Ярнам — древний город с богатой историей. Он многое пережил, многое помнит... И, ничуть не меньше — не помнит.  

   Проклятье рассыпалось пеплом, унося с собой ужасы греха. Тени вернулись в бездонный океан. Охотники в таком мире не нужны. 

   Брегис не могла вспомнить, когда всё изменилось. Когда город наполнился жизнью, и мимо прошёл, хмуро зыркнув из-под шляпы, Гаскойн. Улыбнулся державший в руках стопку книг Гилберт — его она узнала лишь когда тонкий парень с копной курчавых тёмных волос приветственно окликнул кого-то по пути к своему дому. Визгливо ругалась с соседкой мерзкая старушка. Мелькнул в дверях стройный силуэт Арианны. Альфред, сияя улыбкой, следил за порядком в Соборном Округе, охотно рассказывая любому желающему о Церкви Исцеления. Которая по-прежнему существовала — и Аделла стояла в дверях одного из храмов, приветствуя входящих.  

   Все, все, кого Брегис довелось увидеть, узнать, запомнить во время Ночи Охоты — были живы и в своём уме. 

   И ничего не помнили.

   Прошествовал мимо Кровавый Ворон Кейнхёрста, высокомерно хмыкнув, когда Охотница инстинктивно прянула в сторону. На его плечах не было вороньего плаща. Запоздало Брегис поняла, что её реакция для него совершенно не выделялась среди прочих — ярнамиты смотрели вслед высокородному рыцарю с неприязнью и презрением, граничащим с завистью. Что ж, это, видимо, осталось неизменным... 

   А ещё Охотница неожиданно обнаружила, что у неё нет дома. Неудивительно — ведь она чужачка, приехавшая за исцелением. Откуда бы у неё взяться жилью в Ярнаме во время Ночи Охоты. Но открытие всё равно неприятное — крысы хоть и стали нормальных размеров, однако никуда не делись. 

   Часовня Идона встретила сдержанным ароматом ладана, и очень высокая долговязая фигура в богато расшитой алой хламиде повернулась к посетительнице. А Брегис старалась не думать о замеченном многоруком силуэте, всё так же сидевшем на здании. 

   — Добро пожаловать, — даже голос Агаты немного изменился, стал певучее и чище. Лучистые голубые глаза смотрели на Охотницу спокойно и доброжелательно. — Я — Агата, хранитель часовни Идона. Проходи, если желаешь, здесь путники всегда могут найти временное пристанище. 

   Он скользнул к канделябру, на котором прогорела одна из свечей, и ловко засветил новый огонёк. Длинные сероватые пальцы не дрожали, двигался старый незнакомец ровно и уверенно...

   — Жаль признавать, но жители Ярнама не любят чужаков.

   — Я знаю, Агата, — на миг она поймала внимательный взгляд зрячих глаз. 

***

   — ...Что? — Брегис смотрела на пожилую женщину с пронзительными умными глазами, и сердце колотилось как бешеное. 

   Эйлин усмехнулась. Молодая Охотница наткнулась на смуглокожую товарку по несчастью случайно, когда та, брезгливо кривя красиво очерченные губы, выслушивала поток брани от кого-то из местных. Тогда Брегис вмешалась, получив свою порцию словесных помоев, но не отступила — и плюющийся ядом ярнамит ушёл ни с чем. А Эйлин пригласила её в свой скромный домик на окраине: старый, кое-где покосившийся, но всё же крепкий и обжитой.  

   — Значит, ты тоже помнишь, — странный "окающий" акцент никуда не делся, как и нити седины в иссиня-чёрных волосах. — Я успела заметить, здесь многие видят странные и страшные сны. Агата и соплюхи Гаскойна себя выдали. Правда, потом мне пришлось побегать от их папаши, но и он в итоге признал, — смешок. — И запретил приближаться к детям на расстояние выстрела. 

   — Это не было сном, — охрипшим голосом прошептала Брегис. 

   — Я знаю, — просто отозвалась Эйлин и хмыкнула на оторопь собеседницы. — Да, я заметила твои взгляды. Ты ведь до сих пор видишь их? Видишь Фонари? 

   — Да... 

   — А я не вижу. Ещё с тех пор, как перестала видеть Сон тогда. 

   Они помолчали. В стекло масляной лампы бился жирный наглый мотылёк. За окном сгущался сумрак. Наступала новая ночь. Обыкновенная, мирная ночь. Её запахи совершенно непохожи на те, к которым привыкла Охотница.

   — Скажи, Эйлин... — Брегис боялась ответа, но слишком хотела знать наверняка. — Тебя ведь там убил Герман? 

   В ответ раздался тихий смешок. 

   — Да, он. Ох и ругалась я, помню... Но шею подставила. Быть может, зря. Впрочем, благодаря вам двоим я хотя бы выжила, авось дожила бы до чего хорошего. Кстати, не нашла своего отморозка ещё? 

   Брегис вздрогнула. Как рассказать о том, во что сама толком не верит? Имеет ли она право рассказывать вообще?  

   Прерывая лихорадочные размышления, на плечо легла высушенная временем ладонь. 

   — Не говори, если не хочешь. Старая ворона любопытна, но настаивать не станет.  

   Охотница осталась в этом доме. 

   — Всё равно на меня одну он великоват, по мнению соседей, — смеялась Эйлин, заплетая вторую косу и берясь за гребень. — А теперь им придётся утереться. Садись давай. 

   Брегис подставила голову под жёсткие, но чуткие пальцы и прикрыла глаза. Найти в Ярнаме работу чужаку непросто — но возможно. Гилберт помог: устроил в библиотеку, узнав, что женщина прекрасно разбирается в грамоте и счёте. Оплата так себе, но это всяко лучше, чем со скандалом кочевать из таверны в таверну, оставляя за собой шлейф выбитых зубов, сломанных рук и острых предметов в мягких частях тела, как это было у Эйлин. Впрочем, на нынешнем своём месте работы бывшая Охотница на Охотников, похоже, осела уже крепко. 

   Инстинкты той ночи не спешили отпускать — да и две женщины не особо спешили с ними расставаться. Больно полезно, при незамужней-то жизни. 

   И Эйлин тихо, непонятно хмыкала, когда Брегис растворялась в сумраке у ограды, чтобы через пару мгновений появиться вновь. 

   — Как там старый перечник? — в первый раз спросила она. 

   — ...Умер, — лишь спустя долгую паузу тихо произнесла Охотница. 

   — Мир праху его, — улыбка сползла с тронутого морщинками лица. — Быстро?  

   — Да. 

   Эйлин кивнула, и больше вопросов о Сне Охотника не было. Ни в тот день, ни позже. Она только попросила передать привет Кукле, на что Брегис с облегчением согласилась. 

   Тем более что та с удовольствием выслушала Охотницу и улыбнулась, поблагодарив. А потом вдруг ушла в Мастерскую и вернулась с небольшим свёртком в руках.  

   — Я помню её, — мелодичный голос не изменился ни на йоту, но в нём постепенно всё отчётливее расцветали новые оттенки, эмоции. — В прошлый раз Эйлин забыла, вернёшь ей? 

   Старая Охотница села на стул, сжимая в ладонях потемневшую от времени деревянную сампоньо* с почти выцветшим шнурком. 

   — Ну надо же... 

***

   Мир вздохнул. Ветер растрепал отросшие вьющиеся волосы. По позвоночнику прокатился цепкий холодок.  

   Что-то изменилось. 

   — Что вы думаете о Королеве Аннализе? 

   — Высокомерная и одинокая, — рассеянно отозвалась перебиравшая корешки книг по алфавиту Брегис, лишь после этого осознав, что голос не принадлежал Гилберту, и резко обернулась.  

   Ворон Кейнхёрста удивлённо и зло щурил чёрные глаза почти в упор. Тем временем руки Охотницы метнулись к поясу — и в её грудь тут же упёрся хорошо знакомый двуствольный пистолет. 

   — Слишком необычные у вас повадки для библиотекарши, — задумчиво произнёс Ворон, продолжая сверлить хищным взглядом взведённую как пружина Брегис. — И слишком смелые слова для той, кто никогда не видел Её Величество. Или же, — он нажал на рукоять, заставив женщину прижаться спиной к полке, — вы видели? 

   Позади раздался стук упавших книг. Гилберт.  

   Брегис сбила упиравшиеся в рёбра дула в сторону и выхватила свой пистолет.  

   Пат — она держала Ворона на мушке, но тот успел вскинуть к животу острие клинка. Гилберт стоял где замер и не смел вздохнуть, глядя на это напряжённое, хрупкое равновесие между двумя зверями. 

   — Решили погибнуть, но меня с собой забрать? — серебристая бровь иронично изогнулась. — Как самоотверженно. Полагаю, ярнамиты отблагодарят вас сполна. Если удосужатся хотя бы могилу вырыть. 

   На губах Брегис помимо воли расцвела широкая улыбка, ничуть не вязавшаяся с положением человека, кишки которого в любой момент могли украсить доски пола. И это отразилось замешательством на остроскулом породистом лице напротив. Чтобы вскоре смениться пониманием. 

   — А, точно. Такие как вы не боятся смерти... 

   — Много болтаете, — хрипло отозвалась Брегис. — Убивать будете, или нет?  

   — Ещё не решил, — Ворон нагло ухмыльнулся и почесал подбородок о наставленный в лицо пистолет. Даже сейчас, без поручения Эйлин, хотелось эту высокомерную физиономию хотя бы начистить. Чтобы не так обидно было за свою невнимательность.  

   А затем словно тень набежала на солнце. Огонь свечей потускнел, в углах заклубилась тьма, в отличие от обычной темноты — отчётливо живая, мерцающая едва уловимыми изумрудными искрами. Воздух уплотнился, в виски кольнуло знакомой болью. Но так легко, похоже, было только Брегис — побледневший Гилберт уцепился за косяк, по виску и без того белокожего Ворона, не сдержавшего дрожи, скользнула капля пота. 

   Присутствие чего-то незримого, могущественного, было почти осязаемым. По помещению потянуло стылым холодом угрозы. 

   — Вот как... — теперь охрип рыцарь Кейнхёрста — и убрал оружие первым, медленно, напоказ вкладывая клинок в ножны. И по мере этого слабело давление — но внимание оставалось. 

   Ворон вновь посмотрел на Брегис, поднял голову к потолку... и с достоинством отвесил лёгкий поклон в пустоту. 

   — Намёк понял, можете не беспокоиться. 

   Ещё один долгий, задумчивый взгляд — и не менее церемонное: 

   — Моё почтение, Охотница. 

   После ухода Ворона Брегис пришлось долго отпаивать бедного Гилберта чаем. 

   — Так значит... — он сидел в кресле, подобрав под себя худые ноги, и подрагивал от остатков пережитого. — Это всё было? 

   — Да. 

   — И я... 

   — И ты — живой и здоровый, прямо сейчас сидишь передо мной и лечишь нервы из-за одного бледного мудака, — отрезала Брегис.  

   Гилберт слабо улыбнулся и сделал ещё один глоток. 

   — Спасибо. 

   А когда женщина покидала библиотеку, в спину долетело тихое: 

   — За всё спасибо...