Время шло. Ксюша теперь совсем отпала от нашей компании. Оказалось, что она тоже играет в шахматы. Как-то она обмолвилась, что Генка зовет ее в шахматный кружок.
На следующий день я на перемене поймала Скворца, прижала его к стенке и, ухватив за лацканы пиджака, предупредила:
— Приведешь Ксюшу к нам на кружок — убью! Тут же меня все знают как девочку!
— Понял, не дурак, — закивал головой Генка. Я разжала руки, он поспешно отскочил в сторону и спросил:
— А на математический кружок можно?
Мне захотелось ругаться и смеяться вместе. Но на математический кружок я не ходила, хоть мне и нравилась математика — так что я не стала спорить.
А мне и в голову не приходило, что Ксюша сильна в математике и вообще совсем неглупая. Вот ведь как бывает — я как с самого начала настроилась против нее, так до конца и относилась к ней с пренебрежением. А оказалось, что все совсем не так…
Васька легко втянулся в школьную жизнь. Обижать его, разумеется, никто не собирался, но пару раз нам с Максом пришлось таки сыграть роль его братьев. Слишком уж Васька нами расхвастался. Один раз Васькина учительница решила устроить среди родителей учеников что-то вроде концерта или конкурса талантов, и Максу пришлось идти туда с гитарой. В другой раз учительница позвала меня на классный час рассказать про айкидо. Я пришла в кимоно, рассказала про историю этой борьбы и показала несколько ката, выбрав такие, чтобы выглядели красиво и впечатляюще. После этого у них полкласса записались на айкидо. Потом, конечно, большая часть отсеется, но это нормально, так всегда бывает.
Секций айкидо у нас в городе штук пять, но Ваську я записала в нашу секцию, к моему тренеру. Я в нем уверена, а то ведь бывает, что вести занятия берутся люди не то что без тренерской подготовки, а даже и без черного пояса, только с коричневым.
Зима в этом году выдалась снежной, как никогда. Снег шел почти каждый день. Взрослые ворчали, что теперь весной будет половодье. А мы радовались.
— Бедная погода, — смеялся Макс, — никак ей не угодить людям, все равно будут недовольны!
Правда, по утрам зачастую дверь подъезда с трудом открывалась, да и идти в школу приходилось по щиколотку в свежем снегу — ну и что? Так даже веселее.
Прошел новогодний бал. Теперь мы чувствовали себя совсем взрослыми, и не было больше смешных детских конкурсов, и платья у девочек были уже настоящие, бальные, как на конкурс, и все было невероятно красиво и торжественно...
Каждый выходной мы с Максом ходили в лес на лыжах. Вдвоем — Ксюша теперь гуляла с Генкой, а у Женевьевы были какие-то свои дела. Я этому радовалась, потому что обе девочки ходили на лыжах гораздо хуже нас с Максом, и нам приходилось под них подстраиваться. А так мы заходили очень-очень далеко в лес, возвращаясь домой почти в темноте. Гулять на лыжах — это совсем не то, что по городу. Ни поговорить, ни пообщаться — бежим по лыжне друг за другом, только слышно, как снег поскрипывает. А все равно нам было хорошо! Мы как-то чувствовали друг друга, при том, что один видит только спину другого, а второй вообще не видит, разве что оглянется на ходу. А все равно мы друг друга понимали, и бывало, что мы вдруг, не сговариваясь, кидались изо всех сил наперегонки, а бывало, что вдруг оба вместе останавливались полюбоваться заснеженным лесом. Мы видели белок и дятлов, один раз на нас, прямо на лыжню, выскочил заяц — я не знаю, кто больше испугался, я или он. А еще один раз нам дорогу перешел лось — совсем близко, метрах в десяти, не больше. Разве вчетвером мы увидели бы такое?
Как-то мы перебирались через канаву, глубокую и с крутыми склонами, непонятно кем и зачем прокопанную в лесу. Я оступилась и упала в снег, Макс стал вытягивать меня и тоже не устоял на ногах, и мы с ним, смеясь, покатились вниз на дно канавы, как в старой комедии. Как-то так получилось, что Макс чуть ли не на меня упал, и наши лица оказались совсем-совсем близко. Я почти вплотную увидела его глаза — серые в прозелень, словно камень змеевик. У меня есть бусы из змеевика, строгие и сдержанные, но очень красивые. А шапка его свалилась, пока он катился вниз, и светло-соломенные волосы рассыпались, и в них набился снег.
Макс лежал, локтем упираясь мне в плечо, и наши ноги и лыжи перепутались, и вообще было ужасно неловко и неудобно… и в то же время мне почему-то совсем не хотелось вставать. Мне было приятно так лежать и смотреть ему в глаза.
— А ты красивый, — вдруг сказал Макс. Я растерялась, не зная, что сказать. А Макс протянул руку, смахнул с моей щеки снег и продолжил:
— Жалко, что ты не девушка. Был бы ты девушкой, ты был бы очень красивым.
— Правда, что ли? — брякнула я.
— Нет, шучу, — вдруг резко ответил он. — Так, шутка дурацкая… забей!
Он отстранился от меня, чуть ли не прыжком вылетел из канавы. Протянул мне руку, рывком выдернул меня наверх, едва не вывернув мне кисть. И кинулся бежать по лыжне так, что я едва угналась за ним.
С того дня что-то странно изменилось в наших отношениях. Я никак не могла понять, что у нас происходит. Временами мне казалось, что Макс меня терпеть не может, а временами я видела, что он скучает по мне еще больше, чем я сама. На тренировке, когда я предлагала ему потанцевать в паре, он шарахался от меня как от прокаженной — а в другой раз неожиданно сам звал меня в пару. Когда мы вместе шли до автобуса, он молчал и смотрел куда-то в сторону, а однажды вдруг начинал рассказывать какую-то ерунду — типа что у них в классе новенькая девочка, очень красивая, с длинными светлыми волосами… Я злилась и думала, не перекрасить ли мне волосы. Но отрастить их до следующей тренировки я все равно не смогла бы! Так что я решила оставить все как есть. Какое мне дело, если ему нравятся длинноволосые блондинки? И вообще что за глупости мне в голову лезут? Я ведь мальчик, и мы с Максом друзья! И какое мне дело до их новенькой девочки? Пусть Макс с ней хоть целуется!
В следующий раз я после тренировки взяла да пошла домой с Женевьевой, а не с Максом. Мы молчали, и это было хорошо и спокойно, и мне не приходилось думать, что Женевьева вспоминает какого-нибудь блондина…
Не знаю, что подумала об этом сама Женевьева. Даже если ее удивило, что я иду не с Максом и вообще на другой автобус, она никогда не задавала лишних вопросов.
А вечером Макс как ни в чем не бывало написал мне в скайп: «Славка, ты что меня не подождал? Обиделся, что ли?»
Нет, я не обиделась! Я просто в восторге, и мне жутко интересно слушать про всяких идиоток-блондинок! Тут я опомнилась. Я же мальчик… ну как Максу может в голову прийти, что меня задевают его слова? И почему они меня задевают, собственно, мы же просто друзья?
В общем, хорошо, что я не успела написать то, что первым пришло в голову. И хорошо, что это — не реальный или даже телефонный разговор, что тут можно опомниться и подумать. Вот я и опомнилась… И мы нормально поболтали, без всяких обид и ссор.
Вообще я заметила странную вещь: нас с Максом колбасило при каждой встрече, и при этом за глаза, по скайпу или по телефону, мы общались спокойно, как и прежде. И даже больше того — чем больше шарахался Макс от меня вживую, тем настойчивее он звонил или писал мне, тем дольше мы болтали по вечерам.
На лыжах мы, разумеется, больше вместе не ходили. Почему-то я не сказала об этом родителям. Почему? Сама не знаю… Может, боялась, что мама начнет расспрашивать, что да почему? А что я могла бы ответить?
По воскресеньям я по-прежнему убегала в лес, только теперь одна — а родители-то думали, что вдвоем. Я уходила далеко, в такую глушь, куда мы даже вместе с Максом не заходили, а в голову мне лезли глупые и злые мысли. Я думала — вот упаду, сломаю ногу и замерзну насмерть… и Макс будет жалеть, и ему будет стыдно. За что стыдно? О чем жалеть? Говорю же — глупости всякие придумывались.
А вечером я возвращалась домой, садилась за комп — и Макс по скайпу как ни в чем ни бывало спрашивал у меня, как дела, и рассказывал мне, какую классную книгу он сейчас читает…
Я никак не могла понять, что происходит. И готова была уже напрямую спросить у Макса, что он так дергается, но боялась… как-то это совсем глупо было бы… И он мог, пожалуй, обидеться или рассердиться на такой вопрос…
В общем, я решила радоваться тому, что есть. И старалась меньше общаться с Максом по-настоящему и больше — по скайпу. Как бы там ни было, но все равно мне было с ним хорошо.