— Чимин!.. Айщ... Чимин-а!

      Пробивающийся через пелену дрёмы голос Техёна назойливо гудел где-то над ухом, мешая ленивому сну. Вот же достача! Пак вяло отмахнулся от него и зарылся сильнее в подушку, чтобы через секунду подскочить как ужаленный от наглого щипка за зад.

— Йа!.. — всё ещё потерянный спросонья, но уже способный возмущаться, Чимин собрался было выразить протест, но тот быстро сошёл на нет при виде глумливо ухмыляющегося друга:

— Извиняй, Чимин-и, не удержался. 

      С трудом разлепив веки, Пак хмуро уставился на омегу, поднимая тяжёлую, как свинец, голову. Вот же... Ладно, ему можно. 

— Всё такой же орех, — продолжал в это время Техён, сгибая и разгибая фаланги в воздухе, всё изображая, как лапает альфу. На что получил недовольный зырк в ответ:

— Твою налево, Тэ... Чего тебе не спится? — заворчал Чимин, потирая пострадавшее место на ягодицах, павшее жертвой проворных пальцев коварного Техёна. Тот всегда говорил, что его заднице позавидует любой омега. Пак даже не знал, как относиться к комплименту с такой формулировкой. 

— Добавь в свой тон чуть больше леденящей душу угрозы и будешь звучать совсем как Юнги-хён, — прыснул Техён, попутно кидая другу его одежду, разбросанную где попало: затасканные джинсы, не первой свежести майку, тяжёлые ботинки...

      Чимин только сейчас заметил, что валяется на чужой кровати в одних трусах, с трудом пытаясь вспомнить последнее, что было до того, как он напрочь провалился в пьяный сон. 

— Ты знаешь, как звучит Юнги-хён по утрам в постели? — не удержался Пак от поддёвки, но тут же отвлёкся, скривившись от алкогольного амбре майки: — Блин, а другой у тебя нет? 

— Смотри-ка, пожил в карантине немного, а уже привередой стал! — всплеснул руками Техён, но всё же открыл потёртый по краям комод, как потом оказалось, Намджуна (ведь это была его квартира, кстати – запоздало заметил Чимин). — И да, знаю. Обычно я Юнги-хёна и бужу. Он спит целыми днями – это всё из-за ночных патрулей. Хотя... дай ему только повод – вообще в неподвижный камень превратится, — бормотал омега, невозмутимо отреагировав на подколку друга и уже деловито роясь в вещах Намджуна без разрешения второго.

      То, как спокойно Техён хозяйничал в чужой квартире, давало прекрасное представление Чимину, насколько они с Намджуном были когда-то близки. Может, и сейчас, но уж точно не так же, как раньше – не с тем смыслом. Да, Пак и так знал об их бывших отношениях благодаря откровенности омеги, но сейчас будто наконец-то стал подмечать ряд доказательств, лишь подтверждающих слова Тэ. Только начал действительно понимать, какие узы их связывали. И это осознание оставляло после себя занятное чувство – что-то между спокойным принятием и огоньком любопытства: каково было этим двоим вместе, пусть и недолгое время? 

      Наверняка Намджун был заботливым и оберегающим: каким бы пугающим он ни казался внешне – Чимин хорошо знал, что внутри таится добрый альфа, которому тоже иногда хочется любви и нежности. А Техён, скорее всего, искал в нём успокаивающие объятия и какие-никакие уютные (насколько это возможно в разворошенных новой волной эпидемии трущобах) вечера, как и ощущение безопасности за надёжными плечами. Достаточно необычная, но гармоничная пара. Полная противоположность тому, какими видел Чимин Юнги и Техёна – разными и гасящими друг друга, как кипяток и лёд... Хотя кто на самом деле знает, какая между ними будет химия? Может, Юнги раскроется перед Тэ и покажет какую-то такую свою сторону, которую раньше скрывал от других? Может, они подойдут друг другу так же идеально, как разные полярности магнита или созданные, чтобы сочетаться, непохожие фигурки "лего"?

      В конце концов, почему контраст тоже не может быть гармоничным? 

      Очнувшись, будто по щелчку пальцев, от своих внезапно глубоких мыслей (да что ж его всё пробивает-то на философствования? Ну, точно, Намджун своими флюидами заразил!), Пак спохватился и поймал как раз брошенную в его сторону относительно чистую майку, выкопанную Техёном среди остального шмотья. Правда, больше нужного размера раза в два – логично, учитывая комплекцию Намджуна. Ещё одна дылда на голову Чимина. Жаловаться смысла не было, оставалось только покорно принять замену – как будто был выбор лучше! – чтобы тут же позорно утонуть в чужой одежде, полукруглый вырез на груди оказался глубоко ниже ключиц вместо того, чтобы разместиться под шеей. 

      Техён не смог сдержать ехидной ухмылки с толикой любви: ну и мелкий же альфа! 

      Пока Чимин нерасторопно одевался, его мозг так же заторможенно застопорился на недавнем упоминании Юнги в их разговоре, воспоминание о своём маленьком обмане во имя добра яркой кляксой вспыхнуло в темноте после-похмельной пустоты. Похолодев внутри, Пак сглотнул и осторожно глянул на Техёна, изучая его выражение лица и расположенность к щекотливому разговору:

— Кстати, Тэ... — деликатно начал Чимин, всё прикидывая, как бы так удачно подступиться: — По поводу Юнги-хёна...

      Техён тут же слегка вскинул подбородок, внимательно выслушивая друга с лёгкой снисходительностью. Как родитель, который внимает оправданиям нашкодившего ребёнка:

— Да?

— Хм... как бы объяснить... — запнулся Чимин, случайно не попав стопой в штанину джинсов и чуть было не полетев лицом вниз, из-за чего, до сих пор полураздетый, принялся балансировать на одной ноге. — Я просто хотел уточнить, что между нами...

— ...ничего нет? — неожиданно весело закончил за него Техён, оскалившись. — Да, я знаю. Хён мне всё рассказал.

— О, да? — опешил Пак, миллионы новых вопросов в голове завертелись водоворотом: — А... тогда... значит... ну... 

— ...он мне объяснил, что это была твоя "несчастная попытка заставить меня ревновать", — спародировал хёна Техён, понизив голос и невнятно соединив гласные с согласными звуками в знакомой вялой манере речи старшего омеги.

      Чимин мог смело составить конкуренцию помидорам в их насыщенно-красном цвете. 

— Т-тэ, просто чтобы ты знал, я не пытался вернуть тебя себе, я хотел... 

— Знаю. Я всё знаю. Одевайся уже, Чимин-а, — Техён устало вздохнул, закинув другу на постель ещё и его новенькую голубую куртку из кожи, которую поднял с пола. — Ты не забыл, что сегодня мы решаем, принимать вакцину или нет? — вдруг посерьёзнел омега, большими и вдумчивыми глазами уставившись на Пака, который с трудом сдержал себя от наказывающего хлопка ладонью по лбу. 

      Точно, вакцина! Вот же идиотина, всё повылетало из головы!..

— ...Чёрт... — сокрушённо качнул головой Чимин, новые воспоминания нахлынули волной, пробиваясь через дурман похмелья и выстраиваясь в отрезвляющий хронологический ряд. — Забыл...

— Давай быстрее, все собираются в централке по приказу Чонгука... Кстати, — прищурился Техён, губы в растущей усмешке тронуло озорство. — Он не очень-то рад, что ты вчера оставил его одного и свалил, — прыснул он, чертовщинки в глазах так и скакали. — Советую тебе встретиться с ним до того, как он выйдет к "пуленепробиваемым" объявлять о вакцине. Он так дулся, Чимин-и, — не выдержал и хихикнул омега, бесстыдно наслаждаясь проколом друга.  

      Чуть ли не взвыв, Пак обесиленно уселся на кровать, свешивая ноги. Только этого ему ещё не хватало! Память как отшибло со вчера: почему он не с Чонгуком, а у Намджуна в квартире? Каким чёртом он здесь очутился? Одни вопросы без ответов. Всё пытаясь скорее натянуть на себя джинсы, Чимин, озадаченный, запоздало услышал шёпот уходящего Техёна, небрежно бросившего чуть раньше, что у него ещё есть дела. Вот только прямо перед тем, как тот закрыл входную дверь, уже переступив порог, со стороны омеги прозвучало робкое и еле слышное:

— И да... спасибо тебе за Юнги-хёна...

      Застопорившись на мгновенье, Чимин изумлённо вскинул голову, но успел только заметить румяные щёки Тэ, которые тут же скрылись за захлопнувшейся дверью, погрузившей комнату в знакомый полумрак. 

      Пак моргнул один раз. Затем второй.

      О.

      Он же... правильно всё понял, да?.. 

      Глупый план... сработал?

      Минута молчания помогла расставить всё по своим полочкам. 

      Хмыкнув себе под нос, Чимин распустил бы хвост, если бы был павлином. Но не время для самолюбования. Тем более, что ему теперь нужно позаботиться о своих отношениях, а не о чужих, где и так всё, похоже, прекрасно. А начнёт он, пожалуй, с этого навязчивого пивного "аромата", который нереально бесит. Поведя носом, Пак наконец-то понял, что алкоголем несёт не только от его старой майки, но и от него самого. Плюнув, он стянул с себя всё, что успел до этого натянуть, и прыгнул в тесную душевую Намджуна без стенок и с плесенью по уголкам, босыми ногами ступая по холодной серой плитке. Кое-как умывшись под заржавевшим краном ледяной водой (у Намджуна даже мыло было, ха!.. буржуй), Чимин краем глаза увидел себя в треснутом зеркале и фыркнул: весь помятый, волосы – мокрые сосульки, а под глазами - припухшие ото сна веки. Красавец, ничего не скажешь. Лишённая отопления квартира встретила его неприятной прохладой, от которой кожа мгновенно покрылась пупырышками. До лампочки – тело альфы с детства закалено. Уже заново одетым выбежав из квартиры, Пак помчался, как паровоз, по разбитой дороге, пролетая через подсохшие лужи, мелкие камешки врезались в толстую подошву. 

      Бледное солнце стояло прямо над головой. Уже полдень? Чёрт. Где может быть Чонгук? 

      В любом случае, ему срочно нужно в централку: там он скорее найдёт ответы на свои вопросы, чем здесь, среди безлюдных переулков, где для завершения образа не хватало только сухого перекати-поля. Чимин с новыми силами рванул вперёд, расстёгнутая бирюзовая куртка разлеталась по бокам, а несущий пыль ветер дул в лицо – сквозняк, созданный туннелями пустых высоток. Изо рта выскальзывал дымкой пар, рассеиваясь в студёном воздухе так, как будто его и в помине не бывало – температура упала на пару градусов по сравнению со вчерашним днём. Издалека очертаниями показался знакомый просторный проспект и припаркованные машины по его периметру. Он был уже не так забит "пуленепробиваемыми", как вчера ночью, но всё равно народ активно подтягивался, послушно следуя приказу Чонгука, пусть многих ещё и мучило похмелье. Тяжело дыша после бега, Чимин быстро мазнул взглядом по присутствующим, в беспокойстве не замечая знакомых лиц, но зато многие узнали его, кивнув и, как всегда, уступив дорогу. Выставив ладонь в общем приветствии, Пак взял было курс к подземке, но наткнулся на Намджуна по пути, чуть в него не влетев. 

      Так вот почему "пуленепробиваемые" так уверенно расступались – они думали, что Чимин искал правую руку лидера: 

— Чимин! — приподнял брови Намджун, тоже заметив альфу. — Ты как?

— Блин, прости, что занял твою кровать, — тут же виновато взъерошил влажные волосы Пак. — Не знаю, что на меня нашло.

      Намджун простосердечно рассмеялся: 

— Так ты был у меня? Ну даёшь! Не пытайся объяснить пьяный мозг – гиблое дело, — альфа потёр указательным пальцем нос. — Хм... наверное, ты хотел спать и не знал, куда ещё податься, кроме как в мою лачугу, где уже был раньше? Чонгук, правда, бегал тебя искал вчера, как угорелый.

— Ох, блять... 

— Это точно. Даже не знаю, прилёг ли он хоть на минуту за всю эту ночь.

— Твою ж... А ты где тогда спал? — спохватился Чимин, невольно удивляясь: ещё одного пьяного тела рядом с собой он точно не помнил. 

      Намджун не спешил с ответом, замявшись:

 — Я... вздремнул, не волнуйся, Чимин-а. Лучше иди давай к Чонгуку, — махнул рукой он, словно отгоняя Пака куда подальше.

— Как только – так сразу. Вот только я не знаю, где он, — забухтел Чимин, зубы чуть задрожали в ознобе: всё-таки не лучшая идея – бросаться в бег со всё ещё мокрой головой.

— Вон там, рядом с гаражом байков есть полигон, — Намджун указал вдаль шоссе, чуть склоняясь в левую сторону. — Он любит снимать стресс, стреляя по мишеням. Смотри только, слишком резко не выскакивай.

— Понял! — уже из-за спины бросил Пак, двинувшись по направлению, указанному альфой, попутно добавив: — Спасибо, брат!

      Если Намджун что-то и ответил – Чимин его уже не слышал, сломя голову несясь к полигону, хотя ни разу его воочию и не видел. Но, наверное, кучу мотоциклов тяжело будет пропустить. И он оказался прав – мелькающие по бокам от него многоэтажки вдруг заземлились слева, вынуждая Пака затормозить в подозрении, что он добежал. Всё верно. Забор из отражающих лучи солнца байков слепил своим блеском: автомастерская, присвоенная "пуленепробиваемыми", была до отвала забита "железными конями" – теперь понятно, почему во время первого посещения Чимином централки многие его собратья чинили свои машины прямо на проспекте. Где же ещё? Транспорта было больше, чем отведённого для него места, а работать над ним где-то было нужно.  

      А вот замеченное Паком ранее заземление оказалось тем, что осталось от центрального парка, сейчас же – лишь сухая земля с выжженной травой, где-нигде лысыми клочьями проглядывающей среди голых деревьев. Случайные пожары, агрессивные протесты и навсегда отключённая оросительная система превратили этот райский зелёный уголок в безжизненную степь. Найти в городе зелень в последние годы было практически невозможно. Игнорируя укол в сердце, Чимин стянул куртку с разгорячённого пробежкой тела и закинул её за спину, придерживая указательным пальцем за петельку. Он прищурился, осматриваясь. Вдалеке, на развалинах детской площадки были развешены и обустроены мишени: как обычные бутылки с бумажными тарелками и жестяными банками, так и кое-как движущиеся, набитые непонятно чем мешковатые фигуры, смутно напоминающие человеческие. 

      Резкий звук выстрела шибанул по ушам. 

      Захваченный врасплох, Пак инстинктивно вздрогнул и пригнулся. 

      Одно из чучел-целей завалилось на бок. 

      Чонгук!..

      Взгляд заметался по полигону, пока не зацепился за красное пятно далеко в стороне – неизменная кожаная куртка главаря на развитых плечах Чона. 

      Возобновив мягкий шаг, Чимин держался его стороны, внимательно наблюдая за тем, как брат вновь целится, спустя недолгий перерыв, в новую мишень. Чонгук принял безупречную стойку – такую, которую наверняка изображали в карантинных руководствах для снайперов. Он стрелял с колена, поджав под себя правую ногу, мышцы которой растягивали ткань штанов до крайнего предела, казалось – сейчас треснет. Отведённый в сторону локоть на уровне плеч замер параллельно земле, не сдвигаясь ни на сантиметр, пока винтовка упиралась в тело Чона чуть выше подмышки, обеспечивая ему устойчивость для прицела. Застывший, как камень, Чонгук напоминал собой современное воплощение одной из статуй древнегреческих скульптур, превозносивших развитые мужские тела в движении и их перекатывающиеся мышцы под кожей – красота и сила в одном флаконе. Чимин боялся лишний раз вздохнуть, чтобы ненароком не разрушить этот момент – эстетика грации и мощи в таком месте, как трущобы, была редким явлением. 

      Вот только Пак не знал, что одним своим появлением уже всё изменил.

— Хватит красться, хён, я всё равно тебя слышу, — раздался вдруг из-за ствола снайперской винтовки голос Чонгука. 

      Чимин замер, удивлённо вскидывая брови.

      Вздохнув, Чон замер на мгновение и тут же нажал на курок, хлопок выстрела эхом раздался по участку, вновь заставляя хёна дёрнуться от непривычки. 

      Мимо.

      Чонгук спокойно принял свою осечку, но всё же недовольно насупил брови и сцепил зубы, отстраняясь от прицела. 

— Не хотел тебе мешать, — чуть виновато признался Пак, сделав ещё пару шагов настречу. 

      Чон в ответ многозначительно промолчал, вставая с колена и, не спеша, занимаясь оружием, разбирая его для чистки и смазки. 

      Чёрт, а Техён был прав: Чонгук и правда дулся. 

— Прости, Чонгук-а, — потёр лоб Чимин, не отрывая взгляд от брата, который опускал предохранитель вниз заученным движением. — Кажется, я вчера напился и завалился к Намджуну-хёну...

— Я знаю, — лаконично отозвался Чон, уже отделяя магазин от ствола и вглядываясь в патронник, на секунду поведя носом в сторону собеседника. — Ты в его майке. 

      Пак оторопело моргнул, опустив голову и подбородком коснувшись своей груди: 

— Как ты?..

— Просто чувствую, — пожал плечами Чонгук, как будто это плёвое дело. — Ещё и мылом пахнешь, наверняка у него взял. 

— Ну, то, что ты тоже мылом пахнешь, я также могу почувствовать, — всё держа куртку, сложил руки на груди Чимин, отчего его оголённые бицепсы выросли холмами. — Но как... 

      Его перебили, не дослушав и продолжив гнуть своё:

— Да, я принял душ дома. У себя дома, где мы могли бы быть вместе этой ночью, если бы ты не исчез, — нотки ворчания всё-таки просочились в речь Чона, целиком и полностью разоблачая его обиду. 

— Чонгук-а...

— Ты нужен мне дома, хён. У нас дома, — наконец-то посмотрел в глаза Паку тот, и в его чертах лица проскользнула тоска. — Я хотел, чтобы мы были вместе этой ночью. Чтобы лежали вместе на моей кровати. Чтобы заснули вместе. И проснулись тоже. 

      Чимин с трудом сглотнул комок в горле.

— Я... я тоже этого хочу, Чонгук-а. Больше всего на свете. Прости, не знаю, что на меня нашло. Я так давно не пил, что потерял даже ту мизерную стойкость, которая у меня когда-то была. Наверное, я вырубался к утру, а где ты жил – ещё не знал. Поэтому и...

      Чонгук снова тяжело вздохнул и в конце концов оставил винтовку в покое, полностью разворачиваясь к своему хёну: 

— Айщ... не могу...

— Что?

— Злиться на тебя, вот что, — спрятал руки в карманы куртки Чон, ковыряя носком ботинка землю. — Зато ты всегда умел злиться на меня, хён. В детстве отчитывал меня, наказывал, ругался. Хотел тебе такую же взбучку устроить, но понял, что не могу доиграть её до конца. Как у тебя только получалось быть всё время таким строгим и жёстким?

      Чимин болезненно закусил губу, отводя взгляд:

— Я не серьёзно злился... Это всё было любя, пусть и через силу. Так было нужно... — в его голосе скользнуло сомнение: а что бы было, если бы он не взял всё в свои руки в детстве Чонгука и отдал ему контроль? Что, если бы разрешал ему своевольничать и потакал его прихотям? Каким бы тогда вырос Чон? Каким бы был его брат сейчас, стоящий перед ним и глядящий на него искренними глазами?

      Да уж, нашёл время для всех этих вопросов. Теперь уже никогда не узнать, каким бы был Чонгук, если бы он с самого начала делал всё по-своему. Время прошло, и его не вернуть. Хотя... может, и не надо?

— Хён... 

      Чимин вынырнул из своих мыслей, потерянно глянув в сторону брата в немом вопросе.

— ...что, даже не поцелуешь меня? — исподлобья глазел на него Чон, напоминая собой черепаху, которая осторожно выглядывает из-под прочного панциря. 

— А можно? — засомневался Пак, откровенно говоря не совсем уверенный, простили ему его пьяный промах или нет. 

— Почему нет? Мы же вместе, — нахмурился Чонгук, пока вдруг в его взгляде не мелькнуло ребячество: — Или... уже струсил? Думаешь, что не потянешь альфу? — использовал колкость своего хёна он, заносчиво расправив плечи и откровенно дразнясь. 

      Но Чимин явно не воспринял его всерьёз. Наоборот, предательская улыбка засияла на лице Пака, которой Чон тут же начал неосознанно вторить, растягивая и свои чуть потрескавшиеся губы. Похоже, они помирились. И правильно: глупо ссориться по пустякам в преддверии конца света. А может, наоборот, на восходе его нового начала? Плевать, что впереди: главное – что сейчас. Чимин вальяжно накинул свою куртку обратно на плечи, уже слегка остыв, и лукаво присмотрелся к брату, чуть наискось наклонив голову. Выждав непонятно что, он в какой-то момент незаметно сократил дистанцию до интимной, чтобы положить ладонь на грудь Чону, скалясь до щёлочек глаз:

— Копируешь меня? Я первый, между прочим, это сказал!

      Чонгук прыснул в ответ, потешаясь без зазрения совести:

— Ладно-ладно, хён, твоя взяла, — мягко согласился и кивнул Чон, глядя на старшего беззаветно влюблёнными глазами. 

      Кажется, его хён – единственный человек, перед которым Чонгук готов был отважно проиграть, да ещё и добровольно отдать все свои призы и лавры. В общем, всё плохо. Или хорошо? Нет, без вопросов: одуреть как хорошо, Чонгук не мог этого не признать. Чимин – как опаляющее солнце после мрачной бури. Даже сейчас, когда ладонь хёна просто лежит на его груди, от неё, словно радиацией, расползается по телу жар, согревая сердце. Чонгук не мог объяснить эту магию, но ему и не нужно было знать, как она работает: достаточно лишь ею наслаждаться и ценить каждую прожитую секунду. 

      А самое бесценное – то, что он знал, чувствовал, как Пак тоже упивается их близостью, почти незаметно, но уверенно двигая пальцами и пробуя на ощупь твёрдость грудных мышц Чона в тайном восторге. 

      Чимин, нескромно наслаждаясь братом, но заодно и своей неопровержимой победой, вдруг отвёл взгляд и наткнулся им на одиноко лежащую на земле винтовку, невольно восхищаясь её габаритами. Да уж, похоже Чонгук любил громоздкие как пушки, так и байки. Чем больше, тем лучше?.. Расплывшись в многозначительной ухмылке, Пак неожиданно приобнял Чона. Маленькими ладонями ловко скользнув в задние карманы его штанов, он притянул брата ещё ближе к себе, чтобы с поволокой во взгляде заурчать:

— Чонгук-а... хочешь, я отполирую твой ствол?.. 

      Мимолётно скользнувший между губами язык подпитал бесстыжий намёк. И на отлично сделал своё дело:

      Щёки Чонгука густо зарумянились.

— ...так это и есть те самые грязные разговорчики, о которых я так часто слышал? 

— Ага-а... Значит, ты у нас девственник в грязных разговорчиках? — съехидничал Чимин, совсем уж разыгравшись и потеряв чувство тормоза, его пальцы сильнее впились в крепкие ягодицы донсена. 

— А ты, значит, лишишь меня этой девственности? — приноровился к пошловатой стороне Пака Чон, его зрачки значительно расширились, утяжеляя взгляд.

      Чимин с силой сглотнул, вдруг ясно ощутив, что тонкий порог флирта преодолён широким шагом: он открыто провоцирует Чонгука. Но Чон и сам хорош: то, как он выразился... как будто удар под дых, выбивающий воздух из лёгких. Двусмысленность его вопроса, который, если выдернуть из контекста, можно не так понять... или так? По телу Чимина побежали мурашки от возбуждения. Поплывшим взглядом уставившись вверх на младшего, он выдохнул с ленивой хрипотцой, тоже нарушая правила:

— Я лишу тебя всех твоих девственностей, какие у тебя только остались. 

— Громкое заявление, — парировал Чон, но его приоткрытые в трепетном ожидании губы говорили лишь об одном: о жажде.

      Чимину не нужно было повторных знаков, чтобы действовать. Всю свою жизнь он говорил Чонгуку "нет", а сейчас был готов осыпать тысячей "да". Рванув к манящим губам, Пак наконец-то утянул его в долгожданный поцелуй: знойный, но болезненно мягкий. Такой, от которого поджимались пальцы на ногах, колотилось сердце в груди, вот-вот уже выпрыгивая наружу, жаром горели шея, уши, щёки... Дело было не в сплетённых языках или голодных вздохах – это всё лишь механика. Главное – Чонгук, его присутствие, его отдача, его чувства: всё это витало в воздухе между ними неосязаемой безупречностью, превращая обычный поцелуй любовников в нечто большое, от чего невозможно оторваться, и, тем более, отказаться. 

— Хочу сделать что-то безумное, — шепнул вдруг Чон между поцелуями, весь подрагивая от экстаза. — Хён, давай сделаем что-нибудь эдакое... 

— Что? — промычал Чимин, всё продолжая слепо атаковать его рот языком и сильнее наклонять к себе, иначе – не дотягивался.  

— Давай возьмём мой байк и уедем куда-нибудь...

— У нас всеобщее собрание организации на носу. Мы не можем, — выдохнул ему в губы Пак, отодвигаясь от лица Чонгука, иначе просто не сможет уже больше остановиться для вразумительного разговора. 

— Ну, хотя бы на чуть-чуть. Пожалуйста, — глаза Чона забегали по брату в поисках одобрения его спонтанной идеи. — Мы сразу вернёмся. Пожалуйста, хён. Они подождут. Уверен, ещё и половина не подтянулась, ну, правда же?

      Чимин прикинул и вынужденно согласился: действительно, по сравнению со вчерашним днём, сегодня проспект централки почти пустовал. Но... почему Чонгук так хочет отсюда сбежать, будто ошпаренный? Неужели боится ответственности выбора? Ответственности... лидера?.. А что, если и да? Подумаешь. На самом деле, в этом нет ничего странного: Чимин сам бы на его месте трусил до дрожащих коленок, зная, что на его плечах жизни нескольких сотен. Если честно, он поражался стойкости и смелости Чона настолько непоколебимо стоять на ногах в таком юном возрасте среди намного более старших и опытных собратьев, не давая никому повода усомниться в своём авторитете. Поэтому такой редкий момент слабости не был чем-то постыдным. Его можно было понять. Закусив покрасневшую от поцелуев губу, Пак проницательно окинул Чона прозорливым взглядом: тот хотел хоть на какое-то время забыться и спрятаться от возложенных на него надежд. Что ж. Чимин мог ему в этом помочь. Даже если они и опоздают немного – вряд ли кто посмеет сказать Чонгуку что-то против. 

      Вздохнув, Пак, всё ещё с сомнением, но одобрительно кивнул:

— Ладно. Но очень не надолго. Где там твой байк? 

      Разящая от Чонгука до смешного детская радость – как бальзам на душу. Тот быстро подхватил так и не дочищенную винтовку и чуть ли не бегом бросился к автомастерской, всё подзывая за собой хёна и поторапливая его. Чимин и не знал, что от вида счастливого до потери сознания Чона бабочки в его животе запорхают шальным вихрем, а затем скрутятся весомым комком, отдающим в пах. Да уж, он точно по уши и с концами втюрился в этого мелкого сорванца. И ему от этого офигеть как хорошо. 

      Сбивчивое от бега дыхание с попеременными смешками заполнило тесное помещение гаража мастерской: отложив снайперскую винтовку в сторону, Чонгук взвинчено крутился вокруг, хватая какие-то инструменты и открывая шкафчики, что-то забирая, а что-то откладывая в сторону, напоминая собой работящую пчелу в улье. Чимин лишь умилённо наблюдал за вознёй брата, тающая в нежности улыбка играла на губах. Он редко видел Чона настолько возбуждённым – глаз не оторвать! Через пару коротких и суетливых минут Чонгук наконец-то успокоился и подскочил к одному из байков, стоящих в дальнем углу, уже свободными руками торжественно сдёрнув с него прикрывающее от пыли чёрное полотно. 

— Смотри, хён, мой любимый! — с задором воскликнул он, гордо демонстрируя своего очередного стального монстра, слегка отличающегося от того, на котором он гонял с Техёном в первый день их встречи. Сверкнувший из-под матовой накидки, этот байк оказался таким же глубоко-чёрным с толстенными шинами, вот только с чуть более низкой и вытянутой посадкой, большое и широкое сидение явно было предназначено для более комфортабельной езды. — Это – "Круизер из Ада"! Сам назвал. У него динамика спортбайка, представляешь?

— Без понятия, что это означает, но выглядит круто, — хмыкнул Чимин, рассматривая чудовище: ребристые выхлопные трубы, плавные линии корпуса и нагромождение мелких деталей, каждая из которых находилась чётко на отведённом ей месте. Что он там говорил про большие размеры?.. Пак высказал бы свою остроту на эту тему вслух, но вместо этого завис на серебряной эмблеме, прикреплённой ниже бензобака, озвучивая другую невинную насмешку: — Череп, Чонгук-и? Серьёзно?

— Я сам его сделал! — гордо признался Чонгук, совсем не обратив внимания на сарказм, всё ласково поглаживая байк тонкими пальцами, будто своего дорогого любовника, честное слово. — Да и вообще, всё сам собрал в кучу и апгрейднул!

      Догадавшись, что его брат ждёт в свою сторону похвалы, Пак спохватился и сполна ответил на его ожидания:

— Ничего подобного в жизни не видел. Отличная работа, Чонгук-и, — он положил ладонь ему на затылок и благосклонным жестом помассировал шею. Чон остался доволен, маскируя польщённую улыбку стеснённо сжатыми губами. — Я бы ещё полюбовался твоим шедевром, но у нас времени в обрез. Может, погнали уже?

— Ты прав, поехали, — опомнился Чонгук, потянувшись было за лежащими рядом на столе шлемами, но вдруг замер, обернувшись к Чимину: — Хён... а ты доверяешь мне?

— ...Да. А что? — тут же подозрительно прищурился Пак, вспомнив давно забытое чувство знакомого опасения таких вот наводящих вопросов Чона, которые тот часто задавал в детстве перед тем, как озвучить свои сумасшедшие мысли. 

— Хочу прокатиться без шлемов?.. Просто Юнги-хён никогда мне этого не разрешал, но...

— Значит, на то была причина, — насупился Чимин, занимая оборонительную позицию. — Это небезопасно, Чонгук-а.

— Но я знаю дороги, как свои пять пальцев! — с досадой буркнул Чонгук, в глазах стояла мольба: — Я даже с закрытыми глазами водить могу! И задом наперёд тоже...

— И Юнги-хён всё это разрешает?.. — недоверчиво протянул Пак, вскидывая подбородок. 

      Чон резко замолчал, наконец-то сообразив, что жёстко спалился. Похоже, тот много чего делал в секрете от Юнги-хёна. Чимин выдержал свой осуждающий взгляд ещё пару секунд, а затем выдохнул в поражении: ну, вот и как теперь можно ему отказать? Раньше ещё Пак мог взять себя в руки, но теперь стал самой настоящей размазнёй рядом с Чоном. Что поделать, если Чонгук так на него действовал одним только своим существованием.

— Ладно, валяй. Но сильно не разгоняйся и далеко не уезжай, понял? Наши жизни в твоих руках, — обессиленно сдался Чимин, чтобы внезапно получить от воспрявшего духом Чонгука, по пути волокущего свой байк на покрытое асфальтом шоссе, радостный поцелуй в щёку со звонким чмоком.  

      Пак сразу же растерянно приложил ладонь к коже, на которой только что были губы Чона, чувствуя, как она горит, обжигает. Это был их первый поцелуй в щёку. Такой простой и невинный символ привязанности, но настолько неожиданно сильно кружащий голову, что даже сердце глупо заколотилось. Если Чимину сейчас ещё и начнут мерещиться розовые пони, скачущие на радугах – он не удивится. 

— Хён, ты идёшь? — позвал его Чонгук, уже умостившись на своём красавце, каким-то потрясающим образом настолько естественно на нём выглядя, будто так и родился, верхом на байке. — Садись и держи меня за талию. Ногами тоже держись как следует. Старайся следовать корпусом за моими наклонами во время поворотов. А когда будем тормозить, упирайся руками в бак, — он звучно хлопнул по нему, привлекая внимание Чимина. — Всё просто!

      Будто ведомый влекущей мелодией дудочника, Пак, заколдованный, послушно перекинул ногу через мотоцикл, сцепив пальцы у живота Чона. Его и так напряжённый до этого пах вплотную прижался к Чонгуку, густой запах скрипнувшей от давления кожи алой куртки щекотал нос, а тёмные пряди волос маячили перед глазами. Убедившись, что его хён на месте, Чон постепенно начал давать газу, его круизер протяжно зарокотал в ответ, трогаясь в путь. Покачнувшись, Чимин от непривычки притиснулся ближе к донсену, чуть ли не уткнувшись носом ему между лопатками, а с ускорением и вовсе не выдержал, позорно зажмурившись. Ладно, может быть, он совсем чуть-чуть, капельку, немножечко, но боялся, впервые оседлав такого рычащего монстра. Вот только Чонгук в его руках дарил такое умиротворение и защиту, что Пак в какой-то момент разлепил веки, украдкой поглядывая по сторонам. Их потряхивало по неровной дороге, но скорость не была слишком большой, чтобы байк подпрыгивал на кочках, искусно их объезжая. Чон специально взял прогулочный темп, чтобы дать своему хёну возможность насладиться пейзажем, что тот и сделал, только-только привыкнув к тому, что асфальт под ногами пролетает мимо, а не стоит на месте. 

      Чимин всё-таки решился осмотреться, его всё ещё влажноватые, но уже чуть подсохшие волосы хаотично лезли в глаза от ветра, мешаясь. Домов вокруг не было – они покинули центр города. Похоже, Чонгук выбрал окружную дорогу, более изолированную от жилой местности и проходящую через хвойные чащи – единственное, что ещё более-менее осталось неизменным, в отличие от лесов лиственных деревьев. Пак широкими глазами провожал высокие стволы, практически касающиеся небес ветками с острыми иголками, обманчиво пушистыми на первый взгляд. Он никогда здесь не был, банально не выбираясь так далеко из своего района. Как много он потерял! Транспорт и правда открывал новые горизонты. Транспорт, который теперь есть в наличии только благодаря Чону. Чимин перевёл свой взгляд с захватывающих дух красот природы на спину брата, в его глазах скромно притаилась кроха мечтательности. В порыве нежности, которую он часто в себе глушил, Пак обнял Чонгука ещё крепче. Его Чонгука. Напрягая ноги и чуть привставая, чтобы добраться губами до левого уха донсена, он убедился, что Чон услышит его на все сто процентов. В груди щекотало от страха и адреналина. Ощущение свободы и раскованности в своих действиях и мыслях, напрочь разнёсшие рамки морали и ограниченности, лакомой вседозволенности и единения – последний толчок к решающим словам: 

— Я люблю тебя, Чонгук-а, слышишь?

      Круизер тут же опасно вильнул, резко сбавляя скорость и целеустремлённо съезжая на обочину, покрытую опавшими и засохшими до ржавого рыжего иголками сосен. 

      Услышал. 

      Чимин, трезвея, опёрся о бензобак, как Чонгук ему и говорил, пытаясь сильно не наваливаться на брата при торможении. Выставив ногу, Чон грубовато остановился, как только достаточно замедлился, глуша мотор и быстро дёрнув подножкой, чтобы байк встал ровно. Едва он убедился в полной безопасности, как тут же порывисто развернулся, в его глазах горела слабая искорка безумия:

— Ну-ка, повтори, хён. 

      Пак закусил губу, качая головой – не всё так сразу. Его взгляд размылся томным, потерянным в сантиментах маревом: он был не в себе.

— Давай лучше покажу. 

      Чимин ловко сполз с сидения, колени приземлились прямо на хрустнувшую чахлую хвою. Приказным жестом хватая донсена за ногу и побуждая того полностью развернуться лицом, Пак вскинул подбородок, поедая Чона выворачивающим наизнанку взглядом – таким, от которого сердце ухало куда-то в пятки. Не отрывая от хёна таких же прожигающих насквозь глаз, Чонгук, не торопясь, выполнил требуемое, сверху вниз уставившись на брата, сидящего между его ног. Порывы ветра играли с его рыжими прядями на макушке, взъерошивая их у чёрных корней – что-то в образе Пака кричало о дикости. То ли его горящие, лихие глаза, то ли заострившиеся черты лица, то ли то, как его альфа-феромоны рвались наружу, обильно пропитывая собой воздух. Или всё вместе взятое, не важно. Чимин – как современное божество охоты и секса, был богичен в своей необузданности и раскованности. Чонгук уже терял здравый рассудок, в голове – одна приятная пустота. Как будто прекрасно понимая это, Пак решил свести его с ума ещё сильнее, приоткрытым ртом мучительно медленно приложившись к ширинке кожаных штанов, бесстыдно и просто. Вздрогнув от острых мурашек по коже, Чон плавно откинул голову назад, слабо смыкая веки.  

— На этот раз ты хоть не будешь сдерживать своё возбуждение, Чонгук-а? — с чертовщинкой поинтересовался Чимин ему в пах, попутно помогая себе пальцами с молнией. 

      Чонгук не знал, нужно ли что-то отвечать: кажется, всё было и так достаточно очевидно – бугор в штанах говорил красноречивей любых слов. Но нет, его брат не мог упустить возможности поддеть, раззадорить, буквально напроситься, играясь. Чон всё гадал, понимает ли хён, что это охуеть как заводит?..

— ...У тебя это впервые? — выдержав мимолётную паузу, вдруг глянул вверх Чимин, смачивая губы слюной и смело вжикая застёжкой вниз.  

      Чонгук часто дышал, грудь ходила ходуном. Он помедлил, а затем коротко, но честно кивнул. Смысл врать? 

      Взгляд Пака потемнел, будто он с головой ушёл в транс. Что-то в самой идее девственности, не важно, в чём именно, разжигало внутри него неконтролируемое пламя азарта. Едва шевеля губами, Чимин прикрыл веки, глядя младшему прямо в глаза:

— Знаешь... у меня ведь тоже... 

      В противовес своим словам о неопытности, он без лишних колебаний подцепил большим пальцем член Чонгука в трусах, потянув его наверх. Задержавшись за резинку, тот упруго выскочил из-под неё сердито-красной головкой. 

      Неожиданно крупной сердито-красной головкой.

      Чимин запнулся, чуть расширив глаза. 

      Ещё со времён их совместной жизни он знал, что его брат был хорошо оснащён для подростка, время от времени неосознанно оценивая его тело взглядом, когда тот выскакивал из душа или переодевался, чтобы в очередной раз испытать гордость за отменное развитие младшего. Но с того момента утекло действительно слишком много воды, а Чонгук всё ещё рос – в этом не было никаких сомнений, потому что сейчас Чимин просто-напросто застыл, свыкаясь с тем, что видел. Ничего не подозревая о внутренних метаниях своего хёна, Чон сильнее упёрся ладонями в сидение байка, приподнимаясь, чтобы помочь спустить свои штаны ниже, до этого молча снося то, как тугая ткань кожи болезненно врезается в чувствительную плоть. Уловив намёк, Чимин спохватился и облегчил брату давление на пах, дёргая собравшиеся складки штанов вниз, но затем сглотнул и вновь уставился на его член. В конце концов неуверенно обхватив его и всматриваясь в каждую венку, в каждый изгиб, Пак через пару секунд не выдержал и высказался:

— Ну и зверя ты себе вырастил... — он с любопытством наклонил голову, приподнимая ствол. — Посмотри, у меня даже пальцы полностью не смыкаются! Вот здесь, видишь? — казалось, что Чимин в восторге ходит по музею, а не вот-вот собирается взять за щёку. — И это поместится мне в рот?..

      Вместо разумного ответа Чон, густо покрасневший до самых кончиков ушей, лишь сильнее вцепился руками в сидение, пятками зарываясь в землю. 

— Хён, я же не жаловался, — с трудом ответил он не без упрёка, член уже стоял колом, а тёплые ладони брата, неподвижные, никак не помогали. 

— М? — отвлёкся от пунцовой головки Чимин, словно загипнотизированный, всё это время рассматривающий её со смешанными чувствами, роящимися в груди, и снова глянул на донсена, наконец-то заметив, в каком крайнем тот был состоянии. — Стой, уже?!.. 

— Хён, пожалуйста... — взмолился Чонгук, чуть стыдясь признаваться вслух, что от жавшегося к нему сзади такого же возбуждённого Чимина всю их достаточно короткую поездку ему было кошмар как тесно в штанах. 

      Что поделать, если присутствие его любимого хёна и всплеск адреналина смешались, срывая тормоза и отдаваясь щекотливым жаром в низ живота? Тем более, что он достаточно долго ждал, а терпения у него тоже было не с бесконечность. Ему тоже хотелось, до поджимающихся пальцев ног и каменных от накала мышц. И Чимин явно это осознал, через мгновение осторожно, пробно ткнувшись губами вокруг уретры. Тепло и мокро. Воздух пропитался крепким запахом возбуждённого альфы, возбуждённого Чонгука. Чимину почему-то стало страшно посмотреть наверх: он боялся увидеть, насколько Чон уже пропал. Потому что сам не знал, на сколько хватит его самого. Следуя по расширяющейся форме головки и немного нерешительно обхватывая её, Чимину пришлось раскрыть рот шире, чем он предполагал, его приплюснутые губы всё растягивались в широкую линию. Только он осмелел и начал погружать ствол в себя, как Чонгук вдруг дёрнулся, зашипев и сведя ноги в защитном жесте так сильно, что зажал бёдрами, как тисками, шею хёна:

— Ащ!.. — только и смог выдавить он, усиленно жмурясь от боли и негодуя сквозь сцепленные челюсти: — Зубы!..

      Его ноги медленно развелись, выпуская хёна из своего плена, и Чимин мигом отстранился, не желая причинять большего дискомфорта, виновато покусывая губу и заломив брови. Он не знал, ладно? У Чонгука вчера всё получалось так легко и просто, что Чимин даже и не задумывался, сколько всяких условностей тому приходилось соблюдать – лишь бездумно поддавался похоти и имел любимый податливый рот, не позволяя усердию брата пропасть зазря. Сейчас же мысли о том, насколько тот лез из кожи вон, чтобы сделать своему хёну приятно, бросали в жгучий жар. За Чимином ох какой должок. Он не выдержал и опустил руку вниз, поправив налившийся в джинсах собственный член, расстегнув металлическую пуговицу, чтобы хоть как-то облегчить возбуждение. Нет, он не мог сейчас эгоистично заняться собой. Сначала Чонгук, а потом уже всё остальное. Пусть это у них и впервые, но уж точно не последний раз.

      Вот только...

— Чонгук-а... — разбито выдохнул Чимин, посмотрев вспревшему брату прямо в глаза. — А ты... ты можешь... сделать так, — он сглотнул, — ...ещё раз?..

— Как? — растерянно вторил хёну тяжёлым дыханием Чонгук, готовый на всё, лишь бы его пульсирующему члену наконец-то дали долгожданную разрядку. На самом деле, дали хоть что-то.

      Вместо ответа Пак мягко скользнул ладонями по внешней стороне бёдер донсена и настойчиво свёл их снова – так, что выпуклые внутренние мышцы сомкнулись вокруг его шеи, обволакивая своими упругими формами. Чонгук молча обалдел, таращась на своего хёна голодными и неверящими глазами, такими чёрными, что Чимин не мог рассмотреть зрачки – а может, просто и сам не особо вглядывался, ощущая, как его дыхание учащается от знакомого запретного трепета. Слегка удушающее давление на шею, фиксирующее и не дающее никакой свободы действий, заставило член окрепнуть пуще прежнего, сочащаяся смазка липла к ткани трусов. Чимин на секунду закатил глаза, поджимая губы, пока не ощутил на них трущуюся горячую влагу, тут же приоткрыв веки: Чонгук требовал внимания, упрямо дёрнув тазом навстречу хёну и выпрашивая, если не вымаливая, продолжение. Ну же!.. Выдохнув на нежную головку опаляющим дыханием, Чимин наконец-то погрузил плоть в себя, на этот раз более основательно и бережно, как хороший мальчик – спрятав зубы под губами и интуитивно расслабляя горло. 

— М-ма-х, — утробно поощрил брата Чонгук, костяшки его пальцев уже белели от напряжения, так сильно он впился ногтями в сидение круизера. — Г-господи!.. Так хорошо, хён...

      Чимин не мог не улыбнуться уголком рта, случайно позволив клычкам всё-таки задеть кожу ствола, заставляя Чонгука чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности и жёстче сдавить шею брата ногами, рефлекторно отреагировав на боль.

 — Хён-н-мх!.. Т-ты специально, что ли?!.. — хрипло заныл Чонгук, чему бы Пак, наверное, умилился, если бы его собственный член не потяжелел от очередного недоудушения, остро реагируя на ограничение дыхания и полную потерю контроля. 

      Догадавшись, что ускорит его оргазм, Чонгук тут же сдвинул свои мощные, но дрожащие от предоргазма ноги как можно ближе друг к другу, давая хёну то, что тот так желал – скованное опасно-сладким натиском горло. Чимин застонал в ответ, нет, заскулил ему прямо в уздечку, с трудом дыша через нос и давясь, но продолжая сосать из последних сил, добивая брата до истомы. Чон уже чуть ли не лежал, напряжённой спиной почти свисая с байка, ягодицы давно оторвались от сидения – его руки и сам Пак, за спиной которого он скрестил икры, оставались его единственной опорой и противовесом, помогающими чудом балансировать на мотоцикле. Чимин приноровился, ускоряя темп до непрерывных толчков подбородка о мошонку, до лопающихся пузырьков слюны по углам рта, до раскалывающего жжения в горле. До горьковатого привкуса спермы, белыми струями брызнувшей поперёк его лица, когда он поздно отстранился, морщась от неожиданности. Выгнувшись дугой так сильно, что чуть ли не задевал волосами землю, да и вообще, чуть не свалился на неё, Чонгук с блаженно закрытыми глазами и приоткрытым ртом отдал всего себя хёну, до последней капли, тихо и раздавленно выстанывая остатки оргазма. Его раскидистые с изломом смоляные брови почти соприкасались, так они были нахмурены: складки кожи – единственное, что разделяло их между собой. Кадык судорожно дёргался вверх-вниз, а ноги, всё ещё трясущиеся от стресса, безвольно разошлись, не в силах больше держать брата в своих объятиях. 

      Сытый до отвала, Чимин уселся на пятки и стал устало катать по языку семя, привыкая к его вкусу, чтобы решиться сглотнуть так, как и Чонгук вчера – сплюнуть казалось чем-то напрочь неправильным. Его собственный член горел огнём, но Пак не спешил его касаться, потерянно выпав из реальности на время и лишь с замирающим сердцем наблюдая за тем, как Чон всё пытается прийти в себя, но не преуспевает: его ноги разъезжались, а руки были словно из мягкого пластилина, совершенно не помогая принять сидячее положение. Вот это его развезло!.. Поймав ослабшую руку брата, Чимин потянул её на себя, поднимая выжатого как лимон Чонгука обратно на сидение, будто тряпичную куклу. Пиздец. Пак думал, что это он вспотел, но его пара душных капелек – ничто, по сравнению с Чоном, с которого просто текло. Влага блестела на его шее, подбородке и лбу, к которому пристали мокрые тёмные пряди – казалось, ещё чуть-чуть, и с него пошёл бы пар от зноя. Да уж, на этот раз Чонгук уж точно не сдерживался, а напряжение, похоже, накопилось в нём совсем под завязку. 

      Но Чимин рано расслабился. 

      Краем глаза уловив крепнувший узел брата, нарастающий с каждой секундой, он с душой чертыхнулся, трезвея. Чтоб её, эту физиологию альф, которая устраивает настоящие испытания самообладанию при отсутствии омеги!.. Чимин подсел ближе к мотоциклу – от того ещё отдавало жаром лишь недавно работавшего мотора, а нос дразнило от еле заметного отголоска запаха бензина. Вспоминая, как Чонгук помог ему в своё время, Пак без задней мысли быстро проглотил сперму, напоследок слизав её капли с губ, и только собрался наклониться к стволу, без колебаний разомкнув губы, как Чонгук вдруг остановил его, качая головой и ласково отталкивая в лоб:

— Не поможет, хён, — прошептал он, восстанавливая дыхание и выравнивая спину. — Этого не хватит.

      Чимин вопросительно вскинул брови, снова уставившись на уже побагровевший от того, как его распирало, член, не понимая: почему нет?

— Но... мне же вчера помогло? — подав голос, он и не заметил, насколько сильно осип, его тембр стал ниже и глубже, клокоча где-то в груди. 

— У меня с этим... не так всё просто, — расплывчато вздохнул Чонгук, поджимая пальцы рук в выдерживаемой пытке железного терпения. Ничего, не впервой. Иногда привыкаешь к боли: как его брат и говорил ему когда-то давно – она у тебя в голове, и всё зависит от того, как ты сам себя настроишь.

— То есть у тебя он... никогда?.. — растерянно уточнил Чимин, с беспокойством глядя снизу вверх на брата.

— Нет-нет... — замотал головой тот в ответ, явно смущаясь. — Он... сходит... но... м-м...

      Пак настороженно насупился, не отводя пытливого взгляда ни на секунду, как в допросной:

— Что, Чонгук-а? Говори как есть.

— Хён, правда, ничего страшного. Я потерплю, — замялся Чонгук, всё пытаясь молча сносить муки неудовлетворённости, лишь бы не волновать старшего. Но его расширяющийся узел говорил об обратном, и Чимин просто не мог его игнорировать:

— Чонгук, — тон его голоса приобрёл приказные нотки, не терпящие непослушания: — Отвечай на вопрос. 

— ...хён, — чуть ли не умоляюще запричитал Чон. — Не надо.

— Тебе нужен омега, да? — вдруг сам догадался Пак, серьёзнея: слова слетели с языка быстрее, чем он успел их осознать. 

— Нет! Ну... и да, и нет, — сдался Чонгук, виновато уставившись в сторону. — Мне просто... нужно... нужно...

— ...вставить? — неуверенно закончил за него Чимин, как будто читая мысли своего донсена, на что тот вскинулся, встретившись с ним испуганным взглядом. 

      Ага, вот оно что. 

      Пак поджал губы, понимающе кивая. Они оба альфы, здесь нечего стесняться. Это в их природе. Подумав с мгновение, он небрежным движением вытер тыльной стороной ладони подбородок от слюны и спермы и поднялся на ноги, пошатнувшись:

— Сказал бы сразу. 

— Хён... — большими глазами вытаращился на него Чонгук, но его невозмутимо подтолкнули, намекая слезть с байка. Огорошенный, тот лишь неловко подвинулся, попутно сморщившись от очередного пульсирующего давления узла, резко реагирующего на любое лишнее движение. Чтобы хоть как-то вернуть самообладание, Чон обхватил ладонью ствол, грея его по возможности. Он и забыл уже, какой это ад - справляться с узлом без омеги. Настоящее наказание. Природа явно сделала всё возможное, чтобы такие аномалии, как они с хёном, долго друг с другом не протянули. 

      Что ж. 

      Чонгук готов был пойти даже против своей сущности, если это означало быть вместе с братом. 

      Чимин ловко запрыгнул на байк, вот только не поперёк сидения, а уложившись затылком у руля, перекидывая через донсена левую ногу и в итоге широко расставив для него колени:

— Давай. 

      У Чонгука сердце заколотилось где-то в горле: Пак напоминал собой горячую модель из какого-нибудь порно-постера для любителей мотоциклов – взгляд с поволокой, неряшливо растрёпанные пряди, сексуально спадающие на глаза, панковая кожаная куртка с заклёпками, громоздкие шнурованные ботинки с толстой подошвой, непристойно, но призывно расставленные ноги и нахально расстёгнутая ширинка, в которую упирается головкой член. 

      Бессовестное обольщение.

— Хён... — как попугай повторил он, не веря тому, что видит. 

— Стяни с меня джинсы, а то неудобно будет. 

      В глазах Чимина – ни капли сомнения, а Чон уже задыхался. Так же закинув ногу на другую сторону круизера, чтобы оказаться лицом к лицу с хёном, Чонгук дрожащими руками дотянулся до петелек в джинсах и подцепил их, чтобы потянуть на себя, раздевая брата, остальными пальцами попутно подхватывая и трусы. Шуршание ткани о крепкие мышцы – музыка для ушей, полная разврата. Застряв на затянутых шнурками ботинках, Чон подумал с минуту, а затем просто так и оставил джинсы под икрами Пака, поднимая его ноги и пролезая между ними, оказываясь в их замке. Теперь Чимин имел над ним точно такую же власть, как и он над ним – они замкнуты друг в друге. 

— Только растяни меня перед тем, как вставишь, — всё наставлял его Чимин охрипшим голосом, наблюдая за манипуляциями брата хищным прищуром. — У меня не так всё готово, как у омег.

— Знаю, — сглотнул Чонгук, бегая взглядом по скульптурным бёдрам хёна и замирая на его полном торчащем члене, блестящем на солнце предэякулятом. — Я... постараюсь... чтобы тебе не было больно. Обещаю.

— Эй, — позвал его Пак, обращая внимание на себя. Чон поднял глаза, утонув в ободряющем взгляде брата. — Ты не забыл? У меня с болью особенные отношения.

      Чонгук замер, прокручивая в голове сказанные слова, чтобы через секунду шумно вдохнуть носом свежего воздуха. Хватит разговоров: его хён тоже на грани, но послушно ждёт. А вот он – единственный, кто тянет и тратит впустую драгоценное время. Чон придвинулся ближе и наклонился, нависая над братом – между их обнажённой кожей паха остались дразнящие сантиметры. Не обрывая зрительного контакта с хёном, он собрал как можно больше слюны во рту и смочил ей указательный и средний пальцы, проталкивая их между своих губ, чтобы обсосать до впадающих щёк, позволяя капелькам катиться по фалангам аж до запястий. Второй рукой мягко касаясь напряжённого члена Чимина, Чонгук плавно собрал с него вязкую смазку, пока та не легла тонким слоем на его ладони, слипаясь. Пак вздрогнул, закрывая глаза и довольствуясь тем ничем, что ощутил, когда к нему наконец-то дотронулись, еле сдержав позорный ноющий стон. Нет, не сейчас – сейчас нужна только зверская выдержка. Сосредоточенно скользнув языком между губами, Чон мазнул мокрой ладонью между ягодицами хёна, случайно задевая мошонку, впервые касаясь того, что было недоступно ему раньше. Покружив вокруг сфинктера, он осторожно приложил лоснящиеся слюной пальцы ко входу в тело Чимина, помогая себе остатками не сошедшей глянцевой смазки, другой рукой оттягивая кожу ягодиц, открывая лучший обзор.  

— Готов? — решил вдруг уточнить Чонгук, заметно нервничая.

      Вместо ответа, Чимин цыкнул и сам подхватил его руку, подталкивая к плотно сжатому колечку мышц и протискивая их внутрь.

— Чёрт-чёрт-чёрт, — запричитал сбитый со своего размеренного ритма Чон, попеременно переводя взгляд на брата и обратно между его ног. — Слишком, слишком туго, хён!

— Не ной, — буркнул Чимин, всё это время не открывая глаз и морщась: прислушиваясь к себе, но не останавливаясь, продолжая направлять донсена в себя. — Попробуй расставить пальцы.

— С ума сошёл?!

— Чонгук-а! — резко распахнул веки недовольный Пак, новый взрыв альфа-феромонов обдал Чонгука с головы до ног, пусть и не слишком прессовал его. — Делай, что я говорю! 

      Чон обиженно закусил губу и медленно развёл пальцы, с удивлением замечая, как поддаются растяжке горячие стенки хёна. 

— Тут важно расслабиться, — чуть ли не с гордостью хмыкнул Чимин, самодовольно откинув голову ближе к рулю байка и склонив её набок, искоса следя за тем, как с кончика носа брата вот-вот упадёт капелька пота. — Видишь? Иногда нужно слушаться своего хёна. 

— Два пальца – ничто по сравнению с моим узлом, — заметил не слишком убеждённый Чонгук, грея фаланги в Паке – вставлять слишком глубоко не было необходимости, ведь узел был уже чуть ниже уздечки. Важно – как следует расширить проход.

— Ты что, хвастаешься? — прыснул Чимин, пытаясь разрядить атмосферу, но Чон видел, как он дрожал, упорно пытаясь контролировать мимику лица, чтобы не выдать то, что на самом деле переживает сейчас. Несмотря на это, Чонгук должен был уважать решение хёна и подыграть ему, а не жалеть, выставляя его слабым. Почему-то он был уверен на все сто процентов, что Пак не оценит такую подачку, когда тратит все свои силы на то, чтобы казаться сильным и невозмутимым. Тот становился иногда упёртым как баран, и с этим ничего нельзя было сделать. 

— Может быть, — в конце концов сверкнул зубастой улыбкой Чон, но при этом деликатно пробовал добавить новый палец, терпеливо давая брату привыкнуть, и лишь понемногу проталкивал кончик, чтобы через секунду его вытащить и попробовать снова, шаг за шагом добиваясь своего. 

      Чимин, правда, был иного мнения о заботливости донсена:

— М-мх, — сморщил нос он, слепо хватаясь за непонятные детали байка под корпусом в поисках стержня и способа отвлечься от непривычной наполненности. — Хватит! Давай уже, вставляй!

— Ещё рано, — не согласился Чонгук, не отрываясь от вида растянутого входа вокруг его пальцев, красного от трения и влажного от капающего с члена предэякулята, который Чон время от времени подхватывал подушечками и использовал как смазку, облегчая сопротивление мышц. 

      Но чего он не ожидал – так это того, что хён вдруг надавит ногами ему на зад, притягивая к себе ближе, а заодно и приподнимется, в грубоватом жесте хватая его за загривок ладонью:

— Вставляй, — коротко настоял Чимин, нагибая Чонгука к себе и уставившись ему прямо в глаза насыщенным твёрдостью напополам с доверием взглядом. — Сейчас.

      Чонгук мужественно выдержал напор брата, однако намёк понял: поджатые губы Пака дрожали, линия челюсти сильно заострилась от напряжения, а кожа на шее натягивалась с каждым движением пальцев Чона – Чимин хочет побыстрее, иначе больше не выдержит. Но признаться в этом вслух – не в его стиле. Он никогда не любил делиться своими переживаниями, и даже настолько сокровенный момент – не исключение. Вытянув губы в тонкую линию, Чонгук, после минуты сомнений, всё же решился и пошёл у него на поводу. Выскользнув пальцами из горячего нутра, он чуть ли не зашипел, коснувшись своего ствола, шарик узла уже полностью сформировался и остановился, отказываясь сходить, пока его не окутают тугой теплотой. Как он всё ещё мог себя тормозить – загадка. Чонгук подсел ближе и направил головку между ягодиц хёна, на секунду глянув в его сторону взволнованными глазами:

— Я вхожу.

— Тук-тук, блин, — выпустил гортанный смешок Чимин, предварительно зафиксировав себя в одном положении, чтобы сильно не вертеться и не делать боль нестерпимее того, что и так будет.

      Чон не выдержал и сам хрюкнул от глупой шутки, ответственность за брата, лежащая камнем на его сердце, непонятным образом слегка отступила. У Пака всегда было своеобразное чувство юмора, немного неловкое, но забавное. Милое. Чонгук ткнулся членом в приоткрытое колечко мышц, готовый выть от необходимой ему бесконечной выдержки, чтобы не поддаться и не поспешить, давая Чимину короткие передышки между толчками. Поглядывая на хёна, он внимательно следил за его реакцией: тот напрочь отказывался открывать глаза, находясь в каком-то своём мире и часто дыша – вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Как ритуал. Чон не знал, что тот делал и как именно себя настраивал, но это помогало: его тело расслаблялось и понемногу принимало в себя ствол, пусть и с переменным успехом. Чонгук даже выпал на секунду из реальности, забывшись и перестав прерываться, как по маслу проскальзывая внутрь. Вот только когда очередь дошла до узла – застопорился. 

— Ух-х!.. С-стой, подожди... — не выдержал и выстонал Чимин, шире раскрывая рот, чтобы тут же щёлкнуть сцепленными зубами. 

      Чонгук моментально застыл как по команде, большими глазами уставившись на хёна с зарождающимся страхом. 

— Хён... ты в порядке?

— Нет, — честно признался Пак, глубоко выдохнув и позволив узлу пройти глубже в себя – на какой-то несчастный миллиметр. 

— Что мне делать? Выйти? — растерянно отозвался Чон, немного паникуя. А может не "немного".

— Будет ещё хуже, — отрицательно качнул головой Чимин, кусая нижнюю губу. — ...Говори со мной.

— Говорить?

— Чонгук-а, хватит вопросов. Просто говори что угодно, отвлеки меня... — запричитал Пак, сильнее выгибая шею назад.

      Успокаивающе поглаживая брата по голым, непрерывно дрожащим бёдрам, Чонгук, игнорируя собственную невыносимую пульсацию в члене вокруг узла, бессвязно затараторил:

— Говорить, говорить... о чём? — он пожевал губу, сканируя брата взглядом, пока его не осенило: — ...чёрт. Никогда не думал, что ты, полуголый и возбуждённый на моём байке – это всё, что мне нужно в этой жизни. Честно. Мне кажется, я живу мечтой всех байкеров в этом мире.

— Имея своего хёна-альфу? — не сдержал колкости Чимин, понемногу позволяя узлу пробираться дальше, старательно абстрагируясь от боли и с каждым новым вздохом принимая её, позволяя ей отойти на второй план и стать с ним одним целым. 

— Айщ, ну ты понимаешь, о чём я. Серьёзно, хён, ты просто... ты – нечто... — задохнулся в восхищении Чонгук, в итоге не слишком красноречиво признаваясь в своих чувствах, но Паку этого было более, чем достаточно: он дёрнул уголком губ, наконец-то улыбаясь. 

      А точнее – ухмыляясь:

— Да?.. Ну, расскажи мне ещё. Какой я?

— Невыносимый, — лаконично ответил Чон, чётко уловив то, как его хён нагло напрашивается на комплименты.

— Взаимно, — фыркнул Чимин, мстительно заелозив коленями по бокам Чонгука.

— ...в хорошем смысле этого слова, — поправил себя Чонгук, на секунду заткнувшись, потому что его узел почти оказался внутри Пака и уже начал нагреваться, даря то самое блаженное наслаждение, от которого кружилась голова. — А-ах... ты невозможен, хён. Ты творишь со мной что угодно. Убиваешь меня своими отказами, превращаешь мой мир в полное дерьмо одним своим отсутствием, а потом даришь горький рай, когда возвращаешься. Я тебя... мх, боюсь, но так хочу. Когда-нибудь ты сломаешь меня на части... м-может, уже, ах, сломал... — перешёл на шепот Чон под конец, казалось, его прорвало – фильтр мыслей напрочь снесло, оставляя лишь прямолинейную искренность.  

      У Чимина не хватало нужных слов в ответ. 

      Он лишь в шоке распахнул глаза и посмотрел в упор на своего донсена, который теперь сам будто отключился от реального мира, с закрытыми веками подаваясь навстречу хёну, пока окончательно не погрузил в него свой узел, облегчённо вздыхая и заметно млея: необходимость в движении полностью отпала – осталось лишь кайфовое затишье. Его шея краснела от того, как долго он терпел, багровыми пятнами уходя ниже, прямо под майку, а на лбу всё так же блестел пот, зависая на бровях и ресницах мокрыми крупинками. Чимин сглотнул, волшебным образом перенося то, как его распирало внутри от узла – да, он давил, чертовски давил, казалось, почти разрывал, но остро-приятно, как нарушенное вселенское табу, от которого плохо и хорошо одновременно. Безупречный порок. А у Пака всегда была к такому персональная слабость. Боль стала настолько привычной, что, казалось, впиталась под кожу: она была там, но Чимин не ощущал её в полной мере. А может, просто, только что повысил свой болевой порог? 

      Плевать. Не это было ему сейчас важно. 

      Мысли о том, что Чонгук сейчас буквально признался в любви, если не в чём-то даже большем, захватывали дух на задворках подсознания. Чимин поспешил хоть как-то заглушить их, чтобы совсем уж не раствориться в переполняющих его чувствах, грудь невозможно сдавило от трепета и обожания:

— Хах, нельзя было тебя оставлять с Намджуном на столько лет. Скоро будешь мне любовные поэмы писать, — попытался отшутиться он, отрывая одну из рук от гладкого корпуса мотоцикла, чтобы дотронуться до своего слегка подупавшего члена, стараясь вернуть ему былую твёрдость, маскируя этим то, насколько сильно он был тронут словами донсена.

      Чонгук дёрнул головой, как слепой щенок, реагирующий на звук, а затем вдруг сильно нахмурился:

— Намджун-Намджун... — заворчал он, бегая пальцами по телу хёна с собственническими замашками, всё ещё жмурясь и содрогаясь от тесноты. 

— "Хён" для тебя, — тут же поправил невозмутимо Пак, но его нагло прервали:

— Всё время о нём говоришь! — забавно пожаловался Чон и остановился ладонями на майке брата, комкая её пальцами. — Ещё и ходишь в его одежде! У меня тоже есть майки, хён! Целая куча – все твои, только скажи!

      Чимин, опешив на мгновение от такой тирады, выдержал многозначительную паузу, а затем раскатисто рассмеялся, явно не воспринимая слова донсена слишком всерьёз: 

— Что такое, Чонгук-и? Ты... ревнуешь? — протянул он ехидно, но, услышав треск ткани, спохватился, насмешки как не бывало: — Чонгук-а! Ты сейчас порв-...

      Не успел он договорить, как Чон уже разорвал майку на две неровные части, стискивая обе в кулаках. Пак, охуевший, даже перестал с расстановкой двигать колодец ладони вокруг своего ствола, возмущённо вытаращившись на брата:

— Йа! Что на тебя нашло?! 

      Чонгук распахнул глаза, как будто очнувшись от одурманившего сна, и растерянно выпустил ткань из своего захвата, отчего та рваными клочьями разлетелась по сторонам лацканов голубой куртки Чимина: теперь торс Пака был полностью обнажён, ареолы сосков темнели на фоне загорелой кожи, а пресс как никогда был чётко очерчен из-за натуженного сексом живота.  

— Ои-я... 

— Несносный ребёнок, — неодобрительно закачал головой Чимин. Но затем невпопад усмехнулся, противореча своему замечанию, и провёл кончиком языка по переднему ряду зубов, подзывая: — Иди сюда. 

      Всё ещё немного потерянный от своей же неожиданной импульсивности, Чон опустился к хёну, и тот сразу увлёк его в жадный поцелуй, выбивая оставшиеся крохи случайных мыслей из головы. Вместо них – хлюпанье слюны, звенящее в ушах: разгорячённый донельзя, Чонгук в конце концов целиком отдался изнуряющему, но долгожданному чувству утолённого узла, растекающемуся, как противоядие в крови, по всему телу, в каждую клеточку. Вымучив нечто, похожее на низкий хрип, он обрушил преграды внутри себя, позволяя остаткам накопившейся спермы разлиться в Чимине, полурычание глухо вибрировало в груди. Узел вот-вот ослабнет, ещё чуть-чуть, сейчас, только закупорит семя внутри, почти, ну же... На краю отчаяния Чонгук ловил вторую волну оргазма, как рыба, выброшенная на сухой берег, в щекотливом ожидании приоткрывая рот, будто пытаясь вдохнуть полной грудью. Изголодавшийся по ласкам, Чимин терзал его языком и зубами, прихватывая безвольные губы Чонгука и тут же вылизывая их, как ластящийся кот. Ему мало чем могли ответить: Чон, измождённый, купался в любви хёна, как в горячей пенной ванне – он никогда в ней не был, но мог себе представить, насколько в ней тепло и уютно. 

      Как и в его брате сейчас: в буквальном и переносном смысле.

      Вереница неожиданных мыслей влетела в сознание беспорядочной бурей, подпитывая давно известные Чонгуку истины: ему больше ничего не нужно – ни его положение в организации, ни восхищённые собратья, ни заинтересованные омеги. Только Чимин, только он, всю их жизнь и каждую секунду. Больше ничего... Они должны остаться вместе до самого конца, каким бы этот конец ни был, и Чонгук сделает всё, чтобы это было так, и никак иначе. Всё. Устало вздохнув, он с облегчением ощутил, как узел совсем спал, не раздвигая до предела стенки хёна, а лишь неподвижно нежась внутри разогретой влажности вялой плотью. Набатом стучавшее сердце с каждой секундой восстанавливало спокойный ритм, больше не пытаясь протаранить грудную клетку. Зато щёки алели от смущения. Чонгук и не знал, что может быть таким зацикленным на сантиментах, когда теряет над собой контроль. Но разве его можно винить?

      Это же было так...

— ...потрясающе, — закончил он вслух слабым голосом, осыпая шею Чимина благодарными поцелуями, на что тот чуть ли не урчал, лихорадочно взмокший, но довольный как никогда. — Хён, ты не представляешь, как это... — он вдруг оборвал восторги на полуслове, воображаемая лампочка засветилась над его макушкой и пропала. 

      Пак непонимающе взглянул на брата, когда тот отстранился и бросил взгляд на несчастный член хёна, который, на удивление, красовался каменной эрекцией: похоже, тот тоже получил свой кайф от их маленького эксперимента, каким бы рискованным он ни был. Короткие пальцы Чимина лениво игрались со стволом, помогая поддерживать тонус и задевая ногтями тёмные лобковые волосы, когда с особенной оттяжкой натягивали кожу у основания, мошонка складками дёргалась вслед. Чонгук ещё не готов был признаться в этом, но уже знал, что готов наблюдать за мастурбацией хёна сутками. Что-то в том, как он удовлетворял себя, потакая исключительно собственным желаниям, но при этом не позволяя довести себя до предела слишком быстро, чертовски пленило. Чон хотел, чтобы Пак ублажал себя, чтобы ему было хорошо, чтобы он терял почву под ногами от исступления, чтобы срывал голос от непереносимой неги, которая плавила его тело. Чонгук просто хотел дать своему Чимину всё то, что тот заслуживает. А после таких жертв, что брат выдержал ради него, он не мог оставить хёна ни с чем. 

      Решено.

— Ай! Стой, — зажался от боли Чимин, хватая брата за руки и не давая ему отстраниться, но тот всё же, не без труда, вышел из хёна, поднимая его ноги и упорно вылезая из-под них. — Йа! Куда? — с досадой воскликнул Пак, слишком привыкший к размеру донсена, чтобы вдруг остаться ни с чем: одной пустотой внутри и неприятно вытекающей прямо на сидение байка спермы. 

— Хён, ты должен попробовать... это было так круто... — еле слышно бубнил себе под нос Чонгук, возвращаясь на своё место над братом и снова возвышаясь над ним, твёрдо упираясь ногами в землю. — Только дай мне пару минут...

— Что... — незаконченный вопрос озадаченного Чимина так и затух в горле, когда он ошеломлённо вытаращился на Чона: тот уже заводил за себя руку, сосредоточенно закусывая губу. — Чонгук-а... ты же не?.. 

— Сейчас, хён, я быстро. 

      Он... он... что?.. 

— Блять!.. 

      Пак не мог больше вытерпеть этого мозговыносящего вида растягивающего себя донсена, откинув голову назад и уставившись в серое небо, чтобы не поехать крышей. Хотя нет. Сейчас уж он точно потеряет сознание от перевозбуждения: маленькие вздохи-полустоны, которые Чонгук издавал, пока вставлял в себя пальцы, сводили с ума похуже визуальной картинки, заставляя Чимина вновь посмотреть на младшего напрочь покорённым взглядом. Идеальный, даже в своих недостатках – лучший. Преданный и только его. Что там Чимин говорил о розовых пони на радугах? Они вернулись в троекратном размере. Когда уже его сердце перестанет так резать от любви? Протяжный стон, слетевший с собственных губ, был ему ответом. Чимина до выпуклой венки на шее бесило то, что он сам ничего не мог сделать, чтобы помочь Чонгуку – не оставалось иного выхода, кроме как ждать и давать брату нужную поддержку небезразличным взглядом. Бесполезный, Пак лишь с несгораемой тягой любовался тем, как Чон выгибается, пытаясь облегчить боль и насадиться сильнее на пальцы, явно не относясь к своей растяжке так же бережно, как когда занимался дорогим ему хёном. 

      Чёрт, он жутко спешил. 

      Вот же глупый!..

— Чонгук-а, притормози. Я в порядке, не нужно так быст... — начал было с тревогой Чимин, но его перебили беспрекословным тоном: 

— Я уже, хён, — Чонгук вытащил из себя пальцы и подобрался ближе, нависая накачанными ягодицами прямо над набухшим членом брата, спущенные до колен кожаные штаны растягивались в ширину. 

      Заворожённый, Пак, будто в замедленной съёмке, наблюдал за тем, как Чон, пружиня на развитых мышцах ног, опускается вниз, не издав и одного болезенного стона, когда стойко принял в себя всё то, что Чимин готов ему дать. А этого было немало. Теперь Пак смутно понимал, насколько внутри него самого было узко: не слишком тщательно растянутый Чонгук чуть ли не раздавил его оголёнными мышцами, буквально выжимая сперму, как молоко из картонного пакета. Вымученный откладываемым оргазмом член не мог желать большего, чуть ли не сразу кончая, едва оказался полностью внутри Чона, судорожно пульсируя горячим семенем. Чимин бы постыдился такой смехотворной выдержки, однако ему было абсолютно не до этого: в глазах всё расплылось опасными красными пятнами, а тяжёлый выдох комом застрял где-то в горле, отключая мозги. Сознание блекло...

      Дёрнув головой и сморгнув притупляющую пелену, Чимин, обалдевший, врубился, что впервые пропустил собственный оргазм. 

      Какого?.. 

      Это что, был короткий обморок во время секса? 

      Охуеть. 

— Хён?.. — пробилось до его ушей, и Пак ошалело уставился на Чонгука, всё ещё наполовину сидящего на его члене в своей ярко-алой куртке, отогревая вздувшийся узел. — Ты как?

— Хн... — просипел в ответ Чимин, поднимаясь на локтях. — Я... отрубился?.. 

— На пару секунд, да.

      Невооружённым взглядом было заметно, как Чон изо всех сил сдерживает растущую на губах улыбку, всё опуская уголки рта вниз, чтобы совладать со смехом. 

      Пак был в бешенстве. 

      А ещё по уши влюблён: 

— Ну ты, мелкий, конечно!.. — заглушилось вырвавшимся смешком Чонгука, переливистым и заразительным. 

      У Чимина точно через пару минут будут болеть щёки от смеха. Да и не только щёки, если честно. И не только от смеха. 

      Ну, и к чёрту!

***

      Шум гудящих голосов – первое, что встретило ураганом подъехавших к централке Чонгука с Чимином, зверский рык их "Круизера из Ада" эхом пронёсся по площади. Толпы "пуленепробиваемых" бесцельно шатались по проспекту, как собираясь группами, так и отшельничая одиночками ближе к стенам заброшенных зданий торговых центров, на которых размашистыми и объёмными буквами были расписаны цветные граффити, а разводы ржавчины на крышах напоминали застывшие подтёки крови. Раздвижные стеклянные двери магазинов были давно разбиты, скалясь острыми кусками, словно акулья пасть, тротуар вокруг мерцал сверкающими от солнечного света осколками – будто кристальные снежинки, тусклые от пыли и грязи. Они и хрустели, как снег, под слоем прочной подошвы ботинок прохожих – никто не собирался их убирать, так что они стали частью привычного тоскливого пейзажа пустого города. Как и окурки сигарет, которые выскальзывали из пальцев "пуленепробиваемых", тлеющими кончиками приземляясь вниз, чтобы тут же оказаться раздавленными чьей-то подошвой – потухшие и ненужные бумажные цилиндры усеивали собой сизый асфальт.

      В воздухе неясно витал дух предзнаменования нового начала, рождённого из полного хаоса.

      Будучи в стельку пьяным вчера, Чимин даже не полностью осознавал, насколько много присутствовало людей на вечеринке – а их была хуева туча. "Пуленепробиваемые" разных районов лезли изо всех щелей, оравой скопившись перед подземкой и присматриваясь к друг другу. Их лохматые головы, часть из которых скрывалась под тёмными капюшонами, уже начинали рябить в глазах – пересчитывать их не было никакого смысла: точно собьёшься. Поодаль от основной массы, на крыше разбитого тускло-жёлтого автобуса стоял Намджун с громкоговорителем у ног, небрежно засунув руки в карманы и обводя цепким взглядом собравшихся. Будто лев – свою стаю, возвышаясь над ней для лучшего обзора. Под ним треугольником с огоньком общались между собой Юнги, Техён и Хосок, как никогда хмурые и озадаченные: Техён то и дело раздражённо пыхтел, демонстративно пялясь на что угодно, только не на собеседников, а Юнги смотрел в упор на Хосока своим испытывающим взглядом, периодически перекидываясь с альфой парой слов. 

      Они о чём-то спорили?.. 

      Не понятно. 

      Понятно было лишь то, что за всем этим со стороны наблюдал прислонившийся к обшарпанному корпусу автобуса Сокджин, загадочная, еле заметная улыбка тенью играла на его губах. Как всегда – сам себе на уме. 

      Хоть лопни, но к собранию были готовы все, кроме Чонгука с Чимином – на их приезд разом обратили внимание, недостающее звено наконец-то встало на своё место. Пусть они и задержались, но, как Пак и думал, никто не решался и слова против сказать. Как бы организация ни изменилась внешне, а некоторые законы остались всё теми же: имеешь что-то против главаря? Готовь кулаки, парень. "Пуленепробиваемым" оставалось лишь молча салютовать или кивать в приветствии, проглатывая недовольства, если они и были. А были ли? Некоторые даже хлопали проходящего мимо Чона по плечу, как всегда стараясь быть к нему как можно ближе, кичась перед другими своими тесными контактами. К Паку пока что не все проявляли такое же панибратство, как к Чонгуку, но, несмотря на это, всё равно здоровались, высказывая уважение и пригибая голову перед альфой, теперешний статус которого находился на верхушке пирамиды их иерархии. И всё ещё, конечно же, под Чонгуком. 

      Невзирая на долгое отсутствие, Чимин не потерял своей должности, по умолчанию став кем-то вроде "левой" руки Чона, ведь позиция "правой" уже была занята, чему он совершенно не противился. 

      Тягаться с Намджуном? 

      Идиотизм. 

      И пусть ему ещё предстояло завоевать доверие некоторых новичков в организации, он не слишком парился по этому поводу: 

      Чимин чётко знал свои цели, а остальное – уже второстепенно. 

      Если с альфами всё было ясно, то с омегами дела обстояли намного интересней. Большинство дольше приличного глазея на рельефные кубики пресса, время от времени показывающиеся из-под колыхавшихся пол бирюзовой куртки Пака. Далеко не сюрприз – Чимин ещё вчера ловил на себе заинтересованные взгляды. Да, в нём всегда крылось что-то такое. Пак принадлежал к породе тех самых людей, которые родились с шармом, на автомате притягивающим глаз. Как и бестия-Техён, Чимин от природы был чертовски харизматичным; они из-за этого и клюнули друг на друга при первом знакомстве, оба явно выделяясь среди остальных и маня к себе окружающих, как ароматный цветок – пчелу. Одного поля ягоды, которые жуть как охота сорвать. И, что уж таить, Пак прекрасно знал, что считается лакомым кусочком, что так и хочется надкусить, если не съесть, облизываясь. 

      Раньше такое внимание ему бы очень польстило и подтолкнуло к ответным действиям, но не сейчас. Сейчас – показательное равнодушие на его лице появилось без каких-либо усилий с его стороны, не давая и крупицы неправильного намёка на надежду. Без майки, которую оставалось только выкинуть на обочину из-за её никчёмности, оголённый торс и впрямь обдавало прохладным ветерком наступающего вечера. Но на это оставалось лишь пожать плечами: бывало и хуже. Не самое страшное в мире. А кто хочет смотреть – пусть смотрит, Чимину нечего стесняться, как и некого соблазнять. Оно само. На его обнажённую грудь и живот обратил внимание и Техён. Омега в который раз закатывал глаза и пялился по сторонам, игнорируя своих болтающих хёнов, но всё равно исподтишка вслушиваясь в их диалог, чтобы через мгновение наткнуться взглядом на подходящих братьев, которых все уже заждались:

— Чимин-а! Ты чего нагишом? — удивился омега, своим возгласом привлекая ненужное тому излишнее внимание остальной верхушки к Паку. — Где майку уже посеял?

— Айщ, Тэ, потом, — забухтел альфа, унимая румянец на скулах, ведь оправдание перед друзьями, чёрт его за ногу, ещё не успел придумать. 

      Не до этого ему было, ладно? В памяти мелькал только обнаглевший Чонгук, даже не скрывающий пакостную широкую улыбку, когда Чимин бухтяще ругался на него, стягивая свою куртку, чтобы следом снять лоскуты майки Намджуна и уставиться на них в полном смятении. Оставалось только выбросить, потому что возвращать хозяину испорченную вещь не было никакого смысла и лишь вызвало бы град неуместных вопросов. Ну, а что теперь? Как будто это помогло! Техён вот, когда не надо – сразу весь такой глазастый и проницательный, твою налево! Чимину даже показалось, что, пристыженный замечанием омеги, Чонгук на секунду запнулся, пока шёл, уставившись куда-то себе под ноги и не поднимая взгляда. Как провинившийся щенок, пригибая голову и избегая необходимости ввязываться в провоцирующий разговор. Наконец-то до него дошло, что он натворил, балбес! Чимин подавил в себе внезапное желание посюсюкаться с Чоном и подразнить его немного по этому поводу в более интимной обстановке, чтобы снова напроситься на агрессивный секс. 

      Короче – всё ясно: отдуваться придётся одному Паку.

— Ага-а, подожди-ка, я по-онял... — прыснул в это время всё не унимающийся Техён, в его глазах спустя небольшую, но многозначительную паузу замельтешили проказливые чертята. — Что, Чимин-и, уже омег подцепить пытаеш-?..

      Чимин, цыкнув, не вытерпел и налетел на него в шутливом нападении (Техёна легче было заткнуть силой, чем словами), наказывая за длинный язык, тот в ответ гоготал, отбиваясь и сияя квадратной улыбкой. Сокджин покачал головой, приговаривая: "Дети!", с чем Юнги был полностью солидарен, в отличие от забавляющегося Хосока, который не смог сдержать улыбки, наблюдая за тем, как Чимин поймал хохочущего до слёз Техёна в замок своих бицепсов и уже мстительно пощипывал за бока. 

      Сверху донёсся измотанный вздох Намджуна:

— Где вы были? После того, как я отправил к тебе Чимина, вы оба как будто испарились! — пыхтел альфа, подавая руку Чонгуку, который тут же запрыгнул к нему на крышу автобуса, не скрывая виноватую скованность:

— Были дела... прости, хён. Можем уже начинать, — ускользнул от подробностей Чон, подхватывая громкоговоритель и передавая его своей правой руке, бесхитростно отвлекая от неудобной темы – лучшее, что его обычно не склонные к обману и отговоркам мозги могли придумать на этот момент. 

      Удивительно, но это сработало: Намджун лишь осуждающе покачал головой, но больше не стал упорствовать и допытываться до младшего. Между ними всегда сохранялись своя гармония и взаимопонимание, пусть они, бывало, и расходились во мнениях. Иногда, совсем редко, но и брыкались тоже, когда в Намджуне просыпались отцовские чувства, а в Чонгуке – подростковый мятеж "против системы", в котором на каждое "да" хотелось из вредности сказать "нет". И в такие моменты подключался Юнги, который был третьей уважаемой стороной, ловко разруливающей конфликты. Он и сейчас, наблюдая за их разговором, в противовес Намджуну раскусил топорную, придуманную наспех отмазку Чона, всё подозрительно щурясь, пока в конце концов не обернулся на Чимина, после чего коротко фыркнул и забубнил себе под нос "ни стыда, ни совести" сварливым тоном. Хосок, уловив реплику, озадаченно глянул в его сторону, наклонив голову в немом вопросе, но никаких разъяснений не получил. Обойдётся: Юнги не в праве раскрывать чужие карты, как бы он ни был расположен к новенькому.  

— Эй, пуленепробиваемые! — уверенно начал такой же несведущий, как и Хосок, Намджун, включая громкоговоритель и тут же становясь центром всеобщего внимания. — Мы начинаем!

      Перестав мучить уже кряхтящего Техёна, Чимин озадаченно вскинулся, шестерёнки в голове заскрипели и щёлкнули – он в спешке поинтересовался:

— А говорить будет не Чонгук?

— Нет, — качнул головой Сокджин, сложив руки на груди. — Он нечасто любит толкать речи, поэтому отдаёт это право Намджуну. Да и у того это лучше получается, если честно. Но Чонгук всё равно должен быть здесь. 

— Может, слушать будут и Намджуна, но слушаться – только главаря, — добавил от себя Юнги, подхватывая мысли хёна.  

      Пак поджал губы, вальяжно оставив руку на плече Техёна висеть тяжёлым баластом, и посмотрел наверх, неожиданно встречаясь взглядом с Чоном, который тоже украдкой глянул на него с потаенным беспокойством во взгляде. Чёрт, они и правда сейчас будут решать, что им делать с ампулами. Их маленький бурлящий интимом и волнительными чувствами мирок лопнул пузырём, возвращая в трезвую реальность, отчего нервозность покалывала внизу живота маленькими иголочками. Чимин сглотнул, окоченевшими пальцами вцепившись в плечо Техёна в неосознанном поиске хоть какой-то поддержки. Тот тоже перестал хихикать, моментально серьёзнея и бросая осторожные, изучающие взгляды на хёнов, будто кто-то нашёл пульт и напрочь отключил ребячество в его поведении. 

      И правильно.

      Хватит дурачеств, сейчас решается вопрос жизни и смерти, без глупых преувеличений: как есть. 

— Знаю, нам всем сейчас хреново после вчерашнего, — Намджун хмыкнул, вызвав заразительную цепочку вторящих смешков. — Но у нас есть вопрос, который мы должны решить как можно скорее. Серьёзно, ребята, ситуация критическая. Перейду сразу к делу: многие из вас знают о том, что вчера у нас случилось пополнение, — ровным голосом продолжил он, сводя брови к переносице, его искажённый громкоговорителем голос эхом рассеялся по проспекту. — Кроме вернувшегося Пак Чимина, брата Чонгука, за ним из-за стен сбежал и Чон Хосок. Он – бывший житель карантина и учёный, работавший на власти, который бросил всё и решился нам помочь. И пришёл он не с пустыми руками... 

      Намджун помедлил и сжал губы, его щёки чуть впали внутрь, отчего скулы заострились. Он напоследок сглотнул – перед тем, как выдать: 

— Хосок принёс с собой возможную вакцину, которая поможет нам сопротивляться вирусу.

      Гул, как по команде, возобновился – по толпе "пуленепробиваемых" волной пробежались шепотки, будто шелест листьев в лесу – по окружной дороге, где Чимин был с Чонгуком совсем недавно. До этого расслабленные и довольно неподвижные члены организации заметно подтянулись, мотая головами из стороны в сторону к своим товарищам и растерянно хмурясь, будто молча спрашивая: "чего, блин?". Наверняка вчера многие видели вторую непривычно рыжую макушку, кроме Чиминовой, но точно не знали всей истории. Что ж, теперь загадка раскрыта, и от неё, честно говоря, в шоке отвисала челюсть. Намджун мудро выдержал паузу, позволяя шуму сойти на нет и давая собратьям пару минут прийти в себя, чтобы понять, насколько значимый грядёт разговор. Чимину нравилось то, что он не ходил вокруг да около, сразу расставляя факты в приоритете. 

      Зачем лишние красивые слова, когда важно совсем другое?

— Сразу предупреждаю, что Хосок предполагает, что вакцина подействует. И если же она и подействует, то есть вероятность... мутаций, которых нельзя предсказать. Честно говоря, они могут как помочь нам выжить... — Намджун поджал губы, всё подбирая слова, но в итоге решив быть прямолинейным, — ...так и покалечить нас. 

      На контраст к оживлённому обсуждению минуту назад, сейчас всю централку оглушающим занавесом накрыло гробовой тишиной, лишь тихое и одинокое "блять" выскочило из ниоткуда спустя секунду, заставляя Чимина горько усмехнуться. 

      Он как никогда был согласен с ругнувшимся незнакомцем. 

— Чонгук решил, — Намджун чуть развернулся к сосредоточенному до сжатых челюстей Чону, выставляя в его сторону ладонь, — ...что каждый примет решение сам за себя, принимать ему предполагаемую вакцину или нет. Другого варианта нет. Хосок, который с детства жил в карантине и имел доступ к схемам города, утверждает, что лазеек внутрь не осталось. Вероятность того, что мы найдём спасение за стенами, равна нулю, если только что-то в ближайшем будущем не изменится. 

      Чимин краем глаза заметил, как зажато поменял позу Хосок, опустив подбородок вниз, к груди, еле заметно кивая. Пак даже представить себе не мог, каково тому: у хёна-то хотя бы был выбор остаться в стенах. И он его променял на... всё это. Закусив губу, Чимин отвёл от него взгляд и судорожно забегал им по толпе, пытаясь прочитать их настрой, то, как они восприняли эту шокирующую информацию. И пока что видел лишь оторопь напополам с неверием. А может даже недоверием. 

— ...по его же словам, состав вакцины мы должны принимать ежедневно, с водой, чтобы укрепить наш иммунитет. Обдумав все варианты, мы с Чонгуком решили, что займёмся координированием поставок воды через водонапорные трубы из насосных станций и водонапорной башни, чтобы разделить воду на напитанную вакциной и чистую. Чистой мы будем мыться, а те, кто решат не принимать вакцину – заодно и пить. Заражённую же будут пить и только пить, — подчеркнул он, — ...те, кто решатся рискнуть. Она будет подвязана к водонапорной башне, куда мы и выльем содержимое в ампулах, принесённых Хосо-... 

— А что если эта вакцина начнёт нас всех убивать? Мы что, потеряем один из наших источников воды?! — перебивая Намджуна, выкрикнули из толпы, спровоцировав новые шушуканья. 

      Как брошенная в разлитую лужу бензина спичка – быстро вспыхнувший и беспорядочно расползающийся пожар.  

      Намджун смерил взглядом кого-то – Чимин не разглядел, но, кажется, того самого, кто и задал провоцирующий вопрос: 

— Воды в насосной станции в десятки раз больше, чем в башне. Её хватит тем, кто не рискнёт пить воду, заряжённую составом. Решение Чонгука окончательно. Он даёт вам право выбора: пить вакцину или нет, но он не лишит выбора других. Водонапорная башня будет использоваться для вакцины, не важно, сколько людей решится её принимать. 

— Сколько ты планируешь прожить, когда вирус дойдёт до нас?! — не выдержал и рявкнул Юнги вслед, неожиданно громко подавая голос, чтобы поддержать Намджуна: — Что толку от этой долбанной воды, когда её некому уже будет пить? Ты что, самый бессмертный тут у нас?

— Хён... — встревоженно позвал того Техён, вылезая из-под руки Чимина, чтобы встать под боком у омеги и успокоить его, придерживая за локоть и пытаясь отвлечь на себя. 

      Аргумент Юнги, на удивление, был принят. 

— Ещё вопросы? — вскинул брови Намджун не без властного давления, и не заметив больше никаких смутьянов, медленно передал главарю громкоговоритель: — Чонгук, пару слов?  

      Чимин вскинул подбородок, не отрывая глаз от брата и гадая, что же тот скажет. 

— Кхм, — неловко кашлянул Чон в динамик, исподлобья просканировав своих братьев большими, полными какой-то внутренней силы глазами. Чимин всегда им поражался: он помнил их целеустремлённый взгляд, когда Чонгук требовал принять его в организацию, помнил дразнящие искорки во время секса и искреннее обожание, таящееся внутри за занавесом шалостей и дерзких выходок. 

      В глазах Чона был целый мир, который Пак до сих пор ещё пытался полностью постичь. 

      А ещё Чонгук нечасто говорил. 

      Чимин помнил его ещё с детства достаточно молчаливым, особенно в присутствии "чужих" – в этом, возможно, было вина и самого Пака, ведь тот с детства учил брата не верить "кому попало" и не ходить или даже разговаривать с подозрительными людьми. Много чего тогда происходило на улицах, и Чимин пытался защитить донсена как мог, пусть это и вылилось в то, что сейчас Чон осторожно подбирал время, место и компанию для того, чтобы высказаться. Но если он добровольно открывал рот – значит, на то была серьёзная причина: ему в самом деле было, что сказать. И в такие редкие моменты почему-то хотелось заткнуться и внимать, не терять ни одного слова, чтобы понять, что творится в этой юной голове. А Чимин правда не знал, чего от неё ожидать. Намджун ведь действительно уже сказал всё, что нужно, даже и добавить нечего. Но, возможно, Чон как всегда застанет его врасплох своими скрытыми талантами, которые точно в нём росли, как грибы после дождя. 

      Между прочим, затаил дыхание, похоже, не только Пак: вокруг – ни звука. 

      Юнги был чертовски прав: если Намджуна просто "слушали", то Чонгука слышали. 

      Зависнувший на время, Чонгук смотрел куда-то сквозь людей напротив себя, будто о чём-то размышляя, всё сжимая и разжимая губы до ямочек на щеках, пока вдруг не начал издалека: 

— Я – не карантиновец. 

      Глаза Чимина чуть расширились, а брови приподнялись вверх: такое вступление он никак не мог предугадать. 

— Мы – не карантин, — добавил Чонгук так, будто сам себя поправил, и размеренно продолжил: — Да, нам точно известно, что за стену уже не попасть. Ну... и что? — его язык прытко скользнул между губами. — Не знаю как вам, но как по мне: уж лучше умереть, чем быть под контролем тех, кто избавился от нас, как от ненужного мусора. 

      У Пака в горле застрял ком. Чон не говорил ничего особенного: всё это было известно давным давно и пережевывалось каждый день в их мире, как жвачка. 

      Так почему же каждое его взвешенное слово сейчас – будто укол в сердце?

— Я не хочу, чтобы нас ограничивали стенами и своими приказами. Есть ли вообще смысл бороться за такую жизнь цепных псов? Мы – трущобовцы, свободны и сами решаем за себя, разве не так? Правильно или неправильно – не важно. Важно то, что это наш выбор.  

      Чимин ошалело воззрился на Чонгука, впервые видя его настолько распалённым и многословным. Это заметил, похоже, не только он: все, даже Хосок, который не так уж долго его знал, не выдержали и глянули на него в изумлении, как на пришельца. К нему притягивало, точно как магнитом. Чона явно пробило – ни с того ни с сего проснулось вдохновение на ораторство: это было видно по тому, как он чуть шире обычного жестикулировал, громкость его голоса росла с каждым словом, а тело подрагивало с каждым вздохом. 

      Чонгук проживал и переживал то, что говорил:

— Хотите правду? Как есть? Сам не знаю, какой выбор будет правильным. 

      Сокджин на это недовольно нахмурился, с сожалением вздыхая, но продолжил выслушивать лидера: наверняка он ожидал, что Чон будет пытаться убедить всех принять вакцину, аргументируя, что та их, скорее всего, спасёт. 

      Но нет. 

      Чонгук не умел лгать – что есть, то есть: 

— Я не знаю, что будет в будущем. Но я знаю, что готов к любому итогу, если это будет результатом того, что решил я сам, — непоколебимо поставил точку он на, казалось бы, незаконченной ноте, буквально насильно обрывая свой поток слов.

      Рывком отводя громкоговоритель от рта в знак того, что ему больше нечего сказать, Чонгук был захвачен врасплох послышавшимся из толпы низким, но громогласным голосом, не готовым его так легко отпустить:

— Ни хрена не понимаю в науке и в том, как эта вакцина поможет нам против вируса, поэтому у меня только один вопрос...

      Чимин хищником вцепился взглядом за толпу и быстро осмотрелся, чтобы глазами найти говорящего. 

      Это... Хёк?.. 

— Вот ты, Чонгук. Сам ты-то что выберешь? — требовательно выкрикнул тот, указывая на своего лидера и вызывая довольные кивки друзей вокруг, целой компании из северного района. Те поддержали его любопытство, подхватывая: 

— Чонгук, ты будешь принимать вакцину?

— А что ты решил?!

— Да! 

— Что будешь делать ты?!

      Рвущиеся из глоток надрывные голоса перекрывали друг друга в нескончаемых вопросах, суть которых одна: станет рисковать Чонгук или нет? 

      Сердце Пака пропустило удар.

      А ведь и правда... 

      Что будет делать сам Чонгук? Он ни разу не заикнулся об этом при Чимине, но это было взаимно: тема вакцины и вовсе не возникала между ними, обоюдно отложенная на самую дальнюю полку и забытая из-за тяги к близости. Не хотелось омрачать долгожданные минуты воссоединения, пусть это и был боязливый побег от проблем и реальности. Но сбегать от них было глупо – те всегда настигали быстрее. Теперь пора было достать и сдуть пыль с этого кризисного вопроса, чтобы потрясти им перед носом друг у друга и потребовать ответа. Чимин снова оглянулся в сторону Чонгука, с замирающим дыханием ожидая от него хоть какой-то реакции, чтобы в шоке увидеть: 

      В упор смотрят на него. 

      Что?.. 

      Это что ещё значит?.. 

      У Чимина на интуитивном уровне зародилось нехорошее предчувствие. 

      Помолчав с мгновение, Чонгук, не отрывая взгляда от брата, приложил громкоговоритель обратно к губам и объявил, потушив в один момент весь шум, как ледяная вода – раскалённые угли:

— Я верю своему хёну. Он – самый близкий мне человек, ради которого я готов на всё.

      Несмотря на весь накал тяжёлого обсуждения, Пак не смог унять зардевшуюся красноту на щеках. 

      Айщ, с чего это он вдруг?!.. 

      В ответ прилетело:

— ...поэтому...

      Губы Чонгука будто двигались в замедленной сьёмке, складывая звуки в слова:

— ...я сделаю то, что сделает он. Его выбор – мой выбор. 

      Сотни пар глаз стрелой метнулись к опешившему Чимину, застывшему статуей и растерянно уставившемуся на Чона круглыми, как яблоки, глазами. 

— Ч-чт... — еле слышным шёпотом промямлил Пак, смысл слов Чонгука нерасторопно, но чётко складывался в его голове в шокирующий факт.

      То есть... он?.. 

      Он?.. 

      Чимин рыбой хватал губами воздух от возмущения. 

      Что за!.. 

      Вот же... вот же!.. 

      Его перехитрили. Охуеть как нагло перехитрили!

      Тайная задумка Пака последовать за Чонгуком в любом его решении, которую он сам себе наметил ещё вчера, когда появился Хосок с вакциной, с треском провалилась! Как? Чон бесцеремонно перевёл стрелки, вот как! Одной фразой разрушил все планы Чимина, который тот так тщательно и взвешенно обдумал, наконец-то определившись в своих задачах по возвращению в трущобы: быть позади ведущего других Чонгука и из кожи вон лезть, но помогать ему в лидерстве. Успех Чона в организации теперь его успех. И если тот решится принимать вакцину, Чимин послушно сделает то же самое, как и наоборот – не будет её принимать, если брат откажется. Но сейчас всей его схеме конец, потому что Чонгук первым предпринял то, что Пак так хотел сделать сам: подчинение другому. Своим безрассудным заявлением он одним махом поставил Чимина выше себя, а значит – выше всех присутствующих.

      Что он натворил?! Взял и свалил всё на хёна! 

      И кто же здесь тогда главарь? Чимин, что ли?! 

      Бред сивой кобылы! 

      Чёрт, нет времени выяснять отношения: нужно срочно дать взбудораженной толпе ответ – она и так на взводе, требует чётких курсов, а не абстрактных размышлений. Пака уже проедали насквозь ненасытными взглядами, и держать лицо становилось всё тяжелее и тяжелее. Какой бы ни была "свобода выбора", а почва, ориентир, авторитетное лицо – решающая фигура в игре. Которая должна быть представлена в лице Чонгука или Намджуна, на худой конец, но никак не Чимина, пропади оно всё пропадом! А эта ответственность сейчас как раз-таки и лежала целиком и полностью на нём. В панике забегав взглядом в поисках хоть какой-то поддержки и подсказки в том, как он должен поступить, абсолютно потерянный, Чимин случайно наткнулся на Хосока, не сводящего с него глаз в трепетном ожидании. 

      Да так и замер. 

      Точно... 

      Хосок-хён. 

— Чимин, если есть что сказать, поднимайся, — обратился к Паку не на шутку взволнованный Намджун, тоже, видимо, не ожидавший такого финта ушами от Чонгука – он подал ладонь другу, но в его глазах читалось полное замешательство.  

      Глянув на протянутую ему руку помощи, Пак, посомневавшись с секунду, всё-таки принял её, используя пустое отверстие окна как ступеньку для толчка и чуть с разгону запрыгивая наверх. Автобус, видавший лучшие времена, жалобно скрипнул под ним от грубых движений, но спокойно выдержал ещё один вес, принимая Чимина на свою высоту так, будто ему там и самое место. С крыши открывался вид на всю централку, которую до этого ему закрывали чужие головы: пустые коробки зданий, давным давно погасшие биллборды и неоновые вывески, дыры в асфальтированных дорогах, в парочке из которых – мутная вода ещё со вчерашних пьяных игр с гидрантом. А ко всему этому – муравейник "пуленепробиваемых" в придачу, взирающих на него с молчаливым нетерпением, тяжёлые челюсти напряжены и сжаты, брови сведены к переносицам, а в глазах – рвущаяся надежда, которую всё безуспешно пытаются загасить здравомыслие и скептичность.

      Осознав впечатляющий масштаб проспекта, Пак с новой силой ощутил, насколько чертовски важно то, что он сейчас скажет. 

      "Пуленепробиваемые" слушаются Чонгука, Юнги был прав. 

      Но Чонгук, как оказалось, будет слушаться только Чимина. 

      А кого же тогда слушаться самому Чимину?..

      Обернувшись, Чон осторожно передал ему громкоговоритель, будто мясистую кость – злому псу, деликатно задевая пальцами руку, невзначай, но с долей поддержки и воодушевления. Чимин в ответ лишь предсказуемо одарил его осуждающим и сердитым взглядом, готовый вот-вот зарычать и цапнуть, но Чонгук смело выдержал, не собираясь чувствовать вину перед хёном. Потому что просто-напросто был честен с самим собой. Для него на первом месте всегда будет стоять только его брат. И с его возвращением с этим оставалось только смириться, противиться – глупо. У Чонгука сердце только одно, и оно давно уже принадлежит не ему. Пак, явно уловив это, с оттяжкой вздохнул и прикрыл глаза, пару мгновений позволяя себе собрать разбежавшиеся, как тараканы, мысли в кучу. 

      Блять, в его голове сейчас такой бардак!.. 

      В конце концов принимая то право, что дал ему Чон, Чимин сглотнул вязкую слюну и поднёс громкоговоритель к губам:

— Я тоже не знаю будущего... — начал он не слишком уверенно, неосознанно копируя Чонгука, вот только голос под конец чуть надломился, вынуждая взять себя в руки: 

      Так, прекращай! Не время, мать твою, позориться! 

— ...но... зато я знаю Хосока-хёна... 

      Сам себе удивляясь, Чимин взял правильное направление, опустив взгляд на ошеломлённого Хосока – и тот не зря опешил. Пак сам не был уверен, куда его несло, слова срывались с языка быстрее, чем он успевал как следует их обдумать. Но, по правде, это – лучше, чем ничего. Все его знают как брата лидера, как того, кто выжил за стенами карантина, как героя. Терять такой статус из-за слабости и неуверенности в себе? Стыдно и позорно. Он должен быть достойным Чонгука. 

      Хотя, если задуматься... какой из него герой? Что он такого сделал? Крался, прятался и притворялся в карантине? Что тут геройского-то? 

      А вот Хосок-хён, с другой стороны... 

      Настроившись на волну льющихся в логической цепочке мыслей, Чимин одарил слушающих его собратьев непоколебимым взглядом, убеждённый в том, что собирается сказать: 

— Все эти три года, что меня не было с вами, Хосок-хён помогал мне остаться в живых. Он шёл против своего общества, своего дома, но помог мне сбежать из стен карантина. Я здесь только благодаря ему. Но что я особенно в нём ценю: он ни разу меня не обманывал. Не давал ложной надежды, если её не было. Всегда честно признавался мне, какова вероятность успеха моего побега. И что в итоге? Я рискнул и сейчас здесь, стою невредимым перед вами. Хосок-хён – вот кто настоящий герой. 

      Чимин снова глянул на хёна, который уже был красным как рак от стольких лавр в свою сторону. Заслуженных, чёрт возьми! И пусть теперь только попробует снова отнекиваться!

— Доверюсь ли я ему снова? — Пак шумно вдохнул воздух носом и вдруг утробно подал голос в каком-то бравом отчаянии: — Пропади оно всё пропадом, но да! И если он говорит, что мы можем спастись от вируса, то... айщ, — он зацепился зубами за губы на мгновение, будто сдерживая себя, но в конце концов дал себе волю: — ...я поверю ему! 

      Словно пытаясь подпитать свои слова доводами, заслуживающими доверия, Чимин эмоционально махнул рукой, сам не замечая, как уже щемит толпу весом своей альфьей сущности, нагнетает и не отпускает их ни на секунду. Он призывал выслушивать каждое его слово, впитывать его в себя и запоминать его. Подчиняться. Пак как никогда рвался к влиянию, сам не понимая, что с ним происходит. Альфа внутри него рычал, взвинченный, фонтанируя феромонами и подпитывая ими уверенность в себе: 

— Чёрт, да он сам же и будет принимать вакцину, скажете нет? Его жизнь так же в его руках, как и моя! Как и все наши! Поэтому я... я сделаю это! Не время трусить и сомневаться. Что мне, блин, терять?.. Да, я буду принимать вакцину вместе с ним.

      В состоянии безумного аффекта Чимин на секунду очнулся от своего сбивчивого монолога и метнул немного испуганный взгляд на Чонгука, пытаясь понять, как тот относится к его решению. Но увидел лишь ободряющую улыбку и сверкающие зачарованным восторгом глаза, которые были полностью лишены какого-либо разочарования. 

      Чонгук согласен. 

      Чонгук поддерживает его.

      Чонгук с ним. 

      В Паке будто кто-то заново завёл моторчик: 

— ...Мы будем принимать её, вместе с Чонгуком! И со всеми вами, кто будет с нами плечом к плечу! Что вы на это скажете, а?! — грудно рявкнул под конец Чимин, израсходовав весь кислород в лёгких, чуть ли не задыхаясь, но высказавшись от всего сердца, которое подскочило к горлу, да там и замерло в тревожном ожидании. 

      Чонгук с ним, но с ним ли остальные?.. 

      Взрыв криков оглушил Чимина, через сумбур звуков в разнобой с трудом пробивалось "да!", перерастающее больше в бесшабашный ор, чем сдержанное согласие. Настоящий психоз. Централка жужжала от выплеснувшейся наружу энергии. Тело пробивало опасной, но сладкой дрожью от понимания, сколько сейчас силы в руках Чимина, сколько авторитета в его персоне. Это пьянило, отрывало от твёрдой почвы под ногами и тормозило рассудительность: казалось, что возможно всё. Голова превратилась в сахарную вату. Чимин и не заметил, как щёки давило от расползающейся улыбки, адреналин пульсировал в крови, пробуждая второе дыхание. Он мог свернуть горы, сделать что угодно. Всемогущий и непобедимый. Нечто внутри Пака щёлкнуло, что-то изменилось, родилось заново и... 

      От этого было так дьявольски охуенно!.. 

      Казалось, Чимин наконец-то вынырнул из глубины спустя годы скованности коконом. 

      Спонтанное тепло чужого тела согрело ему спину, чужие ладони сомкнулись на плечах, обнимая. Нос уловил запах Чонгука, окутывающий в родную оболочку опоры и протекции. Хотелось откинуть голову ему на грудь и закрыть глаза, упиваясь эйфорией победы. Чимин смог. Нет, они смогли. Получается, оба подумывали рискнуть и принять вакцину, но оба боялись сказать об этом друг другу, готовые пойти на жертвы, если их мнения не совпадут. Зря только переживали. Две половинки уже давно стали одним целым. Чимин готов был прыгать от счастья, но вместо этого чуть ли не урчал, глаза сузились до щёлочек от солнечной улыбки. Рядом сквозь балаган голосов назойливо пробивался отчитывающий тон Намджуна, отправляющий братьев куда подальше, мол, те "и так натворили дел". Подхватывая из ослабших рук Пака громкоговоритель, он попытался пробиться сквозь стену ажиотажа "пуленепробиваемых", напоминая, что окончательное решение за каждым лично.

      Но многим, похоже, уже не нужно было решать. 

      Покачнувшегося Чимина неожиданно потащили назад. Чонгук упорно тянул его за собой, как мул, пятясь задом, а Пак и сам не понял, как так легко разрешил ему таскать себя туда-сюда. Спешно разворачивая и хватая хёна за руку, чтобы помочь ему сойти на другую сторону автобуса – туда, где никто их не увидит – Чонгук сам спрыгнул вниз, придерживая брата за талию. Тут не было никого, только обваливающийся навороченный фасад очередного богатого, но давно брошенного административного здания, на входе в который висели огромные часы с застывшими стрелками. Время и правда сейчас будто застыло, плевать на эпидемию и насущные проблемы. Полная изоляция. Чимин на ватных ногах приземлился вниз, его расфокусированный взгляд летал вокруг какого-то взвинченного Чонгука, тут же нависшего над ним. Спрятавшись от всего лишнего, Чон пригнулся ещё ниже, накрывая собой хёна, чтобы с запалом поцеловать так сильно, что между их телами не осталось ни одного свободного сантиметра. Обузданный, Чимин растворился в неге, до этого разгорячённый своей речью и неосознанно ищущий русло, куда бы спустить своё перевозбуждение – и он его нашёл. Это было как раз то, что ему смертельно нужно: ощущать брата и только его вокруг себя, задохнуться в нём, забыть обо всём – боль от давления его рук граничила с трепетом.

      Чимин вдребезги разбился. 

      Чонгук выжимал из себя всё, цепляясь за Пака, как за спасательный круг, пока в щемящей любви выцеловывал его припухлые губы, тиская брата за тугие мышцы в путанных собственнических жестах. Так, будто и прощался, и не хотел отпускать одновременно. С таким же остервенением отвечая на ласку, Чимин уже не понимал, где он и что он делает, окрылённый и затерявшийся в безумном коктейле собственных чувств, вулканом извергающимися и ошпаривающей лавой растекаясь внутри. Хотелось забыться, забыться, забыться... Но предательские мысли всё лезли в голову, мешаясь. На что он только что подписался из-за своей речи? На что подписал Чонгука? На что подписал остальных, кого тронуло его выступление? Чимин не знал, правда, не знал, но что-то внутри него, интуиция или предчувствие, шептало, что так нужно. Так и должно быть. Они сделали правильный выбор. И сейчас, пока горячее дыхание Чонгука опаляло его губы, а сам он блаженно прикрывал глаза от дурманяще кружащейся головы, пытаясь устоять на подрагивающих ногах, Чимин вдруг пришёл к мысли, что Чон на все сто процентов прав. 

      Сейчас они никак не узнают, верное это решение или нет. Так что толку убиваться? Приходится полагаться только на необъяснимое шестое чувство, которое твердит, что всё в порядке. А иногда внезапный импульс и мистическое чутьё лучше взвешенных выводов на основе спекуляций. 

      Так что, довериться предчувствиям?.. 

      Ничего другого не остаётся... если всё-таки они и совершили ошибку, то вместе встретят свой исход – во всяком случае, конец всегда легче встречать вдвоём.

      И всё же... 

      Почему-то Чимин искренне верил в то, что они выстоят. 

      Они смогут всё.