Обливавшиеся едкими потными ручейками пожарные в полной защитной амуниции спешно выламывали дверь и прорывались в жилые комнаты горящего здания — вот-вот грозила обвалиться подточенная огнем тяжелая крыша, а соседи в один голос утверждали, что в квартире кто-то оставался. Как уже выяснилось, двое взрослых жильцов успели превратиться в уголь вместе со спальней, но…

Сквозь треск и рокот сжирающего пластик и древесину пламени мужчины слышали отголоски плача. Очередную преграду — повалившийся полыхающий шкаф поперек дверного проема в детскую комнатушку — ускоренно сдвинули, чтобы ввалиться в крохотное помещение буквально три на три метра и обомлеть. Мужчины застыли на несколько секунд, не в силах переварить в головах увиденное: дешевую детскую кроватку с тлеющим краями матрасиком, на котором восседал невредимый младенец, пытавшийся перекричать пожар.

Ни пламя, разъедающее пол и мебель, ни густой черный дым, от которого спасатели скрывались в противогазах, ни угарный газ и пузырящий любые мягкие ткани жар — ничто из этого не причинило вреда рыжеволосому ребенку, казавшемуся частью торжества беды.

Когда мальчика подхватили на руки, чтобы вынесли из огня, ребенок затих и уставился на людей широко раскрытыми синими глазами так, словно видел вместо безликого пожарника кого-то другого, кого-то знакомого.

На Сережиных рисунках много птиц, распахнувшихся крыльев и полета — Сережа хочет взлететь, вырваться на волю из приютской клетки и жестких рамок.

— Держись за меня крепче, — низкий воркующий голос единственного Сережиного друга приятно ласкал слух и отзывался в сознании дрожью предвкушения.

Маленький, похожий на лисенка Разумовский хватался за черные перья изо всех силенок и с восторгом отдавался полету. Утром, после побудки он ярко и детально переживал сны, о которых ему нельзя было рассказывать никому — в «Солнечном», как и везде, воображаемых друзей не поощряли.

Сережу изнутри жгло желанием поделиться хоть с кем-нибудь своей удачей, своим опекуном Петей, большим, сильным и совершенно не похожим на взрослых вокруг. Облаченный в черные перья опекун лицом своим — вылитый возмужавший Разумовский, будто брат, и такой же огненноволосый, — но никто и никогда не посмеет дразнить его за рыжину! Попробовали бы о н и это сделать, ха!

Воспитательница шипела и ругалась сквозь стиснутые зубы, но выволочила трясущегося и плачущего Сережу за ногу из-под кровати, куда он забурился с час назад. Соседи по комнате устали стебаться над этим и обеспокоились, сбегав за Мариной Матвеевной, потому что «Ну, у него там припадок какой-то».

Лишь сам Сережа знал, в чем дело.

— Ты не должен терпеть издёвки, — когтистые пальцы Пети, до этого ласково поглаживавшие мальчика по плечам, слегка сжались, ощутимо кольнув сквозь футболку. Разумовский отреагировал на это, стиснув клочья истерзанного рисунка, который он ранее неосторожно забыл на кровати. Соседи по комнате не придумали ничего лучше, чем «дорисовать» на картинке гениталии, спирали, каляки, и… обошлось хотя бы без матерщины. — Наш портрет был прекрасен, но теперь он уничтожен. Они должны заплатить за это.

— Они никогда не дадут мне денег, — прошептал мальчик, опустив голову и занавесившись от мира спутанными волосами. Он притворился глупым специально, надеясь соскользнуть с темы, потому что понимал, о чем НА САМОМ ДЕЛЕ идет речь.

— Кровью, — шипение Пети никак не вязалось с его вороньей взъерошенностью и острыми когтищами. — КРОВЬЮ! — взревел опекун, и если до этого Сережа мелко, еле заметно стороннему глазу дрожал, то теперь затрясся, как голый на морозе. — ХВАТАЙ СТУЛ И РАСКРОШИ ЭТИ МЕЛКИЕ ЧЕРЕПА! ОТПРАВЬ ЖАЛКИЕ ДУШОНКИ ЗА ГРАНЬ, ДАВАЙ, НЕ БУДЬ ССЫКЛИВОЙ ТРЯПКОЙ!!!

Однако Сережа был.

В третий раз в жизни он застал приступ ярости опекуна, от чего и попытался спастись под кроватью. На переферии восприятия мальчик замечал мелькающие смазанные силуэты других детей, кривлявшихся и глумящихся над ним, но Петя ненормальным образом занимал всё внимание, ведь оставался у Разумовского в голове.

Конечно же, они помирились. Воркующий Петенька снова укрывал Сережку своими крыльями, а мальчик смирился с необходимостью научиться отстаивать себя малой кровью. Он понимал, что пока будет отбиваться от хулиганских нападков — своей волей, своими руками, — то опекун не возьмет дело в темные когти и не сотворит непоправимого.

Оказалось, что в справедливом возмездии всяким гадам, этой гнусной падали, кроме ссадин и синяков есть приятная сторона: горячее сладкое чувство удовлетворения растекалось внутри, словно плавленное золото, и это приводило обоих — Сережу и Петю — в тихий восторг.

На рисунках Разумовского птицы умирали и превращались в скелеты, теряли головы, россыпи мертвых голов.

Петя открыто прибегал к спасению своего подопечного лишь в крайних случаях, когда видел приближающуюся гибель. Так однажды пернатый невидимка заставил ребенка выблевать обед от которого позже в больницу с нехилыми последствиями угодил сразу десяток воспитанников, а Сереже довелось отделаться легкой тошнотой и температурой. Еще раз Петя пробился в материальный мир, чтобы вдруг начавшего захлебываться в бассейне Разумовского, на которого, как нарочно, никто из многочисленных посетителей в ту минуту не смотрел, вытянуть за волосы над поверхностью воды.

Сережа был благодарен своему птичьему спасителю ровно в той же степени, в какой боялся его.

Никогда юный Разумовский не думал, что сумеет сблизиться с кем-то почти так же сильно, как с Петей, но хмурый черноволосый мальчик-сирота по имени Олег Волков сумел приятно удивить.

Петеньке новичок сразу не понравился:

— Выглядит, как уголек, — пояснил неприязнь пернатый опекун. — Будто уже сгорел изнутри. Не за что зацепиться.

— Не правда, — вступился за товарища Сережа. — Он борется! И он намного сильнее меня!

— Кто угодно сильнее тебя, птенчик.

Но, несмотря на Сережины опасения, недовольный Петя не трогал Олега и вообще не вмешивался в дружбу Разумовского.

А тот почти перестал рисовать.

И Сережа не сразу догадался, что дело вовсе не в снисходительности птицеподобного явления, нет — это сам он, Сергей, перестал зацикливаться на происходящем в своей голове и наконец-то обратил взор наружу. В реальность, которая теперь не ограничивалась одиночеством да желанием исчезнуть из клетки давящих приютских стен.

В дневном свете всё складывалось замечательно, однако Петя приходил ночью. Он проникал в сны, обиженный игнором, и устраивал своему «охамевшему» подопечному разнообразные пытки. Больше всего ему нравилось пугать Разумовского детальными сценами насилия — поднятыми из памяти ситуациями, где кто угодно мучил Сережу, а на втором месте стояли профилактические беседы о гордости, долге и мести.

Кошмары с участием Олега, занявшего важную ячейку в жизни Разумовского, стали самым жутким, что он когда-либо видел, и Сережа начал сдавать позиции. Признал, что готов поквитаться с мучителями.

Нет, не так.

Яростно крикнул, что хочет поубивать всю эту падаль.

Довольный Петя так раздулся от радости, что чуть не лопнул. И Разумовский говоряще промолчал о том, что был бы доволен таким раскладом.

Помимо убийства обидчиков — о несуществующий боже, неужели Сергей и правда занес ЭТО в планы на будущее?.. — рыжий парнишка мечтал о благих делах. Упиваясь любовью к своему городу Петербургу, он желал сделать всё возможное, чтобы облагородить те питерские закутки, до которых официальные власти почему-то из года в год никак не могли добраться.

— Потому что эти власти — тоже падаль, — улыбающемуся опекуну Сережа ответил мрачным непокорным взглядом.

— Тебе всё мало?

— НАМ всё мало, — уточнил нелюдь. — Меня греет твой гнев, скопившийся для этих ублюдков, превращающих культурную столицу страны в очередную провинциальную помойку.

— Я всего лишь защищаю от тебя своего друга…

— Ну да, ну да~

— Ты недостаточно стараешься над планами, — говорил опекун уже в другой раз. — Даже у твоего приятеля-Маугли цели четче сформированы.

«Что ты знаешь о целях Олега?» — мрачно думал Сергей, но отвечал иначе:

— Мне двенадцать лет, и я не собираюсь убивать направо и налево, пока не получу возможность скрываться от закона и его ищеек без потери гражданских прав… или их подобия. Мне нужно будет жилье, питание и, конечно, деньги. Пока что я не могу добыть это всё на двоих.

— Чего? — редкий случай, когда ему удалось удивить ворона.

— Хах. Ты же не надеялся, что я брошу Олега здесь или сам прибью вместе с остальными?

— Не-ет, конечно нет, — ехидно хмыкнул опекун, развалившийся на учительском столе, прямиком перед Валентином Анатольевичем, конечно же не видевшим этого безобразия. Пернатого беспредельщика по-прежнему мог лицезреть только Сережа. Удручало. — Он же такой хороший дру-уг. Смотри, почти хвостом виляет. Так и хочется за ушком почесать.

Разумовский посмотрел. Ничем Олег не вилял, поскольку занят был расщелкиванием уравнений в своей тетради. Ощутив внимание, Волков выжидающе глянул на соседа по парте, но Сережа никак не выразил намерений вступать в диалог, и Олег вернулся к алгебре. Рыжему оставалось опустить взгляд на свои ровные строчки цифр и букв — он доделал контрольную работу уже минут десять как, потому и имел сомнительное удовольствие наблюдать за разгуливаниями Пети по классу. Дефиле сопровождалось периодически вспыхивающими невероятными спецэффектами, вроде воспламеняющихся цветочных горшков или сползающей с одноклассников кожи, но всё это являлось видениями Разумовского, побочным эффектом ношения в голове нечеловеческой сущности.

Сережа закрыл глаза, потому что очень устал от галлюцинаций.

Спасение от бесконечных попыток Пети поболтать нашлось в, как ни странно, виртуальном мире, и Разумовский, теперь уже Разум, нырял в программирование по самую макушку. Здесь, в отличие от реальности, среди кодовых строчек и задач именно он являлся хозяином и царем.

Периодически Сергей честно признавался сам себе, что прячется за частоколом значков не только от Пети, но и от всех людей, и даже от Олега. Все-таки… Сережа не железный, и он не вынесет, когда единственный настоящий друг отвергнет его. А то, что отторжение случится наверняка, Разум напоминал себе неоднократно, когда представлял «Солнечный» в объятиях разрушительного пламени. То, как Волков терпел обвинения в пидорстве от сверстников из-за Сережи — это одно, а захочет ли он обвинений в пособничестве убийце? Сильно сомнительно.

Вот уж в чем Разум был уверен, так это в том, что Олег должен жить и, по возможности, счастливо. Общаться с людьми, заводить дружеские связи, и не только дружеские. Сережа не против, Сережа друга поддержит во всех начинаниях.

— Серый, мой ужин сегодня твой, я гуляю.

— Угу. С Ангелиной? Привет ей передавай.

— Может, с нами пойдешь? На батутный парк бабла хватит.

— Нет, спасибо, у меня завал, — а еще Сережа помнил про то, как два года назад та же Ангелина стырила у них наушники, а вот Олег то ли забыл, то ли простил. Скорее всего, второе. Иногда Олежа вел себя непростительно мягкосердечно.

Считал ли Разумовский ту же Ангелину падалью? Нет, не дотягивала она до этого ярлыка, но и белой да пушистой не являлась — такая же серая, как сам Олег, со светлыми и темными сторонами.

— Им обоим не хватает огонька, м-м? ~

Сережа вернул взгляд на открытое темное окно программы, мечтая в него выброситься.

Количество кулачных разборок с возрастом уменьшилось, но совсем драки из жизни Разумовского не исчезли. На сей раз старшие, из тех, кто болтался на грани выпуска, попытались вытрясти из Сергея его конкурсный денежный выигрыш. Каким образом прознали — непонятно, ведь Разум получил его тайком от воспитателей и в обход некоторых школьных правил. Должно быть, кто-то все же заметил и растрепал об этом.

Результат: оторванный рукав рубашки, разбитая щека и боль по всему скальпу, потому что Сергей так и не думал стричься, а его недруги так и не думали перестать этим пользоваться. Отпор был дан, но против двух лбов один не слишком-то впечатляющий Разум проигрывал, и морально готовился сделать сложный выбор меж данью и более тяжкими увечьями.

И Олег опять спас его, причем, совершенно случайно — просто зашел в туалет по нужде и застал свару. Реакция у Волка — будь здоров, и противники даже толком осознать его появление не успели, как отхватили лещей от юной гордости спортивных секций. Проигравшая падаль с позором убралась из клозета на виду у любопытной малышни, сбежавшейся на шум и глазевшей жадно, как на цирковое представление — ручные волки только сегодня, только сейчас!

Выпихнув любопытные детские рожицы из комнаты, Олег закрыл туалетное помещение на шпингалет — дверь сразу же требовательно задергали, — и потянул друга за руку, помогая встать с холодного кафеля.

— Зубы целы?

— Ага, — лишь в черепе слегка гудело, но на это Сергей не жаловался, потому что с его башкой случались проблемы и пострашнее.

Стенки заляпанной раковины покрылись новыми красноватыми потеками, пока Разумовский отплевывался и отмывался с остервенением, старательно соскребая с себя чужие прикосновения. Олег мрачно рассматривал его надорванный и свисающий рукав.

— Почему мы всё время деремся, Олеж? — вопрос риторический.

— Потому что они слов не понимают, — моргнув, Волков вздохнул. — Через полгода эти говнюки уже исчезнут отсюда.

— Вот именно, — вкрадчиво подтвердил Петька, отсутствовавший во время избиений Сережи, а сейчас вдруг замаячивший в зеркале позади него. — Через полгода падаль съедет. Станет в выданных государством квартирках жить, жрать, бухать и ржать над наивными неудачниками, подобными тебе. Как считаешь, много пользы о н и принесут городу? А человечеству в целом?

— Мало, — Сергей сжал раковину сильно, словно бы хотел раздавить.

— Вот и я считаю, что мало мы им врезали, — Олег уже поднял с пола потерянную кем-то из нападавших кепку и нацепил ее на туалетную перегородку. — Я покажу тебе еще один действенный прием самообороны. Если хочешь.

— Хочу.

Заработанные мозговыми штурмами деньги Разумовский тратил не на себя, нет. Как настоящий альтруист, он спускал средства ради близких своих: на Олега и Петю.

— Готовишься? Умничка, — опекун снова до отвратительного ласково царапал плечи когтями. Ощущения ничуть не менялись за много лет. — Ты помнишь, что это должны будут видеть все?

— Забудешь тут, когда ты вечно долбишь в голове, — огрызнулся Сергей. Он нервничал. Если кто угодно из приютских обнаружит в его шкафчике тайник со скапливающимися бутылками горючей жидкости, то всё пропало. — Не ворон, а дятел!

— Выплесни эту ненависть на тех, кто действительно причиняет тебе боль, — когти вжались в плоть сильнее. — Ворует конспекты, портит одежду. Или, например… Где сейчас Волчонок?

— Отвали! — зарычавший Разум на миг испугался сам себя. Захлопнул стенку шкафа и задвинул его обратно в угол спальни. — Олег может делать, что хочет, он мой друг, и я его на поводке не держу. А если тебе так жаждется поискать виноватых, то посмотри в зеркало!

— Я увижу наше лицо, — ухмыльнулся ворон, а рыжий парень чуть не завыл прямо так, на полу перед шкафчиком.

Ни на одном уроке химии Сергей не получил бы рецепт древнего снотворного яда, который услышал от опекуна. Месяц ушел на то, чтобы разыскать и купить ингредиенты, и программист ощутил себя настоящим алхимиком, пока готовил отраву. Большой объем отравы, надо сказать.

— Ты достаточно умный, для человека, — Петя, в кои-то веки, не причинял дискомфорта, просто нависал над кастрюлей, в которой Разумовский на пустыре замороженной стройки варил вуншпунш. — Давно я таких не встречал. Мне будет тебя не хватать, вороненок.

— Только не разрыдайся, — кривую улыбку Сергея не было видно под плотной тканевой маской, которой парень защищался от испарений.

Над промерзшим пустырем проносились холодные соленые снежинки.

— Ты мог бы стать таким же, как я, — лиричное настроение ворона только крепло, и никакие зубоскальства его не подтачивали.

— Лучше бы я стал таким, как Олег, — буркнул в ответ Сережа. — Нормальным парнем с нормальными проблемами. Выигрывал бы соревнования и готовился к ОГЭ, а не изображал из себя в ведьму на свалке…

— О, я ведь только что похвалил тебя, тряпка, не порти впечатление, — разочарованно затрещал опекун и растаял в воздухе, оскорбленный до глубин бездушности Сережиной неблагодарностью.

Но Разумовскому было уже всё равно. Его эмоциональный диапазон сильно сократился из-за усилившихся переживаний, и колебался теперь от обморочной тоски до решительной кровожадности. Осунувшееся лицо, темные круги под глазами и дрожь рук — окружающие списывали это на стресс от учебных нагрузок, подготовок к экзаменам. Хах, к экзамену, да не школьному…

Никто ни разу не взял Сережу за плечи, не заглянул в глаза и не спросил прямо «Что с тобой? Ты нуждаешься в спасении?»

Чего-то подобного Сергей ждал от Волкова, хороня эту мечту так глубоко внутри, что даже вороний опекун не заметил, упустил.

Сережа бы тогда Олегу всё-всё рассказал, и они вместе придумали бы, как избежать судьбы…

К Новому Году на смену панике пришло убийственное — во всех смыслах — спокойствие. Разумовский окончательно перестал общаться с приютом не по делу и больше не нуждался в эмоциональной помощи от Волка, который все же замечал неладное, подозревал и разнюхивал вокруг да около. Сережа избавился от друга довольно легко — задобрил подарком и мысленно попрощался навсегда, пока провожал взглядом из окна Олегову куртку.

Приют потерял цвет и превратился в схему, в план действий.

«Я еще могу остановиться», — сердце стучало очень громко где-то в районе ушей, заставляя мелко переглатывать, но Сергей склонился над бессознательной воспитательницей, наблюдая раздробленную, двоящуюся картинку — своими глазами и через экран смартфона.

«С некоторыми детьми я даже не знаком. Я могу вытащить их на улицу и представиться спасителем, это снимет с меня часть подозрений», — однако жидкость для розжига продолжала орошать слабо дышащие тела.

«Зачем я думаю об этом, если Петя давно уже дал понять, что придется погибнуть», — затаив дыхание, Сережа ждал взрыва. Взрыв — финал, точка в его экзаменационной работе, подытоживающей жизнь с вороном внутри, жизнь, данную этим вороном в залог.

Время отдавать долги.

Видео еще только начало загружаться в общий доступ, а Сергея уже затрясло так, как никогда раньше — парень стал похож на кокон насекомого, разрываемый изнутри. Вылуплялось нечто, определенно не являвшееся бабочкой.

Холодные живые руки, рванувшие Сережу из огня в зимнюю тьму, помешали трансформации завершиться.

«Я хотел, чтобы он спас меня», — первая связная мысль посетила Разумовского, когда тот нащупал на боку сумку с вещами. Да, собрал барахло и свои-чужие деньги как раз с тайной надеждой на спасение. Если б Олег не явился, Сережа с места не сдвинулся бы, так и остался в пожаре.

«Что с Петькой? Он получил жертву?» — вторая связная мысль, на которую ответа пока что не нашлось.

И еще долго не находилось.

Время шло, Олег оставался рядом, а Пети не было, и Разумовский был рад, хотя слегка растерян — он так долго мечтал избавиться от галлюцинаций, хотя понятия не имел, как это — жить без них. Оказалось, что и к здоровью можно привыкнуть.

Время шло, Олег оставался рядом, и периодически рыжий парень ловил себя на задумчивом разглядывании друга. Что он искал? Подставу.

Почему Олег так легко простил его? Ведь не ссоры и не кража, это было массовое убийство — вина огромная, как Собор Василия Блаженного.

Время шло, а Разумовский аккуратно, бочком-бочком подбирался к Волкову поближе, чтобы убедиться, что Олег — это действительно его Олежа, всамделишный, не видение, не выдумка, не новое воронье издевательство.

Волчий мех, взгляд исподлобья — да, Олег, и это было словно откровение. Наконец, Сергей смог расслабиться и хотя бы гипотетически заглянуть в будущее:

«Я собирался заботиться об Олеже, о нас обоих, и теперь могу заняться этим».

Погружаясь в благостные планы, Разум теперь ощущал себя движущимся по течению медленной прохладной реки: он плывет на спине, волн нет, и потому ничего не захлестывает нос, не мешает дыханию. Вода мягко давит на уши, а небо над рекой синее-синее, полное перистых облаков и мелких звезд.

«Не надо про перья».

Крылья сложены, потому что не нужны, ведь Сережа теперь в гнездышке. Вне закона и с очень тяжким страшным грузом за спиной, но — в покое.

Синее небо с облаками и звездами пропорола черная молния — это известие Олега о его намерении отправиться на службу. В первые минуты после услышанного Сергей даже дар речи потерял, продолжая автоматически гулять пальцами по клавиатуре, и не видя результата, ведь экран расплылся и почему-то едко позеленел. В голове запульсировала единственная и крайне эгоистичная мысль «А как же я?..»

Но, тщательно проморгавшись, Разумовский вернул себе ясность ума и обернулся, чтобы увидеть Волкова — сконфуженного, виноватого, но решительно настроенного на выполнение своего плана. Олег не предлагал сунуться в армию вместе, потому что свободолюбивому Разуму определенно там было не место. В подчинении у горластых пузатых мужиков с проседью и сомнительной властью? Чтоб Серый опять взбесился и еще что-нибудь (кого-нибудь) сжег? Нет уж, пусть тихо-мирно сидит на гражданке, и не отсвечивает, не привлекает внимание.

Всё это парни обсудили молча и без слов, одним взглядом. Потом было скомканное прощание, и Сережа вроде бы даже шутил о чем-то, но происходящее меркло и бледнело на фоне попискивания зарождающегося нового страха — это проклевывалась боязнь одиночества.

Никогда еще Разумовский не оставался совершенно один. От одиночества, как он быстро выяснил, не спасали ни деньги, ни усиленное, наполовину самостоятельное обучение, ни даже нырок в виртуальную пропасть.

«Чертов Олег, не сиделось ему на жопе ровно!» — злился парень, в этом самом быстро осточертевшем одиночестве справляя свой первый Новый Год вне «Солнечного».

«Олежа не виноват. Как раз он-то ни в чем не виноват…» — тут же возразил Сергей сам себе. — «Мы знаем, кто виновник. Посмотри в зеркало, чтобы увидеть его».

Дежа вю солоновато растеклось на языке, ведь похожими фразами Разум когда-то перекидывался с Петей. Где тот сейчас? Он вообще существовал?..

От того, чтобы подойти к зеркалу и с непонятной целью вглядеться в свои глаза, парня спас телефонный звонок лучшего друга…

Вторая черная молния прошлась по небесному шраму и расколола воды спокойной реки, а Разумовский чуть не захлебнулся. Волче с телефона сообщил, что нанимается на службу по контракту.

— Олег… — в одно имя Сережа умудрился вложить столько тревоги, что сам себя застыдился и огляделся по сторонам, хотя никто за ним в пустой комнатушке не подсматривал.

А потом снова о чем-то шутил, поддерживая друга, который был прям и честен, как лопата. Сквозь шорох телефонной связи, сквозь расстояние Разумовский вдруг уловил намек на истинную причину службы Волкова — тот решил уподобиться Сереже, стать таким же, чтобы им обоим было проще. Олег собрался убивать.

«Не надо!»

«А почему, собственно, нет?» — хладнокровно оборвал он всколыхнувшуюся панику. — «Почему тебе можно, а ему нельзя?»

«Я из-за Пети…»

«Тот ворон мог ли реально заставить тебя творить зло? Он лишь запугивал, не правда ли? Он будто был игроком в компьютерную игру, а вот ты аватар, выпускающий энписишникам кишки».

«Что за херовое сравнение…»

«Что за херовое оправдание, убийца?»

Уронив телефон куда-то за мятую койку, Сергей свернулся в глубок и завсхлипывал, признавая, что безумно рад перспективе стать с Волком одинаковыми.

Через год Олег Волков резко перестал выходить на связь.

Сергей закончил тиранить телефон к концу третьей недели ожидания звонка, поскольку трубку с той стороны никто не брал, а плата за роуминг почему-то улетала. Еще через неделю Разум не выдержал и включил свою виртуальную гениальность, полезши в базу данных служб, которые Волков периодически и мельком упоминал в разговорах.

Было сложно, ведь никто в России так не защищал свое имущество, как военщина, но Сергей ничего не крал, только лишь искал — имя друга и свою фамилию.

И нашел.

Лучше бы не находил.

«Считать без вести пропавшим/Считать погибшим при исполнении».

— Этого не может быть, — уверенно заявил Разумовский гудящему ноутбуку, не отрывая глаз отпечатных строчек, словно они могли видоизмениться в любую секунду.

«Уверен? А почему, собственно…»

— ЗАТКНИСЬ! — резкий крик заставил кого-то из соседей в смежной комнате выматериться и застучать по стене, но Сергей уже успокоился, ненормально, скоропостижно, как выключенный.

До этого часа Разумовский, оказывается, даже не представлял, что вообще такое полное одиночество.

«Ворон, Ворон-опекун,

Черный огненный крикун,

Прилети за мною в ночь,

Можешь только ты помочь.

Выклюй глаз моей обиде,

Растопчи ее, как гниду,

В черных крыльях унеси,

Ото всех меня спаси!»

Шевелящиеся губы болезненно мерзли на ветру, потому что был, кажется, снова декабрь. Или январь? Потеряв счет времени, Сергей прожил какое-то время в ужасном моральном состоянии, близком к автоматике, но даже это его не пугало так, как перспектива существовать подобным образом в с е г д а.

Вроде как именно по этой причине Разум оказался на крыше высотки в ночной тьме и сырой пурге, одетый в заношенную до протертостей старую пижаму и в новую широкополую куртку, не застегнутую и ветром распахивающуюся, словно плащ. Под пижамной майкой холодил грудь символический контур птичьего черепа, намазанного первой попавшейся под руку краской — зеленкой. Как его в таком виде вообще пропустили в здание?.. Хвала городу, где людям плевать друг на друга!

У молодого программиста Разумовского была дешевая съемная квартира, несколько громких и окупившихся проектов, пустующая страница в соцсети «Вместе» и выбор: прыгать или нет. Во втором варианте он должен возвратиться домой, принять горячий душ, залезть в одеяло и вернуться к работе, чтобы заработать еще денег и авторитета и развернуть компанию по оздоровлению трущоб.

В первом варианте возможны две ветки развития событий: он расшибется в лепешку, и он НЕ расшибется в лепешку, что сомнительно. Все-таки высотка — не гараж, а самому ему не одиннадцать лет. Рядом нет той сущности, что его, ребенка, в те времена оберегала.

Рядом вообще никого нет, даже голубей или дронов.

— Ворон, Ворон-опекун, — охрипшим шепотом еще раз позвал Сережа и шагнул с крыши…

— …боёб, — донеслось до тяжко продирающегося из тьмы сознания, и Сергей открыл глаза, липко заморгав от нерастаявших снежинок на ресницах. Над лицом нависал череп, но парень не почувствовал ни страха, ни удивления, тем более что череп был птичий, хоть и громадный. В глазницах зло и знакомо тлели угли. — Не поздновато ли учиться летать, вороненок?

Сергей разлепил смерзшиеся губы:

— Мне восемнадцать. Самое время.

— Ну да, ну да, — опекун выпрямился и стал огромным, как башня. Черные перья спадали в тощий сугроб мантией. — А по бумажкам тебе двадцать один, но мы оба знаем, что в душе ты всё еще тряпка малолетняя.

— Ты вернулся, чтоб оскорблять меня?

— Да. А еще ты не передал очередь, и поэтому мы до сих пор связаны, — ворон говорил, не открывая клюва, но очень эмоционально. — Вставай, пока единственную задницу не отморозил. А то вернется Волчок, а ты без задницы. Ка-а-ак он огорчится.

Сергей резко охрип, хотя молчал. Он зашевелился и сел, глядя в небо, где во тьме и мути терялась крыша здания.

— Олега больше нет.

— В самом деле? — с непонятной интонацией уточнил опекун, дождавшийся, покуда человек встанет и обопрется о стену, справляясь со слабостью. — Тогда понятно, почему ты так отчаянно меня призывал. Какой же ты всё-таки слабак, омерзительно, — и птичий череп улыбнулся. Двор наполнился каркающим двойным смехом.

Следующей ночью Сергей проснулся в поту и ужасе, но быстро убедился в реальности воспоминаний: от сопровождающей простуду температуры вело по сторонам и подташнивало, а в дешевом икеевском кресле восседал перед включенным ноутбуком ворон и задумчиво пялился в экран.

— Понятия не имею, зачем ты включил мне «Улицу разбитых фонарей», но спасибо большое, — опекун снова надел лицо Разумовского уподобил свое тело человеческому, однако теперь выглядел старше и жестче, чем Сергей помнил. В горящих глазах кровожадность сменилась внимательностью. — Когда будешь публиковать видео?

— Я не хочу оставаться один, — со вздохом признался рыжий, завернувшийся в одеяло так, что торчал только нос. — Если я его выложу, ты совсем исчезнешь.

— Магия так и работает, дуралей.

— Я сейчас спасаю от тебя какого-нибудь сироту?

— Ой, не льсти себе, — Ворон презрительно махнул когтистой рукой. — Просто признайся, что хочешь оправдывать мною свое сумасшествие и рисковать жизнью без риска сдохнуть. Тем более, что стоит тебе опубликовать ролик, как ты сразу же окажешься в опасности. Рыцари правопорядка пустятся по следу…

— Звучит весело, не так ли? — безрадостно усмехнулся Сергей и громко шмыгнул. — У меня хорошая память, да, я прекрасно помню, как ты однажды упомянул, будто бы я могу стать таким же, как ты.

Теперь на лице опекуна отразилась растерянность пополам с… чем это? С недоверчивой надеждой? Это предвкушение? Или же всё сразу?

— Сколько сирот мы сможем взять под крыло вместе… Больше. Куда больше, чем можно представить, — в глазах опекуна вспыхнул знакомый убийственный огонек. — Давно пора выйти на новый уровень. Поздравляю, тряпка, ты меня заинтересовал.

Выбравшийся из кровати парень перевалился в кресло, прямо сквозь неосязаемого ворона, утонул в его перьях и потянулся к ноутбуку.

— Я рад, Петь… Кстати, почему «Петя»? — своевременность вопроса поразила своей нелепостью, и опекун расхохотался.

— Тебе было три года, когда ты начал называть меня «Птичка» и «Петушок»! — похрипывая от каркающего смеха, объяснил он. — Отказывался принимать другие варианты, отвергал даже «Птах». Пришлось согласиться на Петю, потому что «петушок» — это уже оскорбительно для ворона.

Сергей только усмехнулся, распароливая папку с запретным видеороликом.

Видеозапись вышла в мир.

Для ее публикации Сергей заморочался, использовав одну из дешевых сим-карт, купленных несколько лет назад чуть ли не в подземном переходе и обходными путями создав несколько подставных аккаунтов. Идея дублирования ролика понравилась Пете — ему вообще улыбалось оказаться на виду у как можно большего числа зрителей. Ибо когда люди смотрели видео с Вороном-опекуном — Ворон-опекун смотрел на людей.

Искал падаль.

Искал одиноких воронят, голодающих без падали.

— Ты как та девочка из «Звонка», — связанный с чудовищем Разумовский не имел доступа ко всем, грубо говоря, гигабайтам информации, проходившим по паранормальным каналам, но периодически ловил отголоски. Какие-то незнакомые лица, фразы чужих голосов, сказанные в неизвестных местах. Иногда голоса даже говорили на других языках, и Сергей понял, что роликом заинтересовались иностранцы.

— Если бы «девочка из Звонка» была настоящей, я бы ее удочерил, — заявил опекун, и программист подавился бутербродом. — Аккуратнее, ты же не хочешь ощутить мою руку у себя в глотке. Или хочешь?

Разум предпочел проигнорировать вопрос, но хлеб с маслом отложил до лучших времен.

— Насколько я понял, нас разыскивают всерьез несколько десятков человек, — парень завел особые часы, отсчитывающие время от самой минуты публикации ролика. А Птах дал наводку на сыщиков: имена, лица. Почти всех искателей Сергей прошарил в соц-сетях, но единицы, не найденные им даже на просторах «Вместе» — в которой, казалось бы, сидят вообще все россияне, — внушали смутное опасение обоим, человеку и сущности. — Рано или поздно дойдут до опроса легальных хакеров.

— Тебя могут вычислить и до этого, — злорадно напомнил опекун. — «Ребята, вы учились в одной школе с приютскими, был ли среди них кто-то подозрительный?» и «Точно, нелюдимый мальчик из Солнечного, слишком рыжий, чтобы его не запомнить"~ — ехидно мурлыкнув, ворон зашелестел крыльями на грани слуха своего носителя. — Учителя сдадут тебя первым, потому что ты у нас был умненький, но недружелюбненький, печаль-то какая.

Ощущая холодные мурашки, волнами разгуливающие по спине, «умненький» программист думал.

— Официально Сергей Разумовский висит в списках возможных жертв пожара, — пробормотал он. — Вместе с фотографией четырехлетней давности… Если, предположим, красить волосы и носить медицинскую маску, что нынче необходимо, то меня не сразу опознают хотя бы визуально.

— Но тебе не этого хочется, — игнорировавший материальный мир и стену за спиной парня, ворон оперся о его плечи когтями перегнулся, заглядывая перевернутыми глазами в глаза. Рыжего замутило от эффекта зеркального коридора, где он смотрел на себя собою же. — Ты хочешь заявить миру о своем существовании, да так, чтобы мертвые услышали.

Сережа отвел взгляд. Из приоткрытой дверцы углового шкафа торчал рукав кожаной куртки — Олегова роба, ждала хозяина и не дождалась. Разумовский изредка носил ее, но не часто, чтобы окончательно не истребить запах.

— Обожаю бередить твою душу, — стремительно холодеющие руки в перьях обвились вокруг плеч, — поэтому еще раз напомню, что изначально твой приятель числился среди пропавших без вести. И что велика вероятность пустого гроба.

— Он бы дал знать, если бы был жив, — возражение сквозило надломленной уверенностью. — Он знает, что я жду. Знал…

— Или же там ему промыли мозги, и он начал новую жизнь, в надежде, что ты занят тем же самым, — оптимистично хмыкнул Птах и повел рукой, рисуя видение: Олега в гражданском, на прогулке с семейством и большой золотистой собакой. Сергей шмыгнул носом, в красках представляя жизнерадостного ретривера. У Олега питомец обязательно был бы счастлив. — Ну вот, тряпка отсырела, хоть выкручивай~

Еще через сутки Птах вырос из потолка стремительным сталактитом и весомо заявил:

— Мой символ малюют в тетрадках и на плесневелых стенах помойных переулков. Начинается минута славы.

— Ты недоволен, — определил Сергей, подняв от монитора запавшие глаза. Парень как раз закончил с очередным заказным проектом и теперь дожидался выгрузки его покупателю. — Ты полагал, что твоим знаком воспользуются страдающие сироты, а не ищущая развлечений человеческая падаль?

Ворон вразнобой моргнул тремя глазами, и Разумовский провел ладонью по лицу, мысленно умоляя себя хотя бы сегодня выйти на прогулку и подышать свежим воздухом. В окно многоэтажки втягивало лишь дым автомобильных пробок, открывать форточку не хотелось.

— Мои ожидания — не твоя забота, — Птах деформировался и перелетел на стол черным шаром густой штриховки. — Твоя забота — рассчитаться со всеми процентами, что ты задолжал мне за три года.

— Как будто со сраным коллектором живу.

— Причем, ты сам позвонил ему и сообщил свой адрес, грех ныть теперь.

— В продаже мерч, маски в форме птичьих черепов, — ближе к ночи Сергей все-таки рискнул выбраться из квартиры, в которой грозился уже в стены врасти. Нацепив наушники поверх тонкой шапки, парень не стеснялся говорить с незримым собеседником, догадываясь, что остальные прохожие воспримут такое за болтовню по телефону. Если вдруг вообще услышат что-либо из-за преграды черной тканевой маски, закрывшей рот. — Это дезориентирует сыщиков на некоторое время. Имеются в виду лопухи-копы, переиграть так ФСБ я не надеюсь.

— Если тебя посадят, я тебе жизни спокойной не дам, — предупредил ворон о том, что Сергей и так давно уже понял.

Мимо продефилировала компания молодежи с пивом и бодрыми криками. На двух пацанах красовались пластиком птичьи маски. Шайка как раз снялась с насиженной лавочки, и кроме пивных банок да упаковок от чипсов оставила на деревянном решетчатом сидении еще одну птичью маску. Пластик покачивался от сквозняка.

Глядя на маску, Разумовский ощутил сочувствие к оставленной вещи, способной еще послужить какому-либо делу, но брошенной вместе с мусором. Сергей аккуратно поднял холодный предмет и сунул за пазуху. Чтобы маска влезла в карман, пришлось вынуть из него сложенный пакет, в который решено было собрать хлам.

— Атас, — усмехнулся опекун, в это время глазевший по сторонам. Черные когти сжали плечо склонившегося над скамьей программиста, — к нам направляется страж порядка.

И Сергей внутри весь хладнокровно подобрался, словно его прямо здесь собрались арестовывать. Но ничем не проявил настороженности, и оглянулся лишь тогда, когда что-то вновь коснулось плеча. Теперь уже теплом, а не когтями.

Изобразив оторопь неожиданности, Разум стянул наушники с головы на шею и уставился на полицейского, всем видом демонстрируя добропорядочного гражданина.

— Здравия желаю, — оказалось, что коп ростом ниже Сергея. Да что там, он даже выглядел моложе, почти как мальчик. Эдакий отличник в очочках. Сережа закусил улыбку, предположив, что коп боялся подойти к балагурящей компании, но набрался смелости обратиться к одиночке. — Оперуполномоченный Дубин… Вынужден напомнить, что распитие спиртных напитков в общественных местах запрещено.

Птах за спиной программиста зашевелился, хищно пророкотав и рассматривая правоохранителя с растущим интересом.

— Мы его знаем, — ухмыльнувшись, ворон обошел вокруг очкарика, как вокруг пограничного столба. — Этот парнишка работает с одним из наших ищеек. С Громом. Припоминаешь? Аккуратнее.

— Это не мои банки, опер, — вежливо откликнулся Разумовский и закончил погружать хлам в пакет. — Пацаны какие-то в масках здесь трапезничали. А я всего лишь шел мимо, увидел срач, простите, грязищу и решил… прибрать.

— В масках, — повторил Дубин. — В медицинских или… таких? — в вытащенном из кармана блокноте он что-то быстро начеркал карандашом и показал схематичное изображение птичьей маски, напоминавшей намордник средневекового чумного доктора.

— В точку! — «удивился» Сергей. — Второй раз за вечер вижу. Это что, новая мода у детей?

— Если бы у детей… — похоже, полицейский не собирался обсуждать нюансы с первым встречным.

Но и рыжий не собирался просто так сдаваться, потому что в голове его уже образовались несколько планов относительно этого блондина с торчащими из-под форменной фуражки красными от морозца ушами, и пару затей парень намеревался постараться воплотить в жизнь.

— Гулять стало еще более стрёмно, — признался программист. — Кругом какие-то гопники ряженые, будто времена колядования вернулись, и… Можно, я с Вами пройдусь? Меня, кстати, Сергей зовут.

Малой кровью этот напарник Грома от него не отделается.

Страница на «Вместе», через которую Разумовский теперь дружил с Дмитрием Дубиным, отличалась малой информативностью. Черно-белое размытое фото на аватаре, словно бы снятое в полумраке, открытое имя без фамилии. Подставной возраст, липовая профессия вэб-дизайнера. И всё же, эта страница являлась самой палевной из коллекции Разума, и Сергей был с ней крайне осторожен. Репостил на стену, в основном, безобидные анекдоты про дизайн, мемы с животными и классическую музыку. Переписывался с немногочисленными собеседниками тоже очень аккуратно и чисто — без конкретной инфы о себе, в основном спрашивая и получая ответы, но не распространяясь о личном.

Младший же оперуполномоченный Дубин — на днях получил повышение и форму, вот почему так светился тогда, во время знакомства, — от людей не скрывался. Его страница не то что бы фонтанировала информацией, но довольно-таки пестрела: краткие рассказы о смешных ситуациях на работе, сэлфи и пейзажи Петербурга — на втором альбоме Сергей даже залип, потому что получилось недурно, и самое интересное — рисунки. Рассматривая уверенные карандашные контуры набросков людей, зданий и почему-то шавермы, Разумовский автоматически дотянулся до завалящего на столе блокнота и открыл свободную от цифровых комбинаций страничку, вооружился шариковой ручкой…

— Птицы у тебя получаются отлично, но в остальном полицейский парнишка явно прошареннее, — хмыканье за спиной выдернуло из творческого погружения.

— А ты вообще ничего кроме своего знака рисовать не умеешь, — огрызнулся неожиданно оскорбленный до глубины очерствевшей творческой души Сергей.

И хохочущий Птах даже не собирался спорить, хотя мог изобразить такую картину, что бедный сережин мозг вскипел бы при попытке понять ее логикой хотя бы на треть.

Новая фаза жизни: Разумовский чуть ли не каждый день выходит в люди. Он общается с молодежью на площадях у фонтанов, с пенсионерами в парках, с продавцами в небольших ларьках и с нищими в подворотнях. День ото дня количество новой информации поступает в сознание, и крашенная в темный каштановый цвет голова пухнет, но Сергей почти счастлив возможности наконец-то переключиться с разъедания внутренней бездны на окружающее пространство, живое, хаотичное. Это временная бодрость, похожая на выплеск адреналина, но за это время парень успевает сделать очень многое, в частности: найти на окраине не самый процветающий детский приют и закорешиться с ним. Сделать это с руководством было довольно просто, стоило лишь подкинуть немного денег. Вроде как на ремонт туалетов. В реальности же Сергей мечтал лично перегрызть глотки тем, кто благотворительность ныкает в карманы, а трупы их посжигать, но пока что, увы, следовало вести себя тихой скромницей: парень неспеша знакомился с сиротами и устраивал что-то вроде лекций о программировании, искусстве и о жизни за пределами приютских стен.

Сиротам новый знакомый не слишком-то нравился, и это можно было бы подправить, если б Сергей признался, что когда-то тоже рос без семьи. Но он просто не мог так рисковать.

В общении с полицейским товарищем Разумовский точно так же не поднимал тему семьи или каких-то связывающих уз, лишь вскользь якобы упоминая их наличие. «Билеты в театр пропадают, потому что мать прихворнула, может, сходим?» или же «Мне тут подружка напела, что в Эрмитаже новая выставка. Думаю, тебе, как человеку искусства, будет интересно».

А Диме было интересно, и он ходил с Сергеем в свободное от работы время. Со стороны это даже походило на дружбу — Птах так заявлял, ведь третьим лишним присутствовал при всем этом безобразии. На Диму он реагировал странно — будто бы одобрительно, и Разумовскому оставалось лишь поражаться, ибо че-то парень не припоминал такой душевности даже по отношению к Олегу.

«Интересный человечек», — неохотно ответил на вопрос по этой теме Ворон. — «Антипод падали какой-то. Редкость», — и оставил Сережу недоумевать да обижаться еще сильнее.

Расследование Грома о «Солнечном» буксовало на этапе розыска сдриснувших подростков, как выяснилось от Дубина, поэтому у младшего полицейского появилось больше свободного времени, не занятого беготней по каким-то сомнительным полуподвалам. И Сергей решил познакомить своего нового друга с приютом, который вроде как опекал в меру сил вот уж несколько месяцев. На предложение «рассказать детям о твоей профессии, неплохо же, вдруг кто вдохновится» Димка тоже согласился, как и на многие безобидные авантюры до этого.

— А почему ты вообще взялся помогать приютским? — взгляд Дубина из-за очков казался безобидным, как у доброй собаки, но ворона в лице Сергея ощетинилась перьями.

— Осторожнее, — когти Птаха предупреждающе впились в плечи. — Мальчишка не тупой, интуитивно зацепиться способен.

Сергей скрыл паузу за поправлением выбившейся из хвоста темной челки и улыбнулся:

— Я часто в сети, а там реклама благотворительности на каждом шагу. Вот я однажды и подумал — может, попробовать? — он усмехнулся уже раскрепощеннее. — Долго выбирал меж приютами, если честно. Хотел даже в приют для животных вложиться, но решил, что детям нужнее.

«Детям жить дольше», — мысленно добавил он, вызвав задушенное опекунское карканье.

— Просто интересно, — Дима снял очки и рассеяно протер их мятым белоснежным платком. — В наше время молодежь с куда большей радостью «вкладывает» деньги в казино или бары…

— В обучение, — недовольно подсказал Разум.

— Конечно. Я про «лишние» деньги, — Дима надел очки и посмотрел в пасмурное небо с пробивающимися лучами. Апрельская погода радовала отсутствием осадков.

— Ты пошел бы со мной в казино или бар? — усмехнулся программист.

— Не моё, — последовал серьезный ответ.

— Вот и не моё тоже, — потому что такую концентрацию падали, как в упомянутых злачных местах, Сергей бы просто не выдержал. И натворил бы чего-нибудь нехорошего.

Сироты слушали Дубина неплохо, и он, полностью занятый рассказами о любимой службе, не обращал внимания на помрачневшего Сергея. Меж тем, поводов для радости у Разумовского и правда было немного.

— Я выбрал вороненка, — Птах опирался на него со спины, положив руки на плечи и устроившись подбородком на своем черном пернатом локте. — Ты должен передать меня.

— Каким, интересно, образом?! — во время диалога программист сердито расхаживал по помещению и нервно взмахивал руками, хотя в действительности его тело продолжало сидеть неподвижно и выглядеть заинтересованным слушателем лекции о правоохранительных органах. — Если я вдруг утащу ребенка в туалет или в кладовку, чтобы тайком показать видео, это обязательно кто-нибудь заметит, и мне влепят таких люлей, что полечу отсюда прямиков в…

— Не видео, — от усмешки твари человека обдало холодом. — Передай заклинание. Это проще.

Сергей поник. На горизонте замаячило одиночество.

— Почему ты самостоятельно не перейдешь? — вопрос получился тихим и подавленным. — Ко мне же ты явился… сам. В первый раз.

— А потом ты меня привязал вторично, и теперь корчишь из себя невинность, — надо же, парень и забыть успел, как жутко ощущается опекунский гнев. Птица за его спиной шипела, словно грозящая атакой змея, а холодом теперь морозило с головы до ног. — Я сказал: передай другому! ТЫ СДЕЛАЕШЬ ЭТО.

Вздрогнув, Разум вернулся в свое тело и быстро стрельнул глазами по сторонам, но всё было в порядке — никто не обращался к нему, никто не заметил, что Сергей «отсутствовал».

Закончивший рассказ Дима сейчас отвечал на вопросы сирот, по большей части личные, чем тематические, и старательно справлялся с растерянностью на лице, но незаметно исчезнуть из поля зрения копа Разум все равно не надеялся. Перед глазами туманной пеленой появлялось и исчезало детское лицо — хмурое, худое до остроты, с непримиримостью во взгляде.

— У тебя что-то случилось? — Дубин тронул приятеля за плечо, привлекая внимание.

— А? Нет, вроде, — Сергей поднял взгляд от дороги. Солнечные зайцы, плясавшие в диминых очках, заставили поморщиться и прищуриться. Распогодилось не на шутку, поэтому парни решили не тратиться на транспорт и прогуляться пешком. — Ты классно выступил. Детям понравился.

— Да не особо, — Дима смутился. — Я заметил, как многие снисходительно хмыкали, слушая о законах и правилах. А еще я знаю, что большой процент выросших сирот идет, увы, по кривой тропке прямиком в болото криминала.

«Это да», — кисло подумал Сергей. — «Воровство и проституция — не самое страшное. Кто-то вот массово людей сжигает…»

Могло ли это означать, что своим непростительным поступком Разумовский избавил мир от нескольких десятков бандитов и преступников? Мог ли Сережа оправдывать себя, если сам же является преступником, в розыске причем, и вообще водит за нос одного из ищеек? Что бы сказал по этому поводу Олег?..

А мог ли Дубин уже подозревать Сергея, и потому продолжать с ним общение, держаться рядом точно так же — ради слежки? Разум допускал такой вариант, ведь у Димы был мозг художника, и если этому мозгу довелось ознакомиться с копиями фотографий жителей «Солнечного», то полицейский вполне мог бы отыскать сходство меж лохматым рыжим мальчишкой и нынешним своим знакомым. И пусть цвет волос с фамилией иные, но вот имя да черты лица…

А Сергей, как назло, не имел понятия, чего хочет: то ли затаиться в дупле однокомнатной квартирки, за надежным щитом ноутбука, то ли расхохотаться и, рванув рубашку на груди, всему городу поведать о своем страшном деянии.

Судьба распорядилась так, что всевозможные планы оказались разрушены и унесены последующими событиями, будто ураганом. Или, может, это была вовсе не судьба, а обычный человеческий фактор, но случилось то, что случилось: мутный Питер в очередной раз доказал свою перенасыщенность моральными уродами.

Через пешеходный переход на полной скорости пронесся мудак на внедорожнике.

И всё это на красный свет.

Пешеходы изумленно разлетелись с «зебры», словно кегли в боулинге, и некоторые уже не смогли подняться с асфальта, расчерченного полосами нагретых шин.

С десяток камер видеонаблюдения заснял случившееся со всевозможных ракурсов.

Даже с божьей помощью никто не смог бы объяснить того, каким именно образом за секунду до столкновения один из прохожих вдруг резко полетел назад, словно его уже сшибло, но иной машиной, мчащейся навстречу.

Смог бы объяснить только Сергей Разумовский, ведь именно его Ворон-опекун рванул прочь от смерти, на безопасное расстояние. Успев зафиксировать в сознании лишь резкую впившуюся в шею боль и бесконтрольное вскидывание одревеневшей руки, парень с безучастным ужасом наблюдал отдаляющуюся от носа поверхность внедорожника с его тонированными боковыми окнами, и сминаемые в неестественный пластилин тела людей, которых никто не охранял. Мелькнуло небо, силуэты шарахнувшегося народа, который не успел шагнуть под колеса, а потом затылок крепко врезался в твердое.

Люди вокруг суетились, бежали к раненным и погибшим, снимали на смартфоны случившееся и улепетывающий вдаль автомобиль ублюдка. Сергей поднялся с дороги сам и помог встать Дубину — как выяснилось, именно Диму остановила застывшая рука программиста. Ну, то есть, не остановила, а сшибла и вынесла из опасной зоны подобно разрушающему шару. Полицейский прибывал в шоке, но стоило Разуму склониться и надеть на него уроненные и чудом никем не раздавленные очки, как Дима отмер и вцепился в его руки:

— Ты цел?!

— Ага, — не считая шишки на затылке и пульсирующих остатков фантомной боли после вмешательства Птаха. — А ты?

— Я жив, — Дубин похлопал себя по груди и стремительно поднялся на ноги, покачнувшись. — Иди на тротуар, а я должен помочь раненным! — и, развернув Сергея в сторону толпы зевак, коп заспешил к месту аварии.

Бордюр, не прогретый апрельским скудным солнышком, холодил задницу, но Разумовский продолжал сидеть.

— Много высидишь, — Птах возник не за спиной, и даже не рядом, а прямо перед парнем. — А должок твой растет и растет.

— Ты спас Диму, — констатировал факт Сергей. Да, его заслуги в этом не имелось.

— Забавы ради, — от пережитого стресса галлюцинации вновь начали терять четкость, и Разуму довелось наблюдать кишащую кучу ворон на месте опекуна под стремительно ржавеющими небесами. С неба закапало чем-то подозрительно кровавым. — Не отвлекайся, — глаза пришлось вернуть на Птаха. — Иди к ребенку. Щас же.

Моргнув, Сергей увидел солнечный день, пыльные кареты скорой помощи и встревоженного Диму с бутылкой воды, который пытался вернуть товарища в сознание тем, что брызгал на него.

— Слава богу, пей.

Послушно сделав глоток, Разумовский ухватился за перила и поднялся на ноги.

— Давай, помогу дойти до медиков. Кажется, ты головой приложился.

— Не приложился, не волнуйся, — Сергей, однако, на очкарика уже не смотрел, оглянувшись на пройденную дорогу от детского дома. — Мне нужно вернуться в приют. Похоже, я там наушники обронил, может, их еще никто не стырил?.. Вечером позвоню тебе, ладно? — и, не дожидаясь реакции полицейского, программист нырнул в толпу, взрезая ее плечом, словно ледокол арктические льды. А скованный служебным обязательством и моральным долгом Дмитрий не мог кинуться догонять товарища, остался на месте происшествия.

Избранный «вороненок» обнаружился в углу двора, где-то между старой катушкой от кабеля (что она вообще здесь делает, служит столом?) и заросшей песочницей. Огибая массив катушки, Сергей поймал себя на мысли, что в детстве они с Олегом были бы ради поставить такую на ребра и сыграть в цирк. Мысль пришлось скоропостижно отогнать, ведь ребенок — вот он. Свернулся в комок и читает устроенную на покрытых коростами да синяками коленях книгу. В холодном апрельском углу, да в шортиках — наверняка удрал из спальни через окно, чтобы посидеть в одиночестве…

Но не успел Разумовский пожалеть наверняка мерзшего человеческого детеныша, как тот приподнял лицо и сквозь спутанную короткую стрижку цвета соломы бросил на взрослого человека воистину волчий взгляд.

«Ого», — жалость этому ребенку была нафиг не нужна, и Сергей избавился от нее.

— Что читаешь? — прислонившись бедром к исцарапанной ехидными надписями катушке, парень принял максимально расслабленную позу, чтобы показать, что никаких физических нападок на собеседника делать не собирается.

Ребенок в ответ молча приподнял книгу, показывая обложку. Редьярд Киплинг, «Книга джунгей» — ее маленький Сережка прочитал еще в далекие детские годы, чтобы, смешно даже вспомнить, лучше понимать Волкова.

— «Мы с тобой одной крови, ты и я», — усмехнулся программист.

— «Что говорит Закон Джунглей?» — ребенок подхватил сразу же, будто только ждал, — «Сначала ударь, потом подавай голос. По одной твоей беспечности они узнают в тебе человека»!

— Твои обидчики часто… подают голос? — Сергей не знал имени «вороненка», потому что такие нелюдимые ребята избегали знакомств, особенно со всякими волонтерами, пришедшими потешить свою душу благотворительностью.

— А, может, это я всех обижаю, — надо же, на сей раз Ворон выбрал себе подопечного с характером.

— Неправда, — мягко возразил Разум.

— Откуда знае…те?

— Птичка напела, — и прямо над головами у разговаривающих людей пронзительно громко каркнул пролетающий ворон. Ребенок вздрогнул, а Разумовский остался до поразительного спокоен. — Магическая такая птичка. Веришь в магию?

— Ее нет, — уверенно и серьезно откликнулось дитя. В приют пару раз являлись настоящие фокусники и показывали чудеса, но всё это было ловкостью рук и вспомогательных предметов, о чем знали даже малыши.

Сергей опустился на корточки, чтобы смотреть в глаза собеседнику на равных, и улыбнулся одной из немногочисленных искренних улыбок, которые еще оставались в его арсенале.

— Мой друг сперва тоже верил, что ее нет. И второй… друг верил. И враги пока еще верят, но скоро им предстоит в этом разубедиться, — улыбка исчезла, но парень остался спокоен. — Я знаю заклинание. Всамделишное. Я тебе его расскажу, если ты не против.

На не самой умытой мордашке ребенка отобразилась снисходительная улыбка, а тощие плечи передернулись в жесте «Я не знаю, вроде бы ничего против не имею. Всё равно ты собираешься пошутить, потому что взрослые всегда шутят с такими вещами».

Сергей вздохнул и опустил веки, продолжая видеть окружающий мир вторым зрением, чужим:

— Ворон, Ворон-опекун,

Черный огненный крикун… — тело бесконтрольно бросило в холод, а плечи пронзило когтями.

— Прилети за мною в ночь,

Можешь только ты помочь, — холод сменился жаром, когда опекун за спиной предвкушающе распахнул сотканные из тьмы крылья.

— Выклюй глаз моей обиде,

Растопчи ее, как гниду, — в расширенных светлых очах ребенка плясали не то тени кленовых ветвей, не то отражение происходящего за гранью видимости.

— В черных крыльях унеси,

Ото всех меня спаси! — последние строки Разумовский с Птахом произнесли вместе и, судя по тому, как вздрогнуло дитя, голос Ворона достиг нужных ушей. А нужную душу укрыли темные щиты крыльев. Ритуал завершился.

Осевший в жидкую апрельскую травку Разумовский чувствовал себя опустошенным, словно жевачка, которую мусолили зубами весь день и превратили в комок безвкусной резины. В гудевшей голове шариками прокатывались на диво отчетливые мысли, но ни одной положительной среди них не попадалось.

«Теперь можно и к Олегу…» — открывать глаза, вставать и продолжать жить не хотелось совершенно.

«Да не будь ты такой тряпкой!»

— Эй, эй, очнитесь! — только вот встревоженный голос ребенка и дергающие за плечо маленькие руки помешали программисту пребывать в бессознательности долго. — Вам плохо? Позвать кого-нибудь?

— Я сам себе медсестра, — Сергей открыл глаза и сразу встал, опираясь о катушку. — А ты… как тебя зовут хоть?

Ребенок тоже поднялся, спохватился и подобрал уроненную книгу.

— Валера, — и замялся, ковыряя растрепанный картонный угол. С высоты роста программист видел беззащитную белобрысую макушку. — А… это заклинание… оно для чего?

Сергей вздохнул и потрепал застывшего мальца по волосам.

— Когда станет совсем тяжело, плохо, а вокруг не окажется ни одного доброго человека, только падаль — заклинание тебя выручит. Так обещал Ворон-опекун.

Не прощаясь, Разумовский поплелся к воротам, тут же заметив, что Валера неуверенно крадется следом. Обернувшийся парень вновь увидел глаза ребенка, встретившегося с настоящей магией и до сих пор пытающегося встроить это в шаблоны представлений о вселенной. Сергея кольнуло прямо в сердце.

— «Красным Цветком Багира называл огонь, потому что ни один зверь в джунглях не назовет огонь настоящим именем», — услышав очередную цитату, ребенок вздрогнул и остановился. Взгляд его прояснился. — «Все звери смертельно боятся огня, и придумывают сотни имен, лишь бы не называть его». Удачи.

И программист покинул территорию захудалого приюта.

Вечереющее небо багрово светилось натянувшимися на зенит тучами.

— Ты очень меня порадовал, птенчик, — Птах подал голос так неожиданно, что Сергей чуть не подскочил.

— Твою ма!.. Ты почему еще тут, я же тебя передал!

— Не тупи. Чтобы я совсем ушел, девочка должна позвать меня, — клокотание в птичьей глотке отдавало ленцой и сытостью. — Рано или поздно это случится.

— Какая де… Валера девочка, — Сергей накрыл лицо ладонью, сетуя на свою недогадливость.

— Ну да. Не стыдись, — участливый тон Птаха предвещал очередную издевку. — Откуда тебе знать, что такое девочки, верно?

Перестав обижаться, парень согласно хмыкнул. Всю жизнь он терся по большей части в мужских компаниях: сперва хулиганы-обидчики, потом Волков, после этого Дубин, а вскоре…

Вскоре предстоял Гром.

В мозгах программиста даже выстроилось предположение того, как случится встреча: чудом не раздавленный машиной Дубин конечно же поделится подробностями аварии со своим другом Игорем, а тот зацепится за услышанное, потому что цепляться к мелочам — его конёк. Расспросив о Сергее, Гром наверняка запоздало подсунет напарнику фотографии всех сирот «Солнечного», и вот тут художник-Дима моментально ткнет пальцем в детское лицо со знакомыми чертами.

«Как «Разумовский»? А представился «Волковым»!» — и четвероногий хищник правосудия стремглав понесется по горячему следу Разума.

Встретят ли ищейки Тряпку, либо же опасного Ворона?

Сергей растянул губы в несвойственной ему острой улыбке:

— Что ж, сыграем два на два.