На следующий день — вернее, вечер, — в восемь Суна уже прихорашивался перед зеркалом. Что, во имя всех богов, он должен был надеть для… А для чего вообще?

Кожу? Форму? Господи.

Он остановился на простой чёрной рубашке и брюках, причесался, сделал ещё кучу ненужных действий и всё-таки умудрился выйти не вовремя и теперь имел риск опоздать. Дом близнецов находился сравнительно недалеко от его, и, уже идя по их улице, он внезапно осознал, что они, возможно — блять, да почему «возможно», конечно — когда их никто не видел, добирались домой не просто пешком — а может даже, не добирались вовсе — и именно поэтому опаздывали на следующий день на два, если не на три, урока.

Интересно, когда это началось? «С первого года старшей школы» звучало, для братьев Мия, слишком банально — но и если отбросить все стереотипы, Ринтаро слишком хорошо их знал. «С самого начала» было гораздо больше похоже на них, но… Суна остановился на том, что лучше спросить у них.

Он оказался перед дверью.

Вообще, Суна ожидал, что в этот момент в его голове будет вертеться слишком много мыслей, но, на удивление, думалось туго.

Сделал глубокий вдох, взялся за ручку, чувствуя, насколько на самом деле у него холодные и влажные руки, и дёрнул её вниз. Дверь открылась с тихим металлическим щелчком.

Дом Мия своим внутренним убранством ничуть не отличался от того, каким был в воспоминаниях Суны. Всё, можно сказать, было как обычно: вещи — на своих местах, тёплый жёлтый свет самых обыкновенных люстр, коврик перед дверью, ступенька, условно разделяющая прихожую и коридор, гостиная чуть поодаль, кухня, лестница, ведущая на второй этаж… Разве что было тихо.

Да… Вот, что было не так.

Причём, тишина эта была такая плотная, что, казалось, здесь никто не жил. А, может, это Суна себя накручивает.

Осаму он обнаружил на полпути к лестнице — их с Ацуму комнаты находились на втором этаже, — и не просто обнаружил — чуть не подпрыгнул на месте, заметив его силуэт чуть в стороне.

 — Охре… Привет, — ахнул Суна, останавливаясь посередине непечатного слова в попытках сохранить лицо.

 — Пришёл, — его реплику Осаму, кажется, пропустил мимо ушей — его реакцию выдавала только тронувшая губы лёгкая ухмылка. Он кинул беглый взгляд на часы. — Вовремя. Было бы жалко пропустить то, что я сегодня уже сделал.

Как бы ни хотелось, что это означает, Ринтаро предпочёл не уточнять.

Осаму позвал жестом, и Суна последовал за ним, внезапно ловя себя на мысли, что бокал портвейна перед выходом не был бы лишним. А затем — бутылка портвейна, потому что Осаму открыл дверь в одну из комнат — кажется, его — и взгляд Ринтаро упал на кровать.

Он был поражен до… До… Блять. Осаму приобнял его за талию, притягивая к себе.

 — Только не падай в обморок, — выдохнул он ему в макушку.

Ацуму лежал на спине по центру кровати с повязкой на глазах; его запястья были привязаны к углам кровати толстыми кожаными ремнями. Он тяжело дышал, полностью обнажённый, возбуждённый, а его грудь, живот и ляжки покрывали красные следы ремня.

 — Кажется, я сейчас отключусь, — выдавил из себя Суна, чувствуя, как вся кровь в его теле приливает к члену. Дыхание Осаму обожгло его, когда он снова засмеялся своим смехом, который Суна никогда не слышал до вчерашнего утра, и теперь был абсолютно уверен, что никогда его не забудет. — Боже… Блять.

 — Да, именно.

Ацуму повернул голову в их сторону и издал слабый, вопросительный звук — Осаму протолкнул Ринтаро в комнату и закрыл дверь.

Насколько толстыми были стены в этом доме?..

Однозначно намного толще, чем Ринтаро вообще мог себе представить.

 — Раздевайся, — донеслось откуда-то сзади, но через секунду чужая рука легла на плечо, и Осаму появился в поле зрения: подошёл к кровати.

А Ринтаро смотрел, зачарованный, как он провёл пальцами от лодыжки Ацуму выше по ноге, через бедро и талию, и грудь, до волос. Даже со своего места Суна видел, как у Ацуму проступают мурашки от прикосновений брата, и резко пожалел, что его парализующий шок выветрился. Он начал раздеваться.

 — Ты был таким послушным мальчиком, — тихо проговорил Осаму, пропуская волосы Ацуму сквозь пальцы. — Так долго ждал меня.

Ацуму захныкал, и Ринтаро, снимая ногами обувь, думал, опозорит ли он себя тем, что кончит в эту же блядскую секунду. Чего бы он ни ожидал, реальность была другой. Гораздо, гораздо хуже и гораздо лучше, и как, мать твою, Осаму мог быть так нежен с ним, когда именно он оставил те следы?

Суна заметил плётку на полу рядом с кроватью, когда снимал штаны, и перевёл взгляд обратно на близнецов.

Осаму упёрся руками по обе стороны от головы брата и наклонился к нему, кончики волос щекотали его лицо — Ацуму выгнулся на кровати и застонал, поджав пальцы на ногах, и Суна изумлённо выдохнул при виде этого. Осаму посмотрел на него, и Ринтаро, пронзённый его взглядом, уже не был так уверен, что ему не нравилась боль. В этот момент он чувствовал, что сделал бы всё, о чём бы он его ни попросил.

Осаму повернулся обратно к Ацуму и поцеловал его, придерживая его голову одной рукой, и Ацуму дёрнул руками, словно очень хотел их использовать. Наверное, так и было.

 — У меня для тебя подарок, — прошептал Осаму ему в губы. — Хочешь его? Ты был таким послушным. Таким терпеливым.

Ацуму ответил настолько тихо, что Суна не услышал, что он сказал, но, очевидно, это было «да», потому что Осаму протянул к нему руку. Ринтаро уставился на неё, размышляя, стоит ли обижаться, что его назвали подарком, но всё равно принял её, позволяя притянуть себя ближе. Он был подарком для Ацуму? Ладно.

 — Вперёд, — сказал Осаму. — Поговори с ним. Хотя сейчас он не совсем в сознании. Придётся постараться, чтобы он стал тебя слушать. — Он подтолкнул Суну к месту, на котором он стоял, и погладил его по обнажённой спине. Его рука оказалась мозолистой и тёплой, и Ринтаро ответил на прикосновение точно так же, как и Ацуму. Покрылся мурашками. — Ну же.

 — Эм, — судорожно сказал Суна, смотря на кожаные петли вокруг запястий Ацуму и покрасневшую под ними кожу, затем на проступивший на щеках румянец в контраст к чёрной повязке. Он не чувствовал ног. — Это очень… вау.

Ацуму немного повернул голову.

 — Ринтаро? — спросил он тем же тихим, полубессознательным тоном, и по телу Суны, от макушки до пальцев ног, пробежала дрожь. Ацуму вообще когда-нибудь обращался к нему по имени? Кажется, нет. И уж точно не так.

Он сглотнул.

 — Да, — ответил он. — Это я. Можно мне… дотронуться? — он почувствовал, как Осаму убирал руки — тепло его тела исчезло, и Ринтаро обернулся через плечо. Осаму взял себе стул и сел чуть поодаль со своим неизменным выражением лица — лёгкой полуулыбкой. Полуухмылкой. Суна отвернулся обратно, немного смутившись, что за ним следят. — Можно? — повторил он. Ацуму размыто одобрительно хмыкнул, и Ринтаро протянул руку.

Сначала он дотронулся до руки, только до ладони, и провёл пальцами по ремням, внутренней стороне, и Ацуму отстранился с тихим вздохом. О, ему было щекотно. Очень… очаровательно.

 — Извини, — выдохнул Суна, и дотронулся сильнее, но Ацуму только поднял голову с неразборчивым шёпотом и снова опустил её.

 — Поцелуй его, — донёсся голос Осаму. — Думаю, тебе стоит это сделать. Он уже отчаялся.

У Суны кружилась голова, но это он расслышал чётко, и поставил руки возле головы Ацуму так же, как делал Осаму, и наклонился к нему.

 — Можно тебя поцеловать? — спросил он. — Я хотел целую вечность, — Ацуму выдохнул и что-то пробормотал, и облизнулся, и это было похоже на «да», поэтому Суна поцеловал его.

Поцелуй оказался лучше, чем Ринтаро осмеливался мечтать. Тёплый, и соблазнительный, и невинный, и животный, с ноткой красного вина. Суна открыл рот, и Ацуму повторил движение; Ринтаро зарылся пальцами в его волосы, упираясь коленом в матрас, чтобы получить больше. Он услышал клацающий звук, когда Ацуму потянул руки на себя, и Суна был уверен, что ему нравилось. Он скользнул языком в его рот и положил руку на затылок, как это делал Осаму. Ремни снова клацнули, и Ацуму тихо простонал — Ринтаро точно опозорит себя сегодня. Это было невыносимо.

 — Дёрни назад, — сказал Осаму, и Суна послушно усилил хватку за волосы, но, видимо, он не это имел в виду. — Сильнее, Ринтаро. Дёрни. Его. Назад, — у него перед глазами словно вспыхнула лампа, и он дёрнул голову Ацуму назад, к подушкам, тут же получая от него жалобный стон.

 — Блять, — выдохнул Суна, отрываясь, чтобы посмотреть на него. — Ему это нравится?

 — Да, — ответил Осаму. — Ему нравится почти всё.

 — Ринтаро, — захныкал Ацуму, вжимаясь пятками в матрас и поднимая бёдра. — Пожалуйста.

 — О боже, — простонал Суна.

 — Продолжай, — подогнал его Осаму. — Он просит. Дай ему большего.

Ринтаро перевёл взгляд с Осаму на обнажённого Ацуму.

 — Я не… — Ацуму с силой дёрнул руками, словно пытался порвать ремни. — Пожалуйста, — захныкал он снова, но с большей силой. — Пожалуйста, пожалуйста.

Было ли ему стыдно смотреть? Да. Было ли это самым горячим, что Суна слышал в своей жизни? Тоже да.

Ринтаро сел на него сверху, схватил голову двумя руками, прижимая к кровати, и грубо поцеловал, толкаясь языком ему в рот. Осаму, кажется, сказал что-то, похожее на «лучше», но Суна не слушал. Всё внимание было приковано к Ацуму. На его губах, его стоящем члене, на том, каким податливым он становился от малейшего применения силы. До сегодняшнего дня Суна был уверен, что Ацуму был сверху. Он мог быть достаточно агрессивным — вполне сильным, даже иногда яростным, — и Ринтаро провёл много ночей, фантазируя о том, как опустится на колени или нагнётся над столом. Но он абсолютно ошибался. Ацуму не был сверху, да и не снизу тоже. Он был сабмиссивом. Он был связанный, ослеплённый, выпоротый, и ему это нравилось, и он сказал «пожалуйста», он сказал — «Ринтаро, пожалуйста», — ёбанный пиздец.

Суна потёрся об него, и Ацуму напрягся и подался вверх, тихо охнув — Ринтаро прижал его сильнее и потёрся сильнее, а затем схватил за волосы дёрнул голову назад.

 — Если он кончит слишком быстро, то не сможет трахнуть тебя, — прорычал Осаму Суне прямо в ухо, от чего у него снова побежали мурашки.

 — Блять… — выдохнул он. — А… можно? — Осаму отпустил его, и он упал, опираясь руками сзади об ноги Ацуму — тот дёрнулся и вскрикнул.

 — Саму-у-у, — прохныкал он, крутя головой. — Не… не надо… Не снимай его.

 — Прекрати, — сказал Осаму, и когда Ацуму продолжил крутиться и биться между ног Суны, ударил его по лицу. — Я сказал прекрати. — Он схватил Ацуму за подбородок и повернул голову прямо. — Ты кончишь, когда я скажу тебе кончить, и не раньше, ты меня понял?

Ринтаро почувствовал, как под его ногой дёрнулся член Ацуму, и, твою мать, он никогда подобного не видел. Безумие.

 — Да, Саму, — прошептал Ацуму, и Осаму отпустил его.

 — Отлично. Продолжай, — сказал он, и Суна уставился на него.

 — Что ты хочешь, чтобы я… То есть. Мне нельзя, чтобы он.? — он перевёл взгляд на Ацуму, который тяжело дышал; его щека была красной, а на животе виднелась капля смазки. — Сколько он так лежит?

 — Некоторое время, — ровно ответил Осаму, и Ацуму сдавленно всхлипнул. — Он уже отчаялся. Скоро взорвётся, — Суна проследил взглядом вниз, закусывая губу. — Может быть, тебе понравится его рот, — предложил Осаму. — Он вполне способный.

Ацуму сглотнул и раскрыл рот, когда Осаму это сказал, и Ринтаро пересмотрел его мнение о том, что «пожалуйста» от него было самым горячим, что он видел. Теперь он думал, что всю жизнь использовал неправильную шкалу.

 — Можно? — спросил он Ацуму, и тот уверенно кивнул — Суна подвинулся вперёд.

Но затем он остановился, когда Ацуму вжался в кровать с вскриком. Наверное, следы от плётки. Должно быть, было очень больно — на месте некоторых уже начали наливаться синяки, — а он только что проехался по ним ногами, как сранина. Он был так возбуждён, что почти не мог связно мыслить, но это казалось… чересчур слишком. Ацуму был… Блять, он был Ацуму Мией — и этим уже было сказано слишком много. Разумеется, он не хотел, чтобы с ним так грубо обращались. Разумеется, он хотел… романтики, или почитания, или мажорных свиданий, что-нибудь.

Что-то, кроме пощёчин. Или, по крайней мере, так можно было предположить.

 — Саму? — позвал Ринтаро.

 — Да?

 — Как ты знаешь, что… ему нравится?

 — Ему нравится, — ответил Осаму. — Но если ты так переживаешь… — он остановился и подошёл к другой стороны кровати, забираясь на неё рядом с Ацуму. Он был полностью одет, но в то же время Суна видел, как… он был заинтересован.

 — Цуму, — позвал Осаму добрым голосом, с нежностью проводя костяшками по щеке брата. По той самой, которую он ударил, и Ацуму задрожал и подался навстречу прикосновению. — Какое у тебя стоп-слово?

 — К-красный, — прошептал он.

 — Хочешь его использовать?

 — Нет.

 — Ты хочешь остановиться?

 — Нет.

Осаму повернулся к Суне и приподнял брови.

 — Ты хочешь отсосать Ринтаро?

 — Д-да, — прошептал он срывающимся голосом.

 — Да, кто? — спросил Осаму, не разрывая зрительного контакта с Суной.

 — Да, Саму, — прошептал Ацуму. — Пожалуйста. Пожалуйста.

Осаму слегка хлопнул Суну по ляжке, и тот подпрыгнул.

 — Тебя словно напоили смертельной дозой героина, — сказал он. — Давай же.

Суне не нужно было говорить дважды, и он подвинулся ближе, пока его колени не оказались по обе стороны от головы Ацуму, и он не упёрся рукой в изголовье кровати. Ацуму открыл рот, и Суна направил член другой рукой, проводя головкой по губам, тихо застонав от предвкушения. Но затем он поколебался. Неужели он и правда станет с ним так обращаться?

 — Но… что если… я сделаю ему больно? — спросил он, наблюдая, как Ацуму поднимает голову с подушек, чтобы получить больше.

 — Он слышит тебя, Ринтаро. Он не глухой.

 — Ну, просто… у него нет… рук. Что, если…

 — Если ты сделаешь ему больно, ему понравится, и он будет просить ещё, идиот, — Осаму растягивал каждое слово. — Посмотри на него.

 — Ага, — пробормотал Ринтаро. — Ему нравится. Ага… Я забыл, — он подался вперёд в рот Ацуму, и тот застонал и дёрнул руками в ремнях — Суна тут же вытащил член и снова толкнулся обратно, скользя по языку к глотке. — Блять, — выдавил он. — Ацуму… боже.

 — Можешь не сдерживаться, — сказал Осаму, и благословенно пустые мысли Суны внезапно наполнились осознанием того, что Осаму был прямо рядом с ним на кровати, одетый во всё чёрное, словно Сатана, подталкивающий его использовать собственного брата — Ринтаро вцепился в изголовье кровати, прежде чем с силой толкнуться Ацуму в рот.

 — Боже, — простонал он, почувствовав влажное тепло его рта, и начал двигаться, толкаясь бёдрами вперёд, но затем Ацуму сдавленно замычал, и Суна мгновенно вытащил член. — Прости, — сказал он, и Ацуму сглотнул и прикусил нижнюю губу.

 — Нет, — выдохнул он. — Я хочу… сильнее.

 — Ох, блять, — ответил Ринтаро и повиновался.

Сильнее. Ладно. Трахни его рот. Он сказал, что хочет этого. Просто… возьми его.

Он вошёл до основания, и на этот раз, когда Ацуму издал такой же звук, он не остановился. Вместо этого он замер, когда Ацуму коснулся носом его живота, и схватился за изголовье, словно оно было спасательным плотом: Ацуму бился в своих путах, подобрав ноги, и Осаму схватил его за лодыжки и дёрнул обратно.

 — Цуму, — упреждающе прорычал он.

Суна вытащил член, позволив Ацуму сделать единственный отчаянный вдох, а затем вошёл снова.

 — Ему… нравится? — спросил Ринтаро, хватаясь рукой за волосы Ацуму, чтобы тянуть его голову на себя с каждым толчком.

 — О, да, — ответил Осаму. — Он течёт.

 — Боже, — простонал Суна, смотря, как Ацуму сжимает и разжимает кулаки над головой, переводя взгляд на его блестящие красные губы и чёрную повязку и блять… — Я… сейчас… — он попытался вытащить, но Осаму положил руку ему на бедро и толкнул вперёд.

 — Ему нравится глотать, — прорычал он, и для Суны это было слишком.

Он вскрикнул, ударяясь лбом об стену, подавшись вперёд, и Ацуму действительно проглотил. Он сглатывал снова и снова, вытягивая каждую каплю удовольствия из него, пока Суна не был готов буквально упасть в обморок. А затем его оттащили назад, изо рта Ацуму, и почти скинули с кровати, когда Ацуму пытался отдышаться и закашлялся, зовя брата по имени с такой страстью, что Суна, едва подобравшись, прежде чем упасть на пол, понял, что он никогда больше не сможет даже думать про имя Осаму, не вспомнив его тон.

 — Чш-ш, чш-ш, — тихо говорил Осаму, отбрасывая мокрые волосы со лба брата и вытирая уголок его рта, но Ацуму не было дела до его нежности.

Он вжался пятками в постель и снова выгнулся, и Суна увидел, что он и правда тёк, он был так возбуждён, что его член налился лиловым, и Ринтаро резко захотел доставить ему удовольствие. Ацуму нужно было кончить — нужно было, — это было так блядски очевидно — какой презренный безумец оставит его так?

 — Саму, — начал Ринтаро, подползая обратно к ним. — Можно мне… Можно… пожалуйста.

 — Нет, — ответил Осаму выставив руку вперёд. — Он несерьёзно.

Ацуму злобно зарычал от разочарования, выгибаясь дугой, и Осаму схватил его за горло и прижал к кровати.

 — Нет, — повторил он твёрдым голосом, и Ацуму, пискнув от страха, замер.

 — А ты и в правду садист, да? — выдохнул Суна, и Осаму перевёл на него взгляд.

 — Нет, — сказал он. — Но мой брат — ужасный мазохист, — он повернулся обратно к Ацуму. — Не так ли? — Ацуму поджал губы, и Осаму усилил хватку. — Отвечай.

 — Да, Саму, — прохрипел он.

 — Ты пугаешь нашего гостя, знаешь ли. Хочешь, чтобы я прекратил?

 — Не-е-ет.

 — Тогда скажи ему.

 — Саму…

 — Скажи.

Губы Ацуму задрожали, его член дёрнулся, и он уткнулся лицом в руку, шепча что-то против кожи.

 — Громче.

 — Пожалуйста… не останавливайся… Я… не хочу.

Осаму отпустил его.

 — Тебе, Цуму, надо остыть, — сказал он, хлопая брата по щеке. Он поднялся и повернулся к Суне. — Не хочешь выпить?

 — Блять, ты серьёзно? — спросил Ринтаро в ответ. — Он… Да и…

 — Сочту за да, — прервал Осаму и вышел в коридор. — О, и Ринтаро, — позвал он. — Если ты до него хоть пальцем дотронешься, пока меня нет, я оторву тебе голову.