Призраки, как и лютые мертвецы, не нуждались в еде или привале, и Сюэ Ян сотни раз проклял Сун Ланя, который без устали шагал уже несколько месяцев, минуя города и деревни. В каждом поселении он задерживался, чтобы послушать слухи о разбушевавшейся нечисти, и если слышал хоть какое-то упоминание о тёмных тварях, то обязательно отправлялся разведать окрестности. Сюэ Ян уже пожалел о том, что отрезал ему язык, потому что заклинатель не мог прямо спросить дорогу, отчего порой блуждал несколько дней по полям и лесам, пытаясь найти причину людского волнения. Чаще всего это были низкоуровневые твари, вроде гулей или заблудших мертвецов, и пока Сун Цзычэнь расправлялся с нечистью, Сюэ Ян сидел чуть поодаль, пытаясь посчитать, в который раз он видит одну и ту же картину. Конечно, он не мог не признать, что в бою Сун Лань был действительно неповторим, и его навыки ничуть не потерялись даже после становления лютым мертвецом, но спустя бесчисленное количество стычек с тёмными существами Чэнмэй, кажется, уже наизусть выучил все приёмы заклинателя. Иногда Сун Лань вынимал Шуанхуа из ножен, озаряя сгустившиеся сумерки голубоватым светом, и Сюэ Яну хотелось отнять у него этот меч, потому что это было оружие Сяо Синчэня, потому что только даочжан мог сражаться им, но затем он вспоминал, как сам жестоко пытал Чан Пина, осквернив этот священный меч, и впервые начинал ненавидеть самого себя. Сюэ Яну потребовалось время, чтобы понять это новое чувство, когда хотелось царапать собственную кожу до крови, когда, смотря на собственное отражение в старом разбитом зеркале, брошенном на улице, он вдруг начал испытывать отвращение от собственного вида.
«Ну и мерзость. Настоящая страшилка для деревенских детей», — думал он, разглядывая свой собственный силуэт в отражении: растрепавшиеся волосы, грязные изорванные одежды и остаток рукава, дырявой тряпкой прикрывающий короткий обрубок левой руки.
Поначалу Сюэ Ян ещё пытался запоминать окрестности и считать дни, но когда один сезон начал сменять другой, а за каменистыми горами следовали непроходимые болота и бескрайние луга, счёт пошёл на годы. Чэнмэй никогда не думал, что время может быть ещё мучительнее, чем восемь лет в городе И, но тогда он хотя бы мог изучать тёмный путь, создавать новые талисманы и придумывать обряды. Он сделал целью своей жизни воскрешение Сяо Синчэня, а теперь ему оставалось лишь бесконечно шагать вперёд, прячась по кустам и оврагам, чтобы вдруг не наткнуться на заклинателей и не выдать себя Сун Ланю. От скуки он начал позволять себе вольности, когда Сун Лань приводил его в очередной город или деревню, ведь весьма скоро, когда маленький мальчик на улице погнался за собакой и пробежал сквозь Сюэ Яна, он понял, что обычные люди просто не видят его, пока он этого не пожелает. Порой он ронял корзины с фруктами в лавках торговцев, и те удивленно ахали, стараясь скорее собрать раскатившиеся плоды. Сюэ Ян тихо смеялся, наблюдая за ползающими по земле людьми, которые в недоумении смотрели сквозь него. Однако, мелкие пакости уже не приносили ему былого удовольствия, потому что каждый раз он начинал представлять Сяо Синчэня, который всегда был вежлив и доброжелателен и точно бы не оценил такого поведения, и со временем Ян всё чаще стал проходить мимо, стараясь даже не оглядываться по сторонам. Чем больше времени проходило, тем мрачнее становился Сюэ Ян, и тем реже улыбка появлялась на его лице.
В один из дней их бесконечного путешествия, когда сакура только начала распускаться, а луга расправились зелёным ковром, Чэнмэй, по обыкновению петляя меж деревьев в паре десятков шагов от Сун Ланя, вдруг заметил знакомые пейзажи. Он в недоумении оглядывался по сторонам, старясь не терять из вида заклинателя впереди, пока они не минули золотые ворота с узором «Сияния средь снегов». Вдали высокой скалой темнела Башня Кои, и Сюэ Ян невольно поёжился, презрительно скривив лицо. Он ненавидел времена в ордене Ланьлин Цзинь, ненавидел подчиняться двуликому и лживому Мэн Яо, но благодаря ему у Чэнмэя было достаточно денег и ресурсов, чтобы добиться больших успехов на тёмном пути… Хотя сейчас он не считал это своим достижением. По правде, теперь, когда Сюэ Ян уже несколько лет был далёк от тёмных сил, он мог будто со стороны взглянуть на свою прошедшую жизнь, и всё чаще он не понимал собственных решений. Но он точно знал, что если бы сегодня вновь оказался перед Цзинь Гуанъяо, то послал бы его к чёртовой матери и никогда бы не связался с кланом Цзинь. Если бы только у него был ещё один шанс… Он бы ни за что не отправился в храм Байсюэ, пальцем бы не тронул Сун Цзычэня, Сюэ Ян бы уничтожил эту проклятую печать и сбежал бы туда, где его никто не знал. Он бы позволил Сяо Синчэню продолжить его праведный путь, создать свой орден и прославить своё имя на многие века. Сюэ Ян бы ни за что не влез больше в жизнь даочжана, потому что не заслужил ни минуты его времени, ни единого усилия, ни его улыбки и добрых слов. Он заслужил лишь сгинуть в канаве, захлебнувшись своей же кровью.
«Зачем же ты спас меня, даочжан? Зачем обрушил на свою голову тысячу несчастий?»
Сюэ Ян, войдя в город, сразу же поспешил уйти с улицы в тень, ныряя в пыльные переулки и петляя меж рядов торговых лавок. Находиться здесь было крайне опасно, ведь многие в Ланьлине ещё помнили его лицо, и любой встречный заклинатель мог узнать его, а это грозило тем, что Сюэ Ян так и не застанет момент, когда душа Сяо Синчэня вновь станет целой, а он, определённо, должен был убедиться, что даочжан получит шанс на перерождение.
Внезапно впереди он увидел группу заклинателей в золотых одеждах с узором цветка пиона, которые стремительным шагом приближались в его сторону. Сюэ Ян в панике скользнул за угол дома и слегка выглянул так, чтобы видеть подошедших к Сун Ланю совсем ещё молодых адептов, во главе которых шёл юноша постарше в сопровождении чёрной собаки с золотым ошейником.
— Приветствую на землях Ланьлин, Сун Цзычэнь, — юноша поклонился, и адепты последовали его примеру. — Полагаю, вы всё ещё путешествуете по миру, чтобы бороться с нечистью?
Сун Лань утвердительно кивнул.
— В последний раз мы виделись в городе И, но я наслышан о ваших похождениях, — Цзинь Лин убрал руки за спину и выпрямился. За долгие годы он превратился в весьма статного юношу и ростом был лишь чуть ниже Сун Ланя. — Десять лет прошло, вам так и не удалось собрать душу Сяо Синчэня?
Сун Цзычэнь помрачнел и опустил взгляд, сжимая ладонь на мешочке-ловушке для духов, висящем у него на поясе. Цзинь Лин проследил за его взглядом и тяжело вздохнул.
Сюэ Ян повернул голову чуть дальше и вздрогнул, широко распахнув глаза. К группе заклинателей присоединился ещё один человек, облачённый в белоснежные одежды, он двигался бесшумно и изящно, будто парил над землёй, а его стройный силуэт был похож на мраморное изваяние. Сюэ Чэнмэй горько усмехнулся собственным мыслям, его разум сыграл с ним злую шутку, заставив на мгновение увидеть в этом незнакомце фигуру Сяо Синчэня, но в тёмной копне волос проглядывались концы белоснежной ленты — известный Сюэ Яну атрибут адептов клана Лань.
— Действительно неожиданная встреча, — донёсся до него приятный мелодичный голос незнакомца, ничуть не похожий на голос Сяо Синчэня. — Как вовремя я прибыл с визитом в клан Цзинь, — Лань Сычжуй улыбнулся и посмотрел на Цзинь Лина, а затем обратился к Сун Ланю. — Приветствую, даочжан Сун, радостно видеть вас спустя столько времени. События в городе И всё ещё ясны в моей памяти, это был поистине ценный, но очень печальный урок, который я до сих пор часто вспоминаю.
— Даочжан Сяо Синчэнь действительно не заслужил такой участи, как и дева Цин, — Цзинь Лин покачал головой. — Я верю, что у вас получится восстановить и упокоить его душу, Сун Цзычэнь. Вы можете оставаться в ордене Ланьлин Цзинь столько, сколько вам потребуется. А я прошу нас простить, но мы с молодым господином Лань спешим на встречу в Башню Кои, поэтому вынуждены будем вас оставить, — глава ордена Цзинь снова поклонился, и Лань Сычжуй ответил таким же жестом.
Сюэ Ян прислонился спиной к стене дома и сжал единственную руку в кулак. Значит, они с Сун Ланем скитаются по миру уже десять лет, а душа Сяо Синчэня так и не смогла восстановиться. Сюэ Ян не думал, что прошло так много времени, к тому же, если прибавить предыдущие восемь лет безуспешных попыток склеить осколки в городе И, то это означало, что даочжана не было в этом мире уже больше восемнадцати лет, что было весьма весомым сроком для восстановления души. Насколько сильно Сяо Синчэнь хотел собственной смерти, если даже его душа никак не хотела отправиться на перерождение? Сколько ещё времени ей понадобится, чтобы осколки вновь срослись, и срастутся ли они вообще? Что, если душа Сяо Синчэня так и останется разбитой, и он никогда не обретёт покой и не получит шанса на новую жизнь?
«Что же я наделал?»
Сюэ Ян крепко сжал зубы и ударил кулаком в стену. Больно. Но боль эта не была физической, она будто наполняла его изнутри, распирала и давила комом в горле. Сяо Синчэнь не заслужил даже капли страданий, которые он пережил. Сюэ Ян каждый раз в тени смотрел, как Сун Лань доставал мешочек с душой, взвешивал его на руке и печально вздыхал, прижимая к сердцу, а Чэнмэй в этот момент испытывал неизвестное ему ранее чувство, которое было похоже на укол тысячи игл одновременно. Он бы тоже хотел коснуться невесомой души, сжать в ладони рукоять Шуанхуа, которая ещё помнила сильные руки даочжана, но он мог лишь сидеть и смотреть, нервно перебирая в руке подол ханьфу и мечтая оказаться на месте Сун Цзычэня. Но больше всего он хотел бы увидеть даочжана живым и здоровым, чтобы на его лице снова сияла скромная, но всегда искренняя улыбка, даже если бы сам Сюэ Ян так и остался жалким призраком, даже если бы Сяо Синчэнь продолжил свой путь бок о бок с Сун Ланем. Просто знать, что он счастлив, было бы достаточно.
Сун Цзычэнь двинулся дальше по улице, и Сюэ Ян, вздохнув, поплёлся за ним. Пребывание в клане Цзинь навевало ему неприятные воспоминания о временах, когда он сам был адептом. На самом деле, это было лишь для вида, и большую часть времени Сюэ Ян проводил в отведённой ему хижине, скрытой от глаз непрошенных гостей за высоким забором, но иногда он всё же приезжал в Башню Кои, чтобы обучаться вместе с другими адептами. Сюэ Ян был не самым прилежным учеником, и за три года обучения едва ли осилил с десяток книг о правильном пути и несколько месяцев практиковался в сражениях на мечах. Книги заклинателей казались ему скучными и бесполезными, и он до тошноты презирал этих напыщенных и лицемерных лжеправедников, каждый раз напоминая себе о том, что единственная причина, по которой он ещё не перерезал им всем глотки, это то, что они дают ему простор для экспериментов на тёмном пути. Сюэ Ян испытывал гораздо больше симпатии к своему погибшему учителю Вэй Усяню и часто ловил себя на мысли, что будь тот сейчас жив, они бы вдвоём смогли устроить для заклинателей ад на земле. А что теперь? Из рассказов торговцев на рынках Сюэ Ян услышал, что Старейшина Илин вступил в брак с Ханьгуань-цзюнем и теперь творит добро под эгидой клана Гусу Лань, оставив тёмный путь позади. Из этих же слухов он узнал о судьбе Цзинь Гуанъяо и копии Стигийской Тигриной печати и не смог сдержать улыбки от описанной в ярких красках смерти Верховного Заклинателя.
В последний раз они виделись, когда Цзинь Гуанъяо довольно улыбался, глядя из-за занавески, как его родного отца до смерти насиловали наложницы. Сюэ Ян в этот момент со скучающим видом вертел в руках меч, явно желая оказаться в более интересном месте, чем это. Мэн Яо обещал ему свободу в обмен на помощь в убийстве отца, но Сюэ Ян давно перестал доверять кому-то, кроме себя, потому заблаговременно спрятал копию Тигриной печати в своём старом тайнике, оставшемся со времен его босяцкой жизни, и теперь лишь ждал, пока этот мерзкий заклинатель закончит упиваться собственным превосходством, чтобы навсегда покинуть проклятый Ланьлин и пойти своей дорогой. Но Цзинь Гуанъяо привык устранять не только конкурентов на трон главы ордена Ланьлин Цзинь, но и лишних свидетелей, а особенно тех, кто знал чересчур много его пороков. Сюэ Чэнмэй слишком долго сопровождал Мэн Яо на его пути к власти и хранил в своей голове слишком много грязных тайн, поэтому, как только он добрался до границы Ланьлина, шагая через небольшую поляну вдоль леса, кто-то окликнул его по имени.
Юноша безразлично обернулся и поднял одну бровь, встречаясь взглядом с неизвестным ему человеком, облачённым в чёрные одежды, лицо которого до половины было закрыто повязкой.
— Ты Сюэ Ян? — повторил свой вопрос незнакомец.
— Тебе какое дело, кто я такой? — фыркнул Чэнмэй и скрестил руки на груди.
— Дальше ты не пройдёшь, — неизвестный вынул меч из ножен, направляя лезвие в сторону Сюэ Яна.
— И как же ты остановишь меня, глупец, — Сюэ Ян громко рассмеялся. — Боюсь, одного тебя будет маловато, чтобы сдержать меня.
— А кто сказал, что я один?
Следующее мгновение для Сюэ Яна будто застыло во времени. Он услышал шорох из кустов позади себя и молниеносно призвал Цзянцзай в правую ладонь, тут же уходя от атаки со спины. Улыбка всё так же зловеще сияла на его лице в свете луны, пока он медленно крутился на месте, оглядывая взявших его в кольцо наёмников, которые появились будто из-под земли. Он прекрасно знал, по чьей указке они прибыли сюда, хоть на них и не было никаких знаков клановой принадлежности. Всего он насчитал шесть человек, вооружённых мечами, и цокнул языком, прикидывая путь к отступлению. Он не успел добраться до Тигриной печати, а продержаться на мечах против такого количества людей в одиночку было почти невозможно. Сюэ Ян не боялся, он не знал страха перед смертью, и оттого лишь продолжал улыбаться, мысленно готовясь к новым ударам. Лязг железа поднялся высоко в воздух, когда он скрестил мечи с напавшим на него наёмником. Сюэ Ян знал некоторые приёмы техники ордена Ланьлин Цзинь, хотя, по большей части, стиль его владения мечом был слишком хаотичным и отнимал много сил из-за лишних движений и резких ударов. Он быстро уставал, почти перестал отвечать на удары и лишь уклонялся от наступавших на него убийц. Сюэ Ян не обладал достаточными духовными силами, чтобы противостоять стольким опытным заклинателям, и первый пропущенный удар рассёк кожу и плоть на его бедре. Он оступился, припадая на раненую ногу, и выставил вперёд меч, отступая в сторону леса. Бежать было некуда, но и сдаваться просто так он не собирался. В следующее мгновение Сюэ Ян отразил ещё одну атаку, но тут же получил удар со спины, с ужасом наблюдая торчащее из его живота лезвие. Он готов был поклясться, что слышал хруст собственных рёбер. После третьего удара кровь алым потоком хлынула от его плеча вниз по руке, и Сюэ Ян разжал дрожащие пальцы, роняя меч на землю. Неожиданный пинок в грудь выбил остатки воздуха из его лёгких, и он навзничь упал на землю, заходясь кровавым кашлем и чувствуя ещё один удар ногой под рёбра. Все, что он теперь слышал, это собственный пульс, громким набатом звучащий у него в голове. Сюэ Ян потерял счёт ударам, а примятая трава под ним вдруг стала мокрой и тёмно-красной. Он не знал, сколько времени это продолжалось, и сквозь отдалённые вспышки боли Чэнмэй иногда слышал фразы «Сдохни, подонок» и «Мерзкая падаль», от которых ему почему-то хотелось смеяться. Но как бы он ни был устойчив к боли, его тело сдавалось тяжёлым ранам, а кости предательски ломались от жестоких ударов. Когда Сюэ Ян перестал подавать признаки жизни, а из лёгких доносились лишь редкие хрипы, один из заклинателей наклонился к его лицу, прислушиваясь.
— Живучая тварь однако, я уже начинаю уставать, — донеслось до ушей Чэнмэя словно сквозь толщу воды. — Но ему недолго осталось.
— Верховный заклинатель велел сбросить его тело подальше от Ланьлина, так что давайте заканчивать, я хочу вернуться домой к утру, — ответил ему второй голос.
Сквозь липкий тяжёлый бред Сюэ Ян чувствовал, как кто-то держал его под руки, а ноги безвольно болтались будто в невесомости. Пару раз ему удавалось открыть глаза, и тогда сквозь мутную пелену он видел бесконечное звёздное небо, простиравшееся до самого горизонта, и чувствовал прохладный ветер на своих покрытых кровью губах. Последнее, что он помнил перед тем, как окончательно провалиться в тягучую бездну, это мерзкий хохот заклинателей и глухой удар собственного тела о землю. Следом послышался шорох упавшего в густую траву рядом Цзянцзая, и Сюэ Ян собрал остатки сил, призвав меч к себе. А когда он в следующий раз открыл глаза, то увидел перед собой Сяо Синчэня и почувствовал мягкие тёплые руки, так осторожно ощупывающие рану на его ноге.
Сюэ Ян одиноко сидел в переулке, прислонившись спиной к стене, и смотрел на чёрного одноглазого кота, клубком свернувшегося в тени старой бочки. Чэнмэй усмехнулся, отмечая собственное сходство с этим бездомным брошенным животным, которое каждый день боролось за собственную жизнь, обречённое однажды умереть от болезни в мучениях или быть разорванным стаей диких собак. Сколько бы Сюэ Ян не сражался и не бежал, на самом деле, ему точно так же никогда не светило светлое будущее. В его жизни не было места счастью и блаженному спокойствию, и он не заслужил даже те крошечные моменты заботы и внимания, которые подарил ему Сяо Синчэнь. Сюэ Ян вспомнил, как одной холодной зимней ночью даочжан обнимал и растирал его плечи, пытаясь согреть.
«Ты весь дрожишь. Твои старые раны могут болеть от холода, возьми моё одеяло», — Сяо Синчэнь позволил А-Цин спать рядом с печкой в комнате сторожа, поэтому им двоим сегодня досталась холодная солома средь пустых гробов.
«Даочжан, я не могу позволить тебе замёрзнуть. Лучше разреши согреться сегодня рядом с тобой», — Сюэ Ян нагло прижимался к даочжану, выпрашивая столько тепла, сколько тот мог только дать.
Но сейчас у Чэнмэя остались лишь блёклые воспоминания об ощущении чужого тела, так близко лежащего рядом под одним одеялом. Сюэ Ян вдруг обнаружил, что за десять лет без физического тела он начал забывать о том, каково это — чувствовать тепло или холод — и потому особенно берёг былые моменты. Перед сном Сяо Синчэнь часто рассказывал ему об их похождениях с Сун Цзычэнем и общей мечте о создании ордена. Каждый раз от этих воспоминаний на лице даочжана появлялась трепетная, но печальная улыбка, и Сюэ Ян злился на Сун Ланя за то, что тот даже на расстоянии отбирал частичку тепла прямиком из сердца своего старого друга.
Сюэ Ян прекрасно помнил бойню в храме Байсюэ. Он пришёл туда, чтобы сделать больно Сяо Синчэню, чтобы уничтожить самого близкого ему человека — горделивого и высокомерного Сун Цзычэня. Но искать бродячего заклинателя было слишком долго и утомительно, гораздо проще было приманить его, уничтожив место, где он вырос. Безоружные монахи практически сами распахнули двери перед своим убийцей, а ему оставалось лишь зайти внутрь и широко улыбнуться, обнажая острые клыки и доставая из рукава Тигриную печать.
Запах крови и крики невинных людей пьянили его сильнее, чем самый крепкий алкоголь. Сюэ Яну нравилась его сила и превосходство, нравилось смотреть, как праведный путь становится абсолютно бесполезным перед неистовой силой тьмы. Но его ненависть будто продолжала расти и расти, сколько бы людей он ни убил, она просила ещё больше крови, и Сюэ Ян проливал её сполна. Когда же Сун Лань прибыл на руины Байсюэ, Сюэ Ян уже ждал его тут, приготовив последний козырь в его рукаве. Убить заклинателя было бы просто, но слишком скучно. Гораздо более интересно было заставить страдать и его, и Сяо Синчэня, который вынужден был смотреть на мучения своего лучшего друга.
Тогда Сюэ Яну казалось, что оба заклинателя получили по заслугам за то, что посмели считать себя лучше его. Но сейчас, сидя на грязной земле вместе с крысами, пугаясь каждого шороха и звука, Сюэ Ян не понимал, как он мог сравнивать себя с ними. Он был так жалок, ни следа не осталось от его гордости, на некогда красивом лице больше не возникало гримасы презрения, осталось лишь отчаяние и пустота. Даже после смерти единственным смыслом существования Сюэ Яна оставался Сяо Синчэнь, вот только он больше не хотел мести. Больше всего он желал извиниться перед даочжаном, он бы даже упал на колени перед ним, молил бы его в слезах о прощении, высказал бы ему сотни слов благодарности, растоптав в грязи собственную гордость. Какой толк от неё, если он был так глубоко несчастен?
Сун Лань впервые за долгое время решил остановиться на постоялом дворе, а, значит, Чэнмэю придётся прождать его до утра под открытым небом. Солнце уже скрылось за горизонтом, и запоздалые торговцы торопились скорее закрыть свои лавки, а на широкой улице почти не осталось людей. Сюэ Ян обнял колени рукой и растерянно смотрел на спешащих по домам людей, которые изредка бросали взгляды на пустой переулок меж домов, но тени отлично скрывали тёмный силуэт, сидящего на земле призрака. Сюэ Чэнмэй, наверное, готов был сейчас завыть от всепоглощающего чувства тоски и одиночества, которое тяжёлым булыжником давило ему на грудь, но ему оставалось лишь уткнуться лбом в колени и позволить призрачным слезам свободно капать с его перепачканного кровью подбородка.