Узкая кишка коридора кажется бесконечной. Под потолком ровный ряд тусклых ламп: какие-то дёргано мерцают, иные не горят вовсе. «И в этой дыре разрабатывается компактная версия ОСМ?» — уголок губ дёргается не то насмешливо, не то нервно. Бёрк незаметно поглядывает на сопровождающих его бойцов Бэллтауэр, но их лица словно восковые маски, лишённые эмоций. Дёрнув плечами, Бёрк застёгивает куртку по самый подбородок: тут прохладнее, чем он думал. Тем временем коридор заканчивается. Механические двери разъезжаются, пропуская к лифту.

Глава научного комплекса Итан Харрисон лично нажимает кнопку. Створки смыкаются, затем их закрывает металлическая сетка, словно окончательно отрезая путь к отступлению. Громко и монотонно гудят механизмы лифта, после лёгкого толчка плавно поехавшего вниз. Плечи вздрагивают: всё-таки здесь слишком холодно. Впрочем, не время сопли размазывать: до верхушки дошла информация о его, Питера Бёрка, заслугах в области снабжения органической компьютерной системы Хирон подходящими дронами. Его грамотные действия, хладнокровие и понимание важности задачи для всего человечества вызвали справедливое восхищение. В итоге один из разработчиков Хирона пригласил Бёрка в свой научный комплекс лично увидеть более свежую модель и поручил Харрисону устроить гостю наглядную демонстрацию проекта. Бёрку выпала честь ознакомиться с новейшей компактной версией ОСМ, пусть обладающей несколько меньшей вычислительной мощностью, но зато способной работать на ресурсах одного дрона вместо трёх.

За спиной слышится шорох одежды: сопровождающий боец разминает руку, а затем вновь сжимает рукоять винтовки. Остальные двое похожи на неподвижные изваяния, но волноваться не о чем: они оживут при первых признаках угрозы и заговорят на громогласном языке пуль.

Бёрк спрашивает о специфике дронов для конкретно этого ОСМ. Насколько сложно их изготовлять? С теми, что для Хирона, довольно много возни — мрут быстрее мух. Харрисон пожимает плечами и просит проявить немного терпения. «Вы сами всё увидите», — обещает он. Тихий голос с британским акцентом кажется неприятным, вкрадчивым, но такая реакция естественна, поскольку в этом обществе никто не должен вызывать доверия.

Двери лифта открываются, приглашая проследовать в узкий коридор. Харрисон ведёт группу, сворачивая в разные стороны, словно запутывающая следы лисица, в сопровождении молчания: слышно лишь чеканный стук шагов да шорох одежды. Наконец раздаётся человеческий голос: Харрисон бросает лаконичное «пришли». Он набирает длинную комбинацию на электронном замке, звучит пронзительный писк, и двери послушно разъезжаются в стороны.

Просторная лаборатория встречает гостей полумраком, разгоняемым мерцанием многочисленных мониторов. Со всех сторон слышится шум кулеров. Тут и там сосредоточенно трудятся люди в белых халатах — погружённые в работу, они не отвлекаются на прибывших. Большинство наблюдает за сияющими голубым или белым экранами с многочисленными диаграммами. Доходяга в очках ведёт записи. Коренастый, точно солдат, а не учёный, тип протирает операционный стол дезинфицирующим раствором.

Внимание концентрируется на металлической конструкции в форме скошенного цилиндра, опутанной чёрным клубком проводов. Она где-то в метр высотой, с откинутой массивной крышкой, по бокам которой порой загораются красные лампочки. Внутри конструкции — углубление, форма которого заставляет заинтересованно податься вперёд. Очень уж оно напоминает очертания человеческой фигуры, только без рук и ног.

Бёрк громко хмыкает. Двое учёных оборачиваются, но тут же возвращаются к работе. «Солдат», закончив застилать операционный стол, привязывает к задней ножке бирку, на которой размашистым почерком написаны текущие дата и время, затем начинает раскладывать инструменты, поблескивающие в голубоватом свете мониторов.

— Один дрон — это вы хорошо придумали, — Бёрк одобрительно кивает, продолжая изучать конструкцию, — в три раза меньше похищений — удачное решение, поскольку порой выясняется, что у некоторых «пропавших без вести» чересчур дотошная родня. А что по требованиям к кандидатам? Есть какие-то критерии по отбору женщин для этого ОСМ?

— Высокая выносливость организма, — Харрисон переводит взгляд с Бёрка на конструкцию и обратно, — быстрая регенерация. И ещё: теперь это не обязательно должны быть женщины.

Услышав последнее, Бёрк отступает и спиной касается дула винтовки сопровождающего. «Солдат» проводит повторную дезинфекцию операционного стола. Внезапно вспыхнувший яркий свет обжигает высокочувствительную механическую сетчатку, заставляя зажмуриться.

— Напомните, у вас ведь стоит Страж?

Кажется, что голос Харрисона доносится из другой реальности. Там же на плечи ложатся тяжёлые ладони. Распахнув глаза, Бёрк бьёт через плечо — резко, сильно, но удар не достигает цели: запястье перехвачено чужой рукой. В плечо прямо сквозь куртку входит толстая игла. Бёрк рычит, дёргается, пытаясь высвободиться, в то время как поршень неумолимо вдавливает бесцветную жидкость в организм. Бёрк замахивается в очередной попытке удара, но его тело сковывает слабость. Вместо ругательства с губ срывается невнятный стон. Предметы расплываются, превращаясь в нечёткие пятна, затем всё пожирает непроглядная тьма.

Первыми возвращаются звуки. Бессвязная какофония распадается на писк приборов и голоса учёных. Бёрк жмурится: внутренний голос с детской наивностью шепчет, что пока опасности не видно, её не существует. Только вот озябшие плечи начинают дрожать, а пошевелить рукой не получается. Надеясь освободиться, Бёрк прикладывает сначала едва заметные усилия, но каждая неудачная попытка вгоняет во всё большее отчаяние — и он начинает дёргать рукой в открытую. Не помогает. Когда Бёрк открывает глаза, попытки самоутешения испаряются быстрее капли воды под палящим солнцем.

Он лежит на операционном столе. Обнажённый, беспомощный. На запястьях блестит металл оков.

— Что... происходит?

Собственный голос звучит хрипло, надтреснуто. Слова наждаком царапают пересохшее горло, каждое приходится выдавливать.

Ответа нет.

— Я требую объяснений! — Бёрк косится на одного из своих бойцов, но тот вместе с напарником стоит возле двери и смотрит прямо перед собой. Идеальные часовые, вот только брал он их с собой для личной защиты!

— Объект готов к модернизации? — Харрисон бросает на Бёрка короткий равнодушный взгляд, словно перед ним не живой человек, а очередной прибор.

— Показатели здоровья увеличены в два раза. Восприятие болевых ощущений снижено на сто процентов. Система контроля здоровья Страж работает без перебоев, — отчитывается долговязый. — Мы можем приступать к экспериментальному внедрению.

— Нет, не можете! — Бёрк рычит, скалится, словно загнанный в ловушку зверь, дёргается. — Я поставляю дронов для ваших суперкомпьютеров! Я нужен вам!

Игнорируя Бёрка, Харрисон подаётся вперёд и, прищурившись, вглядывается в монитор. «Что-то не так. Я им не подхожу!» — почувствовав надежду, сердце неистово колотится в груди. «Ну же, скажи, что это ошибка. Скорее, не томи! Харрисон, умоляю, скажи эти слова!»

— Начинайте.

Вспыхнувшая яркой звездой надежда растворяется в безнадёжности.

— Почему? — Бёрк больше не кричит. Голос звучит сипло, надломленно. — Почему ты выбрал меня?

Харрисон, наконец, отрывается от монитора, но взгляд его по-прежнему равнодушен.

— Увидел результаты ежегодного медобследования. Обратил внимание на аугментации. Как я говорил, новая технология слияния совершенно другая. Мы нуждаемся в дроне, обладающим высокой выносливостью и мощной регенерацией. В связи с этим я запросил у клиники всю имеющуюся информацию и остался удовлетворён. К тому же, — Харрисон приподнял бровь, — вы же живёте один? У вас нет родственников, которые станут вас искать?

— Пошёл ты... — Бёрк дёргает руками. Запястья врезаются в оковы, сначала сдирающие кожу, затем мясо, а после царапающие кость. Боли по-прежнему нет. Выхода тоже.

— Успокойтесь, — Харрисон косится на разрастающиеся раны, после чего смотрит Бёрку в глаза, — вы ведь осознаёте, насколько важны наши исследования, и понимаете, что порой приходится идти на жертвы ради будущего для всего человечества.

Бёрк мотает головой. Он не согласен. Он добросовестно служил своему начальству, старательно исполнял такие указания, от которых кто другой давно бы сломался. Почему? За что?

— Вы не можете... — Бёрк сам слышит в собственном голосе не столько отрицание, сколько мольбу.

— Баусман, приступайте к операции.

— Есть, сэр, — похожий на солдата тип успел переодеться в зеленоватый халат, надеть маску и головной убор. Чем ближе он подходит, тем сильнее хочется съёжиться, зажмуриться, сделать вид, что всего этого нет. И всё же Бёрк не в силах закрыть глаза. Вместо этого он наблюдает, как «солдат» подносит к надплечью... нет, не скальпель. Бёрк выдыхает, видя вместо угрожающего лезвия маркер, но осознание кипятком ошпаривает разум — он знает, для чего на коже рисуют штрихи. Бёрк делает судорожный вдох, дёргая рукой. Раз, другой, третий...

— Не мешайте, сэр, — «солдат»... хирург... сжимает руку и обводит границу плеча и надплечья. — Подать электрическую пилу.

Долговязый вкладывает в обтянутую медицинской перчаткой руку требуемый инструмент, и хирург нажимает кнопку. Тело сотрясает судорога, когда усеянный зубьями диск с механическим визгом начинает вращение. Бёрк захлёбывается в крике, который обрывается, когда из рассечённой кожи вырывается фонтан алых брызг. Ногти пока ещё живой человеческой руки скребут клеёнку. Хочется зажмуриться, но Бёрк не может отвести взгляд до тех пор, пока кость с громким хрустом не покидает сустав.

— Подать соединительные модули.

Некто безликий в одежде хирурга приносит устройство, похожее на прямоугольную коробку, с одной стороны заканчивающуюся разноцветными проводами, с другой — приспособлениями для фиксирования на теле.

— Начинаю установку.

Похожие на иглы соединительные элементы медленно входят в сочащуюся кровью плоть — и в этот момент Бёрк, наконец, закрывает глаза. Когда он открывает их вновь, на месте собственных рук он видит механические конструкции, а более крупный диск электрической пилы, яростно жужжа, вгрызается в бедро. Бёрк кусает губы. Впервые за много лет он искренне жалеет, что не может расплакаться.

— Я не хочу — так. Я жить хочу!

Хирург заканчивает пилить и присоединяет очередную модификацию. Осознание того, что остаток существования он проведёт в темноте опутанного проводами цилиндра давит невидимым прессом. Бёрк начинает задыхаться. В голову закрадываются мысли о смерти, которые в скором времени обещают превратиться в заветную мечту.

— Да будьте вы все прокляты!!!

Вопль настолько громкий, что пробивает стену равнодушия хирурга: закончив с тазобедренным суставом, тот замирает.

— Отсутствие речевой функции снизит энергозатратность на двадцать пять процентов, — безэмоциональным, почти механическим голосом изрекает он, — приступаю к удалению голосовых связок. Ассистент, скальпель.

Бёрк плюётся угрозами и оскорблениями, пока хирург обходит операционный стол. Очередному бранному слову не суждено сорваться с губ: рука в латексной перчатке приподнимает подбородок, подставляя беззащитную шею под скальпель. Бёрк вздрагивает, когда кожи касается ватный тампон.

— Не дёргайтесь, иначе есть риск задеть сонную артерию либо ярёмную вену.

Бёрк как может косит глаза, пытаясь разглядеть собственную шею. Не выходит. Зато слева видно один из мониторов, на котором отображается ход операции. Рука в перчатке выше задирает подбородок. Появившийся в кадре скальпель медленно приближается к горлу. По коже расползается тонкий порез — Бёрк не чувствует боли, но на мониторе видно, как лезвие погружается в складки голосовых связок, рассекая их. Бёрк исступленно кричит, но в лаборатории стоит безжизненная тишина. «Чтоб вы все сдохли!!!» — вместо отчаянного рёва из лёгких вырывается поток воздуха. Не сдохнут ведь — и его переживут, и многих других. Осознав это, Бёрк делает единственное, что ещё может. Резко подавшись вперёд и влево, он позволяет скальпелю рассечь сонную артерию, после чего сил хватает лишь на подобие улыбки, а затем наступает темнота. Ненадолго.

Бёрк падает. Перед глазами вспыхивает сноп искр, когда локоть бьётся об пол. Локоть! некоторое время Бёрк отрешённо сидит на полу в своей казарме и изучает собственное тело, словно впервые его видит. Неподалёку валяется одеяло — глядя на него, Бёрк понимает, какого чёрта он дрожит от холода и думает о том, что ответственному за отопление базы он лично открутит голову. Позже — потому что если верить электронным часам, сейчас три утра. Бёрк забирается обратно в кровать и укутывается в одеяло. Часа через четыре он поставит вопрос об увольнении кретина, который ослабил отопление — а лучше через шесть часов, поскольку есть подозрение, что после сегодняшней беспокойной ночи утреннее распитие кофе затянется дольше обычного. «Приснится ж херня», — Бёрк торопливо переключает мысли на реальные проблемы. Надо будет проверить, что там с подготовкой дронов для ОСМ: есть подозрения, что работу Каванах тормозит очередной приступ совести. В остальном же всё идёт своим чередом, а кошмар... «Чушь какая-то», — с этой мыслью Бёрк снова погружается в сон.

Тратить время на какие-то выводы прежде, чем увиденные ранее образы окончательно сотрутся из памяти, он нужным не считает.