Если на чистоту, Суна бы вообще отказался это комментировать. Но ему, видимо, капитально не повезло. Во многом в этой жизни.

Сказать, что его заставили обстоятельства, было бы неправильным, потому что эти самые «обстоятельства» были вполне себе осязаемые и даже не переминули по какому-то ошибочному стечению обстоятельств в определённый момент своей жизни заиметь себе имена. «Осаму и Ацуму» взмен этого бесплотного существительного звучало для взгляда со стороны не слишком ужасно, но у Суны одно упоминание этих имён — теперь уже — вызывало дикий ужас. На то было много разных причин.

Но, если бы эти «обстоятельства» стали счастливыми свидетелями такой его реакции на их подразумеваемое присутствие, они бы непременно расстроились и не поверили этому. Почему? На этот вопрос также нет единственно верного ответа.

Но есть один — самый главный, как считает Суна, — потому что триггером послужил именно он.

*

*

*

— Я заметил, как ты смотришь на Ацуму, — сказал Осаму, складывая руки на столе и ровно смотря на Суну. Ринтаро сидел на единственном стуле, скрестив ноги и не показывая эмоций.

— Смотрю на него?

Суна с лёгкостью мог вычислить ловушку. Он знал, что Мия состояли в запрещённых между братьями отношениях который месяц, если не год, и он достаточно знал Осаму — «так получилось» тут тоже не подойдёт. Скорее, «ему не повезло», что учились они с начальной школы, за редкими исключениями, в одном классе. И Ринтаро, так же, решительно не повезло быть в курсе его многочисленных девушек, с первого класса средней школы сменявшихся одна другой чуть ли не каждый месяц. Осаму был собственником, любил контроль, но также был невероятно осторожным и никогда без веской причины не распространялся о своей личной жизни. Суна не был исключением, но тут уж «так сложилось». Не мог же Осаму завести с ним такой разговор, только чтобы предупредить, чтобы он держался в стороне?

— Да, — продолжил Осаму. — Или, пожалуй, вернее будет сказать пялишься.

— Ну да, — повёл плечами Суна, стараясь придать лицу максимально непринуждённый вид. — Почему бы и нет? Он довольно красивый.

Мягко сказано. Ацуму был блядски великолепен — стал после окончания средней школы, когда он, отчего-то, ошеломительно изменился. Он был счастлив, шутил, и казался менее склонным к вспышкам гнева, даже бросил свои извечные подколы и едкие шуточки. Наверное, именно тогда Ринтаро понял, что влюбился.

Потому что Ацуму был прекрасен.

Но не из-за его горящих карих глаз или румяной кожи, до одури идеальных пасов Суна начал по-настоящему смотреть на него. Всё началось, когда он увидел следы зубов у Ацуму на плече. Ринтаро заметил это в раздевалке после любительского матча по квиддичу, и после этого Ацуму мгновенно и бесповоротно превратился из гипотетического друга в объект каждой дрочки, которая была у Суны с того самого дня. Эти следы делали Ацуму сексуальным в том плане, о котором он никогда и не думал. Ебабельным, потому что кто-то его ебал.

А потом. Потом, Суна пытался выяснить, кто, во имя всех богов, мог оставить эти следы, и без особых раздумий стало ясно, насколько невероятным это бы ни казалось, что это мог быть только Осаму. Больше буквально никто другой не мог быть.

Осаму поучал, подкалывал, изводил и трахал брата так, что оставлял на нём следы укусов. И… мимо этого оказалось не так-то просто пройти. И вот, Суна сидел перед Осаму в одном из школьных кабинетов после дежурства, готовый выслушать его от и до — всё, что он готов ему сказать, только бы он не молчал.

— Я знаю.

Ринтаро моргнул.

— Что он красивый? — спросил он, не веря своим ушам.

Блять, что за идиотский разговор.

— Я достаточно начитанный, Ринтаро, — напевно произнёс Осаму, и Суна готов поклясться, что в его голосе прозвучала насмешка, а глаза полыхнули безумным огнём. — И в состоянии более свободно описывать его великолепие.

Суна уставился на него. Что за высокопарные речи средь бела дня и так внезапно? Ринтаро решительно не хочет даже предполагать ответа на этот вопрос.

А, может?..

— Не прикидывайся дураком, — сказал Осаму. — Ты знаешь, в каких мы с Ацуму отношениях.

— Ты прав, в недвусмысленных узорах на его теле слишком хорошо угадывается твой почерк.

Суна точно сегодня умрёт.

Шутка про негров внезапно заиграла для Ринтаро новыми красками.

— Что ж. Ацуму заметил, что ты смотришь на него.

— Э-э, — до Суны доходило довольно долго. — Что?.. Стоп. Извини?

Осаму ухмыльнулся и откинулся на спинку стула.

— Можешь начинать радоваться. Потому что мы с Ацуму решили сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Суна был очень рад, что в его руках сейчас не находилось никаких посторонних предметов, иначе они имели бы вполне оправданный риск через секунду после реплики Осаму заиметь встречу с полом.

— Э-э? — Суна.ехе перстал работать. — Третьим?

Осаму определённо ловил кайф от наблюдения смены обширной палитры эмоций на его лице.

— Да, — сказал он.

Суна даже не пытался скрыть своего смущения. Не было смысла, не с его цветом лица. Поэтому, вместо этого он спросил:

— Я сплю?

И Осаму рассмеялся. Ярким, заливистым, его смехом, и пусть он смотрел на Ринтаро как на идиота, сердце всё равно ушло в пятки. И, может, дело было совсем не в том, что Ацуму и Осаму — близнецы.

— Ты думал об этом? — спросил он, и Суна покраснел сильнее. Потому что да, думал. Ему снилась… пара снов. Пошлых, может быть. Он молчал. — Ринтаро, — продолжил Осаму. — Моё главное желание — удовлетворять любые прихоти Ацуму. Как ты и сказал, он… очаровательный. И, — Осаму облизнулся. И блять, он сделал это специально. — Он оказался в моей постели. Поэтому, — он сложил руки на груди. — Он видел, как ты пялишься. Он считает, что ты его хочешь, и полагает, что ты можешь стать интересным дополнением.

— Из твоих уст это всё звучит ещё более странно.

— Я так и подумал. Позволь облегчить тебе задачу. Ты хочешь его?

— Да.

— Что ж, он мой. Желаешь разделить?

— Э-э-э… да?

Суна, не отнять ни прибавить, такое чувство, попал в какое-то дешёвое порно. Потому что весь разговор склонялся именно к этому.

Тон Осаму резко стал деловым.

— Отлично. Прежде чем ты получишь официальное приглашение, есть несколько моментов, которые необходимо обсудить.

— Вроде… осторожности? — осмелился предположить Суна. Если честно, с каждой секундой он всё меньше понимал, что происходит.

И совершенно неважно, что на третьем году обучения в старшей школе они уже совершеннолетние — «так сложилось», — отношения между братьями никак не оправдывались так же, как и не вписывались в какие-либо рамки. Возможно, именно поэтому Ринтаро никак не мог отделаться от жара, заливающего лицо и шею, и каменного стояка в штанах, который… Блять, он заметил.

— Да, — невозмутимо продолжал Осаму. — Но я имел в виду более материальный вопрос. У Ацуму есть некоторые наклонности, которые ты можешь счесть отвратительными.

— Наклонности? — БДСМ-практики? Кинки? Фетиши? И что?

Последнее Суна, кажется, произнёс вслух. Или, не только последнее?.. В общем:

— Да… Я видел на нём следы.

— О? Какие следы?

— …укус.

Осаму поджал губы. А вот и те самые собственнические королевские замашки.

— Я поговорю с ним об этом. Однако, если это единственное, что ты видел, полагаю, он заслуживает поощрения за скрытность. Как и ты — за наблюдательность.

У Ринтаро зазвенело в ушах. Заслуживает поощрения. Он ведь специально так сказал.

— Ого, — выдохнул он. — Даже так.

Придать лицу хотя бы отчасти насмешливое выражение у него не получилось — от слова «совсем».

Осаму был доминантом Ацуму. Ну разумеется. Ебаный пиздец.

— Тебя это тревожит?

Ринтаро шумно сглотнул.

— Не совсем, — у него стояло, а не что-то тревожило. Прямо там, перед Осаму, при мысли о том, что у Ацуму был доминант — и не просто какой-то там, а его собственный брат, у него стояло, словно мачта. Какой стремительный поворот сделала его жизнь. Он уселся поудобнее. — Я не мог упустить из вида изменения в его поведении. И не только поверхностные. Так сколько часов? Чтобы справиться с таким количеством стресса не хватит миссионерской позы воскресным вечером под одеялом.

— Можно и так сказать, — а от ответа, всё-таки, ушёл.

— Я не люблю боль, — чуть помедлив, отчеканил чуть ли не на автомате Суна, на секунду посмотрев в пол, а затем снова поднял взгляд.

— Я и не думал, — фыркнул Осаму. — Я спрашиваю лишь затем, чтобы узнать, что ты готов увидеть.

Ринтаро сурово посмотрел на него.

— Уж поверь мне, — насмешливо улыбнулся он. — Я могу смотреть на многое.

Осаму не вернул шпильку.

— И как ты думаешь, зачем я интересуюсь? Мы же не хотим, чтобы у тебя случился приступ паники с распростёртым под тобой Ацуму, не так ли?

Что ж, та ещё картинка в голове. У Ринтаро пересохло во рту.

— Хм.

— Как думаешь, это станет проблемой? Ответь честно.

Суна подумал. Его кошмары всё ещё были ужасными, но крайне конкретными.

— Честно? Думаю, будет зависеть.

— От чего же?

— От того, что ты будешь с ним делать, — Ринтаро не мог поверить, что они об этом говорили. Если он проснётся после этого, он сойдёт с ума.

— Абсолютное нет?

— Кровь, — ответил Суна. — Никакой крови. И… — он поколебался.

Но так ничего и не добавил.

Осаму снова низко усмехнулся.

— Что-то ещё?

— Э-э-э… Нет.

— Если тебе станет некомфортно и ты захочешь остановиться, мы используем цвета. Красный означает остановку для любой стороны. Или означал бы. Ацуму никогда не использовал.

Резкий переход к имени Ацуму не прошёл незамеченным для Суны, и его внезапно накрыло осознанием, какой невероятный подарок предлагал ему Осаму. Он будет касаться Ацуму. Увидит его голым. Увидит, как он, может быть, кончит. Или… заставит его. Какой охуительный подарок.

— Кстати, Саму…

— Да?

— Это… Именно то, почему Ацуму не появлялся ни в школе, ни на тренировках уже неделю?

И Суне вполне хватило его сумасшедшей ухмылки.

— Завтра у нас дома. В районе девяти вечера.