взметнулся и неожиданно потух огонь в камине.

Патриция скосила глаза на Кайру. Та, очевидно, с головой уйдя в свои мысли, не обратила внимания — а, может, и в том, и в другом обвинила сквозняк. Во всяком случае, она продолжала сидеть перед камином, глядя на слабо мерцающие алым остывающие угли, и почти не обратила внимания на Патрицию, когда та, бросив какое-то неопределенное оправдание, распахнула дверь и шагнула в темноту ночи.

Холод если и не подействовал совсем успокаивающе, то, во всяком случае, помог собраться с мыслями. Там, внизу, во внутреннем дворе, действительно что-то происходило. Оруженосец не стала туда выглядывать. Кто его знает, может, увидит чего такое, что вообще потом не уснет?

На тебя идет охота.

Вместо этого Патриция облокотилась на зубцы стены и устремила взгляд куда-то в сторону гор, силуэты которых едва угадывались в темном небе.

— Пошел ты, — прошептала она. — Я просто хочу спать.

Беги.

Патриция только вздохнула, но с места не двинулась. Пусть мысли Лира, настолько чужеродные, что она словно бы слышала их чужим голосом, были иногда полезны, все остальное время они так же раздражали и отвлекали.

Важна ли тебе дорога домой?

Тревога холодом разлилась в груди. Мартериар ведь говорил ей, что не настаивает на ее участии, говорил, что она всегда может вернуться домой, туда, где безопасно, где не поджидает смерть от чудовищной болезни, где не приходится рисковать, находясь в одной крепости с легионом мертвецов. Там, на тракте, она поняла, что не представляет из себя ровным счетом ничего даже один на один с любым из них.

— Важна. Они все и так дома. А я… — голос дрогнул. — Там мама. Сестра.

Они все и в самом деле были дома — Мартериар, Сильвер, Кайра — они не имели права отступить, потому что отступать им было некуда. Патриция выбрала остаться с ними, но это вовсе не значило, что она отказалась от привычного уклада и мысли когда-нибудь вернуться. Она не нашла в себе сил вот так запросто распрощаться с Мартериаром в таких условиях — это значило бы просто сбежать, бросив его одного разбираться с демон пойми какими жуткими вещами. Нет. Не после всего, через что они вместе прошли.

Не все дороги ведут назад, но ты вернешься. Я помогу. Уйду, как только выпадет случай. И погоня отстанет.

Патриция никак не ответила. Нужны ли были Безликому ее ответы? Он ведь наверняка и так понял, что она хочет только одного — чтобы случай такой выпал как можно раньше.