Влажный хруст, стихающий хрип — и широкая улыбка на бледном скуластом лице. Охотник искренне радовался каждому убитому монстру — им ли, или же его новой спутницей. 

   Иногда она задумывалась — а не зря ли поддалась порыву и пригласила его объединить усилия в сегодняшней Ночи Охоты. Этого странного мужчину, который так искренне смеялся при встрече и так непосредственно обрадовался голосу Охотницы. Если верить его словам, она спасла еле живой обрубок человека из лап хемвикских ведьм, подарив милосердную смерть — и это был именно он. Но всё равно — откуда столько счастья от знакомства?

   Иногда Охотнице становилось не по себе от взглядов этого человека. Полных искреннего восхищения, уважения и непонятного удовольствия. Это было ненормально. И потому почти пугало. Так, что однажды женщина не выдержала:

   — Почему ты смотришь на меня как на какое-то чудо света? Я всего лишь добила тебя тогда из жалости, и всё. Ты хоть сам это понимаешь?

   Тот поднял на неё тусклые зелёные глаза и снова улыбнулся. Но не этой своей жуткой счастливой улыбкой почти блаженного — а как-то очень печально. 

   — Конечно понимаю, — негромко отозвался он, и от этого серьёзного тона по спине побежали мурашки. Потому что не было видно, чтобы Охотник сейчас лгал.

   — Просто поверь, — продолжил он, и Охотница нахмурилась, но взгляда не отвела. — Ты заново подарила мне этот мир. А я это очень ценю.

   Что возразить на такое странное признание, она не нашлась, так что молча махнула рукой в сторону кареты, которая ожидала их, дабы доставить в загадочный замок Кейнхёрст. 

   Надёжнее напарника было сложно найти: он не мешался под ногами, но и не сбегал далеко в азарте погони, прикрывая Охотницу в каждом бою и безоглядно доверяя ей же. Последнее поначалу вводило в недоумение. Вскоре — начало нервировать, а потом — почти раздражать.

   — Почему ты мне так веришь? Ты же меня совсем не знаешь, — она резко выдернула из трупа очередной твари трость и хмуро уставилась на мужчину, до которого чужие когти не дотянулись буквально на волосок. Тот испустил почти весёлый смешок и опёрся на окровавленный топор, склонив голову набок.

   — Смертью больше, смертью меньше, — беспечно пожал он плечами и вновь улыбнулся. — В конце концов, я не ошибся...

   С этим Охотником было почти невозможно говорить на тему взаимоотношений. Простодушные признания, лёгкие согласия, что у него не все дома — а она даже не могла его винить в этом. Всё-таки теоретически, но Охотница понимала, что привело спутника к такому состоянию. И ценила, что он хотя бы сам осознавал это.

   Однако понимать — не значило не замечать болезненного, неестественного надлома, который сквозил во взгляде напротив. Это не значило, что Охотница не сдерживала дрожь от волны холодных мурашек при виде счастливо улыбавшегося ей мужчины среди разбросанных вокруг трупов монстров. Даже зная, что это — не от жажды крови и не от звериного безумия.

   Иногда она просто боялась того, как быстро и крепко этот человек прикипел к ней. Такое нельзя было не заметить — и в мелочах, и в целом. Охотник с непринуждённостью ребёнка взял и всучил в её руки свою жизнь, не озаботившись хоть каким-то руководством, что с этим теперь делать. А она ведь тоже понятия не имела, как быть с таким неоднозначным "подарочком". 

   Но при всём при этом он даже не думал превращаться в восторженного дурачка, послушного телёнка на верёвочке. Он продолжал быть собой: расчётливым и опытным Охотником, циничным, жестоким — и разумным. Просто ей без колебаний распахнул душу так, как не рискнул бы никто.

   И, что казалось самым страшным — Охотница не желала даже представлять, что случилось бы, что может случиться, ошибись напарник в ней по-настоящему. Если бы она действительно хоть раз предала — или предаст это проклятое доверие слишком жизнерадостного мужчины с коротким именем Хью.

***

   Брегис. 

   Так звали его спасение. Красивое, звучное имя. Красивая, опасная женщина. Не сбежавшая, не отвернувшаяся от Охотника, не ставшая избавляться от такого сомнительного спутника.

   О да, его поведение действительно порождало сомнения в сохранности рассудка. Какой идиот подпустит чужого человека так близко к себе, буквально на расстояние удара ножом, и не будет к этому готовиться? Какой наивный кретин возомнит, что стоит доверять женщине, которую даже не видел никогда, зато успел смертельно познакомиться с её кинжалом? Хью совершил буквально все фатальные ошибки излишне простодушных и идеалистичных придурков на волне безобразной эйфории от встречи... и остался жив. 

   Не просто жив.

   Она не позволила вервольфу вгрызться в занятого сбрендившим ярнамитом новоиспечённого напарника. Не мешала с наслаждением калечить и убивать редкие остатки ведьм, выползших из своих нор, когда Охотники вновь явились в Хемвик. Суховато осведомилась о запасе крови перед путешествием в карете, запряжённой неживыми лошадьми. Почти не вздрагивала от его взглядов и улыбок.

   И с каждой подобной деталью, с каждым жестом внимания, понимания, терпения — Хью становился счастливее. Его искалеченная душа тянулась к этому, словно умирающий от жажды — к роднику. 

   Болезненно, неправильно, неестественно — плевать. Для Охотника и без того почти не было причин придавать значение чужой оценке, а уж теперь-то... Но тем лучше он начинал видеть отголоски страха в Брегис. И не хотел, чтобы напарница боялась его. Пытался сдерживать свои порывы, вести себя как нормальный человек. Плохо получалось. Это было заметно по её вопросам, осторожной опаске — естественной реакции нормального человека на странное поведение постороннего.

   Впрочем, кто вообще мог теперь назвать Хью нормальным?

   Даже он сам — не мог. И это осознание двоилось в восприятии, мешало видеть мир простым и понятным.

   С одной стороны, было больно, ведь Охотник больше никогда не станет полноценным: вывернутый наизнанку, изуродованный не физически — духовно. И Брегис тоже это прекрасно видела. Лучше, чем кто-либо, с каждой проведённой бок о бок секундой.

   С другой стороны, Хью не просто понимал, но и принимал своё нынешнее состояние. Не имел иллюзий — и этим пользовался. С "пристукнутых" ведь взятки гладки, правда? А ещё это оказалось так восхитительно-легко — не лгать... Иметь возможность без глупого стеснения говорить о своих мыслях и чувствах, обезоруживая собеседницу, вновь и вновь ловя выражение хмурой растерянности на веснушчатом лице. Растерянности — но не отторжения.

   Время будто замедлилось, когда Охотница начала оседать, зажимая бок. За её спиной опускал пистолет белолицый гигант в одеждах Церкви. 

   Они хотели забрать её. Забрать у него Брегис. Они пытались забрать единственный свет, в который Хью уже по-настоящему верил.

   Он не знал, видела ли напарница Сон. Не спрашивал и не допускал возможности проверить. Сам риск того, что эта женщина может умереть окончательно, выпадал из картины его мира как неприемлемый.

   И потому сознание Охотника захлестнула чистая, яркая как взрыв магической звезды ненависть. Мир подёрнулся звонкой и прозрачной пеленой с привкусом крови. Своей? Чужой? Разницы нет.

   Главное — голова врага разлетелась кровавыми ошмётками, давая время на то, чтобы вогнать в бедро Брегис шприц с кровью. Но к месту боя уже спешили падальщики — и Хью злобно ощерился, взглянув в пустые чёрные глаза служителей Церкви. По лезвию топора скользнули язычки пламени, порождённые шероховатой бумажкой.

   Он не позволит им забрать её.

   Кровь лилась рекой, щедро орошая лицо и одежду. Охотник без сомнений, без колебаний убивал всех, кто смел приблизиться к нему с его ношей. Звонкий и яркий мир, пустая голова без единой лишней мысли. Его сокровище должна выжить. Все, кто этому мешает, должны умереть. 

   Служители Церкви... Такой же сброд, как и остальные, только прикрываются красивыми одеждами и якобы полномочиями. Прав был Гаскойн: рано или поздно все становятся зверями.

   Возможно, стоило тогда принять предложение Королевы Аннализы... Но нет, выбор Хью между бессмертной властительницей Кейнхарста и обмякшей на руках Брегис был очевиден. Странно, что напарница тогда, в тронной зале, выглядела уязвлённой. Неужели от того, что он назвал Королеву прекрасной? Она ведь и была прекрасной. И одинокой. Но Хью не стал — и не станет её рыцарем.

   Часовня Идона встретила привычным густым духом ладана. Агата оказался бесценен в вопросе оказания помощи, подтвердив правильность выбора Хью когда-то. И именно его длинным рукам, покрытым сероватой кожей, Охотник сумел доверить Брегис — потому что у самого они нещадно дрожали. Потому что стоило уложить напарницу на лежак из плащей и каких-то тканей в тихой библиотеке, стоило понять, что её жизни уже почти ничего не угрожает, и здесь никто на них не нападёт, как Хью начало трясти. Истерика от запоздалого ужаса подкатывала к горлу удушающей волной, и только жалобный голос Агата смог встряхнуть, заставить вспомнить, что дело ещё не было завершено. Охотнику требовалось стать глазами жителя часовни, чтобы всё закончилось по-настоящему хорошо.

***

   Запах старых книг и ладана. Привычный запах крови. Непривычное тепло...

Брегис распахнула глаза. Вокруг царил полумрак, едва рассеиваемый почти прогоревшими свечами — библиотека под часовней Идона, кажется.

   Охотница повернула голову и наконец увидела, что держало её. Кто.

   Он сидел рядом, уронив голову на грудь, и, похоже, спал, сжимая в сухих ладонях её руку. Если подумать, впервые они касались друг друга без перчаток. Кожа Хью была грубоватой, чуть царапающей мозолями, доставшимися явно от топора. Даже странно, что человек с такими красивыми пальцами выбрал столь тяжёлое оружие. Ему бы на музыкальных инструментах играть, а не...

   Брегис осеклась и вгляделась в дремлющего напарника. Нет, не показалось — плечи подрагивали. И не только они. 

   — Хью, — она аккуратно сжала пальцы в ответ и вздрогнула, когда Охотник почти мгновенно вскинул лицо, жадно и отчаянно впившись в неё взглядом. И от полувысохших влажных полосок на впалых щеках Брегис стало совсем не по себе. 

   — Ты чего? — медленно сев, она убедилась, что о ней позаботились как следует: тело отозвалось фантомной болью в боку и напомнило о нескольких синяках и ссадинах, но раны уже не было, а также ощущались бинты. Хью всё это сделал? Да и до часовни с того места добираться не так уж близко...

   — Я испугался, — Брегис пропустила момент, когда вдруг оказалась в крепких объятиях. А ещё она теперь отчётливо ощущала бившую напарника дрожь. От этого возмущение и злость увяли, толком головы не подняв — оттолкнуть его сейчас у Охотницы просто не хватило бы духу. 

   — Совсем дурной, да? — охрипшим от неожиданности голосом спросила она, неуверенно похлопав Хью по спине. Тот послушно убрал руки — и замер, почти не дыша, когда Брегис притянула его обратно, положив ладонь на голову и тяжело вздохнув.

   — Кровь даже выпущенные кишки обратно слепит, а тут какая-то пуля...

***

   Он чувствовал, как тёплые пальцы перебирали каштановые с проседью волосы, и не смел спугнуть это чудо. Хью окутывал запах напарницы — терпкий, щедро сдобренный кровью и порохом, но это не мешало, напротив — ведь это была именно она, и никто иной. Неповторимая.

   — Вот что мне с тобой делать, а? — он блаженствовал от лёгких касаний, и в конце концов не смог не обнять в ответ. Уже не истерически цепляясь — а так, как хотел всегда, как мечтал, но не смел надеяться. 

   — А со мной надо что-то делать? — вздохнул Охотник в ключицу и ощутил почти такой же новый вздох, коснувшийся затылка. Кончики пальцев вновь зарылись в его волосы. Жест настолько домашний и тёплый, что хотелось застонать от счастья, прижать эту женщину к себе как можно крепче и не отпускать никогда.

   — Понятия не имею, — Брегис была честна, он тоже. И, кажется, это начинало устраивать не только его.

   — Хью.

   — М? — оказывается, Охотник успел почти задремать, убаюканный лаской и покоем.

   — Ты там кровавую баню устроил.

   — Как ты узнала? — он попытался отстраниться, вскинуть голову, чтобы посмотреть в глаза Брегис, но та не отпустила, прижав к себе крепче. Даже шикнула. Боялась, что он увидит на её лице страх?

   — Ты меня своими объятиями всю в крови перемазал, — в чудесном голосе страха не было. Были усталость, смирение и — Хью не поверил своим ушам — толика... смеха?

   — Прости, — теперь растерялся уже он. Охотник успел привыкнуть, что Брегис доверяла ему с оглядкой и свою опаску старалась прятать. А тут...

***

   Она не хотела его предавать. 

   Не из страха или жалости. Неожиданная мысль, когда обнимаешь человека, готового залить весь мир вокруг кровью — просто ради кого-то. Ради неё.

   Это по-прежнему пугало. Всё так же сквозило неестественной одержимостью. Но Брегис уже стала центром мира для искалеченного Охотника. От этого было никуда не деться, не скрыться. Да и его попытки спрятать самого себя внутри не могли пройти мимо внимания. Так или иначе, она не могла изменить ничего — кроме своего отношения. 

   — Просто будь в следующий раз... аккуратнее. А то стирать всё будешь сам.

   Мягко почёсывая голову, перебирая присыпанные слишком ранней сединой пряди и в какой-то момент ощутив, как начала намокать ткань рубашки там, куда Хью уткнулся лицом, Брегис со свалившимся с души камнем думала о том, что судьба, возможно, действительно сделала ей подарок. Непростой, страшненький, способный на почти бесконтрольную звериную жестокость — но, возможно, лучший из того, на что она не могла рассчитывать.

   Ну а что сейчас этот взрослый мужчина плакал Охотнице в плечо — право слово, иногда плакать нужно всем. Даже самым весёлым и жизнерадостным. Особенно им.

   Неважно, от горя или счастья...

В конце концов, среди Охотников — и Охотниц — нормальных людей нет.