В землях Чалин так рано наступившее лето выдалось знойным, но богатым на дожди. Земледельцы были особенно рады такому благословению богов, собирая поистине обильный урожай, сулящий им безбедную и сытую зиму. На рынках царило изобилие овощей и фруктов, а коровы, досыта наевшись сочной травы, давали хорошие удои молока.

Орден Чалин Шэнь хоть и не был известен за пределами своей провинции, но всё же располагался на достаточно выгодных плодородных землях, поэтому в этом году его ожидала хорошая прибыль.

— Мы сможем снизить налоги в первую очередь с земледельцев, они работали больше всех этим летом, — глава ордена Шэнь Реньшу*, довольный отчётами, обратился к своим помощникам. — Также мы сможем выкупить часть пустующих земель у ордена Ю Цай и начать строить там дома.

— Поистине верное решение! — подметил мужчина в серых одеждах с вышитым на груди серебристыми нитями цветком магнолии — символом ордена Шэнь, сидящий по правую руку от главы ордена. — За время вашего правления наш орден увеличил свою территорию почти в два раза, и всё благодаря вам!

— Вы знаете, что я не люблю, когда мне льстят, помощник Ли, поэтому лучше пойдите и займитесь своей работой, вас ждут люди, — с этими словами глава ордена собрал свои бумаги, поднялся с места и, поклонившись, покинул кабинет.

Шэнь Реньшу стал главой ордена в двадцать лет, когда его отец погиб на ночной охоте. Юный глава, тогда ещё небольшого клана, обладал завидным упорством и очень добрым сердцем, но в нужный момент умел мыслить беспристрастно. Он старался служить подданным верой и правдой, но при этом был строг со своими приближёнными, дабы те не забывали своё место. Помимо методов правления, людей восхищала и красота Реньшу, лицо которого притягивало взгляд сильными и строгими чертами, а глаза цвета янтаря сохранили в себе юношескую хитрость.

Многие женщины мечтали о таком муже, но глава ордена выбрал себе в жёны дочь кузнеца, который когда-то выковал для его отца меч, теперь висевший на поясе самого Шэнь Реньшу. Скромная и утончённая Чжу Мэй стала верной спутницей своего мужа на нелёгком пути совершенствования и развития ордена, а также подарила ему двух прелестных детей.

Шэнь Аймин была старше своего брата Шэнь Вэньяна на два года, и оба они с детства были окружены заботой своих родителей. Но, к несчастью, вскоре после тяжёлых родов сына Чжу Мэй стала часто болеть и в итоге практически потеряла возможность ходить. Маленький Вэньян часто забирался к маме на коленки, пока та вышивала или читала книгу, сидя в кресле, и так засыпал, прижимаясь к её груди. Несмотря на недуг, Чжу Мэй все свои силы отдавала на заботу о детях, пока её муж был поглощён делами ордена, хотя тот и нанял несколько нянек.

— Я не знаю, сколько продлится мой жизненный путь, но я хочу быть рядом с нашими малышами каждое мгновение, чтобы даже после моего ухода они знали, что мама их очень любила, — говорила она, когда после тяжелого дня Шэнь Реньшу возвращался домой и обнимал жену, пока та не заснёт.

Он потратил немало денег и сил на поиски лучших лекарей, но те лишь разводили руками, говоря, что госпожа Шэнь скорее всего покинет этот мир весьма скоро. Но она никогда не плакала и не позволяла жалеть себя, и порой Реньшу восхищался мужеством такой хрупкой женщины.

Каждый раз, когда погода радовала безоблачным небом, она выбиралась в сад, чтобы, сидя в тени магнолии, наблюдать, как лёгкий ветерок перебирает нежные лепестки благоухающих цветов. Часто к ней присоединялась Аймин, прося маму рассказать историю или почитать книгу. Она обладала такими же, как и у Чжу Мэй, утончёнными, будто лепесток магнолии, чертами лица, но большие светло-карие глаза уже с детства смотрели на этот мир с уверенностью.

— Сюйлин, — звала её мама по первому имени, — когда ты вырастешь, самые разные люди будут пытаться говорить тебе, что ты должна делать, и это часто будет сбивать тебя с пути. Но каждый раз ты должна обращаться к своему сердцу и спрашивать, чего ты сама хочешь на самом деле. Только ты можешь выбрать лучший для себя путь.

Маленькая Сюйлин восторженно кивала головой, а Мэй лишь улыбалась в ответ и гладила её по голове, понимая, что никогда не увидит свою дочь взрослой девушкой, и потому особенно важно было сказать ей нужные слова.

— Мама! Мамочка! — шестилетний Вэньян, спотыкаясь, бежал через сад, гордо подняв над головой деревянный меч. — Смотри, что папа мне подарил! — он едва не упал, резко остановившись перед скамейкой, на которой сидела Чжу Мэй. Мальчишка часто дышал и широко улыбался, демонстрируя тёмные пробелы на местах верхних молочных зубов. Его бежевый костюмчик из тонкого льна был весь покрыт грязью, а на чумазом лице горели огоньки серых глаз.

— Это же настоящий меч, А-Сюань! — Чжу Мэй удивленно вздохнула и покачала головой. — Ты уже такой взрослый, раз у тебя появился свой меч!

— Я стану заклинателем, как мой папа. — Вэньян, довольный произведённым впечатлением, неловко забрался на скамейку, усаживаясь между мамой и сестрой. — Смотри, Сюйлин, на нём даже есть узоры, — мальчик помахал игрушкой перед лицом сестры.

— Он же деревянный, балбес, — деловито фыркнула Аймин. — С кем ты собрался им драться? С кузнечиками?

— Ты такая злая, потому что тебе папа не подарил меч, — А-Сюань скорчил рожицу сестре и повернулся к матушке. — Когда я вырасту, то у меня будет самый настоящий меч, такой острый, что я смогу разрезать лист на лету!

— Обязательно будет, А-Сюань. Ты станешь сильным и справедливым заклинателем, о котором люди будут говорить только хорошее, — Чжу Мэй ласково улыбнулась и потрепала взъерошенные волосы сына.

Чжу Мэй до самого вечера читала детям книгу сказок, и каждый раз они просили почитать её ещё немного, когда очередная история заканчивалась. Солнце было таким тёплым, а мамин голос таким ласковым, как летний ветерок, что они и не заметили, как начало смеркаться.

Глава ордена Шэнь как раз вернулся после встречи с жителями одной из деревень и, не найдя никого в доме, направился прямиком в сад. Он остановился чуть поодаль, скрываемый цветущим кустом мушмулы и наблюдал, как Чжу Мэй тонкими худыми пальцами переворачивала страницы старой книги, а маленький Вэньян восторженно тыкал в рисунки. От этой картины внутри у Реньшу от боли сжималось сердце. Как бы он хотел сохранить этот момент, остаться в нём и не думать о делах ордена и о том, что его любимая Мэй в любой момент может его покинуть. Подождав немного, он всё же вышел из своего укрытия и подошёл к семье.

— Папа! — Вэньян тут же забыл про книжку и спрыгнул со скамейки, влетая в объятия отца. Реньшу подхватил его под руки и высоко подбросил, затем снова прижал к себе и поцеловал в макушку. Аймин тоже подошла ближе, делая вид, что слишком взрослая, чтобы позволять себе такие шалости, но как только Реньшу присел и опустил Вэньяна на землю, на её лице засияла улыбка, и она крепко обняла отца за шею.

— Как я по вам соскучился, — Шэнь Реньшу, освободился из объятий детей и подошёл к жене, чтобы нежно поцеловать её в лоб. — Так много дел в последнее время, и везде нужно моё присутствие.

— Наш орден будто вновь расцветает благодаря тебе, — Мэй мягко улыбнулась. — Люди ценят твои старания.

— Но я чувствую себя виноватым в том, что так мало времени уделяю самому дорогому, что у меня есть, — Реньшу сел на скамейку рядом с госпожой Чжу и усадил обоих детей себе на колени. — Вы уже так выросли, поверить не могу. Кажется, только вчера я качал совсем крошечного А-Сюаня в люльке.

— Скоро я буду драться с чудищами! Арр-р! — Шэнь Вэньян яростно замахал деревянным мечом, едва не задев сестру по носу.

— Осторожнее! Ну и дурак, — Аймин увернулась и с укором посмотрела на брата. — Ты в собственных ногах путаешься и потеешь от страха, когда видишь ящериц в саду, какие там чудища!

— А ну замолчи! — Вэньян попытался замахнуться мечом на сестру, но Реньшу, тихо рассмеявшись, успокоил спор.

— Вы должны защищать друг друга, а не ссориться. Вместе вы будете в два раза сильнее, чем поодиночке и сможете сделать в два раза больше добрых дел, — Шэнь Реньшу тяжело вздохнул и посмотрел на супругу.

На её лице сияла слабая улыбка, но уставшие глаза ещё излучали тепло и любовь. Кожа её была такой бледной, что казалась прозрачной, а косточки ключиц острыми гранями выпирали под светло-сиреневым ханьфу. Она увядала с каждым днем, будто что-то отравляло её изнутри, но всё ещё была прекрасна, как нежный цветок.

Но после тепла, несомненно, придёт холод, так незаметно и в землях Чалин наступила зима, будто в противовес жаркому лету непривычно холодная и снежная. Вэньян с искрящимися глазами через окно смотрел на крупные хлопья снега, белым покрывалом устилающие землю и ещё не потерявшую зелень траву. Аймин сидела у огня вместе с тётушкой, которая учила её правильно держать иглу, и изредка поглядывала на брата. От холода болезнь Чжу Мэй обострилась, и в один хмурый морозный день она уже не смогла встать с кровати. А-Сюань не понимал, почему он больше не может играть с мамой, плакал и просился пустить его к ней, но няньки лишь качали головами.

Шэнь Реньшу не переставал всё это время искать новых лекарей даже в соседних орденах, но когда один из многочисленных докторов снова покидал их дом, то задержался у ворот и произнёс почти шёпотом:

— Вам лучше проводить с госпожой Шэнь всё возможное время, потому что очень скоро вам придётся попрощаться.

Глава ордена вытер выступившие на глазах слёзы и вернулся в комнату, где на широкой кровати Чжу Мэй читала книгу лежавшим по обе стороны от неё детям. Она всё так же улыбалась и гладила волосы притихшего Вэньяна, но сил её хватало совсем ненадолго.

— А-Сюань, А-Лин, ваша матушка очень устала, отправляйтесь в свою комнату, — Реньшу опёрся плечом о дверной проём, прикрыв глаза рукой. — Тётушка Сун почитает вам сказку перед сном.

— Но папа! — Вэньян хотел было возразить, но Аймин уже слезла с кровати и, обойдя её с другой стороны, потащила его за руку.

— Хватит капризничать, маме надо отдыхать, — она с трудом вывела хнычущего брата из комнаты.

Шэнь Реньшу погасил все фонари в комнате, оставив один у кровати, и прилёг рядом с Мэй. Он прижимал её к себе, гладил её длинные тёмные волосы, мягкую кожу на щеках, и солёные капли падали на шёлковую подушку. Как ему быть, когда её не станет? Как он объяснит это детям? А Вэньян? Реньшу знал, как тайком, вопреки запрету на сладкое до обеда, супруга прятала булочку с ягодами или пару конфет за пояс его рубашки, а тот потом прибегал с улицы, гордо неся перед собой букет полевых цветов, собранный специально для мамы.

— Ты должен быть сильным, дорогой, — говорила Чжу Мэй, прижимаясь к груди мужа и чувствуя, как отчаянно бьётся его сердце. — Я знаю, как тяжело тебе будет, но я прошу тебя лишь заботиться о наших детях. Они ещё совсем маленькие, и я так много не успела им рассказать… Столько опасностей ожидает их впереди, но они смогут постоять друг за друга, если будут вместе, — женщина закашлялась, и Реньшу успокаивающе погладил её по спине. — А-Лин очень смелая и серьёзная для своих лет, хотя она и похожа на меня, но характер ей достался твой. А Вэньян, мой маленький Вэньян… Он вырастет красивым, сильным мужчиной и обязательно станет прославленным заклинателем. Я так горжусь ими обоими, и мне так жаль, что я причиню им столько боли.

— Ты подарила им самое счастливое детство, — Реньшу говорил тихо, голос его охрип от слёз. — Я не могу желать лучшей матери для наших детей, потому что не найдётся такой же справедливой, честной и внимательной женщины как ты, Мэй-Мэй. Только благодаря тебе я добился таких высот, ты всегда была рядом и поддерживала меня, даже несмотря на болезнь. Я бы отдал свою жизнь в обмен на твою, о Боги, — он всхлипнул, закрывая глаза рукой. — Я ничего не могу сделать, почему мир так несправедлив.

— Мой милый супруг, — женщина приподнялась на подушке, заглядывая в полные отчаяния глаза мужа, — ты подарил мне жизнь, полную любви и счастья. Могу ли я мечтать о большем? Я верю, что даже в следующей жизни мы обязательно встретимся вновь, потому что моей любви к тебе хватит ещё на много веков.

Шэнь Реньшу крепко зажмурился и прижал к себе её маленькое хрупкое тело, желая спрятать от всех бед и болезней этого мира. Но это, к сожалению, никак не могло спасти Чжу Мэй, и через две недели прислуга, по обыкновению, пришедшая, чтобы принести госпоже завтрак, с криком выронила поднос. Последняя улыбка застыла на белом полотне лица, а окоченевшие пальцы сжимали вырезанную из дерева фигурку коня, которую Вэньян вечером оставил матушке.

В тот день Шэнь Вэньян плакал без устали и дёргал тётушек за юбки, прося немедленно пустить его к маме, будто чувствовал что-то, хоть и не понимал, почему в их доме вдруг стало так тихо и холодно. Аймин была не по годам смышлёной и, глядя на слезы служанок и белое, словно первый снег, лицо своего отца, поняла всё без слов.

«А-Лин, если вдруг мне придётся покинуть этот мир раньше, чем мне хотелось бы, пообещай, что будешь заботиться об А-Сюане. Что бы ни случилось, вы двое всегда будете друг у друга», — говорила Чжу Мэй, когда Вэньян засыпал рядом с ней на кровати.

Маленький Вэньян тяжелее всех воспринял утрату и каждый день приходил в покои матушки, где белоснежные шелковые простыни ещё хранили её запах. Тут его чаще всего и находили тётушки, когда, вдоволь наплакавшись, он засыпал, прижимая к груди игрушечный меч.

Аймин комкала жёлтые страницы пергамента, безвозвратно испорченные чёрными кляксами, и снова училась правильно выводить иероглифы, но, как и её мать, никому не позволяла увидеть своих слёз. Она помнила последние слова матушки и свою клятву ни за что и никогда не оставлять своего брата в беде, даже если они поссорятся, не позволять никому и ничему в этом мире разлучить их. Она должна быть сильной для него. Хотя Сюйлин по-прежнему продолжала задирать чуть что глотающего слёзы Вэньяна, когда они оставались наедине, она развлекала его кукольными представлениями или показывала иероглифы, которые выучила за день, а иногда они вместе рисовали, и Сюань каждый раз пытался нарисовать маму, но потом злился, что рисунок получался недостаточно красивым, и рвал его в клочья, заливаясь истерикой.

«Не будь такой плаксой, ты же собрался стать заклинателем! Вытри сопли, А-Сюань, перестань же… Хорошо, идём, я возьму кукол, и мы поиграем, оставь рисунки, у тебя обязательно получится позже».

И он старался позже, снова и снова перерисовывая знакомые черты, будто боясь забыть хоть одну деталь. Иногда Вэньян делал наброски портретов сестры или отца, зарисовывал кусочки цветущего сада и скамейку под деревом магнолии, но никому, кроме Аймин, не показывал эти рисунки, считая, что в глазах отца это будет глупым увлечением.

Но не только преждевременный уход матушки ранил Вэньяна. После похорон супруги Шэнь Реньшу окончательно утонул в делах ордена, появляясь дома глубоко под вечер. Он чувствовал вину перед своими детьми, но неведомая сила заставляла его всё время двигаться куда-то, иначе остановись он хоть на мгновение, перед глазами всплывало лицо Чжу Мэй. В те немногочисленные моменты, когда он всё же возвращался, чтобы обнять перед сном А-Лин и А-Сюаня, он до ночи читал им книги и рассказывал о местах, которые повидал на очередной ночной охоте, а когда сын дёргал его за рукав, прося остаться ещё на немного, мягко отстранял его ладошку и уходил прочь.

Так прошло всё их детство, в окружении тётушек и учителей, а когда Шэнь Сюйлин исполнилось тринадцать, она вместе с другими адептами ордена принялась изучать правильный путь. Вэньян тоже слёзно просил отца позволить ему тренироваться вместе со всеми, но Шэнь Реньшу лишь качал головой и говорил, что сначала он должен как следует обучиться грамоте, чтобы понимать трактаты заклинателей и писать талисманы. Тогда Вэньян принялся усердно читать книги и изучать иероглифы, и отец из своих путешествий каждый раз старался привезти ему новый сборник рассказов или книги о заклинателях.

— Два нефрита из Гусу Лань такие смелые и сильные! — удивлённо восклицал А-Сюань, листая очередной подарок отца. — Ханьгуан-цзюнь помог стольким людям, я хочу стать таким же как он!

— Ты сможешь стать даже лучше, если будешь стараться, — улыбнулся Реньшу, сидя за столом рядом и разбирая отчёты старейшин.

— Я стану лучшим, чтобы мама мной гордилась!

— Твоя мама гордилась бы тобой в любом случае, А-Сюань, — горько ответил отец.