Там, в зеркале

Говорят, раньше на Оранжевой дороге вообще не было трактира и идущим по замёрзшему склону горы странникам негде было остановиться, обогреться и отдохнуть. Этот путь не забрасывали только потому, что он был самым коротким от Джерол до Коловианского нагорья, и именно по нему ходили караваны из Вайтрана до Норт Холла, пересекая северо-западный Сиродил. Этот маршрут был очень тяжёлым, и среди путешественников даже родилось немало легенд, повествующих о столь длительном непростом переходе. Но это было раньше, до Кризиса.

Теперь здесь, на половине пути от Брумы до Коррола, стояло крепкое двухэтажное здание. На заднем дворе ржали кони, а из-за двери доносились смех и задорная песня на несколько голосов. Подумать только, в таком богами забытом месте, где на мили вокруг нет ни души, звучит песня. Многие удивлялись. Аэрин давно не удивлялся, но каждый раз это заставляло его улыбаться. Он улыбался, но вскоре выражение его лица снова становилось хмурым, и он опускал голову, пряча глаза. Он знал, что это веселье не для него, и как только он перешагнёт порог таверны — затихнет лютня, оборвётся песня, детский смех сменится удивлённым молчанием. И они хотели бы, чтобы такого не случалось. Они каждый раз так старались, окружали его уютом, заботой, теплом и добротой, но Рину неизменно чудилось в этом какое-то притворство. Их вины в этом не было. Это он больше не умел веселиться и принимать заботу. Поэтому он так редко возвращался сюда.

Лара понимала и прощала. Она всегда ему всё прощала.

Перед крыльцом он спешился, оставил жеребца у коновязи и некоторое время стоял на улице. Над головой пестрела деревянная вывеска, на которой яркой краской была нарисована корзинка с фруктами, а крупная надпись легко читалась. «Лукошко из дому» — мог прочитать любой.

Когда Аэрин был простым патрульным, Лара носила ему на дорогу такое лукошко. Внутри всегда был хлеб, масло, фрукты и крынка с молоком. Первое время Аэрин ругал сестру за глупую заботу. Он солдат Имперского Легиона и не может себе позволить отвлекаться от службы. Лукошко из дому, придумает же!.. Но со временем сдался. Уж слишком велико было желание перекусить домашней едой после тех сухарей и кусочка сала, что им выдавали на день в гарнизоне.

Когда он стал капитаном и сам начал командовать патрульным подразделением, ни о каком лукошке из дому, конечно, речи уже не шло. Теперь он редко возвращался домой, и Ларе некого было ждать на Оранжевой дороге с ароматной корзинкой. Но этот путь не остался без охраны: новые молодые солдаты ходили по нему, следя за порядком, и тогда одинокая деревенская девушка с огромным сердцем решила кормить их. Так Лара стала сестрой не только Аэрину.

А после Кризиса…

После Кризиса Империя отделалась от Аэрина мешком золота и вышвырнула на околицу. Ему не нужны были эти деньги, поэтому он построил для Лары таверну, и она решила назвать её «Лукошко из дому». Название казалось смешным и глупым, но грело душу. Если там, в груди, ещё осталась какая-то душа.

Аэрин стряхнул грязь с сапог и открыл дверь.

Ни один трактирный бард

Не расскажет вам всё так,

Как сейчас споёт об этом браги выпивший солдат!

Весело пела менестрель Лэя под звонкое сопровождение лютни. Мотив был простым, задорным и до того приставучим, что невольно хотелось подпевать. Вот все и подпевали, а Лэя нарочно повторяла последнюю строчку, чтобы гости запомнили слова. Это выглядело как настоящий праздник. Не в каждой таверне такое увидишь.

Дело было в сандас в пять.

Мне пора уж заступать,

Но беда — успел я ножны в грозной битве потерять!

В караул теперь нельзя!

Кто ж на службу без меча?

Капитан, прознав об этом, говорит мне не спеша:

Если, мол, не сыщешь меч,

Чтобы город наш стеречь,

То я лично прям на месте тебе голову — да с плеч!

Между столиками, окружённая смеющимися бегающими детьми, шла хозяйка таверны. Она держала сразу два подноса — с ужином и выпивкой, — и Рин подумал, что резвящиеся сорванцы вот-вот собьют её с ног. Но Лара, несмотря на пышное телосложение, была очень ловкой и умело обходила непоседливую ребятню.

И откуда столько народу на этой пустынной дороге сегодня вечером?!

Когда Лара обернулась, чтобы посмотреть на вошедшего, жизнерадостная улыбка исчезла с её лица, сменившись выражением тревожного трепета. Так встречают вернувшихся с войны. Она каждый раз встречала его будто с войны, хотя война уже десять лет назад закончилась.

Лара быстро поставила еду перед гостями, опустила подносы на стойку и, нетерпеливо приблизившись, крепко обняла Аэрина. Он прижал её к себе, уткнувшись лицом в густые золотистые волосы. Лара, Лара… такая родная и такая незнакомая.

— Я так рада, что ты вернулся! Рин! Я так рада! — Её голос был звонким, как лесной ручей, и таким же чистым. Казалось, что она вот-вот расплачется.

Аэрин не сразу сообразил, что с его приходом песня оборвалась, и все посетители таверны смотрят в их сторону. Лишь бы его здесь никто не знал…

— Я тоже рад, — шепнул он в ответ и отстранился. Кивком поприветствовал лютнистку.

Лара вытерла о фартук вспотевшие ладони и начала суетиться:

— Проходи скорее, не мнись на пороге. Весь день, наверное, в дороге был и не ел нормально. Садись к огню, я всё принесу!

Аэрин удержал её, побежавшую было на кухню, за рукав.

— Угомонись. Сначала я приведу себя в порядок после дороги, а потом поднимусь к ужину. У тебя и без меня целый зал гостей сегодня.

Лара ответила так тихо, чтобы слышал только он:

— Только один из сегодняшних гостей мой брат.

И ушла, погорячившись. Она не станет долго злиться на него. Наверняка уже чувствует себя виноватой за то, что с порога упрекнула его в чём-то. Аэрина это лишь забавляло. Он-то чувствует себя виноватым перед ней постоянно.

Лютнистка, вовремя решив отвести от них внимательные взгляды, взяла аккорд и продолжила песню:

Делать нечего! Иду

Я к позору своему.

Чтобы стало всё вам ясно, я об этом расскажу.

Дело было в лордас в пять.

Я со службы — отдыхать.

Но на встречу мне — девчонка просто глаз не оторвать!

Я влюбился в тот же миг

В её юный светлый лик.

Пусть она меня полюбит, ведь иначе я погиб!

Мне терпеть уже невмочь!

Подари хотя бы ночь!

Но красавица с насмешкой меня громко гонит прочь!

Аэрин не стал слушать дальше и спустился вниз по неприметной лестнице за прилавком трактирщицы. «Приводить себя в порядок после дороги» в общем-то не требовалось. Он снял верхнюю одежду, умылся и надел чистую рубаху. Просто не хотелось находиться в зале дольше, чем было нужно. Под любопытными взглядами постояльцев было неуютно. А пока что Лэя пела про то, как красавица Эльза обезоружила влюблённого солдата и наставила тому тумаков за излишнюю назойливость. Все смеялись и подпевали. Вот и славно.

В комнате сестры висело большое зеркало с почерневшей от времени рамой. Аэрин распустил стянутые в хвост волосы и с отвращением посмотрел на отражение. Оно не было необычным. Он (и все) видел высокого крепко сложенного мужчину лет за сорок. Было несколько несильно выделяющихся шрамов, несколько незаметных белых волос. Кто-то даже мог посчитать его красивым. Может, там, в зеркале, так оно и было. Ничего необычного. Просто мужчина, который приехал навестить сестру.

И Аэрин хотел бы, чтобы это было так. Чтобы он пришёл к Ларе, воодушевлённо рассказал бы ей о своих приключениях, она бы слушала его и смеялась, подливая горячий чай в чашку. А потом он остался бы с ней помогать в таверне и не чувствовал бы себя заблудшим.

Может, там, в зеркале, какая-то женщина, считающая его красивым, проводит с ним ночи. Пусть даже Лэя. И он тоже её любит и не боится быть ради неё чем-то большим.

Может, там, в зеркале, он ищет жизни. Может, там он не проклятый призрак, обречённый до конца дней бесцельно скитаться по миру, ища своё место. Здесь же, на этой стороне, места не находится. Поэтому Аэрин ищет смерти.

В зеркале появляется ещё одно отражение. Лара замирает в дверном проёме и смотрит на брата. Она видит, с каким тяжёлым безразличием он уставился на своё отражение, и ей больно видеть его таким. На самом деле она всё-всё понимает. Ей кажется, что понимает. Поэтому она прощает его за порой проявляемую грубость и за постоянные исчезновения где-то на других концах провинции. Она знает, что во время Кризиса Обливиона Аэрин оставил в пламени Мёртвых Земель не только друзей, но и себя. Потому что когда он вернулся, по ту сторону его глаз ничего больше не было.

И что он получил? Деньги и несколько страниц списка того, что должно остаться в тайне и не разглашаться. Вот этого, конечно, Лара не знала. Не знала, о чём он умолчал и о чём молчит до сих пор, спустя столько лет.

— Рин, там… там ужин готов.

Аэрин кивает, но не отрывается от зеркала. Лара боится подойти ближе.

— У тебя всё нормально?

— Просто устал. Иди наверх, я сейчас.

Наверху Лэя заканчивает песню словами о том, что воинственная Эльза оказывается капитановой женой. Аэрин не слушает и по-прежнему смотрит в старое зеркало на мужчину, которым он больше никогда не сможет стать. Лара думает, что нужно продать это зеркало первому проезжающему мимо торговцу, который согласится дать за него хотя бы пару септимов.

Аватар пользователяLetafel
Letafel 19.05.22, 20:52 • 160 зн.

Никак не разберусь в фикусе, но не могу не написать о том как прекрасны твои песни барда. Я их не читала, а пропевала. Теперь мне хочется больше строк об Аэрине.