- Чудесная презентация, - Авалор отсалютовал прозрачным бокалом на длинной ножке и только пригубил такое же прозрачное вино, чуть отдающее в желтизну.
- Спасибо, господин Грей. Я так рад привлечь столько инвесторов сразу. Надеюсь, вы мой инвестор? – хозяин торжества очутился чуточку ближе, чем позволяли приличия, но этим и ограничился.
- Всё возможно в этом бесконечном мире, - Авалор широко развёл руками, демонстрируя робкую улыбку. Потом он снова отхлебнул из своего бокала.
Когда хозяин ушёл, дабы выказать уважение другим гостям, сзади дунуло тёплым воздухом. Шевелюра Авалора шевельнулась. Он не отреагировал, только глаза прикрыл, наслаждаясь ароматом дорогого вина. Он знал, как представительно выглядит. Знал, потому что тщательно готовился и подбирал костюмы, отшвыривая один за другим, как модница перед зеркалом. Всё не устраивало. То воротник слишком вычурный, то слишком блёкло, то броско. То ли дело в былые времена, когда можно всего лишь тростью с серебряным набалдашником привлечь внимание нужных людей. Немного антуража с дорогими камнями, немного пафосной вежливости и в меру удивления. Авалор наслаждался шиком высшего общества и играл с ним в своё удовольствие.
- Господин Натюрморт? – Авалор даже не оглянулся.
- Да-а-а, это было незабываемое веселье, - ответил тот.
- На-тюр-морт, - повторил Авалор с улыбкой. – До сих пор забыть не могу.
- Сегодня я Линисвит.
- Приятно познакомиться, господин Линисвит, - Авалор протянул руку для пожатия, но в последний момент отдёрнул её, сделал вид, будто просто забыл.
- А кто сегодня ты?
- Авалор Грей.
- О-о-о, это так банально.
- Зато звучит, - поддержал разговор Авалор. – Каждый из нас хоть раз в жизни попытался стать кем-то великим. Грей… ммм… весьма величественно.
- Половина фильмов утверждает, что фамилия великого демона – несомненно Грей, - в ухо шепнул Линисвит.
- Так почему бы мне не побыть могущественным демоном, а?
Линисвит фыркнул и тоже взялся за бокал:
- Лучше уж Розенберг.
- Фу, и кто тут говорит о банальности?
Они вместе пили, рассматривая других гостей. Вместе слушали разговоры со всех сторон. Вместе изображали скучающих от однообразия выходцев из самых верхов иерархии.
Потом мимо их столика промчался паренёк в форме официанта. Словно бежал от кого. Неуклюжий пацан, которому бы мяч гонять по улицам да играть в любовь с девчонками. Он неосторожно полоснул краешком подноса по руке Авалора и от неожиданности отскочил пробкой. Получилось ещё хуже. Чтобы не столкнуть с ног даму в пышном вечернем платье, он ещё до столкновения отскочил обратно и столкнулся-таки с гостем. Авалор ничего не сказал, просто смотрел на побагровевшее лицо паренька, на его зализанные волосы, галстук-бабочку под горлом. Потом он медленно потянулся рукой к столику и поставил наполовину опустошённый бокал.
- Простите! – резво согнулся пополам официант. – Пожалуйста, простите мою неуклюжесть. Я обещаю, что буду осторожнее.
Всё ещё стоял согнувшись. Линисвит пихнул Авалора в бок и усмехнулся. Ни единого слова, предоставлял всё веселье собеседнику.
Авалор тронул парня за плечо, провёл кончиками пальцев к его шее, потом под подбородок и вынудил поднять голову. Мальчишка так и стоял перед ним, согнувшись и подняв голову, руки до самых локтей по швам, как приклеенные, дальше – поднос. Неудобная поза. Но он терпел столько, сколько хотелось Авалору. Ему хотелось, чтобы пацан психанул и выкинул что-нибудь неординарное, но он ничего не делал, ждал приговора.
- Скукота, - Авалор наконец соизволил отпустить его и отвернулся. Однако, с этой минуты следил за ним, за беспечным юнцом, что, наверно, только из-за денег согласился помогать на званом вечере для высокородных господ. Хотя, вероятно, Авалор слишком ностальгировал. Уже давно не считалось, будто только старинные фамилии могли похвастать состоянием.
- Пару веков назад за такое его бы велели высечь, - прокомментировал Линисвит.
- Кто карает за небрежность… У него же наверняка университет на плечах.
- Раньше он считался бы изгоем, если бы не остепенился к своему возрасту.
Авалор повернулся к собеседнику:
- Забудь о том, что было раньше. Разве сейчас – не хорошо? Да я не променял бы это веселье ни на одно другое.
- Пока ты не нашёл другое? Ещё забавнее?
- Да, - Авалор наградил Линисвита улыбкой и пошёл прочь.
Он словно охотился. Высматривал, как, наверно, высматривают добычу легендарные вампиры в том же множестве фильмов. Но он не охотился, просто нравилось думать, что это так. Сейчас охота шла на неуклюжего паренька, что так резко взбудоражил личный перевернувшийся мир. Авалор увидел его и незаметно следил. Видел, как парнишка смеялся за углом со своими приятелями. Видел, как он позволил себе флирт с чьей-то дочкой, подходящей ему по возрасту. Впрочем, дочка не возражала, наоборот, потянулась за ним. Пареньку снова пришлось нелегко. Нехорошо, если официанты начнут любезничать с гостями или танцевать с ними. И он прекрасно знал это правило.
Когда пацан снова проходил мимо и снова извинился, на этот раз просто словами и лёгким кивком головы, Авалор прочитал его имя на бейдже. Хорошо, что приём только начинался. Ещё будет время насладиться игрой в слежку. Авалор демонстрационно отвернулся от парня и пошёл искать компанию дам.
Авалор всегда сразу чувствовал, когда человек задержится в его жизни. Неважно как, но они обязательно встречались при других обстоятельствах. Он называл это предвидением.
- Прости, Эма, - догонял его голос, полный вины. – Ну… получилось так. Я же не тебе назло! Ты мой лучший друг, Эма! Пойми же!
Он звал и звал. Бесконечно повторялся, как навязчивое видение. Было паршиво. Так паршиво, что выть хотелось. Но не было сил. И почему именно этот момент в память врезался. Было же ещё. Наверно, потому что это последнее, за что он имел право обижаться. И он действительно не ожидал такого удара в спину.
Боль расплывалась по всему телу. Он застонал и услышал только мычание. Не было сил шевельнуться. Он лежал на ледяном ночном асфальте и не мог контролировать слёзы. Они сами лились, словно чуяли, что конец их хозяину. Эма умирал. Прямо здесь, на этом асфальте, в луже собственной крови. Боролся с поглощающей болью и пребывал в шоке. Он даже не понял толком, что случилось. Только наверняка знал: смерть не за горами. От этого было страшно. От этого он дышать не мог, то пропуская вдох, то судорожно хватая чрезмерно большой глоток воздуха и давясь им. Он моргнуть не мог. Глаза, казалось, уже застыли, в стекляшки превратились, пелена накатывала. Всё, что он перед собой видел – это серый асфальт и багровое пятно на нём. Это его собственная кровь разливалась.
- Эма, ну пожалуйста! – орал вдогонку приятель, когда за ним вылетел на улицу.
Эма любил эту девушку. Думал, они повстречаются годик-второй, а потом, может быть, даже поженятся, когда он университет закончит. Он доверял товарищам полностью, подумать не мог, что кто-то из них вот так запросто мог тоже в неё влюбиться. Это было крайне подло. Лучше бы он тогда сразу сказал, что она ему нравится. Тогда бы сейчас не прозвучало как удар. Более того, удар в спину. Эма думал, она отошьёт второго ухажёра, а она глазки потупила и с той же самой виной прошептала:
- Извини. Ты, правда, человек очень хороший, но я…
Он не дослушал. Он заорал прямо там, за голову схватился и вылетел как полоумный. В порыве… все необдуманные поступки совершаются в порыве. Тогда за ним следом и приятель выскочил, остановить пытался, а как догнал и схватил за рукав, Эма развернулся и врезал ему с такой силой, что он рухнул, выгнулся весь. Эма дальше помчался, потом весь вечер сидел в одиночестве дома, свет не включал. Не спустился к ужину, хотя родители звали, сестра прибегала трижды, всё дёргала. Он на неё рявкнул и забрался под одеяло. Прямо во всём.
А сейчас было ужасно больно. Он даже носом втянуть не мог. Из его рта, ушей и носа текло: то ли вода, то ли кровь. Мерзко, наверно, смотрится со стороны. Только Эма сейчас не думал, как его увидят другие. Он мечтал только об одном: чтобы хоть кто-нибудь нашёл его и вызвал помощь. Только бы остановить эту раздирающую боль.
Уже три дня прошло, а он всё ещё обижался, не отвечал на звонки друзей. А на её – тем более. А однажды случайно встретившись на улице с тем товарищем, который предал его, разорался и убежал. Очень незрелый поступок. Тогда только так хотелось сделать – и он сделал.
Вечер превращался в ночь. Эма вышел на улицу купить чего-нибудь похрустеть перед компом. Не знал, что его дёрнуло на автобус сесть и проехать целый десяток остановок. Куда угодно, лишь бы подальше от дома со всеми его телефонами и риском визита друзей на дом. Они пока ждали, но могли в любой момент взять в оборот. Дали время на злость, а потом сами принялись бы переубеждать. Эма этого не хотел. Он бежал от них, незаметно распространяя свою злость на них всех. И он бежал от НЕЁ. Видеть больше не хотел эту деваху.
Он вышел из автобуса и пошлёпал в самый дальний магазин. Не был тут никогда, только вывеску увидел. Даже не знал, что это за магазин. Может быть, это хозтовары всякие. Но и тогда он собирался что-нибудь купить. Да хоть кусок мыла. А потом бы он пошёл за чипсами и заел своё расстройство вкусной, но не полезной пищей.
Он дошёл до этого магазина и обнаружил его закрытым. Тогда он дальше двинулся, вниз по улице, пока не достиг этого места. Совсем уединённое, ни души. Он думал, раз тут никого нет, то территория изгаженная окажется, а тут чисто было – хоть пикник устраивай. Только потом он узнал, почему тут народ не гуляет по вечерам. Машины гоняли как чокнутые. Никакого ограничения в скорости. Он из-за поворота вышел, переходить собрался. Не сразу поверил, когда из кустов на обочине вырос комок яркого света. Эма так и остановился посреди дороги, таращился на этот свет. А как сообразил, поздно уже было. Он только визг тормозов услышал, а потом утратил опору под ногами. Вообще весь мир утратил. Видел бесконечную смену цветов перед глазами, чувствовал удары, а потом просто лежал и ревел без всхлипов, потому что слёзы не мог контролировать. Хоть бы кто-нибудь пошёл этой дорогой. Хоть бы кто-нибудь мимо проехал. Он лежал и лежал, и чувствовал, как жизнь вытекает из него вместе с кровью. Он думал и думал о произошедшем и продолжал винить предателей из своего круга. Возможно, не такие они злодеи, какими он их сейчас представлял. С каждым может случиться. А они даже оправдаться пытались и прощения вымолить. Он не слушал. Более того, поступил как трус, убежал ото всех их слов. От них убежал. И от себя заодно. Но не успел убежать от машины.
Сначала он ждал, что водитель сам подойдёт. Не сразу, а когда немножко опомнился и обнаружил, что пошевелиться не может. Водитель не подошёл. Наверное, сразу же и умчался, пока никто не видит. А если умчался, то тут и камер нет. Никто не узнает до самого утра. Его найдут. Вернее, окоченевшее тело.
Рот покрывался мерзкой слизью из налипшей и продолжающей налипать крови. Он попытался сглотнуть и почувствовал только боль, но не остановил этот поток.
«Господи, господи, господи, неужели я так и умру!»
Умрёт, никуда не денется. От смерти ещё никто не убегал. Не сейчас, так попозже. А если каким-то чудом и выкарабкается на этот раз, то будущего гораздо страшнее будет ждать, зная, какая она, смерть. Хотя, с другой стороны, если он выберется, то снова придётся опасаться разговоров с навязчивыми друзьями. И ОНА прибежит, упадёт перед его койкой на колени и будет плакать, снова прощения просить.
Наверно, это слишком самоуверенно, но Эма знал, что друзья его любят. Искренне любят, поэтому боятся причинить лишнюю боль. Лучше бы сразу признались, что девушки ему не видать как своих ушей. Чем раньше, тем легче это было бы принять. Возможно, Эма всего лишь посмеялся бы вместе со всеми и пожелал им обоим счастья. А они в молчанку продолжали играть и встречаться тайно. Скоты!
Холодно и страшно. Так страшно ему ещё никогда не было. Только бы выдержать последние минуты в своей жизни. Но даже если он запаникует, всё равно ничего не успеет натворить: двигаться-то не может. Только паника – это ведь страх, помноженный в несколько раз. Он боялся самой паники. Он так боялся, что снова всхлипнуть попытался и позвать на помощь. И снова услышал из горла лишь мычание. Он беспомощен. Совсем. Он уже труп. Сопротивляющийся своей судьбе труп.
Глаза постепенно заволакивало пеленой. А потом кто-то подошёл. Эма не видел его, но почувствовал. Уловил запах дорогого парфюма. Этот запах ему нос закупорил. Совсем невыносимо стало. Он снова замычал. Уже не надеялся. Думал, его никто не заметит, пока он не испустит последний вздох. А вонючий прохожий прямо к нему подошёл. Сквозь муть перед глазами Эма увидел очертания его ботинок. Блестящие, чистенькие. Ему плеваться хотелось от этой чистоты грёбаной. Он тут подыхает, а тот гад просто стоит и любуется.
- Вот это мне повезло, - раздался далёкий-далёкий голос откуда-то сверху. – Встретить тебя так… ммм…
- Мммм… - подхватил Эма. Снова не смог ни слова произнести.
Пахучий придурок присел перед ним на корточки, перед глазами его рука замелькала, мир перевернулся. Эма уже не лежал. Он сидел, а его спереди, за окровавленную одежду удерживали обеими руками. Запах ещё ближе стал, в шею дунуло, в лицо, в нос, от чего Эма чуть вообще не задохнулся, рискуя издать последний вздох прямо сейчас.
Потом он оторвался от земли, от этого кровавого асфальта, и полетел. Мягко и уютно. Внезапно стало легче. Внезапно получилось рот открыть. Он задышал чаще, ловя непослушный воздух. А перед глазами немного прояснилось.
- Это всего лишь дыхание, - заговорил незнакомец и опустил свою кровавую ношу на землю, на что-то мягкое, спиной прислонил к холодному и твёрдому. Эму устраивало и это. Он пытался согнать остатки пелены и разглядеть спасителя. Он пытался и пытался, а боль мешала и заставлял начинать всё заново. Невыносимая пытка.
Он разглядел черты лица спасителя, показавшиеся смутно знакомыми. Наверно, это один из тех чудаков с последней вечеринки. Выглядит богатеньким, волосы расчёсанные, сзади заколотые то ли заколкой пышной, то ли завязаны обычным бантом. Тот ещё чудик: кому же сейчас удобно длинные волосы носить? Только таким вот праздным богатеям, которые тяжелее ручки ничего в жизни не поднимали. Хотя прямо сейчас этот самый богатей его, Эму, поднял и даже унёс с дороги на своих руках.
- Не надо, не плачь, - попросил незнакомец чересчур мягко, играючи. Улыбался, гад?
Эма заставил себя сосредоточиться на его лице. Нет, не улыбался, но и растерянным не выглядел. Для него подбирать сбитых на дороге людей – обычное дело. Вот каким он предстал перед Эмой.
Эма не плакал, и не получалось сказать, что слёзы он не контролирует. Он снова попытался и внезапно заговорил:
- Я не плачу. Слёзы сами… - и задохнулся.
Кашлять было невообразимо больно.
- Тс-с-с, - незнакомец палец к его губам приложил. – Позволь мне…
Эма сам додумал его фразу. «Позволь мне спасти тебя». Как же заезжено. Кто же спрашивает позволения на такое. Обычно сразу вызывают скорую и делают искусственное дыхание безо всяких вопросов до тех пор, пока помощь не приедет. А когда вот так, ласково, нежно, сразу ассоциации с вампирами возникали. Ну точно Эма уже бредит наяву. Сейчас ему предложат выпить чужой крови, он очнётся здоровым и красивым с ошеломляющей новостью о приобретённом бессмертии.
Незнакомец внезапно стал ближе. Собирался… А что он собирался сделать? У него не было вампирских клыков. И глаза его не сияли красным. Они просто были… яркими и блестящими. Эма протянул руку и потрогал то, что торчало из головы спасителя. Как похоже на рог. Один рог. Незнакомец слегка тряхнул головой и сбросил руку спасённого.
- А разве не полагается задать вопрос: «Ты хочешь жить?», - боль стала приглушённой. Этот вампир забрал её. Хотелось надеяться, что насовсем.
- Хочешь соблюсти традиции? – ответил вампир.
Эма не только хотел определённости. Ему было необходимо убедиться, что этот человек вампир, а не обычный прохожий. В эту минуту он готов был поверить во что угодно. Вампир? Что же тут удивительного? Эма привык к образам вампиров: от уродливых и лысых до идеальных красавцев-повелителей мира.
И он почувствовал, что реальный мир снова начал ускользать. Иллюзия. Сейчас она развеется – и он снова останется лежать посреди дороги, захлёбываясь собственной кровью.
Авалор не ожидал, что встретит его вот так. Эммануэль лежал совершенно неподвижный. Только тот, кто привык видеть смерть лицом к лицу, мог по одному взгляду безошибочно угадать: жив ещё человек или нет. Эммануэль не спешил умирать. Более того, всеми силами цеплялся за вытекающую из него жизнь. Если у него и не повреждён ни один внутренний орган, то он умрёт от потери крови через несколько минут. Жаль пацана, совсем же дитё ещё, не испытавшее вкуса настоящей жизни. По сути, у него не было повода жаловаться на жизнь. Он даже никогда, наверно, не думал о смерти. А она его сама настигла. Всё, конец ему. Точно конец.
Авалор вздохнул, когда переворачивал его, чтобы ему в глаза посмотреть. Тогда он дал Эммануэлю капельку жизни. Тогда он отнёс его на безопасное расстояние и усадил, прислонив к бордюру. Эммануэль даже не удивился, увидев атрибут, человеческим не являющийся. Любой бы пришёл в замешательство, рассмотрев на голове другого человека настоящий рог. А он только потрогал. Точно кранты ему, уже бредит. Уже смирился даже. Какой рассудительный паренёк.
А этот оболтус только одно спросил – воистину несусветную глупость:
- А разве не полагается задать вопрос: «Ты хочешь жить?».
- Хочешь соблюсти традиции? – Авалор не дождался ответа. Эммануэль сам не верил в то, что видит. – Хорошо. Ты хочешь жить?! – торжественно спросил Авалор.
Эммануэль на него долго смотрел и молчал. С надеждой: а вдруг это не иллюзия? Мечтатель. Какой же он занятный. Даже жалко, что умирает.
- Ты! Хочешь жить?! – торжественно повторил Авалор, когда не получил ответа.
- Хочу… - вполне ожидаемо. Голос Эммануэля, смертельно уставший, отчаявшийся. Может, с ним и правда что-то произошло? Ну, если он так хочет жить, то времени у них много, чтобы узнать друг друга получше.
- Только если… - продолжил Эммануэль.
Условие? Крайне необычно. Не зря он сразу показался интересным. Авалор никогда не ошибался в выборе компаньонов. Обычно они всегда соответствовали его вкусу. Но они оставались живыми людьми. И сейчас Авалор задумался, стоило ли вообще давать этому мальчишке то, что он собирался дать ему. Из-за своих сожалений по его потерянной жизни Авалор мог подарить этому пацану то, что ему не осилить.
- Только если я перестану быть человеком, - закончил Эммануэль тяжело. Выдохся. Глаза закрыл и чуть-чуть приоткрыл рот, ловя и отпуская им воздух. С уголка губы стекала струйка крови, перемешанная со слюной. Слёзы ещё текли. Пусть Эммануэль и утверждает, будто не плачет. Но если бы отчаянно не цеплялся за жизнь, разве стал бы он так горевать?
- Перестанешь быть человеком? – переспросил Авалор. Надо поторопиться, иначе упустит тот момент, после которого Эммануэль превратится в труп. Трупы никому не подвластны. Если жизнь уже вышла из тела, связать их воедино уже никто не сможет.
- Не хочу, - Эммануэль попытался сглотнуть и не смог, только кровь обильнее потекла. – Не хочу возвращаться к тому, что бы… было.
Он дважды повторил попытку сглотнуть и, видимо, почувствовал себя ещё хуже.
Пора.
- Хорошо. Ты больше не будешь человеком. Никогда.
Авалор наклонился к нему поближе и ничего не сделал. Если Эммануэль так увлечён традициями, не лучше ли будет тоже соблюсти их? Все до одной. Авалор лизнул его подбородок, размазывая кровь. Потом повторил попытку, но уже увереннее. Кровь – это жизнь. И в человеческих легендах, и в настоящем мире с обратной стороны это являлось правдой. Авалор мог жить только за счёт чужой крови, но он не считал её такой уж необходимостью. Скорее, условность.
Затем он, следуя тем же традициям, основанным на предрассудках человеческого мира, надкусил своё запястье и прижал его раной к губам Эммануэля.
Эммануэль сопротивлялся, но недолго. Совсем обессилевший, едва-едва сумевший разик глотнуть через силу. Но и этого ему должно быть достаточно. Наконец он поверил. Глаза расширил и испугался уже не своей смерти, а того, кто сидел перед ним, кто обнимал его, как возлюбленную.
Надо было торопиться. Жизнь вот-вот покинет это тело. Авалор наклонился к его лицу и слегка дунул, с этим жестом выпуская изнутри что-то своё, кусочек себя, с которым он так тесно сжился, что было даже немножко больно. Удостоил Эммануэля «дуновением жизни». То, что копил несколько лет, сейчас без сожалений отдавал ему. У каждого существа, не поддающегося человеческой науке, было это «дуновение». Авалор сам являлся таким «дуновением» и мог собирать его постоянно. И сейчас его запасы пригодились. Теперь стоило научить Эммануэля защищать этот дар, потому что без него он станет ничем. Даже человеком не станет, потому что человек уже мёртв.
Эммануэль обмяк. Он весь горел. Его тело боялось «дуновения» и сопротивлялось всеми силами. Его биология боролась с сущностью, необъяснимой наукой. Авалор подхватил его тело и огляделся по сторонам, прежде чем исчезнуть, оставляя после себя лишь крошечное завихрение.
Постель пахла дорогим парфюмом. Эма проснулся в полной тишине и вдыхал этот аромат. Думал о том, что произошло. О том, чего никак не могло произойти. Отмахивался и возвращался снова. Если разум настойчиво велит поверить во что-то, бы может, это не такая уж неправда?
Он точно знал, что его машиной скосило, помнил, как бился за свою жизнь. Только получалось одними эмоциями. Наверно, у него позвоночник был сломан, ибо шевельнуться тогда вообще не мог. А потом появился этот… мужик расфуфыренный. Чистенький весь и душистый. Вампир. Разум упорно твердил, что вампиров не бывает, а Эма вспоминал, переживал отголоски ощущений и приходил к выводу, что легенды основаны не на пустом месте. Это не просто сказки, призванные пугать детей, а затем, в скором будущем, восхищать падких на симпатичные лица подростков.
Эма помнил, как вампир попробовал его кровь. Как он сам глотнул крови вампира. От этой мысли становилось жутко. Выходит, он теперь и правда бессмертный? И еду простую есть не сможет, потому что его будет мучить жажда, утолимая лишь человеческой кровью. Страшно даже представить такое будущее. Но вампиры не боятся своей сущности, значит, Эма тоже скоро привыкнет.
Он приоткрыл один глаз, ожидая увидеть расфуфыренного мужика, сидящего нога на ногу, с торчащими из головы рогами, но не увидел никого. Он приподнялся, окинул взглядом комнату. Его собственную комнату, безо всяких изысков и дорогущих картин на стенах. На миг он поверил, что ничего этого не было. Снова поверил и снова опроверг. Постель пахла им… тем вампиром. Это он вытащил Эму из лап смерти на дороге и дал вторую жизнь. Эма задрал футболку в поисках свежих ран. Налицо. Ссадины, будто двухнедельной давности. А разве у вампиров они не исчезают в течение минуты? Наверно, он ещё не совсем вампир. Кровь ещё не сменилась вампирьей.
Он хотел есть и не знал, как поступить. По сути, сейчас ему надо кого-нибудь укусить. Он этого делать не собирался. Вместо кого-нибудь он взглянул на свою руку и впился в неё зубами.
- Аййй, - шёпотом воскликнул он.
Больно. Точно так же больно, словно он до сих пор человек.
Кровь потекла тоненькой струйкой. Он слизал её и прислушался к ощущениям.
- А вкусно… - изумлённо произнёс он и попытался высосать столько, сколько сможет. Кровь пахла по-другому. Не было вкуса железа. Она была ароматной и тёплой. Вместе с ней по телу разливался жар. Это как пить дорогое вино без привкуса алкоголя. Вампиры наслаждались этим вкусом, отсюда их тяга постоянно кусать людей.
Эма очнулся как от пощёчины. Сообразил, что делает, и резко отодвинул руку от себя, расширившимися глазами смотря на неё. Он пил кровь. Человечью кровь! Прямо сейчас он предпринял акт каннибализма – и ему это понравилось!
- Чёрт-чёрт-чёрт! – он подскочил, ринулся искать бинты, пластыри – что угодно, лишь бы залепить поскорее рану. Боль быстро успокаивалась. Совсем скоро вовсе исчезнет, если верить ощущениям. Он опрокинул стопку учебников со стола и не обратил на них внимания. Он чуть не запутался в валявшейся на полу одежде, нагнулся поднять её и замер. Одежда было вся в крови. Кто бы ни притащил его домой, он не позаботился избавиться от тряпья. Или, наоборот, таким образом рассчитывал облегчить Эме задачу и позволить поверить.
- Тот мужик… - вырвалось, - и правда вампир.
Эма побледнел, почувствовал дрожь в коленях, сел перед испорченными шмотками и бестолково принялся вертеть их в руках. Та самая одежда, в которой его сбила машина. Те самые места, которыми он касался лужи растёкшейся крови. Тот самый запах от соприкосновения с вампиром. Он голову к кровати медленно повернул, ожидая незваного гостя, но снова никого не увидел. Тогда что же ночью произошло, если вся его кровать насквозь пропиталась его одеколоном? Что вообще тут было? Не спали же они вместе, под одним одеялом.
Стало страшно по другой причине. Эма машинально руку к заду приложил и нажал, прислушиваясь к ощущениям. Никакой боли. Значит, его бесчувственным телом никто не воспользовался. С другой стороны, и боль от аварии ушла. Остались только неприятные ощущения, будто стягивает всю кожу. И на руке, только что укушенной, корочка образовалась по всей длине следа от зубов. Эма поднял испорченную футболку и вытер кровь с руки. След остался, но уже зарубцевавшийся.
Он и правда больше не человек. Он и правда скоро начнёт охотиться на людей по ночам. Если уж вкус крови кажется теперь таким притягательным, то вампир на дороге был на самом деле. Последнее доказательство. Эма резко подскочил, метнулся к зеркалу в ванной. Вылетел в одних трусах и помятой футболке и нарвался на укоризненное замечание матери:
- Эма, а ну живо оденься!
Сестрёнка засмеялась:
- Братик голый!
Его не волновало их мнение. Только не сейчас. По ходу Эма понял, что солнечные лучи не обжигают его. Либо он совсем незрелый вампир, либо миф про солнце – туфта. Он остановился перед зеркалом и увидел своё отражение. Бледное лицо, почти синее, глаза выпучены, волосы всклокочены. У вампира, кажется, волосы на несколько тонов темнее его собственных. Или так просто показалось из-за темноты.
- Братик, мама кушать зовёт, - в дверях появилась маленькая сестра.
- Ага… - растерянно произнёс он, к ней повернулся, - я сейчас, оденусь только.
Остался стоять. Не знал, за что хвататься, что делать. Не знал, как поведёт себя желудок, когда ощутит внутри себя обычную человеческую еду. От этого в разы страшнее становилось. Как отреагирует семья, когда выяснится, что их сын больше не человек? А если не человек, почему вампир не забрал его с собой? В новую жизнь, больше подходящую для таких, как он.
- У нас сегодня блинчики с вареньем, - сообщила сестра.
- О, правда? – Эма почувствовал вкус слюны во рту, всё ещё с привкусом крови. Но он совершенно по-человечески реагировал на слова о вкусностях.
Проходя мимо сестры, он положил ладонь ей на голову и растрепал волосы. Она засмеялась и побежала следом, а Эма её у дверей остановил:
- Я буду переодеваться.
- Я с тобой!
- Мам, Кей хочет со мной переодеваться!
- Кей, а ну живо иди сюда! – отозвалась мама.
- Злюка, - надула губки Кей и ушла. Малявка совсем, а уже гордячка. Спинку выпрямила, носик вздёрнула и степенно удалилась.
- Ну и семейка, - выдохнул Эма, - дочь-кокетка, а сынок вампир. Зашибись.
Он помнил, как выглядит. Слишком осунулся за одну ночь. Если всего одна ночь прошла. Может, тот вампир его семье память стёр, а сам вернул пропажу через неделю. Взгляд на окровавленную одежду на полу. Не вяжется. Пятна свежие совсем, если хорошенько нажать, то на пальцах след остаётся. К тому же, неужели за неделю никто не догадался выбросить этот хлам? Ища последнее доказательство, Эма компьютер включил и посмотрел на дату. Ошибки быть не могло. То, что случилось – что бы ни случилось – произошло вчера. Он мобильник в руке помял, увидел несколько непринятых. В свете последних событий ссора с друзьями не казалась такой трагедией. Он даже готов был простить измену девушке и пожелать её новому парню счастья. Её парень – друг Эмы. Снова укол. То, что он испытывал всё то время, что бежал от реальности.
- Я не человек, - повторил он для себя. Говорил одно, а чувствовал другое. Ничего в его сознании не изменилось, если только притупилось немножко. Но точно так же впечатления могли сгладиться со временем. Он обязательно простил бы друга, который увёл у него девушку. Эма знал это наверняка, но не знал, сколько бы это времени заняло. Он всегда их прощал, какие бы гадости они случайно ни делали. Эма и сам святым не был, часто без злого умысла такое получалось, что спланировать невозможно.
Потом он спустился к завтраку. Всё ещё в заторможенном состоянии, со сковывающим ощущением в каждом следе от раны. Он осторожно откусил от первого блинчика, боясь, как бы не полезло всё обратно. Всё обошлось. Он стал смелее и нагрузил желудок под завязку, не ограничивая себя блинами.
- Вижу, ты проголодался, - улыбнулась мама. – Тебе к третьей паре?
- Угу, - подтвердил он. Если прошёл всего один день, то сегодня можно не торопиться. Он даже успеет подготовиться к опросу.
- Я приберусь в твоей комнате, - вызвалась она.
- Не надо! – он мгновенно вспомнил об оставленной на полу окровавленной одежде. Не знал, куда её деть. Он не мог просто выбросить её в мусорное ведро. У мамы обязательно возникнут вопросы. И спрятать её никуда не получится. Мучаясь этой задачей, Эма оставил всё как есть. Только сейчас начал думать шире: запакует её в пакет и выбросит по дороге к университету.
Отстранённо он приступил к чаю, отстранённо сжевал булочку, даже вкуса не почувствовал. Так же отстранённо объяснил матери, что разбросал учебники и хочет собрать их по порядку, чтобы не потерять выпавшие из них заметки. Как искусно он научился лгать за одну только ночь.
Они выпили с «Натюрмортом». Линисвит возражал, обижаться пытался, а Авалора словно раздирало дальше шуточки отпускать.
- Сам пошутил – другие подхватили, - указал Авалор.
Линисвит совсем близко очутился и принюхался. Задумчиво, будто вообще сквозь собеседника смотрит, он сообщил:
- Кровью пахнет. Решил поиграть в злых вампиров?
- Кровь… ммм… иногда я начинаю забывать её божественный вкус… - мечтательно закатил глаза Авалор.
А сейчас он стоял, облокотившись о стену спиной, сложив руки на груди, откинув голову назад, на эту стену. Привёл мальчишку в чужой мир и бросил на произвол судьбы. Ну кто же так делает. Только он таким несчастным казался. У него полноценная семья, не отброс, не наркоман, хорошо учится. У него друзей полно и девушек, которые, вроде бы, не прочь поиграть в роман. Да у пацана настоящая жизнь, никак не похожая на жизни тех, с кем Авалор привык иметь дело. Компаньон – это надолго. Плохо, если он из семьи, похожей на семью Эммануэля. О нём будут волноваться. Его могут запереть под домашний арест. И ему ни за что не позволят каждый день допоздна, а то и до утра, пропадать на улицах города. Они поднимут тревогу, если вдруг он исчезнет на несколько дней. Как всё это сложно.
Авалор почуял его задолго до появления, глаза открыл и продолжал ждать. Он ждал, когда Эммануэль из-за угла вышел и прямиком направился к мусорному контейнеру, огляделся, как вор какой, потом швырнул пузатый пакет в контейнер и задвинул крышку. Авалор его облегчение как своё ощутил. Очень будоражит, когда сущность разделена на несколько частичек, и каждая из них ещё не утратила связи с основной. Связь Авалора и Эммануэля была слишком свежей, её невозможно не ощущать. «Дуновение жизни» только вчера пополам разорвалось. Это как открытая рана, только без боли. И пока она не зарубцуется, они оба будут чувствовать друг друга.
Эммануэль тоже почувствовал, остановился и принялся озираться по сторонам. Бормотал что-то. Видимо, снова про вампиров. Вбил себе в голову, что был обращён вампиром. Глупый и соблазнительный.
Авалор подавил желание сыто облизнуться и отлепился от стены, руки в карманах держал, плечи чуть ссутулил и не видел перед собой ничего, кроме него. Смотрел на Эммануэля, как отдыхающий хищник на резвящуюся перед его носом добычу.
Он сбоку подошёл и зашагал рядом, всё так же держа руки в карманах. Только тогда Эммануэль его заметил и в сторону шарахнулся, глаза вытаращил. Авалор улыбнулся, демонстрируя ровный ряд зубов. Эммануэль ему в рот как на чудо смотрел и до сих пор не понимал, что происходит.
- Это ты? – он пальцем попытался показать, но руки затряслись. – Ты вампир, да?
- Угу, - подтвердил Авалор беспечно и пошёл рядом как ни в чём не бывало.
- То есть, я теперь, что ли, тоже…
- Вампир? Угу, - подначивал Авалор. – Пойдём, подброшу до универа.
Эммануэль снова шарахнулся. Долго же ему привыкать придётся. А Авалор нарочно совсем рядом оказался и тронул кончиками пальцев его губы. Жёсткие совсем, как у трупа, которым он должен был стать к этому времени. Тело не знает, что оно ещё живое. Но оно скоро привыкнет. Оно просто ещё не прекратило сопротивления. Эммануэль застыл от неожиданности. Авалор его лоб потрогал, такой же горячий, как вчера.
- А чего ты тогда днём разгуливаешь? – неожиданно выдал растерявшийся паренёк. – Ну, если ты вампир и все дела…
- А днём светлее, - отшутился Авалор и первым двинулся к концу улицы, только раз полуобернулся, призывая компаньона следовать за собой. Эммануэль мог не пойти. И это было чертовски здорово, что не всегда удаётся предугадать действия спутника.
Эммануэль услышал его безмолвное приглашение и пошёл следом. Осторожно, оглядываясь, всё ещё с громадными глазами, чуть-чуть осунувшийся. Бедолага, ему бы дома отлежаться недельку, а он на учёбу тащится. У него тонна вопросов в голове роилась, а он помалкивал. Считал себя привязанным к хозяину? Авалор не стал его переубеждать. Пока существует связь между «дуновением жизни», они и сами будут связаны.
- Ну же, спрашивай, - Авалор остановился, когда они достигли финала пути. Он оставил свой мотоцикл здесь, в тени, рядом с парковкой дорогих машин, принадлежащих служащим фирмы, что расположилась в высотке. Авалор знал, как выглядит для обычных людей, даже если не пытался нагнать антуража. Он выглядел странно, чем и притягивал взгляд. Все они так выглядели. И к каждому из них люди инстинктивно относились по-особому. Эммануэль просто ещё слишком человек. Скоро привыкнет. Обязательно привыкнет.
Эммануэль не спросил, просто протянул руку, как делал это сам Авалор, и прикоснулся к его волосам. Долго смотрел и не отпускал ладони. Его пальцы такие горячие. Его ладонь такая большая. Его прикосновения такие осторожные, словно он боялся щелчком голову с плеч сбить. Эммануэль боялся того неизведанного, чем становился сам.
Авалор дал ему время, потом накрыл его руку своей и опустил вниз. Он бы не стесняясь прикоснулся к его ладошке губами и даже попробовал на вкус, облизывая каждый пальчик, но смущать пацана не стоило. Он и так еле сдерживается, чтобы не сбежать.
- Мягкие? – спросил он еле слышно. – Мои волосы.
Знал, о чём думал Эммануэль. Ночью Авалор предстал перед ним в своём настоящем обличьи. Ночью, где никого нет, можно было делать всё. И ночью он оставался хозяином. Мифы основаны не только на выдумках.
- Да не, - Эммануэль махнул головой.
- Что, жёсткие? Как леска?
- Да я не волосы…
Замолчал. Пристально смотрел, понял уже, что собеседник подшучивает.
- Не всё сразу, парниша, - вздохнул Авалор и повернулся к байку, взвесил в руке шлем. Можно бы и без него, но чревато задержками по пути. Люди – слабые существа, от любого удара погибнуть могут. А если головой с разгону, с байка, то точно насмерть. Поэтому выдумали правило и приравняли его к разделу «дорожное движение». Люди подчинялись, а полиция вылавливала среди них смутьянов. Авалор смотрел на всех этих людей, что мимо спешили, не обращая ни на кого внимания. Смешные.
- А волосы у тебя и правда каштановые, - наконец Эммануэль начал осваиваться, голову чуточку склонил и всмотрелся. – Рыжие на свету. Ты их красишь?
Авалор не ответил, перекинул ногу через седло и пару раз газанул, затем спрятал голову под шлемом и повернулся в сторону пассажира. Неловко знакомиться вот так. По сути, вынужденное знакомство. И вынужденная натянутость. Если бы они как обычные люди встретились, не возникло бы и напряжения. Эммануэль понимал своё положение. И эта его фантазия о вампирах придавала остроты ощущениям. Как ни посмотри, вампиры – это людоеды. Люди не привыкли сталкиваться с людоедством в реальной жизни. А встретившись, начинали паниковать.
- Эй! – позвал Эммануэль, всё ещё не собираясь садиться. – Ка… Каштанчик!
- Садись, балбес, - скомандовал Авалор, пряча улыбку под шлемом.
Эма держался за него обеими руками, сцепив их спереди, на его животе. Не человек уже, а всё равно опасался с байка слететь и разбиться. Вчерашнее происшествие надолго засядет в памяти. Эма настоящий вкус смерти ощутил и понял, какой он отвратительный. И он не мог отделаться от мысли, что теперь сам себе не принадлежит. Не стоило злить нового знакомого. Эма даже не знал, что его способно разозлить. Пока он оставался довольно терпеливым. И пока у них нечто вроде негласной договорённости терпеть друг друга, надо узнать его привычки и пристрастия. Чем больше он откроется, тем спокойнее будет находиться рядом с ним. Да и никто не говорил, что они всю жизнь рядом будут. Ну пообщаются, сохранят добрые отношения и разбегутся. Вампиры ведь так и делают.
Эма глаза плотно зажмурил, лбом в спину вампира упёрся, вдыхал его запах сквозь щель в чуть приподнятом стекле шлема. Всё тот же дорогой парфюм, только обновлённый, и немножко цветочной свежести, как от мыла. Он шевельнулся, носом повёл, принюхался к волосам. Запах усилился. Кем бы ни были вампиры на самом деле, за внешностью они точно следят. Да и за модой тоже. Наверно, у этого типа дома и всякие современные музыкальные коллекции лежат. И фильмы последние. Не похож он на Дракулу или напыщенного аристократа из древнего рода, при чтении родословной которого язык сломаешь.
До сих пор он чувствовал себя паршиво. Ветер, вместо того, чтобы освежать, промораживал до костей. Эма в очередной раз усомнился в происходящем. Может, это всего лишь большой розыгрыш. Поймать бы того шутника и накостылять хорошенько.
Но сейчас он сидел с совершенно незнакомым человеком, более того, не человеком даже, а кровопийцей. Всё, что Эма знал о нём – это то, что у него на голове растут рога, а зубы очень даже человеческие. Наверно, они вырастают перед укусом. Да что там говорить: Эма даже имени его не знал. Так и назвал Каштанчиком, по цвету волос. Хотя сейчас, сквозь полуопущенные веки, Эма видел его развевающиеся прядки. Как есть рыжие. Что за иллюзия такая. Рыжий Каштанчик.
Эма улыбнулся ему в спину. И всё же надо поаккуратнее с первым знакомством. Нельзя вот так сразу нарекать прозвищами и предъявлять требования. По сути, Каштанчик спас его вчера от смерти. И странно притупил боль от ссоры с ребятами. Или это не его вовсе заслуга, а разума, перевернувшегося и шокированного несколько раз кряду. За такими событиями какое угодно бытовое расстройство поблекнет. Но если верить байкам про вампиров, то они превращаются в настоящих демонов, как только отведают чужой крови.
Они остановились. Эма всё ещё гадко чувствовал себя, словно и не завтракал с утра. А ел блинчики с таким аппетитом, что никто бы не подумал о его настоящем состоянии. Он ещё посидел без движения немножко и наконец расцепил застывшие пальцы. Буквально силой расцеплять пришлось.
- Чёрт, руки окоченели, - буркнул он.
- Так ты ж ещё не очухался, - легко бросил спутник. – Дай-ка я тебя…
И руки потянул.
- Не надо, - уверенно остановил его Эма, шлем стащил, головой повертел. Шея тоже закостенела. Если это нормальное состояние пробуждающегося ото сна вампира, то хреново дело. К такому сложно привыкнуть. Да это раздражать будет похлеще навязчивых выкрутасов приятелей. Они частенько это делали, раздражали Эму, но он терпел и смеялся вместе с ними. Наверно, поэтому его и нарекли мировым парнем, с каждым мог общий язык найти и посмотреть сквозь пальцы на те стороны, которых люди обычно стыдились. А чего, собственно, стыдиться? У всех они есть. И почти у всех одинаковые.
- Иди сюда, - Каштанчик потянулся навстречу.
- Это ещё зачем? – вопреки решению терпеть всё, что этот вампир уготовил ему, по крайней мере, в первое время, Эма отодвинулся. Больно уж мягонький голосок да движения плавные, будто бдительность усыпляют.
- Сказал же, подойди, - резче бросил вампир и сам рядом очутился. Совсем близко, обеими руками вцепился – никак не сбежать. Эма зубы сцепил. Он, конечно, терпелив, но есть вещи, которые надо пресекать в зародыше. Но прежде чем он успел отмахнуться, Каштанчик его сильнее сжал и потянулся губами. Вот тут действительно стало жутко. Эма вовсе не о крови думал, которую вампир прямо сейчас намеревался из него высосать, а о близости другого рода. И чего, спрашивается, в голову тюкнуло! Может, это действительно только охота на его кровь.
Он ошибся: Каштанчик не хотел ни его крови, ни поцелуя. Он просто дунул в лицо. Эма машинально закрыл глаза и отвернулся, насколько позволяла хватка вампира. Потом почувствовал свободу. Он даже не поверил. А когда шаг назад сделал – на всякий случай – ощутил резкий подъём сил.
- Ты что сделал? – вырвалось. Чтобы не выглядеть грубым, Эма расшифровал. – Это какой-то особый приём вампиров? Ты со мной кровью поделился?
Каштанчик обидно хохотнул и развернулся к мотоциклу, шлем снова напялил и, прежде чем ногу перекинул, Эма его за рукав схватил:
- Что это было?
Никакого ответа.
- Я ел с утра обычную еду, - продолжил настаивать он. Если Каштанчик сейчас умчится, Эма просто умрёт от любопытства. Надо было задавать вопросы, когда вампир предлагал сделать это.
- О, приятного аппетита, - пожелал Каштанчик беззаботно.
- И меня от неё не вывернуло. Я ни капли крови не выпил…
- Врунишка, - ловко осадил его собеседник.
Эма возмутиться хотел, но вспомнил, как собственную кровь хлебал. Стыдно стало. Да откуда только узнал: учуял, что ли?
- Знаешь что, если я могу питаться обычной пищей, охотиться я не собираюсь, - выдал он.
- Рад за тебя. Хотя теряешь много. Это так увлекательно…
- А-а-а-а, чёрт, - Эма не знал, как сбежать. Просто развернуться и уйти совесть не позволяла. Они повязаны смертью. Остаться – пропустить начало пары. Профессор за это выговор сделает.
- Знаю, торопишься, - на помощь пришёл вампир, от загадочности которого беситься хотелось и что-нибудь швырнуть о стену. Желательно побольше и чтоб разбилось.
- Ты должен мне дать наставление? – подсказал Эма.
- А ты нуждаешься в наставлении?
- Ну не знаю. Это ж мой первый день в качестве вампира.
- А, тогда ладно, - Каштанчик глубоко вдохнул, опустил руку Эме на плечо и дал торжественное напутствие:
- Учись хорошо!
- Ты серьёзно?
- А ты хочешь стать отбросом общества?
Эму это начало раздражать, но он по-прежнему не мог разораться и высказаться грубо и с намерением обидеть. Хотя сейчас именно обидных слов хотелось наговорить. Только тогда он потеряет больше, чем приобретёт. Что если завтра начнётся ломка по крови. Эма никогда не охотился и не представлял, как это делается. У вампиров, наверное, есть особый способ затуманивать жертвам голову.
Он поднял руки и взъерошил волосы. О чём только он думает. Он же вообще не собирался есть людей. Это мерзко. Только в фильмах это красиво преподносят, когда вампир симпатичный и всеми любимый. На самом деле, если нормальный человек увидит, как кого-то заживо высасывают, он же рехнётся от перебора эмоций. Он со страху штаны намочит и будет пятиться, пока в стену спиной не упрётся. И тогда его тоже съедят, на закуску.
- Я пойду, наверное, - выдохнул Эма. Заставил себя говорить ровно. Постоянно напоминал: нельзя злить демона, каким бы добреньким он ни выглядел.
- Увидимся, - Каштанчик перекинул ногу через сиденье и газанул.
- Эй, а как тебя… - спохватился Эма, но поздно уже, - …зовут-то хоть… Блин, мне так и звать его Каштанчиком?
Он больше не оглядывался, шёл по знакомой мощёной дорожке к центральному входу. Не думал о том, кого мог там встретить. Наверно, стоило бы, а он не мог этого кровопийцу из мыслей выпустить. Поистине судьбоносная встреча. Ветерок снова по волосам прошёлся, а Эма уже не чувствовал себя озябшим. Думал, что это за дыхание было. Точно так же, если верить проблескам в предсмертной горячке, Каштанчик его и вчера из оцепенения вырвал. Эма понимал, что тут всё должно быть завязано на крови, но детали привык подмечать. И игнорировать их не мог, пока не находил объяснения. Обязательно спросит у Каштанчика в следующий раз. И обязательно поинтересуется, чего это его постель так подозрительно сильно воняла его ароматом.
- Эма! – окликнули его.
Он только взглядом повёл. Один из товарищей. Остальные на глаза не показывались. Так даже лучше. Эма не знал, как с ними говорить и о чём. Сердиться он не мог. Не сейчас. Всё выглядело иначе. Вся его жизнь. В который раз он думал о ней в целом и заходи в тупик.
- Эма, с тобой всё в порядке? – настойчивый спутник.
- В норме, - сквозь зубы процедил Эма.
- Ты злишься, да? Я бы тоже злился. Мы все за тебя переживаем. Ты же вчера весь день пропустил. Уже хотели все вместе к тебе домой…
Эма посмотрел на него. Вроде бы обычно, но друг, с которым они считай росли вместе, заткнулся и смотрел как-то затравленно. Может, уже аура вампира просыпается?
- Завались, - совершенно спокойно попросил Эма и закинул сумку за плечо, удерживал одной рукой.
Рано ещё прощать. Каким-то образом они все виноваты, что молчали, не рискуя выдать друг друга. Это они виноваты в том, что он попёрся ночью на эту проклятую дорогу. Они виноваты, что он по сторонам не смотрел, и что эта машина прямо на него выскочила.
- Эма…
Эма мимо прошёл. Зубы стискивал и чувствовал, что вот-вот сорвётся. Тогда либо наорёт, всю злость выплеснет, либо выскажет, как ему погано, получит поддержку и все останутся счастливы.
- Не хочу… быть человеком, - буркнул он себе под нос и понимал, что это эмоциональное. Что он скажет завтра, когда успокоится…
Если скажет. Он ведь на самом деле больше не человек.