Забравшись с ногами в плетёное кресло, омега потягивал бумажной трубочкой апельсиновый сок в высоком запотевшем стакане с нелепым красным зонтиком. В этот день было особенно знойно, густая зелёная листва всё так же обрамляла небольшой сад без единого шелеста и движения, а палящее солнце целилось ровно в светлую омежью макушку, спрятанную под плетёной шляпкой. Вокруг гудела суета и расслабленные разговоры, что прерывались смешками, только одна светлая голова была наполнена совершенно не лёгкими мыслями.

Чимин часто ловил себя на мысли, что в его светлой и умной голове никак не укладывается то, что вокруг все обзаводятся семьями, серьёзными отношениями, большими домами и машинами, пока омега дул в трубочку, выпуская большие пузыри в бурлящем соке. Это казалось странным, словно в этой жизни он не находил себя, живя в своём маленьком уютном мире, где время текло по особенному и всё чувствовалась иначе, например, как та яркая любовь, что принадлежала одному единственному человеку.

Совсем чуточку Чимин чувствовал себя лишним на этих редких посиделках, что устраивал один из Кимов, являющийся по совместительству не только лучшим другом с пелёнок, но и бывшим одногруппником, среди собравшихся здесь людей таких было предостаточно. Необычность светловолосого юноши с фамилией Пак, по его же словам, выражалась в одном отличии — любви. Молодого омегу окружали прекрасные счастливые пары, которые, конечно же, оставляли после липкий неприятный осадок. Его окружала взрослая стабильность, пока сам Пак метался с одной работы на другую, меняя те, как перчатки.

Пока остальные находили свою любовь на пороге собственного дома, сам же юный омега нашёл её в цветочной лавке, когда слишком грозный шмель запутался в копне пшеничных волос, вынуждая незнакомца выбежать, звеня дверным колокольчиком, чтобы освободить Чимина от жужжащего плена. С этого момента и началась та история, что с каждым днём вытаскивала юную душу омеги из тела всё сильнее.

Когда небо медленно, но стремительно затягивалось пористыми облаками, по левую руку Чимина раздался громкий скрип и пыхтение. Поставив опустевший стакан на ровно подстриженную траву и оставляя трубочку между губ, омега повернул голову, с мягкой улыбкой наблюдая за тщетными попытками лучшего друга уместиться на кресле рядом.

– Курсы кондитеров прошли на славу, как я вижу.

– Бога ради, захлопнись.

Юный омега засветился, улыбаясь шире и забирая из своих пухлых губ обмякшую бумажную трубочку, чтобы покрутить тут между пальцев.

– Где ты пропадал? – спросил Чимин, хлопнув друга по запястью. В медовых глазах заиграли бесята, – ты оставил меня совершенно одного.

– За приготовлением следующей порции вкусностей, конечно же, – Ким смерил друга неодобрительным взглядом, – кто-то ведь проветривается, спрятавшись в цветочных кустах. Кто-то же не любит общество. Скоро и вовсе не буду тебя приглашать.

– Я твой лучший друг, у тебя нет на это полномочий.

– И очень жаль, – Тэхён громогласно фыркнул, взлохмаченная свои непослушные волосы и подставляя лицо тёплым лучам солнца, – сто раз уже пожалел.

– Лжец.

– Зато какой красивый лжец, – юноша легко пожал плечами, – кстати.

Пожалев об отсутствии солнцезащитных очков, Чимин, надул губы, откинувшись на спинку кресла и поджимая колени к груди, прежде чем угрюмо угукнуть в ответ.

– Ты слышал, что скоро начинается сезон помолвок? – понизил голос Ким, краем глаза поглядывая на затихшего друга.

– Каждый год одно и тоже.

– Есть такое, но на этот раз нечто особенное.

– Что ты имеешь в виду? – юный омега щурился от мягких лучей солнца, перебирая пальцами бусины на браслете Кима, что обхватывали собой тонкое запястье, лежащее на подлокотнике кресла. Это всегда успокаивало Пака, а темноволосый омега не был против.

– Мне удалось разузнать, что семья Чон начинает поиски выгодной партии. Конечно, это не будут выставлять на публику, но я услышал, что это дело уже запущено.

Чимин поджал губы, цепляя ногтем одну из бусин.

– Ты давно знаешь об этом? – спросил тот.

– Пришёл, как только получил подтверждение.

– Сегодня твои розы особенно прекрасны, дорогой, – с улыбкой тепло прощебетал Пак, легко сжимая ладонь друга, – я горжусь твоими садовыми победами, это прекрасно.

Омега, что сидел по левую руку Пака сдавленно выдохнул, потупив взгляд, цепляя ногтем заусенец.

– Мне жаль, что это пришлось узнать тебе от меня.

– Брось, – Чимин махнул рукой, словно отгоняя назойливое жужжание, – он вряд ли бы заикнулся об этом, якобы для моего же блага.

– Почему Вы просто не можете быть вместе, – неуверенно протянул юноша, – официально? Скажи, что понял меня. Столько времени прошло, да и истинность. Я понимаю, что сейчас не то время, чтобы за неё цепляться, но она идёт как негласный закон.

– Как будто ты не знаешь эту семью, – Чимин издал смешок, – традиции, положение. Всё давно уже было расписано, мне кажется, ещё до рождения Чона.

– Глупость.

– Для некоторых она и является жизнью, дорогой.

Заприметив нужную вещицу, Чимин потянулся, чтобы аккуратно выпутать из волос омеги тёмные очки и водрузить их себе на нос, поправляя. Такая мелочь оказалась большим облегчением, скрывая увлажнившиеся глаза юноши от всего мира. Рвано выдохнув, Пак откинулся на спинку кресла, расправив просторную белую рубашку на плечах и устремив взгляд на панорамные окна небольшого дома, где мелькнул до боли знакомый силуэт, скрываясь за другими беззаботно веселящимися гостями.

– Вы думали уже об этом?

– Да, – ровным бесцветным голосом отозвался юный омега, – и ни от одного варианта эта чёртова истинность не исчезнет.