Эта славная история началась в борделе, что располагался неподалёку от порта, между таверной и молельным домом. Правда, в те времена все славные истории начинались именно в борделях…
В обшитой досками чёрного дерева комнате на втором этаже пахло спиртом и маслом розы. Жаркий полдень раскалил воздух, и смешавшиеся ароматы повисли в душном помещении подобно невидимым оковам. Занавеси, преграждавшие вход на залитый солнцем балкон, едва заметно колыхались от случайного дуновения. И, хотя с улицы доносились отголоски перебранок вперемешку с блеянием овец, мычанием коров и кудахтанием кур, при желании, если напрячь слух, можно было услышать далёкий, едва различимый, странный для непривычного человека шёпот. Казалось, будто кто-то таинственный незримо нависал за спиной и, приложив палец к губам, периодически повторял: «Ш-ш-ш».
Для молодого человека, что лежал на выцветшей софе, этот шёпот напоминал лишь о близости порта — места, куда сейчас ему путь был заказан. Перебирая пальцами босых ног, он задумчивым взглядом упёрся в проевшую потолок щель. Изредка, против воли, по его лицу скользила тень довольства, а верхняя губа приподнималась в лёгком блаженном оскале. Торс его покоился на белоснежных коленях юной девицы, а её тонкие пальчики мастерски бегали по его плечам.
— Ты сегодня напряжён, — сладко проговорила особа, тряхнув головой, отчего длинные локоны защекотали по оголённым плечам. Фигура её хоть и не вызывала восхищения, всё же была приятна глазу, а корсет, что сейчас скрывал тело, выгодно подчёркивал все девичьи изгибы.
Не отрывая взгляда, молодой человек отправил в рот виноград и бесстрастно проговорил:
— Завтра меня подвесят на рее. И не единожды.
Руки девушки спустились чуть ниже.
— Ты должен денег? — так же спокойно спросила она. В прозорливости обитательницам заведения никак нельзя было отказать.
Он молча кивнул.
— И много? — к простому любопытству в голосе добавилась капля обеспокоенности.
— Смотря кому, милочка, — со вздохом прозвучал ответ.
Женские пальчики тут же остановились. Промедление вышло долгим, и молодой человек нехотя запрокинул голову. Симпатичное лицо куртизанки резко искажала холодность взгляда голубых глаз. Её губы напряжённо сжались, а брови медленно сошлись к переносице.
— Не волнуйся, дорогуша, — заулыбался гость, — за тебя я заплачу.
Лицо девушки в мгновение преобразилось. На смену недовольству пришёл светлый взгляд и приятная улыбка. Молодой человек вновь откинул голову и прикрыл глаза. Девица запустила руки ему в волосы, заплетая сальные пряди в тонкие косички.
— И где ты думаешь искать деньги? — полюбопытствовала она.
— Из-за этого дьявола Стонсбера меня не берёт на борт ни одно судно в этой гавани! — вспылил посетитель.
— Ты прилюдно оскорбил его.
— Подумаешь! — фыркнул он. — Я лишь сказал правду. С его мозгами только овец в загоне пасти, а не командовать судном! — Девушка с улыбкой закатила глаза, но благоразумно промолчала.
Под окнами заскрипел колёсами подъехавший экипаж. Через пару секунд снизу донеслись браные крики, грохот и вопль хозяйки, от которого заложило в ушах: боевая мадам приказала зачинщику долго жить и пообещала, что при первой же встрече сдерёт кожу со всех мест, куда дотянется. На этом всё стихло.
— К Марго сегодня заходил служилый, — заговорила куртизанка. — «У дядюшки Тома» набирают экипаж на королевский корабль. — Молодой человек резко вскочил, отчего тёмные волосы по плечи со свистом резанули воздух.
— Королевский? — раздув ноздри, процедил он. — Я…
— Я знаю, — перебила девушка. Её ладонь легла ему на грудь. — У тебя разве есть выбор? — Она многозначительно приподняла бровь, расправляя пальцы и чувствуя под ними ровно бьющееся сердце.
— Думаешь? — карие глаза подозрительно сузились.
Куртизанка кокетливо пожала плечами и жарким поцелуем увлекла кавалера на бархатные подушки…
От стука в дверь, больше похожего на гром тарана о крепостные ворота, любовная парочка резко подскочила на постели.
— Чёртов наглый дьявол! — гудел басовитый голос разгневанной хозяйки. — А ну, либо продлевай время и плати, либо убирайся отсюда! Кристину ждут другие клиенты! — При этом стук лишь нарастал, а двустворчатые двери ненадёжно поскрипывали на петлях.
Гость тут же слетел с кровати, судорожно натягивая штаны и попутно подбирая разбросанные по комнате вещи.
— Ты что делаешь? — недоумённо произнесла куртизанка, заворачиваясь в простыню.
— Прости, дорогуша, мне пора, — улыбнулся ей молодой человек.
— Что?! — Голубые глаза гневно распахнулись. — Ты сказал, что заплатишь!
У выхода на балкон незадачливый кавалер обернулся:
— Но не сказал когда. — С этими словами он скрылся за вьющимися занавесями — как раз в тот момент, когда двери распахнулись под натиском гневной мадам, — и больше не появлялся в этом борделе в течение долгих лет.
«У дядюшки Тома» всегда было многолюдно. Трудно сказать, из-за чего в первую очередь: то ли благодаря совестливо разбавленным напиткам, то ли двум пышногрудым дочерям хозяина таверны, что дни напролёт помогали отцу и торопливо шныряли по залу, на радость моряцкой публике. Этим же днём в таверне и впрямь было не протолкнуться. Длинная горланящая очередь из желающих записаться в матросы тянулась от самого входа в дальний угол, где за массивным столом в компании старинного канделябра и двух солдат сидел вербовщик флота Его Величества. Плотный мужчина лет за сорок в гражданском платье, он с усталостью и плохо скрываемым раздражением взглядывал на каждого кандидата из-под опухших век, монотонно задавая одни и те же вопросы. Ему дали чёткие указания — набирать «удовлетворяющих требованиям мужчин не младше восемнадцати и не старше пятидесяти», без травм, отрубленных конечностей и «неразборчивого прошлого». Этот термин служилому объяснить не удосужились. Однако он вполне ясно осознавал, каких именно людей командование не захочет видеть на одном из своих кораблей. Более десяти лет вербовщик кочевал по тавернам и захудалым деревням, пополняя ряды королевских матросов. Слухи о скудной плате и жёстких нравах капитанов быстро расходились среди люда, снижая популярность морской службы, поэтому нынешний наплыв оказался неприятным сюрпризом. Выслушав рассказ очередного кандидата, вербовщик записал его имя и поставил напротив крестик — не годен. Моряк, получивший отказ, нелестно отозвался о почившей матери офицера, за что тут же был скручен солдатами чуть ли не в булинь и мгновенно выволочен за пределы таверны.
За этим действом из другого угла таверны наблюдал недавний посетитель дома терпимости. Глубоко надвинув треуголку на глаза, молодой человек внимательно изучал каждого, кто подходил к вербовщику, и ещё более пристально каждого, кто получал положительный ответ. В голове его клокотали кипящие потоки нелёгких размышлений. До заката ему следовало вернуть несколько довольно крупных сумм, а так как денег осталось лишь на скудную подать, пропечённая солнцем петля на рее парусника одного из кредиторов неминуемо приближалась к его загорелой шее. Заткнув последние вопли гордого «я», он расправил перевязь, одёрнул полы затасканного жилета и присоединился к числу ожидавших аудиенции.
Когда наконец дошла очередь, солнце уверенно и скоро катилось к горизонту, опаляя охровым огнём маленькие окошки таверны. Вербовщик с усердием вскинул взгляд на очередного моряка. Утомлённые глаза раскраснелись и слезились, заставляя офицера часто и надолго прикрывать веки.
— Имя? — булькнул он усталым голосом.
— Джон, — отчеканил кандидат, — но все зовут Джеком.
Перо в руке приостановилось в ожидании. Молодой человек не пожелал ничего добавить, и вербовщик вынужден был спросить:
— И только? Фамилия?
Моряк сглотнул и словно через силу выдавил:
— В-воробей… — при этом он едва заметно скривился и втянул голову в плечи, словно ожидая удара. Но человек за столом безразлично записал фамилию, и заострённый кончик пера скакнул к следующей графе.
— Возраст?
— Двадцать лет.
Перо заскрипело по бумаге.
— Опыт хождения в море?
— Девятнадцать лет, — без промедления заявил Джек Воробей. Вербовщик принялся машинально писать, затем его рука остановилась в замешательстве. Мужчина поднял тяжёлый взгляд.
— Девятнадцать? — недоверчиво приподняв губу, спросил он.
Воробей кивнул.
— Я в море сколько себя помню, — пояснил он.
— И где вы служили, мистер Воробей?
— То тут, то там, — с лёгкостью ответил моряк, пожимая плечами. — На военном флоте не бывал, однако с военным делом знаком. Приходилось и по врагу палить по воле случая, — с ностальгической тенью в глазах добавил Джек.
— Торговец? — Моряк молча кивнул. За несколько часов в очереди он услышал все возможные вопросы и как прилежный кандидат подготовил все возможные ответы. — Ранения, отнятые конечности есть? — продолжился допрос.
— Какие ранения! Так, царапины, — легко отмахнулся Воробей.
— На каких должностях служили, мистер Воробей? — Вербовщик поднял голову и внимательно вгляделся в загорелое лицо собеседника. Живые карие глаза смотрели прямо и вполне решительно, в них плясали отражения дрожащих свечей. Обветренная кожа на молодом лице говорила в пользу его слов.
— Начинал юнгой на шхуне, возившей табак и сахар, и до последнего времени без остатка отдавал себя должности боцмана на одном из торговых судов в Вест-Индии.
— Вест-Индия? — переспросил офицер. — Как оказались в Европе?
— Поймите меня правильно, сэр, я человек молодой, а жизнь в море дала мне опыта и мудрости с лихвой. Однако поскупилась на деньги и семью. Поэтому я прибыл сюда, сэр. — «Чтобы найти свою единственную», — подумал добавить Джек, но решил, что это уже перебор.
Мужчина за столом пристукнул пером, вспомнив о жене и детях, дожидавшихся его в пригороде Лондона. На его веку ничтожно малое число авантюристов возвращалось из Нового Света: часть из них гибла в сражении с чуждым миром, другие превращались в плантаторов, третьи безвылазно проводили жизнь за стенами фортов или на палубах кораблей. Те же, что возвращались, были поглощены, по его мнению, лишь одной заботой — хвастовством.
— И как Новый Свет? — впервые прозвучал личный вопрос.
— Всё так же привлекателен и непокорен. Раньше мы воевали с туземцами — они сдались. Теперь мы воюем с испанцами — но они и не подумывают о подобном. И каждый, кто рвётся туда в поисках новой жизни, надеется стать тем самым, кто подпишет капитуляцию с врагом. Но есть противник и пострашнее этих католиков.
— Неужто вы, мистер Воробей, говорите о пиратах? — возмутился вербовщик.
— Эм… Нет, сэр, — замешкался претендент, — о природе.
Офицер понимающе кивнул. Молодой человек вызывал в нём противоречивые чувства. Взвесив все за и против, он задал последний вопрос:
— Почему вы решили, что достойны служить на флоте Его Величества?
Джек повёл глазами и с улыбкой указал за спину.
— Взгляните, сэр, половина этих бравых ребят здесь в надежде на лёгкую работёнку и большие деньги, другая — чтобы добиться хоть чего-то в своей жалкой жизни. Для них служба короне что-то вроде трамплина, что выведет в люди. Они надеются разок сплавать в заморские земли и вернуться богачами при титулах и звании. Конечно, никто из них в этом не признаётся. Даже самому себе. Уверен, все как один они клянутся в любви к морю или Английской Короне, а может, и тому и другому. — Офицер едва сдержал улыбку восхищения: в проницательности этому юнцу не откажешь. — Я же прекрасно знаю, чего требует жизнь в море: силы не только телесной, но и духовной, потому что порой видеть, как твоего товарища разрывает на части вражеским ядром, стократ ужаснее, чем сносить унижения долговой ямы. Море даёт большие возможности, о да, но спрашивает в ответ куда большую плату. Почему же я достоин? Всё просто — я готов её заплатить.
Джек Воробей закончил речь, а вербовщик ещё с полминуты пребывал в трансе от его слов. Среди простого люда редко можно было встретить столь молодого человека, обладающего завидным умом, проницательностью и несвойственной его годам мудростью.
— Что ж, мистер Воробей, — после молчания проговорил служилый, — поставьте подпись. Вы принимаетесь на флот Его Королевского Величества. Но к службе приступите лишь в одном случае, — он сделал паузу, Джек удивлённо напрягся, — если уберёте этот балаган со своей головы, — безапелляционно закончил вербовщик. Джек согласился, не колеблясь. Получив краткий рассказ о грядущей службе и плате за неё, королевский новобранец покинул таверну размашистой походкой, снисходительным взглядом обводя ещё недавних конкурентов.
Окрестности потонули в синеватых сумерках. На западе исчезали последние золотые отсветы небесного шара. Бурная жизнь улиц нехотя затихала. Мутный диск луны отражался в проплывающих мимо окнах. Джек Воробей пружинящей торопливой походкой двигался на окраину поселения, где пару месяцев назад нашёл приют у весёлой вдовы. У выхода на небольшую площадь врождённое чутье заставило его приостановиться. Ночные тени надёжно укрыли его от недоброго вида моряков, широко шагающих наперерез. Их капитан поклялся, что если Джек не вернёт долг, то к рассвету будет молить о пощаде голосом свиньи, поджариваемой на вертеле. Их капитан привык держать слово. Моряки недовольно переговаривались вполголоса.
— Где прикажешь искать эту пиратскую шкуру, будь он проклят! — возмутился один из них.
«Теперь вообще-то — матроса Его Величества», — весело подумал Воробей. Впрочем, в рядовых моряках Джек не намеревался надолго задерживаться. Выждав достаточно времени, он покинул укрытие и резвым шагом поспешил к месту назначения, дабы не испытывать судьбу лишний раз.