Этим утром сон Крома нарушили шорохи за дверью, в предбаннике его покоев. Родонский генерал всегда спал чутко — вот и в этот раз открыл глаза, едва заслышав негромкую возню. В голове тут же наперебой зароились предположения, что это могло быть: от наведавшихся в неурочное время горничных до наёмных убийц. Нет, чушь какая, кому бы хотеть убивать его, тем более здесь, в Авиллоне, по сути в залож… в гостях у здешнего монарха?
Ледиос осторожно сел на постели, прислушался к шуршанию и дробным, мелким шажкам за дверью. Сощурился в сторону окна: ну какие убийцы приходят поутру, когда солнце уже светит вовсю?
Да что там творится…
Когда он встал и нарочито громко протопал вдоль кровати сначала в одну сторону, а затем в другую, шум за дверью на мгновение прекратился, а затем раздался с новой силой. Кром подождал ещё пару мгновений, а затем нажал на дверную ручку и выглянул наружу — как раз чтобы увидеть, как закрывается дверь из предбанника в общий коридор. Кажется, там был Шнайдер, а ещё мелькнула тёмная макушка Фрам?..
А вот того, что было нагромождено перед дверью, он точно не ожидал. У стены возвышалась гора всевозможных свёртков, завёрнутых в цветную бумагу коробок, рядом даже примостили огромного плюшевого медведя. Кром растерянно моргнул, а после нашарил взглядом приколотый к стене листок с календарём — и вздохнул, потерев лоб.
— Опять забыл…
Забывать о собственном дне рождения ему было не впервой: этот праздник не был для него так уж важен, гораздо больше внимания таким мелочам уделял, например, Карл. Но они ведь в ссоре с самого прибытия в Авиллон. Неужели это всё-таки он вдруг оттаял и всех предупредил?
Кром приблизился к нагромождению подарков и растерянно ухмыльнулся. Он неплохо сдружился с авиллонскими рыцарями за проведённое здесь время, но такого всё же не ожидал. Впрочем, эти ребята, пусть и серьёзные в бою, не упускали ни одной возможности насладиться мирной жизнью — и, видимо, дни рождения тоже относились к подобным случаям.
Среди блеска золотого серпантина и яркости пёстрой упаковочной бумаги взгляд вдруг зацепился за знакомое сочетание цветов. Кром протянул руку и выдвинул из-за составленных друг на друга подарков неприметный прямоугольный свёрток. К шершавой коричневой бумаге был приколот бант из красно-синей ленты.
Ледиос стиснул зубы, но скулы его всё равно тронул непрошеный слабый румянец. Эту ленту он знал и помнил слишком хорошо: всё-таки не раз и не два развязывал её, ослабляя воротник рубашки и покрывая поцелуями алебастрово-бледную шею, что за этим воротником скрывалась. Если бы вещи могли делиться воспоминаниями, как люди, за этой лентой охотился бы весь Родон: слишком многим пикантным моментам она была свидетельницей. И вот она здесь, на свёртке с подарком, посреди чужого королевства. Едва ли это чья-то злая шутка или шантаж: никто не может знать так много. Возможно ли тогда, что владелец этой злополучной ленты наконец проявил снисхождение к своему провинившемуся слуге?
Когда Кром распаковал свёрток, его робкая надежда на это усилилась. Под грубой бумагой скрывался портрет в тяжёлой раме — тот, который генерал уже не чаял когда-либо увидеть вновь. Прежде это полотно украшало собой одни из множества покоев королевской крепости в Страте, столице Родона. Это изображение короля нравилось Крому, пожалуй, больше других: Карл на нём вышел простым, живым, с тёплым блеском в глазах — совсем не как на пышных парадных портретах, какие было принято выставлять в главных гостевых залах. Этот же висел в покоях внутренних, где редко бывали гости — но часто прогуливался негласный фаворит короля. Ледиос нередко приходил к этой картине в моменты ссор, когда Карл в сердцах выгонял его прочь, старательно изображая смертельную обиду. Приходил — и заглядывал в смешливо сощуренные лазурные глаза, напоминая себе, что совсем скоро буря пронесётся мимо и всё будет как прежде, потому что так было всегда.
Догадывался ли об этой его привычке сам Карл или попал пальцем в небо — понять было сложно, но Крому стало легче на душе от этого пусть и совпадения. Он развязал ало-лазурный бант, который всё это время держал в руках, и задумчиво пропустил ленту между пальцев. Этого примирения — хоть и напоминающего военное перемирие, — он ждал почти так же, как их возвращения в Родон.
***
Сумбур и веселье того дня кружили голову: авиллонцы и вправду обожали праздники и брали всё от тех недолгих мирных дней, когда рыцари возвращались из похода и ещё не успевали выдвинуться в новый. Кром не помнил, чтобы его день рождения когда-либо был поводом для радости стольких людей… и не только людей. Прежде он получал поздравления в этот день лишь от семьи и Карла, а также нескольких самых близких сослуживцев (и почти всегда зачинщицей празднования в ордене была отчаянно краснеющая Заира), теперь же почти каждый встречный в цитадели считал своим долгом выдать сдержанное "с днём рождения, сэр Кром" или стиснуть его в объятиях, в зависимости от экзальтации этого встречного. Это было непривычно и поначалу смущало — но пока Ледиос добрался до обеденного зала, то и дело останавливаясь, чтобы принять поздравления, он успел привыкнуть к необычному тёплому ощущению в груди, которое вспыхивало от каждого такого столкновения — наверное, как и его щёки.
Не то чтобы раньше он не чувствовал себя нужным, но получить столько напоминаний об этом было неожиданно приятно.
У входа в обеденный зал на Крома налетела Канне и затараторила:
— Кто это у нас тут, ну-ка стой! Подожди, пока Канне тебя поздравит!
Фея приземлилась ему на плечо и дёрнула за ухо, её полупрозрачные крылья мелодично позванивали и сверкали в утреннем майском солнце.
— У вас в Авиллоне принято поздравлять всех в коридоре? — хмыкнул Кром, наклонив голову, чтобы было лучше видно крохотную собеседницу.
— Цыц! Где хочу, там и поздравляю, — бегающий взгляд феи и то, как она нервно теребила подол платья, выдавали её волнение. — А может, пойдём в тронный зал, мне там лучше поздравляется…
— А может, лучше сюда? — вкрадчиво парировал генерал и под визг Канне открыл дверь в обеденную, на которую фея то и дело поглядывала.
Второй раз за утро Кром застыл от удивления. Вся кипучая деятельность в обеденном зале, впрочем, замерла тоже. Тут были все рыцари вместе с Заирой, и прислуга, и даже Владыка собственной персоной: ещё мгновение назад все они накрывали столы, расставляли цветы, развешивали украшения. А руководил этим всем… ну разумеется.
Величественно стоящий посреди зала Карл обернулся в поисках того, кто прервал всю организованную им работу, и тоже опешил, но лишь на миг — через мгновение он уже привычно потрясал кулаком:
— Канне!
Фею как ветром сдуло, и Кром почему-то был уверен, что за праздничным обедом — а организовывали тут явно его, — она появится, лишь когда отсюда уйдёт Карл. Обстановку разрядил смех Владыки, затем рядом взгоготнула Астрид:
— Зря мы доверили ей стоять на стрёме!
Карл прикрыл лицо ладонью:
— Никакой дисциплины…
— ДисципЛина в тронном зале сидит, в алхимии своей ковыряется, позвать её?
Зарождающееся препирательство перекрыл голос Владыки:
— С днём рождения, сэр Кром. Простите, что всё так… сумбурно.
Ледиос снова вспыхнул и помотал головой:
— Что вы, ваше высочество! Это так неожиданно и… Спасибо. — Он обвёл взглядом весь зал: все улыбались, некоторые хихикали в кулачок, и даже Карлу не удалось полностью скрыть улыбку. — Спасибо вам всем.
Всеобщее умиление длилось недолго: кто-то звякнул расставляемой посудой, и Карл хлопнул в ладоши:
— Ну всё, хватит, поздравить ещё много раз успеем — а теперь хотя бы доделайте всё без моего присмотра. А ты, — король деловито подцепил Ледиоса под локоть и увлёк в сторону так и оставшейся распахнутой двери, — пойдёшь со мной.
Они остановились неподалёку от обеденной, в одном из эркеров длинного коридора цитадели. Карл, ещё минуту назад такой строгий и деловой, вдруг притих и будто стушевался — ожидаемо, учитывая, что прошлый их разговор был не из приятных.
— Извини, что всё получилось так, — начал он, и Кром не был уверен, что именно имелось в виду. — В кои-то веки я пытался сделать всё идеально, но…
Кром покачал головой, прерывая его речь:
— Ты и сделал идеально. В конце концов, это ведь ты рассказал Владыке и рыцарям про мой день рождения?
— Решил хоть раз устроить тебе настоящий праздник, — кивнул Карл, и Кром вспомнил, почему так легко забывал об этом дне раньше: в Родоне было не принято так чествовать кого-то, кроме самого короля, да и местная знать генерала не жаловала, так что десятое мая редко чем-то отличалось для него от других дней.
От этих мыслей его отвлекла тёплая улыбка Карла. Король тронул пальцами шёлковую розу на мундире Крома: тот сложил её из той самой ленты и приколол над сердцем, на манер наградных бантов с орденами.
— Вижу, мой подарок ты принял.
— Я думал, подарок — это портрет. — Ледиос изучал взглядом такое родное до последней чёрточки лицо, только сейчас осознав, насколько он соскучился за время их размолвки.
— Нет, глупый, портрет тебе просто для любования моим царственным великолепием, — драматично задрал нос Карл, а затем тепло рассмеялся: — Не представляешь, как долго я упрашивал Руина доставить его сюда. Вспомнил, что тебе вроде нравилось, как я там изображён…
Всё-таки Кром безумно скучал по такому своему королю: улыбчивому и слегка смущённому, безуспешно пытающемуся скрыть сияющую лазурь глаз под тенью белёсых ресниц.
— Значит, настоящий подарок — ваше царственное снисхождение к провинившемуся рыцарю? — выдохнул Кром, нарочно не отводя взгляда от любимого лица.
— Люблю твою проницательность. — Карл тонко улыбнулся и снова стрельнул игривым взглядом из-под ресниц. — Можем обсудить это сегодня вечером в моих покоях — с разрешения Владыки, конечно.
До чего же вздорному королю нравилось заставлять своего генерала краснеть, и Кром давно знал об этом, но ничего не мог поделать. Вот и сейчас он залился краской. Карл же как ни в чём не бывало очерчивал пальцем лепестки шёлковой розы.
— Заодно вернёшь мне вот это… если захочешь.
Кром лишь опустил взгляд, чтобы убедиться: воротник знакомой синей рубашки, поверх которой Карл накинул свой королевский плащ, был лишь небрежно запахнут, в отсутствие собирающей его ленты. Голова слегка закружилась от едва заметной бледности шеи и ключиц чуть ниже, в вырезе ворота, и Кром спешно отвёл взгляд. А бесстыжий Карл, довольный своим нарочным соблазном, только тихо рассмеялся и наклонился ближе, обжёг горячим дыханием ухо.
— С днём рождения, мой рыцарь.