Если честно, тема загробной жизни интересовала Аду ещё с самого детства. 

Почему ― да хуй его знает, на самом деле.

Может, из-за того, что её почти выжившая из ума прабабуля, девяностолетняя развалина (к которой Ада, кстати, до сих пор испытывает тёплые чувства), каждый день, собираясь помирать, вдохновенно расписывала любимой правнучке о том, какая жизнь хуйня, и о том, как хорошо живётся после смерти. 

Может, просто "манило неизведанное", так сказать. 

Может, ещё что. 

Но, как бы то ни было, лет до двенадцати у неё была ну очень странная (будем честны) гиперфиксация на смерти и всем, что с ней связано. 

Ещё шестилетним ребятенком, помнится, она раз тридцать прочитала соответствующий раздел в завалявшейся на полке энциклопедии по древнему Египту. Потом то же в книжке по славянской мифологии, скандинавской, даже в Библию заглянула. Слушала рассказы своей любимой наполовину скатившейся в маразм прабабули. Чуть позже, лет в одиннадцать, с появлением в семье компьютера, шерстила всякие стрёмные сайты стрёмных сект, случайно чуть не отправив одной из них тысячу рублей с маминого счета, и, разумеется, нахватав по неопытности кучу вирусов; помнится, их потом, виртуозно матерясь в процессе, вычищал специально приглашённый для этого дядя-программер.

В общем, увлечение у неё было, мягко говоря, странное. 

Но, наверное, только благодаря ему она к своим семнадцати ещё не вышла в окно — знала, что самоубийцам в посмертии приходится, как правило, несладко.

Всякие умные дядьки и тётьки, конечно, утверждали, что после смерти ей будет ровным счётом ничего, души не существует, а после отключения мозга она, Адочка, навсегда перестанет существовать.

С одной стороны эти доводы были вполне себе логичными, и, скорее всего, именно так дело и обстояло.

А с другой... Где-то очень глубоко внутри неё всё ещё сидела маленькая наивная девчушка, искренне верящая в Великую Вселенскую Справедливость и в то, что после смерти всем воздастся по заслугам.

В общем, Ада считала себя довольно подкованной в этом вопросе и, подыхая на грязном щербатом асфальте с намотанными на шину какой-то иномарки кишками, она примерно знала, чего ожидать.

Думала, что знала, по крайней мере.

Поэтому, очнувшись в Англии тридцатых годов в теле какой-то пиздючки, она знатно охуела.

***

Честно говоря, первое время она считала происходящее не то сном, не то какими-то ебанутыми предсмертными галлюцинациями.

Ведь... такого просто не может быть.

Просто... Не может.

Правда ведь? Правда???

Но... Светло-бежевые облупившиеся стены какой-то местной больницы выглядели слишком реалистично. Старенькая застиранная простынь под слишком маленькими, слишком хрупкими, каким-то слишком не её пальцами ощущалась слишком реалистичной. Заёбанные лица снующих туда-сюда медсестёр в светлых халатиках...

Всё, всё, черт возьми, было слишком-слишком-слишком...

Если честно, она даже не знала, что и думать.

Просто лежала овощем, тупо уставившись в потолок, надеясь... Сама не зная на что. Наверное, что это всё неправда. Что сейчас она закроет глаза, откроет и увидит знакомый белёный потолок собственной спальни или, на худой конец, больницы через дорогу, которая для неё и так уже была как дом родной...

Она закрыла глаза.

Открыла.

Всё тот же, осточертевший уже сероватый потолок и тошнотворно-бежевые стены.

Ада нервно хихикнула.

Ситуация была настолько абсурдно-непонятно-хуёвой, что на глаза сами собой наворачивались слёзы, а к горлу подступали совершенно неуместные смешки. 

Как до этого вообще дошло, а? 

Ответа на этот вопрос Ада так и не нашла и продолжила медитировать в стену, старательно давя подступающую истерику.

Черт знает сколько времени спустя, почти перестав задыхаться и более-менее вернув себе способность трезво мыслить, Ада глубоко вздохнула и попыталась проанализировать ситуацию. 

С одной стороны, это всё, мягко говоря, попахивало каким-то безумием. 

А с другой... факты, абсурдные, конечно, донельзя говорили сами за себя. Она, психанув тогда и не глядя выбежав на дорогу... умерла. Нелепо и позорно, как и жила, собственно говоря. Это факт. То, что она сейчас, судя по английскому говору медсестричек, явно не в России-матушке — тоже факт. 

Она, типа, что, попаданка? Как в тех клишированных аниме и фанфиках?

Ада сглотнула. 

Проверенный метод ущипнуть себя не сработал — его она опробовала первым же делом, даже несколько раз (на запястье, прикрытом рукавом, уже начал расцветать синяк), но от одних только мыслей, что это правда может происходить, ей резко начинало плохеть. 

Нет, ей определённо нужно было освежиться. 

Прикрыв глаза, вздохнув и мысленно досчитав до десяти, Ада предательски подрагивающим голосом попросила отвести её в туалет.

Одна из снующих туда-сюда медсестричек, самая молоденькая, окинула её каким-то подозрительным взглядом, но, видимо, решила, что вреда от этого не будет и провела по коридорам к обшарпанной двери с табличкой "WC". Сама она то ли осталась снаружи, то ли ушла по своим делам — Аде было как-то не до того. 

Она открыла дверь, подошла на почему-то подгибающихся ногах к раковинам. Включила холодную воду, поплескала себе на лицо. Стало немного легче. Ада подняла голову. 

Над умывальниками висело прямоугольное зеркало с отбитым уголком.

Ада мгновенно замерла в ступоре, как-то не сразу осознав, что фигура, отражающаяся в зеркале... была ей самой. 

Ада сглотнула. 

Она чуть повела рукой. 

Отражение сделало то же самое. 

Она подмигнула.

Отражение сделало то же самое.

Ада нервно хохотнула, зажав ладонями рот, и рухнула на холодную плитку — подкосились колени. 

Несмотря на все факты, на все доводы, она подсознательно ожидала увидеть знакомую до мельчайших деталей околотатарскую рожу, с чёрными патлами, родинкой на щеке, синяками под глазами...

Но то, что отражалось в зеркале, было... бледной, как покойница, девчонкой лет десяти, с невнятно-каштановой криво заплетенной косичкой и заплаканными светло-карими глазами.

Ада, сидя прямо на холодном полу и глядя в глаза своему отражению, истерично расхохоталась.