Когда-то этот город был домом.

Сейчас он был чужой реальностью, случайным отпечатком на карте его жизни, не имеющим к нему практически никакого отношения. Линией зданий, где чужие люди проживали свои жизни, не замечая, что здешний воздух был пропитан пылью, плесенью и терпкой скукой, от которой можно было лезть на стены. А ведь он только приехал.

Бейкон Хиллс не менялся, оставаясь в своем забытье, пока время двигалось дальше, преобразуя весь остальной мир во что-то совершенно иное с каждой прошедшей секундой. Ряд старых магазинов, с ценами, установленными где-то во времена сухого закона. Мрачные забегаловки, невзрачные кафе. Когда-то они казались яркими, а Стайлз был значительно неопытней. Он бы не удивился, узнай, что и проблемы не изменились. Всё те же бега под музыку из шоу Бенни Хилла. И на манеже, наверное, все те же, не считая незначительных перемен в составе действующих лиц.

Поправив воротник куртки, он наблюдал за официантом. Парень работал ещё когда Стайлзу было десять, и он выскребал по дому монетки, чтобы купить клубничный милкшейк. Сейчас он был похож на мыло, а официант — на выжатую досуха губку. Начиная работать он все твердил мелкому Стилински, что это временно. Сейчас он вряд ли уже помнил, что когда-то чего-то хотел, с бесконечно-усталым выражением лица двигая тряпкой по стойке. Его фирменный сине-розовый в полоску фартук помялся и сбился набок, а шапочка той же расцветки напоминала затертую мочалку.

Скотт неуверенно кашлянул, пытаясь привлечь внимание к себе. У них, вроде как, был разговор, но за двадцать минут они успели лишь поздороваться и сделать заказ, бросаясь незначительными фразами о том, как было когда-то. А помнишь, мир был лучше?

— Значит, — произнес он, стуча пальцами по чашке с растворимым кофе. Возможно, на вкус он был лучше, чем на запах, но Стайлз предпочитал оставаться в неведении. — Ты вернулся в город.

Вопросительные интонации почти смешили, будто Скотт не был уверен, действительно ли Стилински сидит перед ним и как на него реагировать после стольких лет молчания. Он смотрел настороженно, пытаясь проследить все произошедшие в Стайлзе изменения и вычислить, какие из них к чему привели. Скользил взглядом по лицу и волосам, всматривался в глаза, думая, что делает это незаметно. Слишком долго формулировал слова в предложения. Казалось, если прислушаться, можно было услышать, как шестеренки в его голове взрываются, так и не состыковавшись друг с другом.

— Ненадолго, — уклончиво ответил Стайлз, наслаждаясь нелепостью происходящего. Скотт продолжал подбирать выражения, не получив никакой поддержки в построении диалога.

— Не думал, что ты вернёшься. Ты так долго отсутствовал, — наконец сказал он. Его глаза расширились, а неуверенность возрастала с каждой произнесенной буквой. Будто от лишнего слова Стайлз может взорваться или превратиться во что-то. — Совсем перестал выходить на связь, и шериф ничего о тебе не говорил, я думал, тебе больше не захочется возвращаться в Бейкон. После всего.

— Мое хобби — не оправдывать чужие ожидания, Скотти, — улыбнувшись уголком рта, Стайлз мешал ложкой бурду в своем стакане. Ему хотелось рассмеяться вслух. После всего? Хотелось спросить, является ли это обобщением всего, что с ними случилось, или же только его, Стайлза, личного всего. Того самого, которое стало последней каплей.

Я так больше не могу. Не могу. Ты сам видел, что я наделал. У меня больше нет сил бороться с этим. Бороться с собой. Я умру, если останусь. Прости меня, ладно? Прости. Я не справлюсь.

— Столько лет, — осторожно добавил Скотт, пытаясь навести Стайлза то ли на мысли, то ли на откровенный разговор. Первое не покидало его никогда, второе — не входило в его планы. Они не разговаривали почти пять лет и, если бы шериф не сказал, что его сын возвращается в город, не общались бы и дальше. Но Джон все рассказал, а Скотт позвонил, стоило Стайлзу заехать на подъездную дорожку дома.

Это был я. Все это — я. И это лишь начало, понимаешь?

— Многовато. Но не беспокойся, я просто хочу забрать папу. Заставить его уйти на пенсию, упаковать вещи в коробки и увезти с собой обратно в Лондон.

— Он тебе не дастся.

— Он упрям, но я упрямей.

— Точно, — Скотт замолчал, глядя на Стайлза и куда-то мимо одновременно. Наверняка он хотел оказаться где-то подальше от старого кафе с облезлыми красными диванчиками, вырвиглазными узорами на ярко желтых стенах и, конечно, подальше от Стайлза. — Ты останешься на нашу с Малией свадьбу?

***

Скотт покинул его в спешке, ссылаясь на всё подряд, лишь бы избежать неловкости между ними. Она ощущалась как стена, по которой каждому приходилось взбираться, чтобы сказать что-то второму. Долгий и изнурительный подъем для короткого, бессмысленного разговора ни о чем.

Стилински проводил его взглядом, подчеркивая про себя, как выражение на лице когда-то друга переходило из неуверенно-напряженного в облегченное, стоило ему покинуть заведение. Скотт оставался все таким же смешным, с трудом контролирующим эмоции. У самого Стайлза это получалось лучше, а запахи были скрыты, так что нельзя было достоверно прочитать, что он там чувствовал на самом деле. С оборотнями нельзя было иначе, пускай даже единственный оборотень, оставшийся в его ближнем круге, читал его, как открытую книгу. Хотя его и оборотнем можно было назвать с натяжкой.

Самому себе Стайлз признался честно — как только Скотт вышел, ему стало гораздо легче, но общую гамму чувств это все равно не выравнивало.

Он задумчиво стучал ложкой по высокому стакану. Его мутило, но это можно было скинуть на акклиматизацию. Сказывалась разница в часовых поясах. Как бы иронично это не звучало, ему нужно было время, чтобы снова привыкнуть к американскому ритму. Всего несколько часов назад он сошел с трапа самолёта, а в Лондоне уже царила глухая ночь.

Помимо прочего, он чувствовал страх, который болтался где-то на глубине, но в любой момент мог взять верх.

Я не вернусь. Никогда не вернусь. Не смогу.

Все же смог. После того, как подсознание сыграло с ним злую шутку, а потом он сам чуть не сыграл в ящик. После нескольких лет бесконечных ночных кошмаров, панических атак, психологических рецидивов и попытки отстирать невидимую кровь со своих рук — смог.

Это я сделал. Я убил ее и чуть не убил остальных…

Вытащив из кармана мобильник, Стайлз набрал наизусть заученный номер.

Три гудка и сонный голос вывалил на него шквал неразборчивых матов, общим смыслом которых был простой посыл в стиле Уиттмора.

— Грёбаных два часа ночи, кретин!

— Я тоже рад тебя слышать, моя дражайшая ящерка, — лучезарно улыбнувшись, Стайлз выслушал ещё одну стену отборного мата в свою сторону. Он привык к этому. Привык, что Джексон выражает свою дружескую любовь и привязанность через крепкие выражения, сморщив аристократический нос и обязательно закатив глаза с якобы оскорбленным видом. Он не умел иначе. Кто бы подумал, что Стайлз будет такое знать.

Наконец словарный запас начал сдавать. Сделав глубокий вдох, Уиттмор на некоторое время прервался, вылезая из кровати.

— Как ты? — неподдельное беспокойство в его голосе маскировались под что-то, сказанное невзначай. — Нормально добрался? Сегодня солнечно?

— Да, все в порядке. Долетел бы почти сказочно, если бы один странный нервный мужик не размахивал руками рядом со мной на протяжении всего полета. Серьезно, он все время ругался с ноутбуком. Ну и если бы я мог поспать, а не идти со Скоттом.

— На завтра нельзя было перенести? Бывшим подружкам отказывать приличие не позволяет?

— Это ревность? Джексон, ты — моя единственная подружка.

— Я передам твои слова Лидии.

— О нет, только не это! Ты ранишь её чувства, ведь я говорю ей то же самое.

Уиттмор хрипло рассмеялся.

— Так и зачем он с тобой встречался?

— Не знаю, может, удостовериться, что я не представляю опасности? — Он осекся, чуть не сказав больше. Прокашлявшись, Стилински фыркнул в трубку, чтобы скрыть напряжение в голосе. Никаких больше.

— Ты не опасен.

— Приятно знать, что ты так в меня веришь.

— Стайлз.

— Ладно-ладно, тогда, может, позвать на свадьбу? Хотя он так неохотно делал это, что я, пожалуй, пас. Думаю, ему дико неловко, что он перестал со мной общаться.

— Безбожно кинул.

— Ну, или он хотел бестолково потрепаться в кафе, — продолжал Стайлз. — Все, не знаю, мои догадки кончились.

— Даже не хочу пытаться их строить, довольно бесполезное занятие. Будешь в порядке? Достаточно всего взял? — тон Джексона сменился на заботу, на заднем плане шумела кофемашина. Стайлз живо представлял себе Уиттмора, опирающегося руками на барную стойку посреди кухни. Как он стоял босиком на белой плитке с подогревом и рассматривал навороченную технику, готовящую специально для него эспрессо с каплей виски. Морщил нос, поглаживая между ушами лежащую в окружении посуды кошку. Стайлз притащил ее в корзинке год назад, и, как бы Джексон не пытался показательно плеваться ядом, он действительно любил Трикс. Даже когда угрожал выбросить ее на улицу каждый свободный час его жизни.

— Каждый раз хочу спросить: на тебя вообще действует кофеин? На животных же действует. Поверить не могу, что всё ещё не задал этот вопрос.

— Да, я становлюсь бешеными и пытаюсь всех убить. Не меняй тему, Стилински.

— Я думал у тебя сучий характер, а оказалось, во всем виноват кофе, — Стайлз улыбнулся, откидываясь на диванчик. В кафе кроме него практически никого не было, не считая официанта и парочки, сидящей за дальним столиком, так что он начинал чувствовать себя безопасно. — Как чувствует себя наш комок мурчащей шерсти?

— Стайлз. — С нажимом произнес Джексон. Он умудрялся вложить в его имя больше менторского тона, чем любой другой человек. И каждый раз произносил его так, будто смертельно устал.

— Ну что? Я буду в порядке. Что со мной может случиться, Джекс? Если ты о том, буду ли я снова сходить с ума или… — оборвав себя на полуслове, Стилински вздохнул, на несколько секунд прижав пальцы к виску. — Мой ответ — нет. Дитон и папа сказали, что в городе безопасно, а я предостерёгся от всего. Взял все, что мог. Неужели ты в меня не веришь? Больно слышать.

— Если хоть что-нибудь….

— Все будет круто, никаких проблем.

— Я уже говорил, что это плохая идея?

— Ну я же не маленький, Джекс, умею держать себя в руках, а руки при себе.

— Ты будешь держать связь со мной до самого отъезда, понял? — угрожающе произнес он, хотя слово «прошипел», подошло бы больше. — А потом к чертовой матери удалишь мой номер и больше никогда не появишься в моей жизни.

— Мы оба знаем, что так не будет.

— А ещё, не приведи господь….

— Ты что, так волнуешься за меня, что уверовал?

— Я убью тебя.

— Так точно, капитан, — по привычке отсалютовав, Стайлз улыбнулся. Когда-то Джексон бесился на этот жест, потом привык и даже начал скрывать улыбку при виде его. Он вообще ко всему привык, похоже. Кто бы знал, что тот Стилински пятилетней давности, импульсивно кидая вещи в рюкзак со сломанной молнией, решит позвонить Уиттмору, потому что больше никто не брал трубку. А тот ответит. — Ты сам тоже звони, окей? Мне надо держать себя в тонусе и практиковать технику ядовитой речи, а кто мне в этом может помочь, как не самая ядовитая змея в мире.

— Придурок. — Джексон выдержал паузу, чтобы отпить глоток кофе и напустить драматичную паузу. — Окей.

— Я приеду до полнолуния, обещаю.

— Все, Стилински, не беси.

Прозвучал короткий гудок разъединения. Стайлз отложил телефон на столик. На экране горела смска от отца с вопросом когда он вернётся и несколько незначительных сообщений от оператора. Джексон прислал фотографию кошки с подписью, что все нормально.

Оплатив счёт, Стилински вышел из кафе, вдыхая воздух вечернего города. Удушливый и пыльный. Мысленно представив перед собой календарь, он зачеркнул первый день. Осталось ещё четырнадцать. Две недели. Всего две.