— Это мой дракон! — Чуя едва не срывал голос, пытаясь докричаться до парня на другом конце поля. И бежал так быстро, как мог, лишь изредка касаясь земли.

Как ни спешил, всё равно опоздал. То, что являлось когда-то драконом, сейчас безжизненной тушей лежало меж подсохших кочек, и оно было человеком. Человеком — невероятно! Только несколько поблескивающих чешуек указывали на звериное происхождение.

Чуя встал как вкопанный, словно налетел на преграду, не добежав несколько шагов до странного парня, долговязая фигура которого скорее напоминала пугало, нежели живого человека. Одетый в старое тряпье неопределенного цвета, он, опустив голову, смотрел на поверженного дракона. Внезапно дернулся и из-за взлохмаченной челки уставился на Чую двумя черными, как погасшие угли, глазами, и что-то в этом пустом потерянном выражении горячей болью тронуло глубоко в сердце. Они встречались прежде?

— Не твой, — тихо отозвался парень.

Как этот жалкий оборванец смел перечить?! Кровь вскипела от неслыханной дерзости, воздух дрогнул раскаленной дымкой, и Чуя дернулся вперед, выбивая комья земли из-под ног. От удара ладонью в грудь парень упал навзничь, но лишь хрипло кашлянул, когда должен был скончаться на месте. Что случилось? Как? Чуя испуганно взглянул на свою руку, которая из тарана превратилась в самую обычную, без сверхъестественной мощи.

— Грязный паршивец! — Чуя в ярости подлетел к парню, оказавшемуся одаренным со способностью обнулять чужой дар, и ударил тяжелой подошвой того в бок. — Это был мой дракон! Я охотился на него, и ты не имел права убивать его вместо меня. Это моя территория! — Каждое слово сопровождалось новым ударом и слабым стоном согнувшегося в три погибели парня. Но даже так тот сумел выдавить возражение:

— Не твоя. Земля принадлежит Мори-сану, как и ты сам.

— Как навозного жука раздавлю! — Чуя топнул и угодил по ребрам. Те должны сломаться. Но опять вместо того, чтобы умереть, парень скривился от боли, одной рукой обхватил лодыжку Чуи, а другой еще выше, почти под коленом, и с силой потянул. Земля завертелась и поменялась местами с небом, или же Чуя попросту потерял равновесие.

Он разразился потоком брани, когда жестко приземлился на бугристую колючую почву, попытался встать, но на ноге словно захлопнулся капкан. Неловкий удар вслепую — и ступня во что-то врезалась. Впрочем, захлебнувшийся вопль сразу оборвался выдохом облегчения — очень горячим, пробирающим щекоткой до мозга костей, умиротворенным выдохом, который Чуя ощутил на шее. Наглый оборванец не только подло свалил его, но и грохнулся сверху.

— Я умер и попал в рай? — прошептал парень. — Я слышу ангелов. Они так прекрасны, но отчего-то недовольны и ругаются.

— Какие ангелы и рай?! — едва не рычал от гнева Чуя. Он уперся ладонями незнакомцу в грудь, но так и не сумел сдвинуть даже на самую малость. Тот как будто прилип, хотя на самом деле лишь раскинул руки и ухватился за кочки. — Ты, идиот, на мне разлегся! Слезай немедленно!

— Я не могу, — слезливо пожаловался парень. Он движений его губ на коже вдоль тела пробегала дрожь. Отвращение, разумеется. — Не могу пошевелиться. Моя спина… что-то защемило.

— Тебе совесть защемило, а не спину! — не уставал яриться Чуя. Он грубо отпихивал наглеца, одновременно пытаясь выползти из-под того, отворачивался и тщетно игнорировал нечто большое округлое и плотно прижимающееся к его бедру. — Прекрати… Мерзкий оборванец… — Чуя сумел-таки оттолкнуть безвольного и на удивление тяжелого парня и мгновенно вскочил. На всякий случай отбежал на пару шагов и обхватил себя руками, пытаясь унять нервный трепет. — Ты явно мучительной смерти ищешь, — в словах звучали отголоски той лихорадки, которая завладела им без остатка, — раз связался со мной. Грязная тварь. Подлый. Еще и тычешься в меня… Б-р-р…

— Не обольщайся, — парень с трудом поднялся. — Это был нож, а не то, что ты себе нафантазировал.

— Я ничего!.. — взорвался было Чуя и тут же осекся. Взгляд скользнул по сухой траве в крапинках багрянца и остановился на мертвом драконе, в боку которого чернела рана. Разумеется, нельзя победить монстра голыми руками! У незнакомца был нож, и, получается, он мог в любой момент убить им Чую. Мог, но не воспользовался преимуществом.

Они встречались прежде. Чуя не сомневался. Эта длинная тощая фигура была знакомой, и даже его прикосновения ощущались чем-то очень близким, и этот черный потухший взгляд, который должен быть другим, — тоже.

— Прости за дракона, — примирительно заговорил парень. — Я не думал, что важно победить его в одиночку. Я видел на днях, как ты сражался с ним, и хотел предложить помощь, но… — он пожал плечами, — не решился подойти.

— А сегодня решился? Только перебрал со смелостью.

— Может, и перестарался, но ты слишком хорош, чтобы быть слугой мелкого дворянина. А когда твой отец продаст имущество за долги, вообще окажешься на улице. Нет-нет, только не кидайся на меня! У меня нет цели оскорбить твою семью, и я всего лишь хочу предложить тебе прямо сейчас перейти на службу к Мори-сану.

— Предлагаешь? Ха! — Чуя едва не рассмеялся от абсурдности. — Нищий оборванец, который батрачит на чужих полях, предлагает пойти к главе клана и утверждает, якобы тот меня примет? Такие небожители только меня и ждут, наверное. Или это ты, идиот, попросишь Мори-сана пригласить меня? Да если он послушает тебя и позовет к себе, я этого дракона сырым с потрохами съем.

— Спорим? — прервал вдруг парень ироничный монолог Чуи.

— Что?

— Спорим, что завтра получишь приглашение от главы клана служить ему и пользоваться всеми почестями высшего сословия? — невозмутимо повторил парень.

— Если проиграешь… А ты проиграешь, — сурово произнес Чуя. — Я возьму тебя в аренду, скажем, на пять лет, и сделаю своим личным рабом.

— Идет, — тот с готовностью кивнул. — А если выиграю я, то ты меня поцелуешь.

— Ты мерзкий отброс! — воскликнул Чуя и, сжав кулаки, шагнул к парню, который испуганно попятился. — Грязный и поганый! Чтобы я прикасался к такому, как ты?!

— Меня устроит и другая плата, — парень вскинул руки в жесте капитуляции. Голос его, однако, стал жестче и холоднее. — На первом же собрании всех глав империи попросишь у меня прощения за оскорбления и признаешь своим мудрым наставником.

— Как ты смеешь, тварь?! — Сухая почва под ногами треснула, и даже воздух загудел от гнева Чуи.

— Прямо скажи, что не умеешь держать слово, — беззаботно заметил парень. — Значит, ты не самурай, а мелкий трус.

— Спорим! — с вызовом рыкнул Чуя, сверля оппонента яростным взглядом. — Я согласен на твои условия, хотя ты всё равно проиграешь, потому что не захочет Мори-сан слушать нищего идиота, у которого наверняка даже имени нет. Я согласен, — еще раз негромко сказал он и незаметно, между прочим, добавил: — Поцелуй, так поцелуй.

— Меня зовут Рэй, — и в глубине его глаз, в черной бездонной пустоте зажглись крохотные огоньки. Именно таким всегда должен быть его взгляд.

Его взгляд, алый, искрящийся и яркий, как пылающий закат, и Чуя смотрел в него с упоением каждый день с того момента, как впервые встретил Рэя. Во время многочисленных тренировок и сражений против общего врага, и чем чаще был повержен, чем больнее было, тем ярче разгорался пожар. Чуя всего лишь хотел отомстить за первое и единственное поражение от первого и единственного человека — он мстил Рэю за день, когда они познакомились, и никогда ни на минуту не забывал об этом.

Помнил и сейчас, когда сидел рядом с ним на холодном камне, окруженный ледяными стенами, по которым сочилась вода. Они в пещере, вход завален, им не выбраться без победы над сторожем. Их нынешний враг был старым и оттого могущественным драконом, жаждущим возмездия за убийство младшего брата, и эта месть будет кратковременной и фатальной.

— Рэй, ты спишь? — Чуя нерешительно, кончиками пальцев, прикоснулся к его щеке. Бледная кожа казалась почти синей и будто бы подсвечивалась изнутри, как у утопленника, и только приоткрытые глаза указывали, что в нем еще теплилась жизнь. Крошечная искра горела в черных омутах глаз.

— Это не способность, — Рэй едва шевелил губами, замерзший и уже не способный на эмоции. Говорил он ровно, тихо и обреченно. — Я не думал, что меня так подставят. Теперь я точно умру. Мори всё-таки прислал отряд? — И после нескольких секунд молчания, когда можно было услышать, как по мокрой стене ползет улитка, добавил: — Ты зачем-то пришел один и, наверное, никому не сказал. Чтобы умереть вместе со мной?

— Фу, подохнешь как-нибудь без меня, в гордом одиночестве, — презрительно скривился Чуя. — И раз уж я пришел за тобой, то мы выберемся. Всего-навсего обвал. Что мне пара десятков камешков?! Подвину. Поднимайся, — обхватил он Рэя, будто сгреб в объятия, на что тот зашипел и задохнулся, подавив вскрик. Они оба остались сидеть, а рукава и перчатки Чуи густо окрасились кровью.

— Распорол меня когтем на память, — с трудом переводя дух, произнес Рэй. — А ты думал, что я сижу тут, потому что нравится? Это настоящий дракон, а не способность, поэтому… Эх, мы всё-таки умрем. Когда-то ты даже с маленьким не справился.

— Хм, — Чуя сердито вскочил на ноги и легонько толкнул сандалией откинувшегося на каменную стену Рэя. — Заладил одно и то же. Бесишь. Подумаешь, дракон! Подумаешь, величиной с гору! Наконец-то, — он широко ухмыльнулся, — сражение с достойным противником.

— Порча выкачает из тебя жизнь, — покачал головой Рэй. Он догадался, что Чуя намерен использовать дар на полную мощь. Сильного гиганта другим способом не одолеть. — К тому времени, когда вернешься, я буду мертв.

— Нет, ты дождешься, — он снова присел рядом. Их лица оказались так близко, что Чуя почти касался губ Рэя своими, согревал, разжигал искры в темных глазах. — А если нет, то, так и быть, отправимся на тот свет вдвоем. Что ж, я не собираюсь умирать должником. Помнишь наш давний спор? Я ведь проиграл тогда, — Чуя прильнул к тому всем телом, смешал их дыхание в одно, несмело прижался теплыми губами к безжизненным и застывшим. Это был первый поцелуй, для них обоих.

***

Дазай обязательно дождется, сколько бы времени ни потребовалось, потому что зависит от Чуи не меньше, чем Чуя от него; потому что иначе жизнь в нем угаснет, а никто иной не в силах раздуть искру до пламени; потому что встреча всегда неизбежна. Значит, возвращаться в девятнадцатый век не страшно.

Остывшие в ночи камни и плиты, как во сне-воспоминании, облегчали горячку, чуть снижали температуру тела, и Чуя сквозь дрему прислонялся пылающей кожей к холодной стене неизвестного дома, как годами ранее жался к замерзшему Рэю. Дазая нет, лекарства нет, по венам текла вулканическая лава вместо крови. Неисполненная клятва снова забирала его жизнь, и с первыми лучами солнца стало еще хуже.

Малочисленные горожане, которые встречались по пути, с недоумением и долей суеверного ужаса косились на подозрительного человека в удивительном наряде. Да, Чуя был одет не по эпохе, но его это не смущало — если в душу и закрался страх, то не от встречи с надзирателями и полицией, а от того, что может не успеть совершить задуманное. Осталось кое-что, что удерживало его в этом мире. Нечто важное, что могло повлечь за собой смерть.

Он медленно брел по дороге, которая за минувший месяц из досконально заученной почти стерлась из памяти, как превратился в далекое видение и стал чужим весь девятнадцатый век. Всё, что действительно ценно, — в будущем.

— Хоть и в последнее мгновение, но мы обязательно встретимся, — пробормотал Чуя, сжимая дрожащие пальцы на рассеченной и окровавленной руке. Он толкнул дверь особняка. Никто его не встречал и не задерживал — шпионы, рассредоточенные по городу, разумеется, доложили Мори о приближении гостя.

Знакомый коридор, старая вмятина в стене и воспоминание о Рэе, которое теперь вызывало лишь теплую улыбку, а прежде — шквал эмоций, в эпицентре которых горела любовь, помноженная на ненависть. Теперь-то Чуя понимал: их чувства копились даже не годами, а прожитыми жизнями, и связь никогда не рвалась, будто клятва дана не только что, а принесена в начале их общего существования. Отныне они найдут друг друга без магических обещаний, ритуалов и компаса.

Чуя шагнул в зал аудиенций, не прекращая ни на миг думать лишь о предстоящем воссоединении с Дазаем и об обязательствах, которые должен исполнить в этом мире перед уходом. Мори ждал его в одиночестве, в полупустом, лишь с парой кресел и небольшим деревянным столиком, помещении, где еще сохранились трещины в мраморном полу. Остались как напоминание? Чуя невольно поморщился и снова огляделся, фокусируя взгляд на затененных участках комнаты. Возможно, за маскировочными ширмами прятался враг, и осторожность не будет лишней.

— Скверно выглядишь, — Мори, не отдаляясь ни на шаг от стола, протянул Чуе бокал, себе взял второй. Наполнили их заранее, поскольку ни бутылей, ни кувшинов не было. — Мне сказали, что ты ранен, но дело серьезней, вижу. Ты не освободился от клятвы?

— Нет, — скрипучим, как лязг ржавого колеса, голосом произнес Чуя и едва расслышал сам себя. Он будто бы молчал в течение двухсот лет до сего момента, до того неестественно звучал его ответ.

Мори предлагал что-то выпить. Наверняка поможет. Чуя без опаски глотнул из предложенного бокала, и одновременно с горечью в желудок провалился огненный поток и волной прокатился по телу. Он жадно глотнул воздуха и захлебнулся солено-горьким жгучим кашлем.

— Что это? — хрип вырвался из груди вместе с каплями крови. Бокал, помятый в ладони, грохнулся на пол, выплескивая содержимое красной лужицей.

— Ты такой доверчивый, — Мори сочувственно приподнял брови, но уголки его губ дрогнули в довольной улыбке. — Тише-тише, — он предостерегающе выставил перед собой руку и спешно обогнул стол, едва Чуя сделал неровный шаг в его сторону. Он по-прежнему опасался противника, пусть тот и слабо держался на ногах. — Всего-навсего лекарство. Скоро негативное действие закончится и почувствуешь себя гораздо лучше.

— Где он? — снова кашлянул Чуя, падая на стол, удерживаясь за его края и роняя второй бокал. Бокал Мори был пуст. — Где тот, кто активировал мою способность? В прошлый раз… Ты не мог заставить меня использовать Порчу. — Ладони соскользнули, и Чуя свалился на покрытый мелкими трещинами и алыми крапинками пол. — Почему ты просто не скажешь, чего хочешь от меня? К чему демонстрация власти? Я всегда всё исполнял, хотя никогда не клялся тебе служить.

— Мы тут одни, — невозмутимо ответил Мори. — Кхм, пока одни. Ты добыл ключ? Это твое единственное спасение.

— Ключ? — Чуя нервно усмехнулся. Мори больше не отрицал, что задумал убить Чую, и в нем проснулась честность, когда противник обезврежен. — Его нет, как нет владельца способности. Кёка мертва, и Снежный демон сгинул с ней.

— Жаль, — Мори, держась на расстоянии, прошел мимо и решительно направился к выходу. Финал свершится без него.

— Стой! — хрипло окликнул того Чуя, задержав на полпути. Перед ним витали красные мутные пятна, и сколько бы он ни пытался смахнуть пелену, глаза жгло всё больнее. — Мы видимся последний раз, наверное. Спасибо, что приютил Рэя и не дал ему погибнуть на улице, хотя использовал его, как и меня. Только в благодарность за него я пощажу тебя и не убью, но лучше беги отсюда, из Йокогамы, как можно дальше.

Угроза из уст лежащего на полу, содрогающегося от хрипов и кашля, с покрытыми кровью руками и лицом, могла показаться жалкой, но Мори насторожился, как учуявший подозрительный шорох кот. Замер и хмуро прищурился.

— Мне легче сдать тебя, — наконец заговорил он, — чем защищать весь город и бороться с верхушкой надзирателей, так что прости, помилования не будет. Ты по-прежнему преступник. Хм, ты поменял наряд? — Мори словно только что заметил. — Выглядишь, как пришелец из будущего. Что ж, надеюсь, будешь счастлив в новой жизни.

В несколько широких шагов он преодолел остаток пути до выхода, распахнул дверь, посторонился, пропуская в зал троих людей, и тихо проговорил:

— Он в вашем распоряжении. Яд действует.

Мори всё-таки предал Чую, отравил его и привел в дом главных врагов одаренных, и наверняка планировал это с самого начала. Завладев ключом и демоном, он не изменил бы намерений.

Трое надзирателей — женщина в длинном пышном платье и с темными локонами, двое мужчин, один из которых носил короткую бороду и был полностью седым — торопливо пересекли комнату. Боялись, что добыча ускользнет, прежде чем они загребут ее в свои сети. Боялись обоснованно. В организации по отлову и контролю не могли не понимать, что Чуя не сдастся просто так и даже с отравой, гуляющей по венам, продолжит бороться. Он предпочтет погибнуть тут, чем станет частью их бесчеловечных опытов.

Тело сковало параличом, краешек стола выскользнул из пальцев, когда Чуя попытался встать. Яд ослабил его, замедлил реакцию, пространство стало густым и вязким, и еще раз дотянуться до стола ему не дали, выбив из-под рук. Уже вторым, слишком быстрым, ударом седой мужчина пригвоздил Чую к полу и удержал, пока рядом не присела женщина. Ее на удивление сильные пальцы сжали запястье Чуи, и кожи коснулась игла.

— Не дергайся, — шикнула женщина, когда острие скользнуло, но не прокололо вену. — Это не больно. Мы возьмем немного твоей крови, и всё.

— И убьете, — Чуя тщетно попытался скинуть с плеча здоровенную лапищу седого надзирателя, но тот словно окаменел и прирос намертво.

— Не хотелось об этом упоминать, — равнодушно ответила женщина, и ее губы на миг тронула тень улыбки. — Зато твоя способность сохранится, и ты подаришь жизнь другим.

Кому Чуя не желал дарить жизнь, так это надзирателям, но сейчас было бесполезно сопротивляться. Он не в силах был стряхнуть навалившийся груз, не мог даже подняться с пола, пережатое запястье онемело, а внутри него кипела и колотилась отравленная кровь. Игла вошла под кожу почти безболезненно, бессмысленный взгляд устремился в потолок, и Чуя, словно уже празднуя победу, мрачно улыбнулся:

— Я заберу вас с собой, — произнес он тихо-тихо, и громче: — О, дарители темной немилости…

Женщина побледнела. Она знала, что последует за его словами и что жить им останется несколько секунд. Игла задрожала.

— Заткните его! — голос надзирательницы перешел на визгливый фальцет, а сама она в отчаянии взглянула на седого напарника. Чуя посмотрел на него же. Глаза мужчины округлились, он приоткрыл рот, но не за тем, чтобы что-то сказать, а чтобы выплюнуть кровь. Из его шеи оголенной серебряной костью выступил нож.

Не успело тело первого завалиться на пол, как яростный воинственный выкрик второго надзирателя оборвался хрипом и влажным бульканьем — тот не справился с охраной тыла и пропустил нападение. Лезвие двигалось легко, как луч света, и точно вспарывало противника в руке опытного врача. Лицо Мори не отражало эмоций, разве только глаза стали под цвет той крови, которую он разбрасывал по сторонам.

Оставив прежний план, женщина кинулась вперед. Она тоже эспер и, судя по решимости, с сильным даром. Чуя ухватился за край ее платья, и она будто вросла в мрамор, пошатнулась под тяжестью ткани, которая превратилась в непомерный свинцовый гнет. За миг до падения женщина беспомощно вскрикнула. Еще один взмах! Скальпель чиркнул вдоль горла, и женщина, запрокинув голову, свалилась замертво.

Чуя брезгливо выдернул всё еще торчавшую в вене иглу. Та крепилась к небольшому резервуару-пузырю, успевшему наполовину заполниться кровью. Впрочем, одним ударом кулака проблема разрешилась, и к трещинам в мраморном полу добавилась новая.

— Скажешь, что я был наживкой, ляжешь рядом с ними от своего же скальпеля, — процедил Чуя. Он поднялся на дрожащих ногах, исподлобья косясь на Мори, пока тот невозмутимо вытирал ножи платком.

— Нет-нет, конечно, я так никогда не скажу! — голос, однако, прозвучал издевательски и с наигранным ужасом.

— Что всё это значило? Зачем надзирателям потребовалась моя кровь?

— Сотворить нечто, — таинственно, словно делясь самым сокровенным, но в то же время предельно серьезно ответил Мори. Он даже свел брови к переносице, как в тревожных раздумьях. — Они не посвящали меня в тонкости. Кое-кто на редкость прогрессивный мечтал воссоздать человека из биоматериала другого человека, и в качестве опыта выбрали тебя. Не удивляйся подобной чести. Только представь столь мощное оружие, которое подчиняется надзирателям.

— Создать такого, как я, используя мою кровь? — Чуя недоуменно скривился. — Это невозможно.

— Я думаю так же, но эти люди ведут разработки многие годы, и не только в Йокогаме, но и на территории Европы, и Америки. Кто знает… А если у них есть возможность? Представь, каких дел наворотят надзиратели, сделав одну твою копию? А если поставят на конвейер? Хм, множество таких крошек, маленьких повелителей гравитации… Так от мира ничего не останется.

— Эй! — сердито оборвал его Чуя. Рассуждения Мори звучали оскорбительно, но тот не заметил обиды и продолжил:

— Ты в одиночку погром устроил, так чего ждать, если они добьются цели? Вот я удивлюсь, когда вернусь из поездки в Киото и увижу, во что ты превратил мой дом! Кстати, меня тут не было, — добавил он, уже почти скрывшись за порогом.

Чуя осмотрелся: три трупа, лужи крови и проломленный мрамор. Что бы надзиратели ни замышляли, их намерения должны рухнуть, как сорвались сегодня. Если они заберут на опыты хоть одного достаточно сильного эспера, то страшно представить, во что это может вылиться. Армия? Армия несокрушимых одноразовых солдат-самоубийц, которые способны играючи разрушить целый город — таких же воинов, как Чуя со своей Порчей.

— Это нереально, — он отошел от центра зала и привалился к стене. — Просто чья-то больная фантазия.

А если нет? Чуя обязан уничтожить организацию по надзору, пусть и в одной отдельно взятой Йокогаме. До Европы ему ни за что не добраться, но и его там никогда не получат.

То ли отраву выжгла магия в крови, то ли Мори снова не обманул и и впрямь дал лекарство — спустя короткое время Чуе стало гораздо лучше, чем до прихода в особняк. Жар потихоньку спадал, что вселяло надежду: даже тут, вдали от Дазая он сможет просуществовать достаточно времени. Он всё успеет.

Чуя снова окинул зал внимательным взглядом. Не следовало ли позвать горничных, которые наведут порядок и, что самое важное, сотрут подсохшие липкие лужицы крови? Мысль о создании новых эсперов из частиц других одаренных сжимала нутро ледяными щупальцами, а здравый смысл, который подсказывал, что использовать кровь в подобных целях невозможно, казался не таким уж разумным. Дазай бы точно знал, что предпринять, и как жаль, что его не было в мире девятнадцатого века.

— Нет, — Чуя решительно мотнул головой, отгоняя ненужные воспоминания и непрошенную тоску. — Они не успеют, если я им помешаю.

Его дальнейший путь лежал к лаборатории, где обитали надзиратели, где они запирали одаренных за решетку и подвергали пыткам, выуживали информацию и проводили эксперименты. Единственный способ остановить их — уничтожение каждого из надзора и даже самого здания. Уничтожить, используя все ресурсы, с помощью Порчи. В этом, вероятно, и заключался смысл его появления на свет. Погибнуть? Вероятность тысяча к одному. Выжить? Шанс один из миллиона. Но Чуя обязан это сделать.

С каждым новым шагом кровь разгоралась горячее, Чуя шагал по мощенной галькой дороге, щурился от солнца и с трудом вдыхал плотный накалившийся докрасна воздух. Успеть бы достичь цели и не свалиться по пути. Он на мгновение прислонил ладонь к глазам, и лоб царапнула засохшая кровь, пропитавшая перчатку. Он сжал кулак, и на коже словно лопнула застарелая корка. Вспомнилось сражение с Золотым демоном.

— Спасибо, Коё Озаки, — пробормотал Чуя, — потому что благодаря тебе я выживу в этой битве.

Прикрывая глаза от солнца, он невольно посмотрел под ноги и замер — галька шевельнулась и спустя миг взорвалась россыпью, а земля выпустила корявого древесного монстра. Будто чудовище раскинуло длинные лапы, ветки устремились к Чуе. Сбивая их и ломая почти в опилок, он тут же развернулся на злобный голос.

— Где они?! — выкрикнул внезапный противник. Имя парня из службы по контролю вспомнилось через секунду — Стейнбек. Бледные губы дрожали от негодования. — Где твои приятели? Тот северянин и предатель Лавкрафт!

Вот это новость! С каких пор Лавкрафт приятель Чуи?

— Успокойся, — мирно заговорил Чуя, подбирая несколько камешков, подкидывая их на ладони и удерживая один на кончике пальца. — Он пробьет тебе череп, так что угомонись. Те двое упали в море, разве нет?

Главное, не спугнуть его, разговорить, а прикончить всегда успеет. Судя по треску веток за спиной, надзиратель нервничал и злился.

— Я не боюсь тебя, темный чародей! — с прежней яростью выкрикнул Стейнбек. — Но ты издеваешься? Упали в море? Я убил северянина в маске, а Лавкрафт… — он поморщился, как будто говорить было больно. — Он предал нас. Они обокрали нас и пытались сбежать. То зелье было последним… Где они? Куда спрятали бечевку Хэнкока? Ты знаешь! — Взгляд надзирателя горел отчаянием, ненавистью и решимостью сражаться до конца.

— Бечевка? — Чуя растерялся. — Лавкрафт забрал бечевку и скрылся с кочевником? Хм, — губы дернулись в горькой улыбке. — Я правда знаю, где они. Сказать — не поверишь.

Стейнбек присел, будто не в силах стоять, уперся ладонями в землю, и лихорадка, которая била его тело, передалась гальке — та взметнулась волнами. Он искоса глянул куда-то вправо от Чуи. Обманный прием? Неужели считает Чую настолько глупым, что тот поведется на уловку и отвлечется?

— Что это за клоун? — с отвращением скривился надзиратель. — Я шлюху не вызывал. А ты заказывал, Накахара?

Сбоку шевельнулось что-то белое. Чуя заметил это краем глаза и теперь не мог не повернуться — улица превратилась в поле боя и нужно было держать его под контролем, не упуская ни единой мелочи.

Человек, замерший посреди дороги, никак не походил на воинственного противника. Весь в белых шелковых одеждах, украшенных длинными перьями, которые крыльями развевались от легкого ветра; такие же белоснежные волосы были собраны в высокую прическу и спадали локонами на половину лица; вторую половину пересекали золотые блестящие линии, словно человек плакал драгоценным металлом. Сквозь мишуру мелькнуло что-то знакомое, но воспаленному мозгу потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить. Николай Гоголь, дилер «Подвала» из двадцать первого века — это был он. Как?

А еще через секунду в них полетели иглы, размером чуть крупнее сосновых, и Чуя едва успел скинуть пальто, взмахнуть им, чтобы те вонзились в ткань вместо человеческих тел. За спиной надзирателя возвышались кусты, пышно усеянные звенящей хвоей. Стейнбек надменно фыркнул: первый выстрел — лишь начало.

— Беги, парень, — бросил Чуя, стряхивая иглы с пальто и становясь между ряженым и надзирателем. Этакая защита могла показаться смешной для непосвященных, как будто ребенок загораживает высоченного взрослого мужчину, но Чуе было всё равно. Пространство вокруг загудело от накала, и почва под ногами с глубинным стоном разошлась широкими разломами. Одного взгляда на иглы хватило, чтобы Чую осенило, чтобы ярость вспыхнула с небывалой силой и чтобы мир затянуло мутной раскаленной алой рябью.

— Это был ты, — с трудом выдавил он. — Твои иглы отравили кочевника в порту. Это ты ранил его и виновен во всём, что с нами произошло.

— Я убил его, — надменно ответил Стейнбек. — Яд смертелен. И с тобой разделаюсь так же.

В один миг, из-под фонтана камней и песка, выросла стена — зелено-серая, окружившая их троих. На лице Стейнбека засияла радость, впервые он был доволен тем, что, казалось, переиграл врага и тому не вырваться из ловушки. Тысячи игл изрешетят их.

— Возьми меня за руку, — вполголоса произнес Чуя, протягивая ладонь стоящему рядом и невольно угодившему под удар. Так ему будет легче защитить. Тот смотрел растерянно, нерешительно, с опаской и не веря, а пальцы, так и не дотянувшись до чужих, несмело дрожали. Неприкасаемых избегали и презирали. Чуя раздраженно хмыкнул и схватил того за руку, когда стена шевельнулась и к ним устремилась туча из игл.

Чуя пошатнулся. Его словно дернули от земли и подбросили к небу, но это сделал не он. Он не двигался, не прыгал, а ждал, когда шквал ядовитых иголок обрушится отовсюду. И вот через миг он в совершенно ином месте — не пустынная дорога, а полутемный переулок с каменными стенами вместо растений.

— Что это? — Чуя бегло оглянулся вокруг, и хмурый взгляд остановился на чужой ладони, которая по-прежнему крепко сжимала его.

— Мой дар, — неприкасаемый испуганно отпрянул. — Перемещаю предметы и перемещаюсь сам.

— Тот надзиратель… — Чуя глубоко вздохнул и привалился к стене спиной. Внутри всё еще клокотала ярость, не нашедшая выхода и направленная отныне только на того, кто едва не убил кочевника. — Он не сдастся, и я тоже не отступлю, так что уходи. Как можно дальше. Из страны уезжай.

— Я не боюсь надзирателей. На родину не вернусь, потому что не свободен. Меня купили, но не кто-то из службы по контролю, поэтому я их не боюсь. — Голос звучал ровно и без эмоций, будто повторял заученный текст.

— Николай… Тебя ведь так зовут, Николай Гоголь, — Чуя предположил самое невероятное, то, чего не могло быть, и наблюдал, как рушится невозмутимость и во взгляде растет еще больший страх и недоумение, чем прежде, когда они столкнулись со Стейнбеком. Тот робко кивнул. — Я скажу странную вещь, потому что не могу промолчать. Когда в океане пробудится древнее божество Дагон, не появляйся на побережье. Не показывайся там ни за что, ни при каких обстоятельствах. Запомни это, прошу тебя, а лучше, беги из страны и никогда не возвращайся.

Тот молчал, слушал, в удивлении смотрел и хлопал глазами — возможно, ничего не понял. Разумеется, это два разных человека, просто с одним именем и одной внешностью. Разве люди живут по две сотни лет?

Чуя ощутил облегчение, когда неприкасаемый, так ничего и не ответив, тихо скрылся за еще одним темным поворотом. Он предупредил, пусть эти слова и улетели в пустоту.

— Как я скучаю по тебе, Осаму, — прошептал он, стягивая перчатку, затвердевшую от крови. Рана, оставленная Золотым демоном, почти затянулась и выглядела, как широкий багровый рубец. Возможно, шрам останется на всю жизнь. Ладонь, запястье и пальцы тоже покрывал налет из крови. Кровь, пролитая в той эпохе, куда Чуя хотел вернуться.

Он на миг провалился во мрак.

***

У Чуи полетели искры из глаз, чуть только тьма рассеялась. А следом посыпались разноголосые выкрики — брань вперемешку со словами, которые ему прежде вовсе слышать не доводилось, и вряд ли те тоже были цензурными. И только после топот множества ног, гулко отдающийся от бетонных плит, которые простирались далеко ввысь. Чуя увидел лишь несколько теней. Люди разбежались, прежде чем он успел рассмотреть их. Они приняли его, возникшего из небытия, за призрака, демона или, быть может, подстерегающего добычу злодея? Пожалуй, они не ошиблись ни разу.

Его словно из раскаленного ада бросило на другой уровень, в морозильную камеру, где сердце едва-едва стучало. Наконец-то. Заговоренная кровь в его венах ощутила присутствие того, с кем Чуя связан клятвой.

— Спасибо тебе, Гин, — невольно улыбнулся он, касаясь кончиками пальцев маленького узелка на ярко-красной нити, перевязанной вокруг запястья. Дазай жив, наверняка ждет и, может, в том тоже заслуга девушки.

Чуя открыл компас, стрелка которого указывала путь. Йокогама встречала его солнечным днем, наполненным гудением автомобилей и гомоном толпы, — самым желанным теплом и звуками. Это было единственное место, где он мог жить.

Местность оказалась совершенно незнакомой, но стрелка время от времени поворачивалась, и Чуя менял направление тоже. Так он непременно должен пересечься с Дазаем. Они должны встретиться! Но пока тот лишь убегал, а время неумолимо утекало.

— Ну и где же ты? Почему я не могу тебя догнать? — Чуя устало припал плечом к подвернувшемуся зданию и опустил взгляд на компас. Стрелка тряслась — его рука дрожала. — У меня есть только час, и он почти закончился. Не убегай от меня, — пробормотал он и всмотрелся в прохожих. — Окажись где-нибудь среди них, пожалуйста.

Он обещал найти, но сил искать больше не осталось. Он, казалось, искал всю жизнь. И теперь меж одинаковых безликих людей снова не было Дазая. Зато внимание привлекла высокая фигура в черно-белом плаще и с волосами цвета снега, заплетенными в длинную косу.

— Эй! — окликнул Чуя, отлипнув от стены и метнувшись к тому, прежде чем разглядел знакомое лицо. — Остановись! Гоголь, черти тебя дери, стой!

«Абсурд», — мелькнуло в голове. Люди не живут две сотни лет, и точно не живут после того, как их разрубят пополам. Но голос разума уступил природной реакции и интуиции, и Чуя, быстро догнав старого знакомого, ухватил того за рукав и вынудил-таки замереть на месте.

— Я велел остановиться! — рассердился он, но тут же опешил от чужого растерянного взгляда, который видел недавно, всего-то пару сотен лет назад. — Это ты? — пробормотал Чуя, уже не столь уверенный. — Ты ведь погиб. Я видел, как Акутагава убил тебя.

— Убил? — Растерянность сменилась насмешкой. — Удивительно, как течет ход времени и работают человеческие воспоминания. Мы знали друг друга еще до первой встречи, даже говорили, и ты предупредил о том, что еще не случилось. Хм, или случилось? — Николай прищурился и довольно улыбнулся. — Для меня в тот момент еще не случилось, а для тебя — да.

— Невозможно. Ты живешь и не меняешься двести лет? Это ведь невозможно! Каким образом?

— Ну и как же? — тот ответил вопросом и выжидающе уставился на Чую. — Э, ты что, не знаешь правильного ответа? Зачем тогда спрашиваешь? Ты не поймешь, если я солгу. Ох, — он посмотрел на наручные часы, вдаль бесконечной трассы и снова вздохнул. — Конечно, я не настроен на разговоры, но на тебя, спасшего меня, потрачу пару минут. Ты уже встретил меня в прошлом, да? Значит, видел, кем я был. Раб и часть гарема, я готов был душу продать за возможность поквитаться с хозяевами, — при воспоминании о прошлой жизни взгляд подернулся мраком, а голос зазвенел сталью, но лишь на краткое мгновение. — Чудо произошло, и мне попался тот, кто с помощью дара способен продлевать жизнь, заменяя органы на новые. Так что я давно не настоящий, а кукла. А впрочем, я всегда был ей. Сначала кукла богатых чародеев, а после собственная, но скоро всё изменится. Эсперы — зло и должны исчезнуть из этого мира. Я позабочусь об этом.

— Ты мстишь? Убиваешь одаренных, потому что мстишь тем, кто мучил тебя, продавал и покупал сотни лет назад? Но те люди давно мертвы, а ты ведь тоже эспер.

— И меня не минует печальная участь. И все дорогие мне люди, что навеки в моем сердце, также одаренные, — Николай и впрямь казался куклой. Преображался на глазах в считанные секунды и бесстрастно рассуждал об убийстве друзей. — Они — зло и проказа, от которой нужно освободить мир. Я это сделаю. И надеюсь на новую встречу с тобой, где я полюбуюсь, как твоя голова лопнет, как переспелая дыня, — бах! И конец спектаклю. — Он глянул на машину, притормозившую в паре шагов от них, и до того, как нырнуть через распахнувшую дверцу внутрь, веселым тоном добавил: — Зло обязательно понесет наказание, и это наша судьба, от которой не сбежишь.

Дверца захлопнулась, и машина с визгом рванула по трассе. Гнаться за ними смыла не было никакого, и Чуя, закинув компас в карман, устремился по знакомому пути.

Дом Дазая, его квартира, которая, разумеется, пустовала — больше негде провести последние минуты в двадцать первом веке. Чуя забежал в спальню, где в одном из ящиков быстро отыскал лист бумаги и карандаш.

«Я до сих пор жив, хоть и в другой эпохе, и по-прежнему хочу быть всегда рядом, хоть и не могу. Я не догнал тебя, несмотря на попытки. Зато могу сообщить имя того, кто убивает эсперов. Это наш старый знакомый дилер из закрытого клуба, спасшийся от Расёмона (прости меня за это) Николай Гоголь.

А бечевка Хэнкока у Лавкрафта. Он выкрал ее у надзирателей, на которых работал. Не представляю, где и как его искать, но ты умнее, так что быстрее сообразишь. Если пожелаешь, конечно.

Я люблю тебя, Осаму, но для воина есть кое-что важнее чувств. То, что я намерен сделать, всегда приводит к смерти, а по-другому мне не разрушить лабораторию надзирателей и не спасти свой город.

Не знаю, когда ты прочтешь мое письмо и увидишь ли его когда-нибудь. Ты ждал меня долгие годы, и я тоже буду ждать, сколько потребуется. Я не нашел тебя, но с завтрашнего дня ты всегда сможешь найти меня у дверей своего дома. Отныне я буду там».

У Чуи оставалось несколько секунд, чтобы покинуть квартиру и не зависнуть между небом и землей, перемещаясь во времени.

***

Наверное, он снова распугал народ, и на сей раз было чего бояться, хотя сам он видел только собственные ладони и разбитую плитку тротуара, которая крошилась мягко, как печенье, под ногтями. Красное с черными прожилками марево в следующую секунду становилось мутнее, чем было в предыдущую. Он вбирал в легкие огонь, а выдыхал кровь.

— Кхм… — Чуя попытался выкашлять бьющийся ком из горла, но застрявшим комом было собственное сердце. Суставы расплавились в адском пламени, и тем хрустом, с которым он свалился навзничь, был треск костей, а не камней под ним. Зачем ему то время, что он отмерил на сегодня? Чтобы умереть, достаточно минуты.

Он посмотрел на запястье, которое обвивала темная нить с новой парой узелков. Чуя успел их завязать сразу после того, как разнес лабораторию и темницы в обители надзирателей. Неужели напрасно? Он глотнул тяжелый раскаленный воздух в последний раз. Мир внезапно померк, а жар сразу сменился теплом, и на смену боли и огню пришла легкость и усталость, будто душа наконец покинула истерзанное тело.

— Прости, засмотрелся, — весело прозвенел голос сверху.

— Ты, поганая мразь, руку с моего лица убери! — прошипел Чуя. Сам он оказался не в состоянии даже насекомое смахнуть.

— Да-да, само собой.

Свет вернулся, пусть и пришлось ради этого лишиться толики тепла. Дазай осторожно пригладил ладонью взлохмаченные волосы Чуи и через миг подхватил того на руки. Сумрачная лестница, ступенька за ступенькой, этаж за этажом — так можно было бы провести всю жизнь в бережных и надежных объятиях.

— Ты опять сломал замок, — буркнул Дазай, толкая дверь ногой, чтобы не потревожить Чую, безмятежно уронившему голову ему на плечо.

— Я ключи потерял… Ах да, ты ведь и не давал мне ключи, поэтому сам виноват.

Всё с той же заботой объятия сменились мягкостью постели, но прежде чем позволить отпрянуть, Чуя удержал Дазая и прочертил линию у того на спине, в точности повторяя старый шрам.

— Я помню того, кто оставил след, и я убил его. Ага, я давно всё знаю, — он улыбнулся, наблюдая за реакцией. Изумленно вскинутые брови были красноречивей всяких слов. — Не такой уж я тупой, как Мори и ты всегда считали. Признай это.

— Ты не такой тупой, — нехотя, словно через силу, проговорил Дазай, но через мгновение приободрился: — Но ведь и не умный, да? Потратить месяц на загадку, которую другой бы решил за день! Это какой мозг надо иметь? Как у устрицы, наверное.

— Сволочь! — Чуя вспыхнул, непроизвольно сжав кулаки, но лишь обиженно отвернулся. Накалившиеся после Порчи кости рисковали раскрошиться в пепел, тело охватила абсолютная всепоглощающая слабость, драться он не мог, и мерзкий Дазай бессовестно этим пользовался. — Болтай меньше. И вообще, принеси вино, которое я купил на наше прощальное свидание. Оно должно быть очень хорошим и помочь мне скорее прийти в норму. Ну и к тому же, — он на миг замялся и понизил голос, — у нас так и не было нормального романтического вечера.

— Вина нет. Я его выпил, надеясь, что оно отравлено. В тот день, когда ты исчез, а я обнаружил только твой разбитый телефон и кошелек из-под «рини». На утро ко мне заявилась до полусмерти напуганная Гин и рассказала об этом, — Дазай коснулся запястья Чуи, опасливо, боясь, что, задев нить, напрочь лишит узелки магии. — Хм, даже попыталась отчитать за то, что накануне я не отвечал на звонки и сообщения от нее и брата, а я просто не хотел брать трубку. Но теперь, когда мы оба живы и появилась новая информация, всё будет иначе.

— Для всех — иначе. Хотя с сестрой Рюноске ты зря так пренебрежительно. Она беспокоилась.

— Да знаю я, знаю, стараюсь быть добрее, помогать, и даже принял ее на работу… хм, получается дважды, поскольку Черные ящерицы тоже находились в подчинении у портовой мафии, хоть и негласно. Кстати, о неразглашаемой информации. Меня давно интересует таинственный защитник «Подвала», тот неописуемый ужас, которым хозяева клуба гордятся и пугают всех вокруг, ну да ладно, — он беззаботно хмыкнул. — Я видел Лавкрафта восемь лет назад и теперь знаю, что он до сих пор тут, в этом времени, удерживаемый бечевкой Хэнкока, и совсем скоро кто-то из сотрудников агентства, к примеру, я, или мафии, опять-таки я, выйдет на него. Полагаю, отдаст он ее без проблем, ведь ему безразлично, в какой эпохе отдыхать. Что до романтического вечера, — Дазай наклонился и почти вплотную припал губами к уху Чуи, — устроим прямо сейчас.

Сверху посыпалась шелуха, сухая, шуршащая и чуть колючая. Синяя. Лепестки васильков маленькими крапинками легли на белое покрывало. Чуя обернулся и приподнялся в кровати, заметив широкое стеклянное блюдо на столике — надо же, Дазай не выбросил цветы, а собрал их и сберег. Сохранил как воспоминание, как Чуя хранил записки.

— А это что? — он потянулся к рамке с фотографией, которая стояла тут же, возле вазы с лепестками.

— Ничего, — пожал плечами Дазай. — Не обращай внимания.

Он собирался убрать фото, но Чуя его опередил, обвел хмурым взглядом знакомые лица работников детективного агентства и тех, кого видел впервые, пока не наткнулся на старомодно одетую в кимоно девочку с двумя длинными черными хвостиками и с сияющими от восторга глазами. Донельзя счастливая, она держала Ацуши под руку.

— Что? — Чуя на миг потерял дар речи. — Что она тут делает? Это ведь Кёка! Она погибла!.. Как?..

— Вообще-то, нет, но это долгая история.

— У меня есть время, — Чуя угрюмо глянул на Дазая, отложил фотографию на место и уселся удобнее. — Ближайшие полтора часа или чуть больше я совершенно никуда не тороплюсь.

— Кёка вступила в агентство в тот момент, когда пожертвовала собой ради спасения города, — с легким раздражением от того, что приходится тратить ценные минуты на пустяки, начал Дазай. — И в тот же момент обрела контроль над Снежным демоном, благодаря чему сумела выжить. Демон защитил ее от Дагона, поскольку их бой был на равных: призрак против бесплотного существа. Морской божок получил свою жертву и вынужден был уйти, в итоге не удержав ее при себе. Это просто экзамен такой, и Ацуши так же когда-то пришлось его пройти, чтобы обуздать тигра. Это всё действует из-за дара нашего директора. Ой, ну вот видишь, как нудно и долго рассказывать.

Так вот в чем заключался истинный план! Дазай не отправлял девочку на смерть, просчитав заранее, чем всё закончится, а прочее не так уж важно.

— И вправду, есть вещи поинтересней, — Чуя улыбнулся, прикусив нижнюю губу, набрал пригоршню васильковых лепестков и подкинул, осыпая их с Дазаем цветочным конфетти.

— Сколько говоришь у нас времени до твоего возвращения в девятнадцатый век? Полтора часа? — тот одним махом опустошил стеклянное блюдо, превращая постель в осеннее поле увядших цветов. — Мне достаточно.

Чуя успел лишь ахнуть и сдавленно простонать его имя, как Дазай повалил его на васильковое покрывало и прижал еще крепче долгим поцелуем.